:
— У него черепно-мозговая травма, произошло внутреннее кровоизлияние. Сейчас он в коме, но в целом состояние стабильное. Немолодая женщина в белом халате говорила безапелляционно, а Чанелю от каждого ее слова становилось все хуже и хуже. — Какие прогнозы? — Некоторые ткани были довольно серьезно нарушены. Мы не можем ничего сказать, пока он не очнется. Если он вообще очнется. — Нужно просто подождать. Больше ничего сказать не могу, — женщина поправила очки на переносице и ушла. Чанель тяжело вздохнул, оперевшись локтями о колени. Он не спал всю ночь, пока обследовали Бэкхена. Чанель посмотрел на свой безымянный палец, на котором блестело маленькое колечко. У Бэкхена есть такое же: они у них парные. Через час ему позволили войти в палату Бэкхена. Тот выглядел совсем неважно: голова перевязана тугой повязкой, на шее и над бровью шрамы, кожа бледная и серая. На Чанеля накатил панический страх. А вдруг Бэкхен ушел в кому на много лет? Что делать тогда? Когда-нибудь придется отключить аппарат, поддерживающий его жизнь... Может, когда он очнется, то станет умственно отсталым? Или нарушится слух или зрение? Но, что хуже всего, вдруг Бэкхен умрет? Чанель шумно сглотнул. Его Бэкхенни, всегда такой улыбчивый и энергичный... сейчас полумертвый лежит в серой больничной койке. Вдруг в голову ударила мысль: пора расплачиваться за данное счастье.:
Чанель проснулся с ноющей болью в спине. Оказывается, он заснул у койки Бэкхена. Мысленно поругав себя за такую безответственность, он взглянул на часы. Шесть утра. В животе противно заурчало. Чанель понял, что ничего не ел уже два дня. Он устало поднялся и поплелся в коридор к автоматам с закусками. По привычке взял две банки колы: диетическую себе, обычную — для Бэкхена. Чанель, осознав свою ошибку, со злости бросил банку в мусорный бак. Через десять минут, когда он вернулся в палату, то застал там врача Бэкхена. — Что случилось, доктор... — спросил он, когда увидел, что Бэкхен лежит с открытыми глазами. Чанель выронил колу и бросился к койке Бэкхена, упав на колени перед изголовьем и взяв его бледную руку в свои ладони. — Бэкхен, как ты? — голос дрожал. — Ничего не болит? Ты в больнице, ничего страшного нет. — Чанель хотел едва не плакать от счастья. Это счастье быстро развеялось, когда Чанель увидел в глазах Бэкхена испуг и недоверие. — Бэкхенни, тебе плохо? — с меньшим энтузиазмом спросил он. — А вы... кто? Бэкхен тактично выпустил свою руку из ладоней Чанеля и поправил одеяло. Что-то внутри Чанеля с треском сломалось. Даже звук был какой-то мерзкий и очень болезненный. — А... — завис он. — Я... Чанель, Бэкхен, это я, Пак Чанель! Ты помнишь? — Пациенту требуется покой, а вам, молодой человек, нужно удалиться, — сказала женщина. Бэкхен нахмурился, усердно что-то вспоминая. Неожиданно его лицо просияло. — А! Вы мой сосед этажом выше, да? Чанель почувствовал, как сердце разбилось надвое. Его силком выводили из палаты, но он ничего не слышал и не понимал.:
— Временная амнезия свойственна в таких случаях, — почти кричала женщина, пытаясь донести мысль до Чанеля, у которого вот-вот начнется истерика. — Она проходит в течение недели! Чанель, послушайте меня! — Да он даже понятия не имеет, кто я такой! — крикнул Чанёль так, что на шее вздулась вена. Но, вдруг поняв, что доктор тут не при чём, чуть спокойнее спросил: — Он хорошо себя чувствует? — Жалуется на головные боли и тошноту, но это более чем нормально. Скажите еще спасибо, что он может говорить и нормально функционировать! Его речь в порядке, свое имя и адрес назвал сразу, помнит своих родителей... — Адрес, какой он назвал адрес? — Чанель схватил женщину за запястье. Та посмотрела в свои заметки и зачитала вслух: — Переулок ХХХ, дом 14, квартира 49. — Нет... мы живем совсем в другом месте, доктор!.. — голос опять надрывался. — Пожалуйста, успокойтесь. Сейчас его мышление немного замедленно, вполне нормально, что он путает некоторые воспоминания. Чанель сходил в туалет и умылся. Телефон в его кармане завибрировал. Чонен, их общая с Бэкхеном подруга, и Кенсу написали, что хотят проведать Бэкхена и скоро будут. Через полчаса друзья уже были в больничном холле. Они подбежали к нему и на выдохе спросили: — Как он? Очнулся? — Очнулся. Он не помнит. — Ничего? — Не знаю. Меня не вспомнил. — Чанель, — Чонён положила руку на плечо, — он ведь только очнулся... — Да-да, знаю, надо подождать. Только поздним вечером им позволили войти к Бэкхену. Когда они втроем вошли в палату, первой заговорила Чонен в присущей только ей вкрадчивой манере разговора: — Бэкхен-а, мы пришли к тебе, — и потрясла в воздухе корзинкой с фруктами. Чанель напрягся. — О, Чонён, это ты? — вяло улыбнулся Бэкхен. — Я рад, что ты пришла. Чонен, Кенсу и Чанель нервно переглянулись. — Как ты себя чувствуешь? — продолжила она. — Голова уже не болит? — Болит. Но мне немного лучше. — А ты... помнишь, как это произошло? — Не знаю, я почти ничего не помню. О, Кенсу, это ты? Прости... не сразу узнал тебя. Кёнсу помахал Бэкхену, но промолчал. Чанель почувствовал комок в горле. Почему он вспомнил только их? — А вы, кажется, заходили ко мне сегодня утром, да? — обратился он к Чанелю. — Пак... Джинён, да? Чонен и Кенсу напряженно посмотрели на Чанеля. Пак начал часто-часто дышать, а ладони вспотели. Он не мог выдержать этого невинного взгляда Бэкхена... этого взгляда, который не узнавал его. Чанель выбежал из палаты, затем Кенсу бросился за ним. — Чанель! Чанель, подожди! — кричал он ему вдогонку, но тот был ослеплен паникой и бежал скорее на выход, на свежий воздух. Когда Чанель оказался на улице, дыхание сбилось совсем, он оперся о стену, не в силах контролировать накатывающую истерику. — Чанель, успокойся, слышишь меня? — потряс его за плечи Кенсу, когда наконец догнал его. — Все нормально, он просто... — Что «нормально», а?! Он думает, что меня зовут Джинён! Он помнит вас, но понятия не имеет, кто я такой! — Мы знакомы с ним с начальных классов, поэтому он помнит, и я уверен, что еще утром он бы не вспомнил нас тоже! Воспоминания возвращаются постепенно, Чанёль, пожалуйста, успокойся! Пак сделал несколько глубоких выдохов. Не очень-то помогло. — Ладно, хорошо, — засунув руки в карманы, он уперся взглядом в асфальт. — Поговорите с ним, пожалуйста. Только не задавайте много вопросов. — Не вернешься? — с грустью спросил Кенсу. — Нет, наверное, нет. Сейчас он может быть эмоционально неуравновешен, а я сделаю только хуже. Кенсу приобнял Чанеля и вновь вошел в двери больницы, оставив его одного. [ Чанель вошел на кухню, застав Бэкхена с ноутбуком и чашкой кофе. Выглядел он устало. — Эй, — Бэкхен вздрогнул, услышав мягкий, зовущий его голос, — когда спать? — Еще полчаса, — устало улыбнулся Бэкхен, когда почувствовал, как на его плечи легли руки Чанеля. — Закончи завтра, — Чанель наклонился к нему и тихо говорил на ушко. Бэкхен прикрыл глаза — он так нуждался в отдыхе. — М-м? — Ну же, пошли спать. Мне холодно спать одному. — Эй! — Бэкхен встрепенулся и шлепнул Пака по руке. — Не надо сейчас подвергать меня соблазну. Все, я буду работать. Чанель тихо поворчал, что Бэкхен стал трудоголиком, который забыл о личной жизни, и вернулся в спальню. Он дал самому себе обещание, что устроит Бэкхену секс-марафон, когда тот наконец сдаст свой материал.] Чанель сел в машину и поехал домой — в их с Бэкхеном квартиру. Кот остался без присмотра на такой долгий срок, а еще надо было привезти Бэкхену некоторые его вещи. Он двигался на автомате, находясь где-то в другом месте. Наверное, в прошлом. В их с Бэкхеном прошлом. — Привет, дружище, как дела? — Чанеля встретил серый кот с порванным ухом, и он погладил его. — Прости, что пропали. Голоден, да? Квартира чахла без своих хозяев. Беспорядок, который Чанель так и не успел убрать в тот злополучный день, остался на месте. Было темно и тихо, а это удручало еще больше. Чанель решил, что лучше будет остаться дома и привести квартиру в чувство. Тем более, в чем смысл оставаться в больнице с Бэкхеном, если он его не помнит? Он позвонил Чонен, попросил остаться с Бэкхеном. Ничего спрашивать он не стал — сил не было выслушивать еще больше плохих новостей. Пак улегся в кровать только к двум часам ночи. Тело и разум безумно устали; из него как будто высосали всю энергию. Но сна не было ни в одном глазу. Он крутил в руках свое кольцо. Маленькое, совсем неприметное, самое обычное, но как оно много значило для них. Теперь, наверное, оно имеет значение только для Чанеля.