Клянись, что не изменишь своему счастью...

История Фидо Тоулиффа.

      Ему некуда было бежать, хоть его ноги и несли его по протоптанной тропинке домой. По его грубой чешуйчатой коже скользили невесомые капли скорбного дождя, который плавно и спокойно сочился сквозь отяжелевшие листья, заставляя застилать округу глухим шелестом. Тяжелый топот по воде и размытому песку лишь немного заглушал тянущееся шуршание громоздких крыльев, которые жутко мешали движению. Отдаленные крики сливались с гудением ветра где-то под облаками, ежесекундно нагоняя паранойю и манию преследования. Ящер изо всех сил бежал к дому, но вечно задаваясь вопросом: «Правильно ли это?» Монстр с трупом королевы мечется сквозь деревья, было страшно и представить, что мог себе вообразить на это Дизейт, однако паника брала верх. Впервые этот хладнокровный рассудок потупился, оставив за собой лишь жгучую горечь чувств и эмоций, которые переполняли голову. Неконтролируемая сила заставляла Фидо сдавливать тело Стар, впиваясь когтями в кожу, но тот сразу же останавливался, прикусывал язык, чтобы унять это необузданное зверство, и продолжал идти. И вот, наконец, среди деревьев показался тот небольшой домик, который пережил не меньше, чем его жители. Такой странный шум привлек и без того обескураженного всем происходящим Дизейта, который, лишь мельком взглянув в окно, сразу же скрылся, испугавшись. Тем временем ящер добрался до входной двери и стал долбиться в нее ногами так, что стены невольно тряслись.       - Открой эту чертову дверь! – огрызнулся тот, - Это я! Фидо!       В ответ лишь последовало молчание. Тоулифф, поглощенный эмоциями, зарычал от злости.       - Черт тебя дери, это я! Хочешь чего-то личного?! Ты любишь горячий шоколад; мой папаша полный идиот, использовавший Библиотеку историй в его интересах, а его кольцо, то бишь ключ, у меня; и последнее – Стар оказалась слишком сильна для нашего понимания, поэтому она стала Беглой Пташкой, но сейчас все намного запутаннее, так что ОТКРОЙ ЭТУ СРАНУЮ ДВЕРЬ!       С последними словами ящер вновь резко ударил дверь ногой, но внезапно она открылась с другой стороны, дав возможность войти. Чуть споткнувшись, тот сразу же ринулся вглубь дома, будто ощущая себя там в некой безопасности в отличие от Дизейта, который нехотя скрылся за распахнутой дверью. Тот был напуган не меньше своего друга, потому что от этого друга остался лишь его искаженный рычанием голос. Шок не закончился одним видоизменением Фидо, не стоит забывать и про тянущиеся следом крылья, прикованные к бездыханному телу Стар, поэтому Дизейт уже сомневался в том, стоило ли открывать дверь, но пути назад не было. Ящер трясущимися от паники руками кое-как уложил Пташку на диван, вручную сложив ее крылья, а сам встал возле стены и обхватил себя руками, будто сдерживая себя от чего-то. Его желтые звериные глаза судорожно бегали по всей комнате, пытаясь отвлечься от главной цели взора.       - Беглая Пташка ведь бессмертна, да? Пташка не может умереть, она не может умереть… - эти слова Фидо повторял чаще, чем дышал в данный момент. Дизейт лишь закрыл рот рукой от ужаса, который сопровождал их на протяжении всего дня.       - Может, она просто отключилась и через пару дней придет в себя…? Может… В этот момент Дизейт подошел к телу и, почти не касаясь, провел рукой в области сердца, и его лицо побледнело пуще прежнего.       - Ее сердца нет… И все в этой области ужасно изуродовано… Не думаю, что она очнется… Дизейт потянулся к глазам падшей Богини, чтобы упокоить душу в их отражении, но монстр резко перехватил его руку, оскалившись. Хватка была настолько сильной, что Дизейт невольно зажмурился, с шипением втянув сквозь зубы воздух, и отдернул руку назад, что у него получилось не сразу. Ящер же беспрестанно выискивал живой взгляд в пустых глазах Стар, надеясь, что когда-нибудь она еще раз обратит взор на него. Стоит отдать должное стойкости Дизейта: в один лишь миг знакомые до боли люди обратились в нечто совершенно чудовищное. Оставаться таким хладнокровным было крайне сложно. Ди боязно положил руку на плечо Фидо, пытаясь выразить всю глубину своего сожаления и скорби без этой фальши страха, но скрыть это было сложно. Тот хотел начать разговор, но ящер моментально оборвал его речь.       - Хочешь узнать, что произошло… - он показательно сказал это в утвердительном тоне, - Стар стала Беглой Пташкой и сразу же после этого сошла с ума, наделала горы трупов, потом с ней пришла сражаться собственная мать; успешно проиграв, она где-то сейчас валяется с дырой в животе, полном темной магией. Потом пришла Мун и довела все до конца: Стар она… - он запнулся, словно слово, которое должно было стоять после, было запрещено в его языке, но, выдержав паузу, он тихо произнес, - убила, - и он вновь стал говорить более внятно, - а меня, посчитав зачинщиком всех ее бед, превратила в… Она превратила меня… - тот вновь стал запинаться, - в того, кем я… должен быть.       Дизейт стоял, закрыв рот, сдерживая себя то ли от неконтролируемого плача, то ли от леденящего душу ужаса. Он попытался приобнять Фидо, отдать то последнее и очень нужное тепло ему. Как когда-то этот маленький мальчуган помог ему справиться с неумолимой скорбью, так теперь Дизейт пытался сделать это, но Фидо отстранился. Не было понятно отчего он это сделал: то ли от внутренней ярости на этот мир, то ли от страха своего необузданного тела, то ли от остатка гордости в глубине души.       - Не меня ты сейчас должен жалеть, - его голос прошелся грубым басом по комнате, - Мун была права… Я подтолкнул ее на это, не смог предотвратить и остановить ее. – он тяжело опустил голову, закрыв рукой глаза, чуть их потирая, - Как же я чертовски был верен, когда сказал, что я опасен для нее… - прошептал он.       - Ты не виноват, это был ее выбор…       - Ну, а я благополучно прорубил ей дорогу к этому решению! – ящер яростно взмахнул руками, повысив голос и немного даже зарычав. Немного испугавшись, Дизейт дернулся, что заставило Фидо сковаться и ужаснуться в ответ. Тот обхватил себя дрожащими руками, боясь самого себя, но пытаясь держать его врожденное хладнокровие на поверхности. После всего случившегося он вел себя так сдержано, как только мог, но быть может, шок от происходящего был настолько силен, что притуплял те разрушительные последствия злости и скорби, которые могли быть. Хотя кто знает…       Фидо прилип к стене, тяжело глотая воздух от волнения, и пытался себя успокоить, что у него плохо получалось. Он впервые чувствовал такой тяжелый груз вины на своих плечах, не мог с этим смириться и думал, что не сможет этого сделать всю оставшуюся вечную жизнь. Оправдания один за одним проматывались в голове и лихо перечеркивались провинностью за содеянное. Наконец, осознав все, что произошло, ящер грубо выдохнул, будто весь яд, гложущий нутро, вышел с остатками кислорода. Его глаза остекленели и повеяли жутким холодом. Не решившись сказать сразу, тот выждал несколько секунд, пытаясь раскрыть рот, но все же изрек.       - Я виноват, и я должен все исправить. Дизейт немного был озадачен его фразой, потому что она имела неоднозначное значение, поэтому тот сделал растерянный вид лица.       - Что ты хочешь этим сказать? Ничего уже не вернуть. Ящер немного задумался, оглядывая бездвижное, изуродованное тело, но вскоре продолжил.       - «Сердце «грешника» расколется», - это она объяснила мне суть наказания Вечного Обета. Одна половина ее сердца была уничтожена Мун, а вторая половина… потеряна.       - Но если бы вторая половина была потеряна, то она бы смогла жить, опираясь лишь на долю своей души, а она… мертва.       Немного сжавшись от этих слов, Фидо незаметно стиснул зубы, скрывая то ли ярость, то ли жуткое отчаяние, но все же он пытался рассуждать логически.       - Значит, второй осколок был запечатан, если его не уничтожили. Но уничтожить как раз-таки его было невозможно за такой короткий срок, значит, часть ее души находится в палочке.       - И что ты хочешь этим сказать…? – Дизейт до последнего не хотел верить его помыслам. Стеклянный взгляд монстра резко пронзил обескураженный взор собеседника, не давая и шанса сомневаться в его словах.       - Я хочу оживить ее.       Таковы были последние слова испуганного и растерянного юнца, потерявшего свою любовь однажды, но лишь спустя несколько ужасных потерь он стал первым, кто решился сделать невозможное. Поначалу Дизейт решил, что тот свихнулся, но действия ящера были решительны и продуманы. Новое тело, силы мешали холодно думать расцветшему разуму, ему было сложно сдерживать зверство или дикую жажду крови, поэтому много времени ушло на обуздание его новой природы. Суровые испытания жаждой и голодом вырабатывали новые повадки, заставляли привыкать к новым вкусам, присущим монстрам. Он делал все, чтобы вытянуть из его человечности только то, что было ему полезно, и воссоздать в себе хладнокровную машину, способную на любой шаг. С этого момента его жизнь разделилась на «до» и «после». Он отрезал свое прошлое существование, дав начало новому цветком погибшей сирени.       После Дня коронации имя Фидо Тоулиффа играло у всех на устах (конечно же, после самой королевы-предательницы), как сообщника и такого же зачинщика геноцида. Неизвестно, откуда пошли слухи, ведь свидетелей всего происходящего оставалось только двое, но их пустить мог даже кто-то из этих двоих в надежде, что Фидо зарежут где-то в подворотне. Из-за всего этого такое имя было произносить противно, а носить его смертельно опасно, поэтому миру предстала новая личность. Имя было сложить несложно, несколько поиграв со своим родным именем, но над фамилией ящер задумался основательно: настоящей фамилией его отца был Септарсис – исконно королевское наименование трона Юним, которое было успешно утеряно прихотью короля несколько поколений назад взять фамилию своей невесты, и что было мотивом этому – никто не знает. Так что даже если кто-то и был наслышан об этом переименованном роде, то вряд ли он поверит в то, что наследник оказался монстром. Так и появился в этом мире никому не известный Тоффи Септарсис.       Его старый дом опустел и его пристанище оказалось в опустошенном Дарклайттерс, где никто бы и не подумал его искать. Его бессонные ночи были наполнены раздумьями и постановками планов, сложно было сказать, ел ли он вообще. Дизейт, как мог, следил за ним, но Тоффи с каждым днем становился все более отстраненным: казалось, будто он скоро погрязнет в своем воображаемом мире, полном надежд. Однако он не сидел сложа руки, а пытался добыть любую информацию, которая могла помочь ему. Первая разумная мысль, пришедшая ему в голову, было возвращение времени вспять до того момента, когда можно было изменить ход истории, но эта попытка не увенчалась успехом. Отправившись в измерение Времени, Тоффи хотел воспользоваться колесницей, но Омнитраксус остановил его и показал, что так или иначе это должно было случиться, такова была судьба Стар Баттерфляй. Но тот тоже был не дурак и понимал, что возрождение такой мощи губительно для всего мира, поэтому надеялся, что этим роком судьбы уничтожит желание вернуть все, как было, но он был неправ. Это лишь сильнее подтолкнуло Тоффи к тиранству.       Он разыскивал всех, кто сбежал с Дарклайттерс, выуживал у них верность и заставлял гореть ненавистью к Мьюни. Шли дни, недели, месяцы, годы, и никому не известный и будто помешанный ящер стал одним из самых значимых лиц Юнимского сопротивления. Его имя восхищало повстанцев и ужасало беспомощных селян, ведь они первые попадали под удар, пытаясь вызвать нынешнюю королеву тет-а-тет.       Никто не знал Тоффи. Никто не знал его прошлого, его характера, его личности, он был словно гром среди ясного неба, который решил дать отпор давнему врагу Юним. Беспрекословный лидер. Таким он стал.       Но есть другая сторона медали.

История Мун Баттерфляй.

      Последние следы катастрофы растворялись в мыльной воде, хотя самого главного стереть было невозможно. С помощью магии замок легко был восстановлен, но сложнее всего было справиться с горой бездушных тел: многих выворачивало, лишь только приблизившись к ним, поэтому пришлось справляться с этим вновь посредством магии Мун одной. Осколок из кратера теперь носил все известные имена погибших и эту страшную дату, став центром братской могилы, окаймленную свежими цветами и несколькими портретами погибших. За прошедшие сутки на ней побывало пол королевства, надеясь отпустить в последний путь их родных, близких, друзей и просто знакомых. Все хотели забыть это как кошмарный сон, но сложнее всего было сейчас новой королеве. Сестра стала чудовищем, отец погиб, а братья вскоре после трагедии сбежали к тетушке. Растерянная, одинокая, убитая горем Мун держалась за любую ниточку спасения своей матери, но эта ниточка с каждой секундой ускользала от нее все резче. Сан лежала в постели абсолютно бледная с еле ощутимым сердцебиением и в холодном поту, ведь боль от ее ранения была настолько мучительной, что было даже странно, как она не кричала. Никакие заклинания не могли помочь вывести эту темную магию из организма – она пожирала Сан изнутри, а израненный бок постоянно кровоточил, так что бледность была обусловлена сильной потерей крови. Она лежала, жадно глотая воздух, а Мун тяжело за этим наблюдала, пытаясь не разреветься. Тихими шагами в комнату вошел давний знакомый Сан и не известный Мун врачеватель с чашкой еще одного целебного напитка, который, может, и не лечил Сан, но поддерживал ее, что ей, на самом деле, порядком надоело.       - Дизейт, эта болотная субстанция мне не помогает… - прокряхтела та.       - Пока мы не найдем решение, эта, как ты назвала, «субстанция» сможет подкреплять твой организм. Без нее ты бы уже давно слегла.       - Уж лучше б я давно слегла… - вовсе на издыхании протянула больная.       - Не говори так! – отчаянно вскрикнула Мун.       Сан будто ничего не услышала и лишь сильнее зажмурилась от ноющей боли во всем теле. Она чувствовала, как силы медленно покидают ее, но лечебный напиток кое-как насыщал организм, давая возможность говорить и малость двигаться, притупляя боль. Туго заглотнув этот отвар с помощью Мун, которая придерживала чашу и голову своей матери, Сан немного облегченно выдохнула. Дизейт забрал пустую плошку и норовил побыстрее покинуть помещение, но остановился в дверях предупредить его давнюю подругу.       - Через час я принесу тебе еще…       - Не надо… - быстро перебила та, - Золотого цветка нет?       Дизейт нахмурился, досадно поджав губы, и помотал головой, закрыв глаза, тем самым пытаясь избежать зрительного контакта с собеседницей. Та лишь глубоко вздохнула, насколько ей позволяло ее немощное тело, и отрезала:       - Оставьте нас.       Все врачи, охрана вышли, но Дизейт, пропустив их всех, остался стоять в дверях на некоторое время, будто провожая в последний раз взглядом Сан. Вздохнув, тот кивнул, будто он сам что-либо осознал, и вышел, тихо прикрыв дверь.       Бывшая королева попыталась с любовью чуть сильнее сжать ладонь дочери, но рука лишь от этого задрожала. Дав себе минутку раздумий, она досадно, но уверенно начала говорить.       - Мун, в таком состоянии я долго не протяну, и ты это знаешь…       - Мамочка, все будет хорошо, тебя вылечат и…       - Ты же знаешь, что это не так. – резко прервала та.       Хоть это было сложно принять, Мун отлично осознавала, что спасти ее мать было невозможно, а все эти фразы поддержки помогали только ей самой. Она отчаянно отвела взгляд, пытаясь заглушить нахлынувшие слезы, но вскоре вновь натянула горькую улыбку, показывая, что у нее хватает сил слушать дальше.       - Я не смогла сделать то, для чего я была избрана. Глоссарик все знает… - она ненадолго прикрыла глаза, чтобы собраться с мыслями и немного перевести дух, потому что говорить ей было сложно, - Я, как и ты, прямой потомок истинной родословной Баттерфляй…       Мун была немного озадачена ее словами.       - Но как? Ты же была выбрана из толпы…       - Побег Эклипсы ради монстра заставил верховную комиссию смухлевать, поэтому твой отец никакой не Баттерфляй… А сказка о Белой Даме была вовсе не сказкой… Помнишь?       - Королева наполовину монстр? Неужели она дочь Эклипсы, Королевы тьмы?       - Да… Но с каждым поколением ее кровь все сильнее смешивалась с человеческой, пока вовсе черты монстра не канули глубоко в душе, однако они смогли проявиться у… твоей сестры. Эти крылья и глаза не присущи даже Беглой Пташке… - она немного призадумалась, пытаясь уловить главную мысль всего этого диалога, - В общем, я хочу сказать, что в тебе также присутствует капля порочной крови и это может создать свои подводные камни… Будь на чеку…       В этот момент Сан попыталась накрыть рукой ладонь дочери, стараясь напоследок ощутить ее тепло.       - Иногда, тебе придется сталкиваться с ужасными явлениями и непобедимыми врагами, которых нельзя будет победить обычной магией. Темная магия лишь сможет помочь тебе, но она оскверняет твою душу: тем она и отличается от светлой магии – за нее приходится платить. Она может раскрыть чудовищную сущность нашей крови. По возможности избегай ее, но если другого выхода не будет, то ты сможешь обратиться к самой Эклипсе.       - В каком смысле? Она жива?       - Жива, но находится в заточении в кристалле Ромбулуса для всеобщей безопасности… Из-за нее легенда о Беглой Пташке стала реальностью…       Говорить больше ни о чем не хотелось после таких слов и откровений, да и бывшей королеве это было крайне сложно. Мун попыталась поинтересоваться деталями этой ситуации, но поняла, что ее матери становится от этого только хуже. Несколько минут молчания создали из маятника часов жестокий механизм, пробивающий голову.       - Мун… - начала бывшая королева, с каждой секундой ослабевая, - Позови Дизейта и Джейкоба…       Та сделала, как было велено. Лучший друг и слуга в неведении ожидали заявления от умирающей правительницы, но одновременно и боялись этого. Она же попросила поднести ей две волшебные палочки, те самые, что были расколоты в День коронации, и Мун послушно исполнила эту просьбу. Сан глубоко вздохнула и окликнула сначала Джейкоба.       - Донеси Верховной Комиссии, что палочка будет восстановлена ценой моей жизни, а Мун официально провозглашается королевой, как главный претендент на трон…       Эти слова повергли в шок всех, кто находился рядом, но Мун была особенно ранена этими словами. В этот момент она не могла сдержать слез и ринулась в объятия матери, умоляя ее не совершать такой ошибки, но та знала, что это вовсе не ошибка. Она кричала и молила остаться, боясь быть одной, но Сан приняла решение, и его невозможно было изменить. Дизейт, сложив руки на груди и потупив взгляд в пол, горько слушал рыдание юной королевы, невольно вспоминая недавнюю утрату. Такие похожие, но такие разные, они лили слезы на полумертвые тела близких их людей, но в итоге их судьбы разошлись абсолютно разными тропами. Бывшая королева кое-как смогла успокоить свою дочь, чтобы объяснится, но это было сложно.       - Мун, как бы ты ни хотела, я погибну… Это не изменить. Но можно извлечь выгоду из последних минут моей жизни, а не тратить их на бессмысленную скорбь, которой нам предостаточно. – она слабо взяла в руки волшебные палочки и поднесла их к груди, но отвлеклась, - Ди… - тот лишь поднял глаза, не шевелясь, - Передай сестре, Метеоре, мой кинжал в знак мира к ее дому и ее семье…       - Будет сделано, - сухо ответил тот, пытаясь скрыть всю боль, скребущуюся внутри, и закрыл глаза.       Сан в последний раз взглянула на свою дочь, в надежде увидеть ее детские глаза, но это было невозможно. Заплаканные зеркала души давно потеряли связь с детством и молили носителя не разбивать их об жестокую реальность. Еле натянутая улыбка была последним жестом любви и ласки, последней каплей жизни, последним обращением к своему дитю.       - Прощай, родная… - прошептала та с нежной улыбкой на обессиленном лице.       Закрыв глаза, она начала понемногу шептать:

Плачу я тьме душой своей, А свету сердце подарю. Для равновесия скорей Свою я силу отдаю.

      В этот момент палочки будто начали высасывать жизненную энергию Сан, сплетаясь воедино. Мун завыла от ужаса и боли утраты, поэтому Дизейт резко схватил ее под руку и насильно вывел ее из комнаты, чтобы смягчить этот удар. Но ничто не могло окончательно сделать этого.       После провозглашения Мун королевой Мьюни, та поклялась любой ценой защищать свое королевство и лично для себя поклялась отомстить тому монстру, который, на ее взгляд, был зачинщиком ее проблем. Но Фидо Тоулифф пропал, словно его никогда и не было. Постоянные патрули, розыск не помогали юной королеве осуществить свою месть. Из-за возвращения Беглой Пташки юнимцы всполошились: от безобидных потасовок до Юнимского сопротивления. Шли дни, недели, месяцы, годы, и жажда мести плавно потухла, оставив ожог на сердце до недавнего времени. Объявился лидер Сопротивления – некий Тоффи Септарсис, в котором Мун сразу же узнала своего давнего врага. С одной стороны, это был прекрасный знак, что королева еще может расплатиться перед этим тираном, но с другой, это показывало приближающуюся победу юнимцев в данной войне. Разоренные и сожженные дотла деревни марали репутацию королевы и Мьюни в общем, но ничто не могло победить армию «бессмертных» - ящеров с быстрой регенерацией. С каждым днем они приближались к замку, дабы встретиться лицом к лицу с их врагом, но в последний раз они помедлили и притихли, будто готовясь к чему-то и впрямь грандиозному, или же просто давая фору своему слабому противнику. Но это лишь подтолкнуло Мун пойти на крайние меры.

***

POV Мун:

      - Эклипса была кристаллизована сотни лет назад. Понятия не имею, что случится, если мы освободим ее, - говорил Ромбулус дрожащим голосом, словно он пытался меня переубедить.       - Я справлюсь, – настойчиво отметила я.       Обыскав всю книгу заклинаний вдоль и поперек, я не смогла найти подходящих заклинаний, чтобы обезвредить таких существ, как ящеры, поэтому пришлось прибегнуть к способу, которого я избегала все это время после смерти матери. И теперь мы шли с Ромбулусом по кристальным дебрям в поисках одного из самых прочных кристаллов этого измерения. Подойдя к нашей цели, кое-как сквозь блики я смогла разглядеть лицо поверженной королевы, пытаясь заранее уловить тон разговора с ней. Сконцентрировавшись, Ромбулус медленно растопил кристалл так, чтобы руки заключенной были скованны, и она не смогла бы сбежать. Закончив, тот немного пошатнулся и засуетился.       - О-ох, ладно, я валю… - и он сразу же бросился назад, но вдогонку добавил, - Позови, если понадоблюсь.       Какой бы смелой я ни казалась, мне самой было очень страшно, поэтому я направила палочку в сторону Эклипсы, обороняясь от потенциальной опасности. Несколько секунд она просто тупила взгляд на меня, но через мгновение жадно глотнула воздух, словно она не дышала сотни лет (хотя так и было), и обессиленно упала.       - О мой бог, я ее убила! – первое, что в панике вырвалось у меня.       Но вдруг слабый голосок привлек мое внимание.       - Б…четыре…       - Что…? – мой страх ушел, и проснулось лишь недоумение.       Эклипса немного приподняла голову и вновь повторила:       - Б… четыре…       - Б4? Что это значит? Это какой-то шифр?       Но в ответ она лишь повторила то же самое еще несколько раз, переводя взгляд мне за спину. И я, взглянув назад, увидела за собой автомат с шоколадками, и это повергло меня в некий ступор.       - Подожди, ты хочешь шоколадку?       Но она так и продолжила повторять «Б4», указывая тем самым на «Snookers», как я понимала. Я согласилась и легким щелчком монеты получила желаемую шоколадку. Распаковав ее, я осторожно протянула ее к Эклипсе, и она, словно голодный зверь, набросилась на нее и залпом укусила чуть ли не половину шоколадки. Кое-как прожевав, она жадно проглотила этот кусок, закатив глаза от наслаждения. Немного придя в себя, она начала ерзать правой рукой и вскоре неведомым мне образом смогла освободить ее из стеснения кристалла… и ее перчатки. От локтя до самых кончиков пальцев простирались темно-фиолетовые ветви, как у моей сестры, что ненадолго отвлекло меня, и Эклипса резко выхватила батончик и хищно принялась грызть его, пока она не пришла в себя. Спокойно пережевав, она выпрямилась, оттопырила мизинец и легким кивком сбросила надоедливую прядь с волос.       - Как долго я здесь была? – со странной грацией спросила та, элегантно откусив еще кусочек.       - Вроде триста лет…       Эклипса резко поперхнулась, повторяя мои слова.       - Триста… лет… - говорила она, кашляя.       Но вскоре она начала оценивающе оглядывать меня с головы до ног, пока не остановилась глазами на моей палочке и короне. Она выпрямилась, легонько ударив себя по груди и, улыбаясь, начала:       - Что ж, ты новая королева…       - Да… - недоверчиво ответила я, - А что такого?       - Ну, ты слишком молода, чтобы быть королевой, разве что… - она резко поменялась в лице, - О, нет… Разве что твоя мама…       Я молча кивнула, пытаясь не давать проходу подступившим к глазам слезам.       - Понимаю… - протянула она, - Я тоже потеряла маму, когда была примерно твоего возраста…       Я встряхнула головой, отогнав все эти дурные мысли.       - Не в этом дело. Я хочу, чтобы ты научила меня заклинанию из «Запретной главы».       - «Запретной»? Вот так они называют мою главу? – возмутилась та.       - Да, прости, не я ее называла, но суть в том, что мне нужно заклинание, способное уничтожить… бессмертного.       Мои слова ее немного удивили, если это так можно назвать, и она стала недоверчиво осматривать меня и мою палочку, ведь она действительно выглядела странно: после воссоединения осколков половина кристалла все равно осталась темной, словно внутри еще оставалась оскверненная магия, и я ничего не могла с этим поделать. Эклипса в раздумьях потерла пальцем подбородок.       - Ты уверена, что это то, что тебе нужно?       - Это моя единственная надежда.       Ее взгляд перешел из недоверия в любопытство, и она все тщательнее осматривала мою палочку. Лицом она изображала всю серьезность, будто она решает, чью жизнь она готова спасти. Вдруг она осторожно спросила:       - Что случилось?       - В каком смысле? – недоумевала я.       - В прямом. В моей голове складывается неприятная картина: ты… стала королевой и ищешь заклинание, способное уничтожить бессмертного.       - В любом случае это не ваше дело! – резко отметила я.       Она лишь хитро улыбнулась на это, вновь окидывая меня с головы до ног. Она вздохнула и вновь серьезно нахмурилась.       - Скажу прямо – ты уже использовала это заклинание.       - Что? Как это? – я была крайне озадачена ее словами, ведь я в тот момент не знала и примитивного заклинания, тем более заклинания такого уровня, которого даже в книге нет.       - Именно поэтому мне нужно разобраться, что случилось, и почему оно поглощает твою энергию через палочку.       Я понимала, что другого выхода у меня нет, поэтому я вкратце изложила все, что произошло в День коронации: начиная от странного поведения Стар и ее руки и заканчивая геноцидом и ящером, который почти разбил Мьюни. С каждым моим словом удивление Эклипсы перерастало в некий шок и даже восхищение, что казалось мне не менее странным. Закончив свой рассказ, я немного опустила голову, боясь какого-либо осуждения или просто стыдясь всего, что произошло, но несмотря на это, я следила за ее бешеной реакцией. Она приложила ладонь ко рту и восхищенно заохала, словно в ее жизни случилось что-то торжественное, но через короткое время она встрепенулась и усмирила свой пыл до рамок приличного. Глубоко вздохнув, она попыталась спокойно сказать:       - Теперь я понимаю в чем проблема, - ее голос дрожал от восхищения, и я не понимала почему.       - Так в чем же?       Она заулыбалась и ответила вопросом на вопрос, словно проверяя мою грамотность:       - Ты же знаешь, что Беглая Пташка бессмертна?       - Что?! - чуть ли не вскрикнула я, - Но я...! - но ответ был прерван пояснениями Эклипсы.       - Такое темное заклинание было вызвано твоими сильнейшими переживаниями и утратой. Ты невольно пожелала всем сердцем уничтожить своего врага, и твое желание таким образом было исполнено, но… Ведь даже такое заклинание не способно убить Пташку, ее сердце способно отразить его, как твоя сестра отразила заклинание Полной Аннигиляции.       - Но как я… Я же…       - Ваш Обет, который вы заключили, точнее казнь Вечного Обета, расколола ее сердце, и вся магия излилась из него наружу, оттого и был взрыв, и из-за этого она была уязвима. Но… сказать, что она умерла, тоже нельзя.       - В каком смысле?!       - Второй осколок сердца до сих пор существует где-то во вселенной, но если тогда она погибла физически, - она осторожно посмотрела на мою палочку, что-то заподозрив, но через мгновение она заулыбалась и спокойно пролепетала, - то тебе не о чем беспокоиться.       Ее слова, конечно же, никак меня не обнадежили, но быть может, дали каплю спокойствия.       - Ну, а что насчет заклинания?       - Ах да, - она вновь встрепенулась, - заклинание. Видишь ли, для умышленного призыва столь темной магии заклинание требует магический контракт. Я могу тебе его предоставить, но как только заклинание будет исполнено, ты должна будешь дать мне что-то взамен.       - Что значит «исполнено»? Это когда я убью своего врага?       - Не совсем. Это заклинание имеет, - Эклипса подняла два пальца, - две стадии: стадия призыва – понятное дело, призыв темных сил, и стадия захвата – момент, когда магия захватывает душу пораженного в небытие. Чтобы стадия захвата могла исполниться ты должна попасть прямо в сердце, либо… не попасть вообще, тогда захвата просто не будет, и заклинание будет считаться неудачно исполненным. В любых других случаях заклинание будет не исполнено.       - Хорошо, я что-то поняла… Тогда что ты хочешь взамен?       Она серьезно, приподняв голову и проведя рукой по воздуху, четко произнесла.       - Мою свободу.       - Что? – я одновременно недоумевала и чувствовала себя бесполезной по отношению к ее просьбе.       - Ох, знаю, я многого прошу, просто… Я хочу увидеть Беглую Пташку… Хотя бы ее тело…       - Беглую Пташку? Ты с ума сошла?       - Пойми, я работала над этим всю свою жизнь, вкладывала немало сил, жертвовала многим, просто чтобы воссоздать ее, а тут появляется сильнейшая Беглая Пташка, которая может быть сильнее самой Сентии, первой Пташки. Это смысл моей жизни!       - Но это кристаллы Ромбулуса! Я не смогу тебя освободить.       - Контракт между двумя королевами сильнее, чем любой кристалл. Что ж, ты хочешь выучить заклинание?       Я задумалась. Выбора у меня не было, но и выпускать Королеву Тьмы было рискованно с ее желанием «воссоздать» Беглую Пташку, но я не находила другого выхода. Меня успокаивали лишь мысли о том, что Стар погибла, и она, даже если найдет тело, то просто осмотрит его и все. Поэтому я согласилась. Тогда она протянула мне свою руку, в ответ я сделала то же самое, и через наше рукопожатие разлились две темные ленты, скрепляющие наш договор магией. Когда соглашение было закреплено, я подошла чуть ближе к Эклипсе, чтобы она смогла прошептать мне заклинание, что она и сделала. Я напряглась, чтобы в точности запомнить каждое слово, что у меня получилось с первого раза. Немного отойдя, я довольно заулыбалась, а Эклипса решила предоставить мне последнее наставление:       - И не забудь – целься прямо в сердце.       И после этих слов она резко кристаллизовалась из-за Ромбулуса, который только сейчас подошел, чтобы прервать наш разговор. Я подскочила от внезапности и вскрикнула:       - А это зачем было?       Тот скрестил руки на груди и монотонно произнес:       - Я всего лишь выполняю свою работу, Ваше Высочество: королева зла подлежит заморозке.       Я вновь оглядела Эклипсу с головы до ног с каким-то сочувствием и интересом.       - Она не выглядит такой уж злой…

***

POV Тоффи:

      Наконец, этот день настал. День, когда я могу нанести роковой удар по Мьюни; день, когда я смогу отомстить Мун. Сегодня мы планировали нанести удар прямо в лоб, но козырь в рукаве у нас всегда должен быть, поэтому я решил взять заложника на момент, если начнется явное сопротивление и неконтролируемая агрессия со стороны Мун. Я со своими солдатами направился во дворец не менее известной особы – сестры погибшей королевы Сан Баттерфляй – Метеоры. Я понимал, что Мун должна хорошо ее знать и сжалиться перед нами из-за нее в любом случае, каким бы он ни был.       Когда мы штурмом проникли в замок, то было такое ощущение, словно до нас тут уже все разворотили. Никаких слуг, дворецких – был слышен только громкий плач в одной из спален, что уже немного напрягало. Растикор – моя правая рука в Сопротивлении – хотел направить несколько солдат проведать эту комнату, но я решил сделать это сам, и я не знаю, что меня подтолкнуло. Не церемонясь, я распахнул дверь спальни и увидел перед собой Хейнос: ее лицо опухло от слез, а на лбу выступили напряженные вены от крика и истерики. Руки ее были окровавлены, а на этих руках бездыханно лежал младенец в алых от крови простынях. Ее мир замкнулся на пустом взгляде этого ребенка, и она не слышала ничего, кроме собственного крика; она не обращала на нас внимания, хотя прекрасно знала, что мы стоим у нее над душой. Рядом с ней лежал кинжал, который, судя по описанию Дизейта, был последним предсмертным подарком Сан Баттерфляй своей сестре. Я мотнул головой в сторону Метеоры, и Растикор подошел к ней, вырвал мертвое тело из рук и пытался привести ее в чувства, выпытать что-то о произошедшем, но все, что она издавала, были скомканные фразы и крики, но что-то можно было разобрать: «Лоркан… муж… убил… примкнул к… Сопротивлению…» После этих слов мне стало совсем не по себе. Растикор все пытался успокоить девушку, но та кричала и отбивалась, но будто нехотя, словно она знала, что смысла сопротивляться не было. Младенец, судя по убранству и игрушкам, – девочка. Зеленые глаза были устремлены в никуда, а влажные каштановые волосы, которых было немного, растрепались на лбу. Ребенок лежал на полу в совершенно безобразном положении, словно брошенная кукла, но лужа крови вокруг отбивала эти глупые сравнения, заменяя их жестокой реальностью. Побледневшая кожа, устланная алыми пятнами, окатывали мою душу ужасным холодом; я не мог отвести взгляда от тела невинного ребенка, как бы мне ни хотелось этого. С каждой секундой я впитывал в себя этот ужас, который сам и породил; я ощущал себя безумцем, жестоким убийцей, маньяком, и я не знал, как на это реагировать. Я медленно опустился на колени перед телом, чтобы получше разглядеть лицо, хотя я не знал, что хотел там увидеть. Вглядываясь в глаза, я заметил, что зрачки начинают реагировать на свет – то сужаться, то расширяться, что было очень странно до момента, когда кровь с пола начала медленно собираться вокруг ребенка и исчезать, словно она впитывалась в него самого. Я внимательно следил за этим, чтобы не упустить ни одной детали. Когда почти вся кровь впиталась по лицу младенца резко ударила краснота, веки дернулись, а на щеках ярко сверкнули какие-то знаки, которых доселе не было. Когда свечение потухло, я увидел, как вместо румянца выступили значки клена, и сразу же после этого по комнате раздался плач ребенка. Метеора сразу же замолчала, пытаясь осознать, что это плачет ее ребенок, но у нее это плохо получалось. Взглянув на лицо этой девочки, я вспомнил последнее, что сказала мне Стар: «Клен…»       Пока мать не очнулась от шока, я быстро схватил ребенка, кое-как укутал его в простыню и быстрым рывком руки показал всем, что пора сваливать. Растикор, не понимая ничего, пытался мне возразить и сказал, что нам все еще нужен заложник, на что я ответил ему тем, что приоткрыл лицо младенца. Тот кивнул, неосторожно отпустил шиворот Хейнос, и созвав всех солдат, побыстрее направился со мной к выходу, пока та не пустилась за нами. Мы быстро собрались и направились к нашей первоначальной цели, попутно пытаясь успокоить верещащего младенца. С фляг мы собрали несколько глотков воды, а еды мы никакой не могли дать, потому что у малышки не прорезались зубки, но после воды ей стало намного лучше, и она успокоилась. Так мы и шли до самого дворца.

***

      Мун уже ждала Тоффи перед порогом дворца в предвкушающем оцепенении. Она стояла одна, чтобы вселить ложную силу своему сопернику, хотя в засаде сидело немалое количество воинов Мьюни, чтобы напасть на остальных исподтишка. Через некоторое время на горизонте появились монстры, во главе которых стоял тот самый, что не давал покоя королеве на протяжении пяти лет. Они встретились взглядами еще издалека, но не отводили его до самого конца, пока они не приблизились к королеве на довольно опасное расстояние. За пять метров друг от друга они остановились. Ящер просверливал голову Мун своим хладнокровным взглядом, словно копаясь в ее душе, выискивая жуткий страх, который все-таки пронзал ее с головы до ног. Желтые звериные глаза были наполнены злостью и кровожадностью, но одновременно они были до боли хладны. По правую руку от Тоффи стоял Растикор и держал на руках убаюканного младенца, который хорошо был завернут в простыню, посему было сложно понять, что было у ящера на руках. Наконец, королева заговорила.       - Ну, здравствуй, Ф…       - Тоффи, - он резко прервал ее, не давая возможности продолжить, - Тоффи Септарсис к вашим услугам, Ваше Величество, - сказал он это явно с сарказмом и поклонился.       - Ты же знаешь, что это ничего не меняет.       - Что ты имеешь в виду? – он говорил совершенно непринужденно и спокойно.       - Тебя. Тебя это не меняет.       - Ты просто не видишь дальше собственного носа.       Он медленно перевел взгляд на палочку, которая жутко тряслась в руках Мун, хотя она пыталась скрыть это всеми силами. Ящер надменно хмыкнул и приподнял подбородок, будто задираясь над своим врагом.       - Мы же не поболтать сюда пришли, верно?       После этой фразы главнокомандующий еле слышно шепнул: «Готовьтесь» Все монстры сразу же насторожились и покрепче схватили все свои орудия, Мун не могла это не заметить. Она вздохнула, пытаясь успокоить себя и произнесла:       - Верно.       Затем она подняла свободную руку и легонько махнула ею в сторону монстров. Из засады сразу же вышли воины, которые смогли поразить фланг врага, а наездники, появившиеся несколькими секундами позже, напали прямо в лоб, но план юной королевы был примитивен, и Тоффи смог раскусить его и позаботиться об этом еще давным-давно. Все атаки отражались с невероятной легкостью, и только некоторые из монстров были ранены мечами и стрелами, но ящеры быстро регенерировали, а остальные монстры просто отходили, чтобы немножко подлатать раны. Спустя несколько минут простой обороны Тоффи дал знак нападения, и знатная половина монстров нырнула в ожесточенную бойню с вооруженными мьюманами, одновременно направляясь к королеве, отчего Мун пятилась назад и сомневалась в своих силах. Тоффи и Растикор, как и задумал главнокомандующий, были неуязвимы, и Септарсис наконец решился напасть на свою главную цель, пока вокруг ожесточенно сверкали клинки и метались наконечники стрел. Он юрко нырнул в мечущуюся толпу и ловко обездвиживал тех, кто пытался хоть как-то его остановить. Мун неуверенно заерзала среди своих солдат и прижала палочку к груди, пятившись. Она в оцепенении смотрела на приближающийся силуэт, который готов был разрубить ее на кусочки. В ужасе она подозвала несколько солдат, чтобы те смогли ее защитить, и они приготовились к нападению. Через несколько секунд скрежет клинков ударил по ушам и перед глазами королевы один из воинов упал на землю от такого сильного удара. Ящер овладел всеми преимуществами своего тела, поэтому в битве использовал даже хвост – это помогало защищать спину и сбивать с ног. Сверкнув лезвием серпа, тот искусно пронзил шею солдата, найдя лазейку в доспехах, и после этого сразу же замахнулся на дрожащую королеву, но второй моментально перехватил атаку на себя, сотрясая руки ящера. Увидев, что тот подает глазами знак за спину, Тоффи сразу же хвостом с огромной силой ударил по ногам солдата, что собирался напасть сзади. Воспользовавшись отвлеченностью соперника, солдат с характерным лязгом провел мечом по серпу, чтобы избавиться от надоевшей схватки, и замахнулся вновь. Но ящер был не так прост и неопытен: он сразу же подставил оружие на защиту, но переходить в нападение он брезгал. Он сквозь шум боя пронзил свой взгляд в сторону побледневшей от страха Мун и с издевкой спросил:       - Дрожишь, да? Трусишь сразиться со мной один на один?       Эти слова были словно ударом по голове юной королевы. Она готовилась к этому дню пять лет, изучала все возможные заклинания, которые могли помочь ей, пошла на сделку с Королевой Тьмы, а теперь она стоит и дрожит перед лицом врага. Осознав это, она недолго боязливо оглядывала Тоффи и взяла себя в руки, хотя дрожь было унять сложно. Она отдала приказ расступиться, чтобы расчистить поле предстоящего боя, и они остались тет-а-тет.       Ожесточенная борьба вокруг лишь подливали масла в огонь, заставляя кровь кипеть в жилах. Им хотелось побыстрее обезглавить врага, чтобы весь этот ужас, наконец прекратился. Для Мун это была особенно опасная война, потому что убить ее Тоффи не составляло труда, а вот наоборот было намного сложнее. Ящер хищно осмотрел свою жертву с ног до головы и крепко сжал серп в руке, жадно представляя, как по нему стекает молодая кровь столь юной и глупой королевы.       - Как долго я этого ждал… - прошипел тот.       Мун не стала дожидаться прелюдий и сразу же навела палочку на своего врага, моментально выстрелив, но этот удар был предсказуем, и тот смог легко увернуться. Так повторялось несколько раз, пока Тоффи не пошел в атаку. Его преимуществом был ближний бой, в котором он был виртуоз, хотя сложно было сказать, где он им не был. Он юрко кидался вбок, пытаясь напасть исподтишка, но Мун кое-как отбивалась от его атак. Пытаясь сбить ее с ног, ящер вилял из стороны в сторону, тем самым расшатывая ее восприятие – он многому тренировался все эти годы. План Баттерфляй же состоял в том, чтобы ослабить своего врага и выиграть время для удачного исполнения Темнейшего заклинания, но у нее это получалось плохо. Она уставала намного быстрее, чем это должно было произойти: она отбивалась, пыталась поддать хоть какую-то нагрузку на врага, но даже если она задевала его, то он быстро регенерировался и продолжал атаковать. В конце концов, Мун потеряла способность нападать и хранила силы лишь на оборону или на экстренный удар, чем Тоффи не мог не воспользоваться. Он поддал силы, чтобы бросить королеву к ногам, заставляя ее использовать всю ее выносливость, но маленькая ошибка, и Мун смогла увернуться и произвести мощный выстрел, который точно должен был сбить с ног ящера. Но внезапно перед Тоффи возник защитный барьер, подпитываемый магией серпа. Для Баттерфляй это было ничто иное, как конец… Выносливость на исходе, а использовать то самое заклинание было рискованно из-за того, что его призыв затрачивал много времени. Септарсис увидел слабину своего врага и сразу же отвлекающим маневром рванул к Мун за спину, приставив к горлу клинок. Победный вздох был настолько сладок, что улыбка невольно растянулась на его морде, а хриплый голос не давал много времени насладиться последними минутами своей никчемной жизни.       - Последнее слово?       Мун быстро осмотрела все происходящее вокруг себя и быстро сморозила:       - Давайте!       Вдруг ящера сзади схватили три солдата, сковав любое его движение. Это было главной ошибкой, которую он смог допустить из-за вожделения уничтожить своего врага. Серп они не смогли выхватить у него из рук, потом что любой, кто прикасался к нему, кроме самого хозяина, получал крайне сильные ожоги, поэтому правую руку просто очень сильно стеснили. Тоффи пытался вырваться, но все-таки здесь он был впервые бессилен. Мун, полностью поглощенная страхом, не страдала желанием произнести последнюю речь, и сразу же наставила палочку прямо напротив сердца своего врага. Закрыв глаза, она заглушила весь свой тайфун мыслей в голове и сконцентрировалась лишь на роковых словах.

Из-под земли, со дна морского Мглу призываю на подмогу…

      Тоффи сразу же понял, что дело нечисто, и пуще прежнего стал вырываться, но как бы сильно он ни старался, у него ничего не получалось, поэтому быстро приходилось оценивать ситуацию и придумывать план. Но с каждой секундой это становилось все сложнее, когда слова пролились вновь…

Лишь древнее зло я призову, Бессмертному я смерть принесу…

      С каждой фразой становилось все хуже и хуже, поэтому пришлось прибегнуть к козырю, который Тоффи приберег на случай, если что-то пойдет не так, но он даже не представлял, что это «не так» может обернуться иным образом. Он внезапно вскрикнул: «Растикор!» Это многих вывело из строя, и все обернулись на подбежавшего ящера с чем-то на руках. В этот-то момент ослабления Тоффи смог вырваться из грубой хватки.

В залог я душу отдаю И сердце погружу во тьму…

      Он ринулся к своему помощнику так быстро, как только мог, и это повлияло на концентрацию Мун, но все же она не бросала дело на половине. Тучи сгущались вокруг, от палочки били молнии, а главный кристалл окрасился в темно-фиолетовый цвет. Вся бойня вокруг стала стихать из-за того, что происходило прямо посреди нее. Тоффи вновь быстро приноровился к оружию, приставил его к тому, что было на руках у Растикора и откинул простыню.

Чтоб наконец мой лютый враг Навеки сгинул в стылый мрак!

      - Убьешь меня – она умрет!       Ящер приставил холодное лезвие к горлу маленького ребенка, отчего он начал громко плакать. Время вдруг остановило свой ход. Заклинание вот-вот должно было поразить сердце ее врага, но теперь перед ней стоял тяжелейший выбор. Тоффи рассчитывал на сентиментальность и жалостливость Мун, поэтому ему приходилось верить в то, что она поведется на этот трюк. Но этот выбор был крайне безрассуден. Столько людей уже полегло на поле боя, поэтому этот ребенок казался маленькой каплей в океане жертв, не имеющей никакого смысла, но… Истошный плач ребенка резал уши и проникал прямо под корку черепа, не давая мыслям свободы, а лишь зажимая их в диссонансе. Глаза этой маленькой девочки жмурились от чудовищного количества слез, а голос дрожал от напряжения и ужаса. Бой вокруг вовсе прекратился, и все затаили дыхание в ожидании рокового решения. Несколько секунд длились целую вечность для Мун: все вокруг замерло, а дыхание застыло где-то посреди горла. В ее голове застыли отблески двух желтых кровожадных глаз, которым она желала потухнуть навеки, но лишь в сознании отражался эхом плач этой маленькой девочки, разрывавший душу на части. На повторное использование заклинания Мун была уже не способна – ее выносливость была на исходе, поэтому это был ее единственный шанс отомстить, но… За долю секунды она отвела палочку в то место, где Тоффи держал серп у горла девочки. Через мгновение луч темнейшей магии с глухим звуком разрыва пространства попал прямо по руке ящера, отчего тот не удержал равновесие и грохнулся на землю. Все вокруг застыли, от этого было слышно каждый шорох и каждое неравномерное дыхание. Недалеко от самого Тоффи послышался глухой и слабый удар об траву. Придя в себя и приподнявшись, он увидел рядом с собой свой собственный палец, который искусно был отрублен этим заклинанием. Тот оглянул свою руку: его пальца действительно не было, поэтому тот машинально начал регенерацию, но каких бы усилий он ни прилагал, вместо отрубленного пальца он получал лишь затвердевший обломок черной магии, который быстро рассыпался. Увидев это, все сопротивленцы засуетились и испугались, стали пятиться назад, к отступлению. Тоффи это заметил, поэтому осознал, что продолжать эту битву не стоит. Тучи рассеялись, солнце по-новому заиграло отблесками каплей пота на лице, тяжелое дыхание Мун не давало ей нормально сосредоточиться в своей последней фразе.       - Я ни перед чем не остановлюсь более… Чтобы убить каждого из вас… - она смотрела пристально в глаза своего врага и мечтала разглядеть в этом взгляде лишь потускневший взор в пустоту, но ее сил не хватало на использование этого заклинания вновь, поэтому она лишь жадно глотала воздух, чтобы не рассвирепеть сильнее, чем нужно.       Тоффи же незаметно схватил свой палец и лениво поднялся с земли, попутно отряхиваясь. Он неспешно поднял свой тяжелый взгляд на Мун, оглядел ее с головы до ног и вяло произнес, чтобы все вокруг слышали:       - Отходим!       И все монстры, давно желающие этого, быстро поспешили подальше от дворца. Мун лишь досадно наблюдала за тем, как исчезает вдалеке силуэт ее злейшего врага, и кусала губы в беспомощности.       Так закончилась их история.       Их жизни потекли в разные русла. После этой битвы Тоффи исчез с той самой девочкой, которую он чуть не убил, Юнимское сопротивление было разбито, а Юним вовсе стал существовать на издыхании. Дух Мьюни ожил, и почтение к королеве возросло. День коронации стерли из всех старых календарей и из памяти, как страшный сон, и все забыли про Беглую Пташку, про Тоффи и Юнимское сопротивление. Началась новая беззаботная жизнь, о которой все так давно мечтали… Но об этом ли они мечтали?       Прошла свадьба, у Мьюни появился новый король – Ривер Йохансен-Баттерфляй, а через год на свет появилась новая принцесса. Яркие желтые волосы и нежно-голубые глаза давали надежду всему королевству, что новая жизнь настала… Но даже сейчас Мун отдала своей дочери самое ценное, что у нее оставалось – имя ее прошлой, настоящей жизни. Принцессу назвали Стар… Стар Баттерфляй.       Новое время. Новые надежды. Для всех.

***

      На этом моменте Дизейт закончил свой рассказ…