"V" — значит "Вендетта". А Ещё "Вария", а ещё "Объём".

Прежде, чем мы начнём, вам стоило бы, наверное, узнать немного обо мне. Я с самого детства бежала подальше от реальной жизни, увидев примеры собственной семьи: маму до самого моего поступления в школу я видела от силы пару раз в год, да и потом у неё было не особо много времени на возню со мной — у неё были отчёты по шести разным фирмам и куча проблем внутри каждой. Отчим, с которым я познакомилась перед самой школой и который до этого почти шесть лет встречался с моей мамой, работал, где придётся: то водителем у какого-то не очень крупного бизнесмена, то курьером, то сам бизнес строить пытался. Тётя, вышедшая замуж то ли за первого встречного, то ли на спор — просто я никак иначе не могу объяснить, почему она более десяти лет жила с этим безответственным, глупым, подверженным предрассудкам и ленивым человеком, неспособным даже нормальное воспитание собственным дочерям обеспечить. И тётя, и дядя мои жили, в общем-то, так, будто брак у них был по расчёту: сделали детей и свели встречи к минимуму. Так что жила я с бабушкой и дедушкой. Люди они хорошие, пусть у деда и начался маразм в последние годы. Хотя и они жили не особо богато. Даже читать я научилась по медицинской энциклопедии ещё тех времён, когда моя мама пыталась сделать карьеру в сфере медицины. Как итог, она стала бухгалтером. Так что, нетрудно понять, что, насмотревшись драм и семейных ссор покруче, чем по телевизору, поняв, что мне светит максимум не очень ограниченное существование, я со всей силы ударилась в побег от реальности. Сначала в полезные, тщательно подобранные взрослыми книги: Носов, Драгунский, потом были Пушкин, Гоголь, Лермонтов, народные сказки, рассказы и легенды. Где-то между ними затесались десятки энциклопедий, которые мама собирала мне чуть ли не с пеной у рта. Потом — в фентези. «Хроники Амбера», «Хроники Нарнии», «Гарри Поттер», «Хроники Ехо». Потом как-то так само собой получилось, что я увлеклась музыкой. Но Бог не дал ни голоса, ни слуха. Мне осталось только слушать. И я слушала. А затем пришло аниме, за которым тут же появилась в моей жизни манга. «Стальной Алхимик» «Наруто», «Токийские кошечки», «Нет игры — нет жизни», «Взрыв!», ну и, конечно, «Учитель-мафиози — Реборн!». Уже лет в двенадцать я смогла понять, что можно заниматься хобби, чтобы сбегать из реальности. И количество, и качество рисунков резко возросли — я ударными темпами навёрстывала упущенные годы обучения любимому, вроде бы, делу. Но всегда я оставалась недовольной качеством сделанного, талантливые одноклассницы всегда были лучше. Так я увлеклась вышиванием крестиком, но увлечение просуществовало меньше сезона — спустя полтора месяца я бросила и это занятие. И вскоре увлеклась алмазной мозаикой. Она проста, как табуретка, но притом поставить чёртов стразик ровно в самом начале картины было почти нереально. И, делая вывод из всего сказанного, я считаю, что ничего удивительного нет в том, что в какой-то момент я стала на полном серьёзе избегать людей и пытаться строить свой собственный мир из кусочков других, уже придуманных. И даже социальную потребность я решила, не покидая своей зоны комфорта: я просто выдумала себе друга. Он всегда был идеальным собеседником, пусть невидимым, пусть в голове. Мне нравилось думать, что я всего лишь марионетка, это казалось правильным. Я не лидер, я — ведомая. А вот теперь, когда я немного приоткрыла завесу тайны своей страшной личины, мы можем, пожалуй, начать повествование… Утро началось самым обычным образом… Ладно, самой себе врать бесполезно, утро началось очень даже примечательно. И странности начались с самого пробуждения. Например, то, что я лежала не на боку, а на спине. Или то, что вместо любимого тёплого одеяла я была укрыта тонкой простынкой. А самым странным было то, что надо мной склонились трое в медицинских масках, шапочках и халатах. Один светил мне в глаза фонариком, другой щупал тело, третий… третий тоже, вроде, щупал тело, но руки у него были очень тёплые, почти горячие. На фоне звучали чьи-то голоса: один что-то рассказывал другому. Ну, видимо, я в больницу угодила. И немудрено, после того, как тебя сбивает машина, ты либо в больнице, либо в морге. Так что мне повезло. Да, кстати, вопрос дня: почему я тогда не слышу шума приборов, где скальпель и всё остальное, почему тело почти не ощущается? Хотя, последнее, наверное, из-за того, что я под наркозом. На моё пробуждение никто и никак не среагировал. Обидно, досадно… ну ладно. Буду делать так, как я делаю обычно — плыть по течению и прикидываться сумасшедшей. Авось прокатит. Я думала о чём-то ещё, но закончить или хотя бы запомнить мысль не получилось, ибо сознание уплыло куда-то, даже ручкой на прощанье не помахав. Эх, моё сознание такое же наглое, как я. В следующий раз сознание возвращалось вспышками. Первая вспышка — куча света. Яркого, всепоглощающего, раздражающего и слепящего света. Гр-р-р, где мой любимый полумрак? Вторая вспышка — какая-то фраза. Кажется, на французском. Этого языка я не знаю, только по-немецки чуть-чуть балакаю, так что смысла фразы я не уловила. Зато я отчётливо услышала слова «внучка» и «шесть». Да, посиделки на уроках французского в отсутствие учительницы немецкого даром не прошли. Третья вспышка — запахи. Пахло железом, пылью и деревом. Удивительное сочетание. Как будто в старом деревянном домике произошло кровавое убийство. Так, фантазия, свинти, у меня тут сознание плохо возвращается. Четвёртая вспышка — это что-то с чем-то. В голове замелькали образы и обрывки фраз на французском и… итальянском? Да, это был определённо итальянский, чутьё гуманитария (ладно, опыт прослушивания языка) мне об этом чётко и ясно сообщает. И ладно бы, что-то цельное. Так, блин, нет же! Одни обрывки! Какой-то орущий то ли парень, то ли уже мужчина с белыми волосами и мечом вместо руки. Он на ломаном французском, низко наклоняясь к совсем мелкой мне, что-то втолковывал про безвыходное положение и потребность ускорить что-то. Нечто с зелёным ирокезом и тёмными очками в алой оправе, почти без акцента воркующее про маленькую девочку и «Жаль, что не мальчик». Я даже испугаться не успела, как огромное нечто сменилось на блондина лет десяти с чёлкой, закрывающей глаза. И улыбочкой шире щёк. Милашечка. Он шипяще похихикал — я даже про польский шутку вспомнила, — и исчез. «Слышь, зелёный мусор, за тобой скоро придут, не выделывайся и чтобы не как в этот раз». Фраза, сказанная достаточно грубым тоном. Зато на чистом французском, почему-то мне понятным. «Ку-фу-фу, какой сильный Туман. Я заинтригован». Это… это японский, уж его-то я не спутаю ни с чем. Но я никогда его не учила. Так почему он мне понятен? «Ты понимаешь меня, потому что я этого хочу». А, теперь понятно, спасибо, смутно-знакомый образ из головы. СТОП! ЧТО-О-О-О?! Да ну нах, етить его в коленку! Чё за прикольчики?! Это ж всё… Вария! Из «Реборна»! И, как говорил один великий персонаж: «Ваще не круто». Потому что я, судя по всему, «зелёный мусор». А в Варии под такое определение подходит только один персонаж — Фран. А это что значит? Правильно, что я в жопаньке. Хотя… Персонаж он удобный и крутой, если смотреть со стороны попаданчества. Сильный, с Пламенем Тумана (это ж какой простор для творчества!), внешность неординарная, но не страшная, и в конце в живых останется. Перфекто. Что ещё для счастья надо? С другой же стороны… связи, притом, весьма сомнительного характера, с Мукуро, который, может и няша в манге, но совершенно не невинный ребёнок, эта дурацкая шапка-лягушка, вряд ли приятное постоянное получение стилетом куда-нибудь, куча гадости и задница вроде Конфликта Колец, да и потом, разве известно, доживёт ли Фран хотя бы до тридцати? А, учитывая увлечения Луссурии… не, умирать не вариант. А вообще… Конфликт Колец, по идее, прошёл уже. Кажется. Чёрт. Хронология манги и аниме почти полностью стёрлась из головы, вспомнить, что за чем шло, очень трудно, по крайней мере, то, что касается меня и Аркобалено Тумана. Да и мафия — это же тренировки! Много тренировок! Ужас… ну нах. Ща мирно коньки отброшу, пока меня никто не нашёл… Или я-Фран уже в Варии? А-а-ар-р! Как же бесит! Бесит-бесит-бесит! Бесит всё! Бесит это незнание временны́х рамок, бесят эти вспышки непонятной давности воспоминаний, бесит отвратительная слабость в теле, бесит, что я так легко со всем смирилась! Р-р-р! Не сдержавшись, зарычала вслух, но тут же пожалела об этом: мощный приступ сухого, царапающего стенки горла кашля мгновенно меня настиг. Как же я ненавижу болеть. — Ох, Франни, милая, слава Богу, ты проснулась! — раздалось радостное восклицание на французском откуда-то сбоку. Я с трудом разлепила глаза, но тут же их зажмурила, болезненно простонав. Ярко! Слишком! Рядом кто-то охнул тем же голосом, что и сказал фразу, и через пару секунд я буквально почувствовала уменьшение количества света. Поэтому упорная я предприняла ещё одну попытку открыть глаза. И она увенчалась успехом! Ву-ху! Моя радость почти полностью улетучилась, как только я поняла, что расплывчатое цветное пятно коричнево-бежевого цвета становиться чётким не желает. Нечестно! А тут ещё и тело вдруг сильно заболело. Растудыть его налево… бо-о-о-ольно! Кажется, я сказала это вслух, так как совсем рядом раздался звук, будто кто-то хлопнул руками по ткани, вздох, выражающий нечто среднее между разочарованием, жалостью и тоской. …А я, что, по-французски это сказала? Ой. — Франни, девочка не должна так говорить! Кто ж надоумил-то тебя говорить так? Кошмар-кошмар… — проскрипел уже знакомый женский голос. Хм… ну, видимо, это бабушка Франа. Моя. Значит, я ещё не в Варии. И то хлеб. У меня есть время, чтобы… э-э-э… А на что, собственно, у меня есть время? На побег? Попытку устроить свою жизнь, не связывая её с мафией? Ну и смысл тогда вообще был перерождаться (меня, конечно, не спрашивали, но всё же)? Мафия… Мафия… все эти заварушки, интриги, непонятные хитросплетения непонятно чего… не хочется мне этого. Но, с другой стороны, для меня интересная жизнь — это жизнь, где есть, за что бороться, где за что-то надо бороться. Ну, а за что бороться какому-нибудь офисному планктону? За место в фирме, где дебет с кредитом сходятся? А путешественнику? За место поближе к окну в самолёте? Или за место в поезде поближе к центру вагона? Я так углубилась в свои мысли, что совершенно забыла ответить голосу. И да, я всё ещё не знаю, как выглядит обладательница этого голоса, ибо повернуть голову не хватит сил. — Франни? Деточка, ну, не молчи, прошу, не пугай бабушку! — просящим тоном сказал голос. — Б… бабушка? — удивительно, какой хриплый и вместе с тем писклявый у меня голос. Фу, аж тошно. А вообще, говорить не стоило — горло безумно сильно зачесалось, и я снова зашлась в приступе кашля. — Ой, сейчас водички тебе принесу! — послышались шаги, сопровождаемые скрипом половиц, а через полминуты мою голову уже бережно приподняли и влили в приоткрытый рот немного воды. От неожиданности я чуть не подавилась, но быстро справилась и смогла-таки проглотить воду. — С-спасибо. — выдавить из себя хоть слово казалось чем-то невероятно сложным, но я справилась. Кто молодец? Я молодец. — А что… — и снова кашель. Ненавижу кашель. — Не напрягайся, внученька. Мальчики приходили, с которыми ты на речке месяцок назад познакомилась. Такие, иностранцы чудаковатые. Помнишь? Ты тогда совсем недавно память потеряла. Вот, а вчера приходили посыльные от мальчиков, проверять тебя. А тебе на осмотре прямо плохо стало, вот сейчас ты в себя пришла. Ещё водички будешь? Ага. Угу. То есть, за мной приходила Вария не когда-нибудь, а грёбанный месяц назад? Ладно. Дальше. Меня проверяли. Что проверяли? Пламя? Психику? Что? Разве тогда варийцы не приходили сразу вербовать меня, поругавшись в итоге с бандой Кокуё? Нет. Тогда приходили только варийцы — один с перьями и хвостом в причёске, один огромный и в очках, ещё один с длинными волосами, плохо говорящий по-французски, и один чуть старше меня с короной на голове, — без банды Кокуё, и расспрашивали про будущее, Пламя Тумана и иллюзии. Пообещали возможность научиться делать качественные иллюзии. Но всё это только после того, как меня пытались убедить в том, что я обязана вступить в Варию. Да, человек с серыми глазами и пепельными волосами, размахивая рукой-мечом и срываясь на итальянский, упорно доказывал мне, что они, вообще-то и сами не рады, но, — нечто на итальянском, полагаю, не очень цензурное, — да и вообще, Девятый сказал, что для — название мероприятия тоже на итальянском, — нужен Хранитель Тумана. А в будущем… и снова путаные объяснения. Блин. Странно, если честно, осознавать, что месяц назад ты и готовился к итоговым экзаменам, и купался в речке, нагретой июньским солнцем. Знания и воспоминания перемешались в голове, создавая совершенно нелепые цепочки типа: «Позавчера я весь вечер проболталась по историческому центру Москвы, а потом пошла собирать с бабушкой грибы» или «Неделю назад в Минске поспорила с одноклассниками и залпом выпила банку энергетика и заснула прямо в кресле в гостиничном номере, а на следующий день бабушка учила меня делать масло». Ну бред же! Ведь правда? А ещё воспоминания наслаивались друг на друга, и получались несостыковки вроде: «Вчера весь вечер я гуляла по заброшенному зданию и слушала музыку. Хотя, нет, вчера весь вечер я пыталась рисовать деревья. Но зачем мне это приспичило? Всю жизнь рисовала одних людей и животных! А ведь я помню только последние месяца полтора своей жизни. Или нет?». И, чёрт его дери во все стороны по двадцать раз, как же меня бесит эта невозможность разложить воспоминания по полочкам! Ар-р-р! Я слишком привыкла к тому, что моя жизнь весьма упорядоченна, и, пусть я забываю некоторые моменты вроде завтрака, но я прекрасно могу восстановить всё в памяти! А сейчас… сейчас я сначала думала одно, потом другое, и всё это прерывалось третьим! — Франни? Ты чего молчишь? — обеспокоенно спросил голос бабушки. — А? Кх-х… Ничего, задумалась. Не надо больше воды, спасибо. — чисто на автомате ответила я. На меня посмотрели с подозрением. А, ну да, Фран, то есть я, никогда не отличалась вежливостью. А я-анимешница отличаюсь. Хы-хы. — Так… что сказали посыльные? — Ну ничего такого важного! — фыркнула бабушка, на которую я, наконец, смогла посмотреть. Обычная такая старушка. В платье с кучей подъюбников и фартуке, с добрым лицом и собранными в пучок волосами. — Намудрили-то как! Столько слов учёных сказали, думали, не пойму! — пренебрежительно ответствовала мне бабушка. — А ещё они, кажись, думали, что старушка Софи* не поймёт итальянский, глупые детки. — хрипловато рассмеялась она. — Заберут тебя, внучка, и ничьё мнение этих посыльников не интересует. И босс их такой же. Но ты же не забудешь свою бабушку, да? — хитро улыбнулась Софи, подмигнув мне. — Учись у них прилежно, но не будь паинькой. — я удостоилась ещё одной хитрой улыбочки. — И помни, что бабушка Софи всегда тебя будет помнить и ждать, Франни. — бабушка продолжала улыбаться, однако её оливково-зелёные глаза наполнились слезами. Вдруг она вскочила со своего стула и порывисто меня обняла, разрыдавшись на моём непривычно-худом плечике. — Времени больше нет, милая. Держи письмецо, — мне в руки пихнули конверт, — откроешь у них там, когда устроишься. Сейчас пару часиков полежишь, и заберут тебя. И ты уж прости меня, старую, что не сберегла тебя. Покажи им, кто такие Туманники Семьи дель Мираж! — задорно сказала женщина, утерев кружевным платочком слёзы со щёк и глаз, после чего тяжело встала и поковыляла в сторону неприметной дверки, почти сливавшейся по цвету с деревянными стенами комнаты. А бабушка Франа-то оказалась не такой простой, как показали в манге. Да и теперь стало понятно, почему Фран такой крутой иллюзионист — с трудом верилось, что это самородок, да и самостоятельное овладение Пламенем в столь юном возрасте выглядело не очень-то правдоподобно, — и за него так бились в манге. Он, блин, был наследником целой грёбанной Семьи иллюзионистов! И — чёрт его дери да во все стороны! — Занзас грёбанный расчётливый монстр! Это ж целая Семья в Вонголу влилась, получается! А тут у меня даже и шансов-то почти нет — из девушек наследники крайне редки. А вообще… спать пора, наверное. Обо всём можно подумать и потом. Да и тяжёлые мысли — не совсем то, что лечит и помогает восстановлению. Вот. Так что всё откладывается на когда-я-там-проснусь-время, и я ложусь ба-а-аиньки. Блаженно прикрыв враз потяжелевшие веки, я повернулась на бок, лицом к спинке дивана, на котором лежала, и мгновенно заснула. Мне снилось, что бабушка, совершенно не похожая на добрую наивную старушку, рассказывает мне про Пламя: «Запомни, Франциска, и никогда не забывай: Пламя внутри тебя — это ты. Твоя воля, твоя защита, твои жизнь и смерть. Твоё Пламя синее, как туман в сумерки, время тайн и загадок. Пламя Тумана скрывает ложь в истине и истину во лжи. Его нельзя подчинить, подавить, заставить. С ним можно лишь договориться. Почувствуй тепло внутри, ощути на своей коже свет своего Пламени…». Сон-воспоминание прервалось вместе с криком на уже знакомом по воспоминаниям ломаном французском, раздавшимся совсем рядом с ухом: — Вро-о-о-ой! Подьём! — оглохла бы, если б могла. — Чёртов босс не может больше ждать! Собирай вещи, и мы уходим! Я что-то сонно промычала в подушку, в которую уткнулась носом, и перевернулась на спину. Если встать с постельки, то придётся общаться с людьми и делать дела. Бр-р-р. — Вставай, я сказал! — крикнули опять над несчастным ухом. Послышался свист, и через секунду я ощутила приступ боли на лбу. Ну, к царапинам и ударам я привыкла ещё с детства — любимый братец швырял в меня игрушки, даже когда я спала. — Людишки, етить вас всех конём, как же я вас ненавижу. — сонно пробормотала я по-русски. Честно, мне даже мысль в голову не пришла, что на французскую речь надо отвечать по-французски. — Вро-о-ой! Чё мямлишь?! Вставай! — Да встаю-встаю. — перешла я на нужный диалект и, сонно потирая глаза, приняла сидячее положение. Вниз по лицу тут же заструилось что-то тёплое, а лоб ещё сильнее заболел. Провела рукой по лбу и посмотрела на пальцы. Они оказались испачканы кровью. Видимо, это чмо с мечом цапнуло меня по лбу. Гад! Ругаясь сквозь зубы и покрывая ядрёным русским матом стоящего рядом «мечерукого», который пребывал в ступоре от обилия стопроцентно непонятных слов, я всё-таки встала с дивана и направилась туда, где, как подсказывала память Фран, был умывальник. Надо остановить кровь и идти одеваться, а то переться куда-либо в белой пижамке с разводами синего цвета как-то не комильфо. А что-то мне подсказывало, что, если я не уложусь в какой-то ими самими установленный срок, то топать мне придётся, как есть. Когда я добралась до умывальника, то на несколько секунд зависла, разглядывая собственное отражение в висевшем над раковиной зеркале. Прямые волосы до лопаток имели светло-зелёный оттенок, глаза были чуть ярче. И — о, святые труселя капрала Леви! — у меня действительно были стрелки под глазами! Брови почему-то имели какое-то жалостливое выражение, будто я готова расплакаться. Маленький, чуть вздёрнутый носик, тонкие бледные губы и царапина на лбу. И этот орущий гад всё-таки отрезал мне часть волос! Ар-р-р! Чтоб ему собственным мечом себе в глаз попасть! Теперь пряди, превратившиеся в прямую чёлку, спадали на лоб, отчего лицо казалось мальчишеским. Тело рассмотреть не удалось — в зеркале моё отражение прерывалось на подбородке. Зацепившись взглядом за чёлку и царапину в отражении, я словно отмерла и быстро умылась, остановила кровь и побежала туда, где должна была быть комната Фран, то бишь, моя комната. Там на старенькой кроватке валялась небольшая коробочка. Открыв её, я с радостью поняла, что это аптечка. А в аптечке оказался пластырь. Ура. Залепив царапину от меча вскрытым пластырем, я схватила стоявший в углу потёртый рюкзак, где были несколько деревянных игрушек, бесформенные куски непонятного материала, которые память Фран определила, как тренажёры для Пламени Тумана, палочки, видимо, счётные, и альбом с парой простых карандашей и ручкой. Уи-и-и! Сокровище! Игрушки пришлось оставить — во-первых, я не играю в них, взрослый человек уже, ага, во-вторых, места для действительно нужных вещей банально не хватало, в-третьих, не думаю, что в Варии у меня будет время играть в игрушки. Так что в рюкзаке остались только альбом с канцтоварами и два тренажёра. А сверху полетели расчёска, зубные щётка и паста, немногочисленная одежда, бельё, письмо от бабушки и бинты с антисептиком. Чуть подумав, всё-таки поменяла местами вещи, уложив письмо сбоку, одежду с бельём снизу, а всё остальное — сверху. На маленьком столике посреди комнаты расположилась небольшая шкатулка довольно грубой работы. В ней оказались пара резинок и заколка. С головой лягушки. Видимо, это судьба. Выругавшись на родном русском, вытащила из рюкзака расчёску и принялась раздирать спутавшиеся во время сна волосы. Собрав их в небрежный низкий хвостик, стала думать, что делать с появившейся чёлкой. В итоге заколола её той самой заколкой. Запихнув расчёску обратно в рюкзак и нацепив оставшиеся три резинки на руку на манер браслетов, переоделась в заранее выбранный и отложенный набор одежды — тёмные бриджи и салатовую футболку с синей тонкой курточкой — на всякий случай. Закрыв рюкзак, я привычным ещё со школы движением закинула его себе на плечо, но тут же чуть не упала под его тяжестью. Мде-е-е, а тело-то слабенькое. Ужас. Кое-как я доковыляла с рюкзаком до гостиной, где собрались уже знакомые мне по воспоминаниям и аниме с мангой люди: блондин с короной и безумным оскалом, на вид чуть старше меня, одетый в полосатую водолазку и шипяще хихикающий, — Бельфегор, — пепельноволосый красавец с мечом вместо левой руки, который меня и разбудил, падла, — Скуало Суперби, — нечто огромное, с кучей мускулов, зелёным ирокезом и тёмными очками (мы в помещении, зачем?), занятое подпиливанием ногтей, — Луссурия, — и развалившийся в антикварном кресле с бархатной обивкой индивидуум, с королевским видом пьющий виски — Занзас. Ну, хоть того уголовника с зонтами нет. — О, зелёный мусор! Спустилась-таки! — оскалился босс Варии. Он реально называет всех мусором? Или это я такая везучая? Ну, да неважно, ибо, даже если это я такой уникум, удостоившийся звания мусора, мне рыпаться вообще противопоказано. В манге и фанфах он мне больше нравился. Не то что бы меня пугали его шрамы или оскал. Просто сейчас, увидев его, встретившись с взглядом ярко-алых глаз, я поняла, почему Занзаса боятся. От него волнами исходит подавляющая мощь, сопровождаемая толчками жара, обволакивающего, словно изучающего, но в любой момент готового сорваться и уничтожить. Это страшно. Это… жутко. Внезапно в голове щёлкнуло осознание, что, в отличие от Занзаса из манги и фанфиков, этот — реальный, настоящий. Этот Занзас убьёт меня и не поморщится. Он не будет течь лужицей перед Тсуной. Этот Занзас — бывалый мафиози, который меня не знает, но которого я уже успела достать в будущем, наверняка. — Нет, это всё глюки, я уже улетела на крыльях свободы. — буркнула я по-русски. — Вро-о-ой! Что ты там мямлишь, малявка?! — Говорю, что у Рапунцель рука-меч растёт не из плеча, раз нельзя взмахнуть ей так, чтобы никого не калечить. И акцент у неё страшный. — заявила я уже на французском. Луссурия захихикал в кулачок… кулак… кулачище… в ладонь. Я не могу идентифицировать эти ухоженные руки, как кулачища, но по размерам это явно не кулачки. А «кулак» как-то вообще не характеризует руки боксёра. Бельфегор зашишикал. Босс же изволил ржать так, что, кажется, даже стены затряслись, и штукатурка с потолка посыпалась. А, тут нет штукатурки… НО ЧТО ТОГДА СЫПЛЕТСЯ С ПОТОЛКА?! А, всего лишь опилки с брёвен наверху. БЛЯТЬ, ЧТО?! Суперби, явно не понявший, почему его товарищи так позитивно реагируют на мою реплику, что-то быстро заговорил на другом языке этим самым товарищам. Сквозь дикий ржач Занзас что-то брякнул, но я не поняла, что именно, ибо я по-итальянски не говорю вообще. И это не есть хорошо. О’кей, ладно, зря я, что ли, английский хорошо знаю? — Если вы не поняли мою речь, я могу говорить с вами по-английски. — совершенно спокойно сообщила я на упомянутом языке. Ну, обсуждать всё подряд я, конечно, не смогу, но об этом им знать не обязательно. Мне же восемь, вроде. Так что всё в порядке. — Так, ладно, шутки в сторону. Зелёный мусор, по-итальянски ты хоть немного говоришь? — Знаю порядковые числительные до десяти и слово «Небо». — честно сообщила я. — Ах, Франночка такая умная! — подал голос молчавший до этого Луссурия. Меня передёрнуло: ни одно чмо не смеет коверкать моё имя! Уж в этом-то мы с Фран абсолютно солидарны. —Э-э… уважаемый… Человек-Попугай! Я не люблю, когда моё имя так… преобразуют. — сообщила я. Эффект был, как от взрыва бомбы. На меня уставились так, будто я только что о своём попаданчестве на весь мир заявила. Кажись, «Человека-Попугая» не хватило, чтобы скосить под Фран, и фраза получилась слишком вежливой. Ну, а что поделать? Страшновато как-то хамить-грубить этим молодцам. — Значит, так. Гейский мусор, — Занзас махнул рукой в сторону Луссурии, — займётся с тобой языком, когда прилетим. Патлатый мусор, — мах рукой на Скуало, — займётся твоей физической подготовкой. Пламя развивать будешь сама, по книгам. Всё понятно? — на меня уставились все присутствующие в комнате. Я лишь понятливо кивнула. Как будто, если мне что-то непонятно, я смогу это «что-то» не делать! — Тогда подъём, отбросы, мы топаем в город. _____ * — я не знаю, как зовут бабушку Франа в оригинале, так что пусть будет Софи.