***
Жизнь в Пекине била ключом, несмотря на раннее утро. Тысячи людей спешили на работу, бесконечным потоком разливаясь по улицам, усаживаясь в автобусы, спускаясь в метро. На одной из улиц между безликими высотками остановился автомобиль. Из него вышел молодой мужчина в белой рубашке, узких, облегающих соблазнительные ягодицы брюках, нервным движением поправил волосы, посмотрел на часы, а затем на громаду бизнес-центра, куда и направлялся. На миг остановился около серого куба здания, а затем толкнул тяжелую дверь, и скрылся внутри. Хань (именно так его звали) нетерпеливо стучал носком туфли, ожидая лифт. Наконец двери мягко раскрылись, Хань ткнул пальцем в седьмой этаж и нахмурился. Ему было непонятно, что заставило начальство вызвать его из заслуженного отпуска. На этаже было пусто. Хань бодро прошел в конец коридора и скрылся за дверью с надписью "Техническое помещение". Ни швабр, ни ведер там не было – была еще одна дверь – массивная, пуленепробивная. Пройдя действующее на нервы, но необходимое сканирование сетчатки, отпечатков пальцев и голоса: "Йо, йо, я пришел" – он оказался внутри. Третье управление МГБ КНР* встретило Ханя рабочей тишиной и равнодушно-вежливыми кивками. Он тоже не стал отвлекать коллег, и направился сразу в кабинет к главному. Ву Ифань сидел за огромным дубовым столом, просматривая утренние отчеты. Не поднимая взгляда, он проговорил: – Товарищ Лу. Опаздываете. Хань нервно дернул уголком рта, подумав, что формально он все еще в отпуске, но ничего не ответил, ожидая следующего хода от Ву. Ифань указал подбородком на черную папку, а затем на кресло напротив. Лу вздохнул про себя, но в кресло сел и папку пролистал быстро, а затем сложил руки на колени и приготовился слушать указания. – Партия подозревает, что данный субъект укрывает группу людей, которые планируют нанести удар по госбезопасности Китая, – Ифань поморщился, будто от зубной боли. – Следует выяснить, каким образом. Требуется внедрение и подтверждение. Хань сощурился. Ву явно что-то недоговаривал. – Внедрение? Какого рода? Ву забарабанил пальцами по столешнице. – Самого тесного. Замани его в медовую ловушку. Найди и убей предателей, и его, если он причастен, – Ифань вытащил из ящика еще одну папку, на этот раз красную. – Вот легенда. Партия надеется на тебя! Этим он дал понять, что разговор окончен. – Служу Китаю! – отсалютовал Лу и вышел. Закрывшись уже в своем кабинете, Лу пристально изучил досье, прикинул линию поведения, заучил наизусть важные детали, а затем, кивнув на прощание коллегам, покинул здание.***
В пекинском офисе Gukga Jeongbowon**, который стыдливо прятался за вывеской китайской прачечной, было жарко и шумно. Пак Чанёль, сидя на краю стола, болтал ногой в дорогом ботинке и рассказывал пошлые анекдоты. Сотрудники покатывались со смеху, а он, напустив на себя серьезный вид, выдавал очередную историю, игнорируя то и дело заглядывающую секретаршу шефа, усиленно делающую знаки, что вот-вот, и начальник придет сам и притащит Пака в свой кабинет за шкирку. Пак спрыгнул со стола, вздохнул, и пошел к шефу. Директор Ким Сухо явно чувствовал неловкость. Он усиленно вдумчиво пил кофе и старался не смотреть Паку в глаза. Наконец, натянуто улыбнулся без приглашения и соблюдения субординации развалившемуся в кресле Чанёлю: – Родина в опасности, агент, – трагически проговорил Ким. Пак потянулся к папке на столе, будто специально созданной для него – там так и было написано "Пак Чанёль. Операция "Китайский олень", и пробормотал будто мимоходом: – Нельзя ему давать придумывать названия. – Что? – подозрительно переспросил Сухо. Пак елейно улыбнулся: – Я говорю, затейливое название. Каждый раз вы меня удивляете, директор. Сухо расплылся в улыбке: – Да, я постарался вложить всю символику, ибо значение имени объекта… – А что за дело? – бесцеремонно перебил его Пак. – Что за срочность? – Во втором управлении обнаружили утечку. Предположительно крот передал данные для шантажа бизнес-элиты Кореи именно этому человеку. Сказать с уверенностью, заказчик он или исполнитель, мы пока не можем. Следует выяснить все как можно скорей. Данные щекотливые: секс по принуждению, наркотики, темные делишки – все с фамилиями и фото. Пак пролистал дело и недоверчиво прищурился: – Вот он? Заказчик? Да нет… – Чанёль еще раз посмотрел на фото: молодой, остролицый, с невинным взглядом и неумело завязанным галстуком. – Какой из него воротила подпольной империи и шантажист? Его бы напоить бабл ти и уложить спать в девять. – Как раз это и требуется, – прошелестел Ким. Пак недоуменно похлопал глазами: – Секс-шпионаж? Зачем? – Нам нужен такой уровень внедрения, при котором объект расскажет и покажет все сам. К сожалению, это уровень, кх-м, интимный. Пак широко улыбнулся: – Так понимаю, что раз посылают меня, а не пышногрудую красотку, то вопрос о его ориентации отпадает сам собой… Ким попытался утешить Пака: – У тебя всегда были широкие взгляды. Помнишь то дело о наркокурьерах? – Тогда было другое. У нее были шикарные… ну, вы понимаете, – Пак обвел руками в воздухе внушительные выпуклости. – А потом, когда я перевел взгляд ниже – оказалось, что это он. Сказать, что я был расстроен – ничего не сказать. Но я, превозмогая… – Может, тебе в этот раз даже понравится? – робко предположил Сухо. – Он довольно хорошо выглядит. Тем более что если Родина сказала "надо"… – Да, я понимаю, превозмогая…. – Родина не забудет! – просиял Ким. Пак еще раз просмотрел фото. Они были сделаны наспех, но увиденное все равно радовало глаз: брюнет с ясным взглядом, ростом Паку, наверное, по плечо, выглядел совсем наивным и неопытным, хотя был немного старше Чанёля. Из досье это было ясно видно. Работал в арт-галерее. Крутился среди актрисулек, певцов, художников и прочего сброда. Каким боком он причастен к краже данных о тайной жизни толстосумов Кореи, Пак не знал, но чутье подсказывало, что парень наверняка ввязался в эту мутную историю, не подозревая, насколько это опасно и глупо. За материалами дела прошла вся ночь. Пак, хрустнув суставами, размял затекшее тело, потянулся, смачно зевнув, смел бумаги в ящик стола, и поехал домой. Как владелец довольно популярного ресторана он мог позволить себе неплохие апартаменты. Район был средней руки – в нем сочеталось правильное количество порядочных граждан и тех парней, с которыми стараешься не встречаться лишний раз. С первыми Пак вежливо раскланивался, а вот со вторыми наладил контакт – могли ведь и стекла в ресторане побить, и поджечь, если откладывать знакомство с такими милыми людьми.***
Пак Чанёль подъехал к дому. Возле него суетились грузчики, вытаскивая мебель. Наметанным глазом он определил, что переезжает не семья – всего один человек, мужчина. Пак вскинул бровь: он снимал одну из двух квартир, и его более чем устраивало, что соседи никак не находились. Чанёль предлагал шефу снять сразу две, фактически, все здание, чтобы не было лишних глаз и ушей, но Сухо пожадничал, назидательно сказав, что деньги налогоплательщиков разбазаривать не стоит. Пак уже начал прикидывать, как поскорей выжить соседа, и кому стоит позвонить. Начать можно со слухов о том, что район уже не тот – развелись воры. А затем бедолагу подкараулят на улице: неделя в больнице, и квартира снова ищет нового жильца. Мастерски обойдя в общем холле суетящихся грузчиков, и поигрывая ключами, Пак подошел к своей двери. Соседняя была приоткрыта, и в проеме виднелись растерзанные коробки, стопки книг, перевязанные бечевкой. Внутри раздавалось два голоса – один сокрушающийся и мальчишески-звенящий, а второй – оправдывающийся, с густым провинциальным выговором. Речь шла о потерянной коробке с галстуками. Один напирал и взывал поскорей найти ее, а "то через три часа ужин со спонсором", второй умолял не звонить в компанию и не сообщать о потере. Пак подумал, что лучшего шанса узнать, что представляет собой новый сосед, не будет. Он ловким движением чуть шире приоткрыл дверь, и буквально перетек в зеркальное отражение собственной квартиры – два этажа: на первом – холл, столовая, кухня, туалет, гостиная с видом на парк, на втором – две спальни, ванная комната, рабочий кабинет. Пак напустил на себя извиняющийся вид, добавил фирменную улыбку номер четыре "официальная, но лучится симпатией", и проговорил в узкую спину, запоздало понимая, что спина эта ему кажется знакомой. – Я могу одолжить свой. У меня обширная коллекция. Лишившийся галстуков обернулся, и улыбка на лице Пака дрогнула, угрожая исчезнуть. Перед ним стоял объект. Пак моргнул раз, потом второй, все еще надеясь, что он обознался. Ким Хань – вспомнил Пак имя объекта – вскинул бровь и медленно процедил: – Вы, простите, кто? – Ах, – сразу засуетился Пак, протягивая руку для приветствия и мысленно чертыхаясь (он планировал наведаться в галерею через несколько дней, чтобы прикупить пару картин для ресторана: "ах, вас советовали, помогите подобрать что-то к интерьеру, чтобы со вкусом и дорого, может, по бокалу вина, и сами посмотрите, у вас отличный вкус, о, ты хорошо целуешься, ох, такой нетерпеливый, м-м-м, расскажешь папочке, где прячешь сведения?"). – Пяо Цаньле, ресторатор. Я живу в соседней квартире. Объект заметно повеселел и улыбнулся открыто, хотя чему там радоваться? – Ким Хань, работаю в арт-галерее. Новый сосед. Пак мысленно себе поаплодировал за такое спонтанное и изящное решение – прийти на помощь в трудную минуту.***
Лу не составляло особого труда нажать на владельца дома, пустив в ход и обещания и угрозы: через час квартира рядом была в его полном распоряжении. Хань решил несколько дней не предпринимать активных действий. Присмотреться, разузнать распорядок дня и увлечения Цаньле. А потом можно было начинать активную фазу: соседский визит или случайная встреча утром – Лу только с пробежки, сталкивается с уходящим на работу Пяо. Или собака. Все же любят собак. Хотя, Хань предпочитал кошек, но не хотел производить впечатление эксцентричного человека, выгуливая кота на поводке. Пяо же сам упростил ему задачу, предложив помощь. Иногда импровизация лучше заранее придуманного плана действий. Хань мысленно сделал пометки для отчета: "легко идет на контакт", "инициативен", оставив для личного пользования слова "обаятельная улыбка" и "красивые руки", и смущенно кивнул: – Вы меня очень выручите, если одолжите галстук.***
Лухан, делая вид, что выбирает наиболее подходящий из десятка свернутых калачиком в отсеках деревянной коробки, которую Пак торжественно вынес и водрузил на стол, цепким взглядом осматривал гостиную. Все показывало нрав хозяина. Интерьер в приглушенных тонах: низкий кофейный столик, глубокие кресла, дорогой ковер на полу, отличная аудиосистема, но тут же неуместно яркий поп-арт на стене и кактус в дешевом пластмассовом горшке. Противоречивое сочетание. Пяо стоял сзади, скрестив руки, и наблюдая, как Хань тонкими пальцами скользит по ткани, задумчиво выбирая между кубовым и берлинской лазурью. Наконец он остановил выбор на втором и, безоружно улыбаясь, проговорил: – Мне нужно идти! На неделе я приглашаю вас на новоселье, Цаньле, договорились? – и помахал в воздухе пальцем для пущей важности. Пак любезно согласился, заверив, что несомненно придет.***
Хань побродил немного по городу, проверяя, нет ли за ним слежки, а затем поехал в ресторан "Золотая утка". Был соблазн назначить встречу с агентом в ресторане Пяо Цаньле под диковинным названием LMR, но Лу отмел эту идею: даже самый неискушенный в шпионских страстях человек удивился бы такому количеству совпадений, а Пяо – не стоило забывать об этом – подозревался в том, что укрывает у себя изменников родины. Нет, поход в ресторан стоит отложить на потом. Лу ел куриные бедрышки в меду и кисло-сладком соусе, и щебетал полноватому мужчине со скучающим взглядом и бульдожьей челюстью, что новый художник-авангардист из Макао хорошо себя зарекомендовал, и стоит вложить деньги в проведение выставки. Тот ковырялся в тарелке, кивал согласно, а сам запоминал: контакт с объектом установлен, первые данные получены. Требуется около трех недель, чтобы собрать сведения и постараться проверить самые очевидные варианты хранения информации – дом и ресторан.***
Лу был профессионалом своего дела, поэтому понимал, что спешкой можно все испортить. Он уже представлял себе, с кем имеет дело: довольно жесткий и свободолюбивый, но в то же время мягкий и нуждающийся в понимании. Этакий человек-праздник, за фасадом улыбки которого скрывается тяжелая работа и одиночество. Отчасти Пяо Цаньле напоминал Ханю его самого, оттого Лу был точно уверен – навязчивого прилипалу он бы сразу отшил. Немного выдержки, и лишь потом – натиск и напор. Кроме того, одно старое дельце напомнило о себе (в Урумчи снова начались заварушки, и Хань подозревал, что его знакомец Хромой Джо засветился там тоже – где вооруженные протесты – там Джо – это аксиома), так что на пару дней придется исчезнуть из города. Ничего. Это только подогреет интерес. Хань как бы между прочим сообщал всем, что едет в Макао отбирать картины для выставки, на случай если Пяо зайдет в галерею или станет наводить справки.***
Пак откровенно нервничал. По его расчетам Хань должен был явиться не позже утра следующего дня. Но китаец исчез – в галерее вежливо сказали, что "господин Ким улетел в Макао". Через пять дней Ким позвонил в соседскую дверь, торжественно держа в руках одолженный аксессуар. Он казался бледным и сонным, и на немой вопрос в глазах Пяо только отмахнулся: – Эти художники хуже террористов, – и сразу перешел к делу. – Часов в семь жду у себя, сосед. Пак закрыл дверь и беззвучно расхохотался. Есть! Рыбка клюнула. Теперь в ход пойдет убойная смесь из алкоголя и животного обаяния. Может, разморенный от вина и ласк, Хань проболтается о чем-то важном в желании произвести впечатление? Это значительно облегчит работу.***
Они сидели на полу в окружении коробок с вещами и непринужденно болтали о жизни, будто знали друг друга много лет. Пяо сразу по-хозяйски оттеснил плечом Ханя, прошел на кухню, быстро нарезал сыр и фрукты, откупорил принесенное вино и приготовил отличную пасту. Ханю оставалось без дела крутиться рядом и проклинать себя за недогадливость: две упаковки пива и закуски к нему пусть были и дорогими покупками – лимитированное баварское, и куча замаринованных, высушенных и жареных морских и земных гадов, – но вряд ли могли считаться инструментом соблазнения. Он был приятно удивлен Цаньле: тонкий, умный собеседник с отличным чувством юмора. Мимика у него была живая, а привычка касаться во время разговора то руки, то плеча собеседника не раздражала. Хань даже усомнился, что начальству дали правильную наводку. Он ожидал, что придется осторожно расспрашивать, нащупывать ниточки разговора, но Цаньле все рассказывал сам: о детстве в Гонконге (вот откуда едва уловимый акцент), о родителях, проблемах с рестораном… – Я же не знал, что тут такая дурацкая система налогов… Меня чуть в тюрьму не посадили. Пяо доверительно придвигался к Ханю. Тот вдыхал легкий древесный аромат одеколона Цаньле, и его бросало в жар, а внутри все сладостно сжималось, когда Цаньле снова невзначай клал руку ему на колено, умудряясь при этом отпивать вино (они почти допили третью бутылку, и внутри было легко и смешливо) и жаловаться. – Но это же преступление, – неуверенно протянул Хань. Цаньле на миг замолчал, а потом изучающе посмотрел на Ханя и кивнул: – Если ты так говоришь… И снова расхохотался. Смеялся он много и так заразительно, так что Лу сам невольно заливался смехом, и тогда тонкие морщинки собирались в уголках глаз. Пяо шепнул, что они очаровательны, и Хань зарделся. Ему весь вечер приходилось напоминать себе, что он на задании. Потому что все эти подмигивания, прикосновения и непринужденный тон выбивали из колеи, и Хань ловил себя на мысли, что ему действительно хотелось оказаться в одной постели с ироничным и улыбчивым "мистер-крутой-ресторатор" Цаньле ради собственного удовольствия, а не ради миссии. Он накрыл ладонью все еще лежащую на его колене руку Цаньле. Лу всегда считал, что руки у него достаточно мужественные, но на фоне загорелых широких кистей Пяо собственные пальцы казались совсем хрупкими. Цаньле улыбнулся нежно и вопросительно. А затем поцеловал его.***
Пак Чанёль, агент разведки Южной Кореи, еле сдерживал себя. Он целовал податливые губы своего соседа, но в голове крутилась мысль, что его где-то обманули. Никто и никогда еще так его не "снимал". То, что сейчас происходило, даже слабым подобием свидания было трудно назвать. Но Пак был абсолютно очарован и заворожен. Все же чутье его не подвело: в тихом омуте черти водятся. Чего греха таить, Паку было приятно работать над этим заданием – молодой привлекательный мужчина прямым текстом приглашал его провести бурную ночь вместе. В этот раз Чанёль как никогда был рад послужить на благо страны. Он запустил пальцы в темные волосы Ханя, и опрокинул его навзничь на пол, прижимая весом своего тела, и стал покрывать поцелуями шею, полностью отдаваясь восхитительному ощущению прохладной гладкой кожи под языком. Но долг есть долг (когда еще его допустят в святая святых дома, а тут такой шанс), и он пробормотал, с сожалением отстраняясь. – Давай переместимся в спальню. На кровати будет удобней (а еще будет удобней быстро пройтись по шкафчикам и тумбочкам, пока они по очереди будут курсировать от ванной и обратно). Хань кивнул, отстраняясь и в то же время лихорадочно вспоминая, не оставил ли чего подозрительного на виду, ведь это "внедрение" произошло спонтанно. Понятно, что пистолеты и гранаты под ногами не валялись, но вот набор отмычек или удавка могли бы удивить. Они преодолели лестницу на второй этаж, продолжая неистово целоваться. Прохладный воздух в спальне приятно холодил разгоряченную кожу. Пяо стащил рубашку, и ловко проделал то же с Ханем. Вслед за ней на пол отправились брюки. Хань жадно посмотрел на мускулистое тело Цаньле, подернутое легким загаром. Он обвил руками его шею, и утянул за собой. Они рухнули на кровать, путаясь в ногах и руках, жадно шаря руками по телам друг друга – ощупывая ребра, поглаживая ягодицы, пробегая по клавишам позвонков. Хань откинулся на подушку, раскинув руки, наслаждаясь жаркими поцелуями – Цаньле спускался все ниже от груди к плоскому животу Ханя – а когда влажные губы обхватили его член, он вообще обо всем забыл. За такой первоклассный минет он бы с радостью выдал парочку государственных тайн. А затем Цаньле сильными руками приподнял его за поясницу, заставляя выгнуться в спине и раскрыться, и навис над ним. Хань в предвкушении зажмурился. Пяо хрипло застонал ему куда-то в шею и отрубился.***
Пак Чанёль проснулся, и не сразу понял, что не так в его квартире. Мозг натренировано подсказал, что брюки лежат справа, в доме есть общий балкон, а со второго этажа прыгать невысоко, но больно, ибо прямо под ним кусты садовых роз. Подождите! Сбоку заворочались, и Пак, окончательно проснувшись, осознал, что лежит практически голый в квартире своего объекта. Перед глазами пронеслись события прошлого вечера, и Ель застонал от стыда и досады. Угораздило же его принять утром обезболивающее – после операции в Сьерра-Леоне на память остался шрам на затылке и постоянные мигрени – а потом еще и столько выпить. Немудрено, что он отключился в самый неподходящий момент. "Браво!", – мысленно похвалил он себя. – "Агент Пак, вы просто блестяще провалили задание". Единственным разумным выходом из сложившейся ситуации было уйти, пока Хань спит, а потом извиниться и пригласить уже на настоящее свидание. Чанёль уже даже придумал подходящее оправдание: у него нарколепсия***, а жаркий вечер настолько его взбудоражил, что организм просто применил аварийное отключение – настолько Хань оказался горяч. Он обернулся, и по коже мурашки пошли – Ким уже проснулся и не мигая сверлил его подозрительным и оценивающим взглядом. У Пака дух перехватило. Он пробормотал самое тупое и очевидное: – Ты проснулся… "Предложит из любезности кофе или сразу укажет на дверь?", – лихорадочно соображал Пак, ища взглядом свои вещи и натягивая вымученную улыбку – губы подрагивают, ресницы трепещут (номер пятнадцать в арсенале под названием "провинившийся любовник"). Взгляд Ханя резко с колючего стал теплым и расслабленным. Чанель подумал, что ему почудилось – мозг выкидывает фокусы от переутомления. – Кофе будешь? Я сварю… – голос у Ханя теплый, медовый. Он поднялся, одетый только в легкие домашние штаны, спущенные чуть ниже выступающих тазовых косточек, и Пак осознал, что в последний раз видел Ханя полностью голым. Значит, пока он пускал слюни на простыни, тот успел принять душ, одеться и поспать. Надолго его вырубило на этот раз, не меньше четырех часов. Но размышления о том, что стоит сходить на обследование перечеркнули воспоминания об обнаженном Киме, вызвав неуместную и болезненную эрекцию. Он сглотнул набежавшую слюну и зажмурил глаза. – Э-э-м, давай перенесем кофе на обед. – Мне нужно в ресторан. Хань даже бровью не повел, будто эти слова сами собой предполагались. – Отлично. Дашь мне свой номер? Пак в недоумении покрутил головой: – После вчерашнего ты все еще заинтересован? – Я не думаю, что это был коварный план моего унижения, ведь так? – с легким сарказмом в голосе сказал Хань. – У меня нарколепсия, – выдавил Пак. – Я так и подумал.***
Дни летели, как на крыльях. Уже почти месяц их раздельные квартиры плавно стали общим домом. Они оставались на ночь то у Ханя, то у Цаньле, и тот уже в шутку заговаривал, что такими темпами им проще снимать одну квартиру на двоих, чем платить за две – одна все равно пустовала. Хань корпел над докладом в штаб, и не мог написать ни слова – Пяо Цаньле совсем не выглядел человеком, который покрывает преступников. Он был щедрым, заботливым и забавным. Лу напечатал: "Дружелюбен и открыт, сильно доверяет людям", и стер. Лучше написать: "Подозрительные действия не совершал. Требуется дальнейшее наблюдение". Да, Хань был на нервах. Как агент разведки он привык быть скрытным и одиноким. А Цаньле был не только умным и проницательным, но еще и до ужаса непосредственным человеком. Хань каждый раз заставал его то стучащего в стену спальни, и прижимающегося ухом к кремовым обоям (Это гипсокартон? Мне показалось, внутри кто-то шуршит. Может, мыши?), то изумленно рассматривающего двойную полку (Лишняя дощечка. Странно, правда?), то ковыряющегося в замке шкафчика в ванной (Никак не мог найти пластырь. Там же нет ничего запрещенного, что ты закрываешь его?). Но горячий секс и задушевные разговоры все компенсировали. Пак проделывал с ним восхитительно бесстыдные и ужасно возбуждающие вещи. Кажется, он чувствовал тело Ханя лучше, чем он сам, поглаживая, ощупывая, потирая, вылизывая и покусывая во всех чувствительных местечках, заставляя кричать и задыхаться от накатывающих волн чистого наслаждения, и унизительно выпрашивать еще и еще. А еще Ханю нравились неспешные разговоры за обедом, вечерние посиделки в маленьких забегаловках, распаляющие страсть прикосновения в такси, поцелуи в парке, совместный утренний душ – он с ужасом представлял, что будет, когда дело закроют. Понятно, что Пяо невиновен, но ведь это делало работу Ханя ненужной, а значит, скоро его ждет другое назначение. Он получит новое имя, возможно, новую внешность – и должен будет исчезнуть из жизни Цаньле также стремительно, как и ворвался в нее.***
Допотопный дисковый телефон, стоящий в галерее, как все думали, для красоты, зазвонил. Это было не к добру. На прямой линии был Ву. Его голос не предвещал ничего хорошего: – Ты совсем с ума сошел, агент? – Я не знаю о чем вы го… – Идиота из меня не делай. Вместо работы кутишь на государственные деньги и носишься с потенциальным преступником как с писаной торбой. В твои задачи не входят любовные шашни, солдат, только имитация. Завтра заберешь новые данные. Пока ты пишешь в отчетах сопливый бред, наши парни вышли на след. – Будет исполнено! – шепотом сказал в трубку Лу и вздохнул. Хреновый из него агент – внедрился по самое не хочу, а ресторан так и не проверил. Днем там сновали сотрудники, а ночью Хань так и не придумал убедительного аргумента покинуть жаркие объятья. По правде, не особо и хотел. Он был обязан нарыть хоть что-то. Хань не думал, что Цаньле замешан, но когда тот сказал за обедом, что завтра всю ночь будет работать с бумагами перед проверкой, Лу понял – это его шанс, но настроение было не боевое. Все же оставалась мизерная возможность, что Пяо – именно тот человек. Под покровом ночи Лу приехал к ресторану. Окно кабинета Цаньле на втором этаже слабо светилось. Значит, он сидит там, и не помешает все осмотреть. Или Хань поймает его на горячем. От этого сердце болезненно сжалось. Приказ Ву он помнил хорошо. Лу в два счета справился с сигнализацией на задней двери, и проскользнул внутрь, не зажигая свет. Ресторан был тих и пустынен, даже слегка жутковат без посетителей. Открыв дверь подвала, он спустился вниз. Через полчаса Лу понял, что отчитываться не о чем. Ифань будет взбешен: Ву придерживался теории, что раз на человека есть наводка, то значит точно есть и вина. Остается найти доказательства. Но просто Крис ни разу не встречался с Цаньле! Хань досадливо цыкнул – внутри ворочалась волосатая и первобытная ревность. Он потер лоб. Это его работа. А работу нельзя ревновать. В нее нельзя влюбляться! Он мотнул головой. Да к черту все. Сейчас он хотел увидеть Цаньле. Хань поднялся на второй этаж, но там было темно и тихо. Лу вынул пистолет, спрятав его за кресло в дальнем углу кабинета, надеясь, что потом сможет забрать оружие незаметно, и снова спустился вниз. Пяо нашелся в "зеленом зале" ресторана. Хань было хотел окликнуть его, чтобы сказать привычную ложь, которая с каждым днем все больше становилась правдой, – соскучился и заехал – но не мог вымолвить ни слова, а только зачаровано любовался. Цаньле знал толк в театральном шике, даже если в зале не было ни одного зрителя. В ресторане царил полумрак. Свечи дрожали в тяжелых канделябрах (разумеется, электрические, но дающие тусклый свет, совсем как восковые), отражаясь дрожащими пятнами на черной полированной шкуре гордости "зеленого зала" – рояле. За ним-то и сидел Цаньле в расстегнутой рубашке, босой. Он пил красное вино, задумчиво всматриваясь в мерцание света. Было видно, что его что-то тяготило. Махом допив вино, он отставил бокал, открыл крышку инструмента и заиграл. Хань подумал, что более захватывающего зрелища в жизни не видел. Играл Цаньле не профессионально, но с чувством и очень искренне. Казалось, он преображает свои сомнения и надежды в мелодию. Лу затаил дыхание: то, как он сейчас смотрел на Цаньле, уже давно вышло за рамки простого задания и обычного секса.***
Пак спиной ощутил, что за ним следят. Он резко оборвал игру и обернулся. Возле дверей стоял Хань, и смотрел так, что щеки заалели, как у мальчишки. – Я соскучился, – голос Ханя разнесся по залу. Он шел мягко, бесшумно, и Цаньле подивился, какая грациозная сила скрыта в Хане. Это было очень чувственно, так, что внизу живота сразу разлилось тепло. Он бы мог подумать, что всему причиной вино. Но нет. Виноват Хань. Пак Чанель привык контролировать ситуацию, быть лидером и заставлять людей подчиняться, но сейчас он сидел как идиот, и когда Хань взял его за подбородок, шепнув низко в ухо "Я хочу тебя", Ель ощутил, что готов подчиниться. Ему действительно хотелось отдать себя всего – не только брать, как он обычно делал. – Я хочу тебя просто тут, на рояле, – прошептал Пак, немного стыдясь своих слов. – Возьми меня. Хань улыбнулся лукаво, согласно кивая, вовлекая его в поцелуй. У Чанёля был опыт снизу, но выбирать самому эту позицию он никогда не хотел. И только с Ханем, вот тут, в полутьме зала, он ощутил потребность быть заполненным изнутри. Пак нетерпеливо избавлялся от одежды. Хань уже был готов, нетерпеливо потираясь членом о бедро Еля. – Ты точно готов? – спросил он, смачивая слюной член – как-то не догадался агент на задании притащить смазку. Пак притянул его к себе, стаскивая рубашку, вылизывая бледные соски Ханя. Тот заставлял себя не спешить – растягивал не спеша, чтобы максимально расслабить Цаньле. Пак хохотнул нервно – крышка рояля была холодной, но теплые пальцы Ханя умело ласкали его там, внутри, и он расслабился и поплыл на волне наслаждения. Но восхитительное чувство заполненности исчезло, и он застонал от досады, но тут же выдохнул в наслаждении – ловкие пальцы заменило кое-что посущественней. Пак отзывался на каждый тягучий и размашистый толчок стоном, ощущая Ханя внутри себя. Тот, не прекращая двигаться, склонился, и бесстыдно стал ласкать языком рот Пака, а когда чуть отстранился и сжал его член, то Чанёль больше не смог сдерживать подступающий оргазм, и с громким стоном кончил. В глазах потемнело от наслаждения. Он очнулся от того, что было мокро и холодно. Над ним, лежащим на полу, склонился Хань. В руках у него был пустой стакан. – Эй, ты как? – спросил он заботливо. Паку захотелось прижаться носом к коже Ханя, чтобы вдохнуть его запах. В голове кружилось, но он плавал в эндорфиновом озере и изнывал от нежности. – Я думаю, что люблю тебя, Хань, – проговорил он. – Давай, вставай. Идем, приляжешь на диване. Чанеля обожгло чувство обиды. Он только что признался в любви, а реакции никакой. Но он смолчал – сейчас ему было не до выяснения отношений. Ноги действительно подкашивались. Ель старался не сильно опираться на Ханя, которому пришлось всю дорогу поддерживать его. Лу укрыл его пледом, потрепал по голове и шепнул: – Я тоже тебя люблю. Как никого не любил. Поспи немного. Чанель заснул почти сразу же, умиротворенный и наполненный счастьем.***
Лу сидел в кресле и грыз ноготь. Что-то не давало ему покоя. И это было не признание в любви, хотя оно и выбило его из колеи. Он что-то просмотрел. Лу вспомнил подвал, вспомнил план помещений. Ему казалось, что решение у него под носом. Вот оно! Математику Хань всегда любил, и давалась она ему легко, так что высчитал все за полминуты – реальный размер помещения не совпадал с заявленным. Подвал был меньше на двадцать метров. Хань осторожно вытащил пистолет из-под кресла, и спустился вниз. Подвал был таким же – полупустым и абсолютно не вызывающим подозрений. Но теперь Лу знал, что где-то есть дверь. Она нашлась в самом пыльном углу – сливающаяся со стеной. Хань подцепил ее монтировкой – и та поддалась. Большего разочарования Хань не испытывал за всю свою жизнь: тусклый свет фонарика открыл неприглядную правду – комната была заставлена ящиками с оружием и боеприпасами, а на столе в углу лежали подробные чертежи Дома народных собраний Всекитайского собрания народных представителей. Лу похолодел: теракт, свержение правительства – Крис был прав. И все это – его любимый Цаньле? Возле двери послышались голоса: – Ты уверен, что шеф ушел? – Да, свет не горит, и все тихо. Лу подкрался ближе – распорядитель в зале и су-шеф. За ними еще трое. Они гурьбой вошли в комнату, прикрыв дверь. Хань стал судорожно вспоминать фото заговорщиков, которые ему передал Ифань после того грандиозного разноса, и мысленно застонал – каким же идиотом он был – у него под носом все время были эти молодчики. Один лично приносил еду, как вип-гостю, второй готовил. Заметим, особенно ему удавался минестроне. И лучший агент МГБ так и не понял, что перед ним двое преступников. Просто отлично. Пистолет приятной тяжестью лежал в ладони. Двоих он убрал сразу – пули с чавканьем вошли в плоть. В темноте и неразберихе – оставшиеся не рискнули стрелять – разобрался еще с двумя. Одному прострелил бедро – до приезда скорой тот бы не дожил при любом раскладе, а второму попал в легкое. Тот захрипел, выплевывая розовую пену, и сполз по стене. В живых остался один. Не составило труда его скрутить и допросить с пристрастием. Сначала пленник сопротивлялся, потом грязно ругался. Лу только ухмылялся – эти парни сделали звуконепроницаемую изоляцию. – Кричи на здоровье, – ласково разрешил он, а потом нажал на курок. Глушитель делал звуки выстрелов похожими на хлопки взрывающегося в микроволновке попкорна. Мужик взвыл – раздробленная кисть заливала кровью куртку. – Думаю, теперь ты мне все расскажешь. Особенно меня интересует ваш шеф – Цаньле. Информации хватило с лихвой и для отчета, и для успокоения нервов. Лу был доволен. – Благодарю, – церемонно сказал он. И выстрелил изменнику в лоб. Отряхнувшись и приведя одежду в порядок, Лу понял, что дело принимает нежелательный оборот. Пять трупов. Оставить их тут было бы плохой идеей. Да, комнату найти непросто, но запах не скроешь. Оставался холодильник в другом конце подвала. Можно временно спрятать тела там, а потом Лу придумает, как их вывезти. Возле холодильника обнаружилась куртка и рукавицы. Хань был на взводе, оттого быстро перетащил пять трупов в морозильную камеру. Сверху он водрузил несколько мешков и замороженного тунца. Лу надеялся, что хотя бы пару дней рыбу заказывать не будут. Он еще раз придирчиво все осмотрел – крови почти не было, и закрыл дверь в тайную комнату. Делом пяти минут было вернуться в кабинет, осторожно лечь рядом с Цаньле и сделать вид, что заснул рядом почти сразу же. Его колотило от возбуждения. С плеч будто сняли тяжелый груз. Это было сродни чистому восхищению жизнью, когда пуля проходит совсем рядом, не задевая тебя, или ты успеваешь выбраться из тонущей машины. Радость, что ты обманул судьбу. Но никогда, никогда еще за всю свою карьеру он так не радовался, что следил полтора месяца не за тем человеком.***
Пак проснулся от того, что рука затекла. Рядом лежал Хань. От него пахло одеколоном – как и всегда – но еще и… порохом? Последнюю мысль Чанёль отмел как смехотворную. Наверняка, Ким просто сменил аромат: что-то для брутальных мужчин, чтобы казаться круче. Но зачем? Со своим невинным взглядом и умелым языком он и так заставлял яйца поджиматься от зудящего желания. Пак с нежностью посмотрел на спящего, а потом поцеловал проникновенно – неплохой способ разбудить любимого человека. Хань сначала крутил головой, пытаясь проснуться, моргал, тер глаза, потом смотрел на часы, охал, долго одевался, крутился возле кресла в углу, капризно посылал Пака за кофе, а потом резво умчался домой переодеваться – он и так катастрофически проспал работу. Чанель с дрожью в руках вспомнил о страстном вечере и подумал, что неплохо бы протереть рояль, но сегодня зал лучше вообще закрыть – казалось, там все пропитано запахом секса. Но в первую очередь стоило заняться делами ресторана. В конце недели должна была нагрянуть проверка из санэпидемстанции, и Чанёль решил в кои-то веки сам посмотреть, что творится на складе ресторана, служившего ему прикрытием. После этого он планировал сходить в "китайскую прачечную" и официально заявить Сухо, что никаких признаков того, что информация у Ханя, нет. Объект чист, и дело можно закрывать. Стоит рассмотреть версию о том, что крота не существовало, а эти олухи (Пак знал, о чем говорил – в департаменте по работе с информацией сидели совсем не обремененные интеллектом парни) сами слили данные, и сочинили историю с таинственными шпионами, чтобы не получить выговор. В холодильной камере было …. холодно. И пахло кислым. Пак покачал головой – неужели что-то могло испортиться? Он шел между рядами ровно висящих туш, и принюхивался. Наконец в самом дальнем углу запах стал сильней. В кучу были свалены мешки, в которых обычно хранили свиные ноги для запекания, а сверху валялся огромный тунец – вообще из другой секции. Пак мысленно поставил галочку вздрючить повара и кладовщика. Чанёль поворочал мешки. Тунец со стуком упал. Из-под мешковины показалась нога. Человеческая. На осознание ушло секунд двадцать, а затем аналитический ум Пака заработал на полную. В его работе не было места удивлению, что в холодильнике лежат трупы. Пака могли подставить местные ребята, или же подстава организована на более высоком уровне – стран и правительств. Это предстояло еще выяснить. Но сейчас Пака больше волновало другое. Ресторан открыт, и заказов много. Он сразу представил, как повар кричит: "Принеси мне мяса для стейка", и поваренок резво бежит за отменным кусочком, а находит подмерзшую человечину. Выйдет нехорошо. Есть запасная камера. Таскать тела в полдень – идея не слишком умного человека. Пак был умным, потому решил, что нужно перенести мясо и рыбу – на это ушел почти час. Он продрог до костей, провонял рыбой, и как раз проворачивал задубевшими красными пальцами ключ в замке, как вниз спустился повар. – Шеф? – вопросительно протянул он. – Мне нужна дюжина говяжьих ребер. Пак устало привалился к двери. – Я нашел дохлых мышей. Надо вызвать специалистов. А мясо теперь лежит в другом холодильнике.***
Весь вечер Пак провел на ногах – с отчетом пришлось повременить. Вместо этого он поднял на уши всех информаторов в городе, чтобы узнать, что произошло: может, перестрелка триады или месть ему лично? Все как один были уложены меткими выстрелами, и это вряд ли можно было назвать несчастным случаем. Один из его доверенных парней – Карамелька Сю – шепнул Паку, что поговаривают – кто-то убрал парней, что планировали подложить бомбу в здание, где заседали партийные чиновники. Может, сами заказчики решили их ликвидировать, а может и внутренние службы. Пак похолодел: у него в ресторане лежат трупы изменников родины (не его, конечно, родины, но формально все же его). Если кто-то свяжет этих парней с ним – несколько лет работы под прикрытием псу под хвост. И самое лучшее – это просто прощай повышение и отпуск, который он надеялся провести с Ханем. А ведь могут и вообще убрать.***
Уже светало. Чанёль только шел домой. Настроение было паршивое – он даже не хотел вспоминать, какие неприличные слова, оказывается, знает Сухо, и чего ему стоило договориться с местными парнями, чтобы они по-тихому убрали трупы. Пак лично проследил, как под покровом ночи пара дюжих ребят в форме сборщиков мусора выносят с черного хода аккуратно завязанные черные мешки с яркими наклейками "подлежит утилизации" и грузят их в радостно фыркающий грузовичок. Одноглазый Цинь лично обещал, что эти парни нигде не всплывут во всех смыслах. Очень хотелось завалиться спать, но еще больше – поцеловать Ханя. Казалось, это сотрет неприятные воспоминания о прошедшем дне. Пак поднялся по лестнице, толкнул дверь в спальню и в очередной раз за эти сутки обалдел. Хань стоял на коленях, а в лоб ему целился какой-то бородатый мужик. Вряд ли это было ролевой игрой. Пак застыл на месте, мужик прищурился, дернулся и заорал: – Да что ж такое! Вы что, блядь, сговорились и работаете вместе? Пак присмотрелся к бородачу и вздохнул. Хромой Джо. Фанатик, который разъезжал по миру и всюду пытался сколотить протестное движение и устроить революцию. На худой конец, что-то поджечь или взорвать. С ним Пак впервые столкнулся в Сьерра-Леоне, и тогда они друг другу не понравились. Вряд ли сейчас он захочет пересмотреть их отношения и сталь ближе. Даже в таких ситуациях Чанёлю самообладания было не занимать. Он хмыкнул, примирительно поднимая руки, чтобы не провоцировать психа. – Старина Джо, что ты забыл в Китае? Все еще злишься на меня? Ничего личного, брат. Тот сцепил зубы и пистолетом показал Паку занять место рядом с Лу. Чанёль подчинился, и Джо улыбнулся, причмокнув: – Вы мило смотритесь вместе. У Джо всегда с головой было не в порядке, это точно. Его уже вело от предвкушения мести – глаза блестели, а слюна летела во все стороны. Он ткнул дулом в лоб Паку и зашипел: – Ты покрошил моих парней? Я же был так близок – отомстить Пак Чанёлю, подставить его, да еще и повалить колосса на глиняных ногах – коммунистическую сволочь. – Нет, – твердо ответил Пак. – Это не я. Теперь я ушел на покой и сажаю розы. – А кто тогда? Хань подозрительно закашлялся. Чанёль повернулся к нему: – Это ты? Из-за тебя я битый час таскал мороженое мясо? Кстати, у тебя странное чувство юмора: зачем ты положил сверху тунца? Хань сморщился и парировал, явно передразнивая интонацию Пака: – Кстати, что значит "Пак Чанёль"? Дорогой мой, ты не китаец? – Не переводи тему! – Заткнитесь оба! – прохрипел Джо. – Хань, это твоих рук дело, зуб даю. У Пака чутье на такое. Хань открыл было рот, но Джо уже все для себя решил: – Никаких оправданий, Лу Хань, иначе я убью тебя просто сейчас. Надо было сделать это еще в Урумчи. Он дернулся от переполнявшего его гнева, и пистолет выстрелил. Пуля взвизгнула возле ног Ханя, расколов паркетную доску. Щепка отскочила, оцарапав Лу. На щеке показалась кровь. – Я думал, твоя фамилия Ким, – ядовито прошипел Пак, ожидая объяснений, впрочем, проигнорировав предыдущий вопрос Ханя о национальной принадлежности.***
Но было не время для разбирательств. И Пак и Лу лихорадочно думали, как выкрутиться. Ситуация была смешней некуда: двое, как уже выяснилось, агентов – даже дурак бы понял это, – стоят на коленях перед дергающимся бородатым мужиком с пистолетом, и ничего не могут сделать. Ах, да, один из них только в трусах. Пак глазами показал на ноги Джо. Сначала Лу не понял, а потом улыбнулся мстительно. Джо феноменально везло – ему каждый раз удавалось сбежать и затаиться. Но не в этот раз. Окно в пол, через которое, как неуловимый мститель, пробрался Джо, выходило на палисадник с кустами роз, и было открыто. А Джо стоял ровнехонько на винтажном ковре, который Хань притащил с блошиного рынка "для тепла". На самом деле коврик скрывал тайник с оружием в паркете. Не слишком изящно, но действенно. Чанёль и Лу разом подались вперед и рванули ковер наверх. Джо пошатнулся, накренился назад, беспорядочно стал нажимать на курок, но пули прошивали лишь потолок, а потом полетел вниз, прямиком в кусты роз. Хань облегченно выдохнул, искоса взглянул на Пака и расхохотался заливисто: – Похоже на малобюджетный шпионский триллер. Такой дешевый трюк с ковром. Если бы он еще в него завернулся, и стал похож рулет, было бы еще забавней. Да и падать не так больно. Думаешь он жив? Пак осторожно выглянул вниз: – Не двигается. Кажется, в этот раз сломал шею. Хорошая работа, конечно, но розы жалко. – Не буду отрицать, – лукаво улыбнулся Хань. Он вытащил из-под матраса пачку сигарет, чиркнул зажигалкой и с наслаждением затянулся: – Будешь? Пак взял сигарету, покрутил ее в длинных пальцах, сделал затяжку (фильтр еще хранил вкус слюны Ханя) и удивленно пробурчал: – Я думал, ты не куришь. Меня по ночам на балкон гонял. – Ты еще много не знаешь обо мне, Цаньле, – ухмыльнулся Лу, подтягивая сползшие трусы. – Ты из ЦРУ? – Разведка Южной Кореи, – со вздохом признался Пак. – А не хочешь рассмотреть перспективы сотрудничества с МГБ? – медово вопросил Хань. – У нас очень хорошие условия. Например, личный любимый агент.