***
Дима не поверил ему, или же только сделал вид. Арсений смотрел на Сашу, вернувшуюся к ним, а та в свою очередь на него своими глазами полными слёз, иногда стирая их с лица, если же они вдруг случайно катились по щекам. — Арсений, прошу, скажи, что ты шутишь. — С такими бы вещам я не шутил с серьёзным лицом, — грустно парень и отвернулся. — Да ну нафиг, я не верю в это! — Поверишь, — усмехнулся Арсений, поднялся с дивана и вышел гостиной, направляясь в свою комнату за портретом Антона. Вернувшись через минуту, он застал уже рыдающую Сашу и незнающего что делать в данной ситуации друга. Он только умолял девушку успокоиться, даже прибежал к словам, что Арсений спятил, поверил рассказам какого-то мужика и теперь мысленно убеждает себя в том, что мёртв, осталось лишь дождаться ещё несколько недель, чтобы умереть окончательно. Арсений ничего не возразил, что вообще он был способен сказать, кроме того, чтобы повторить уже сказанное ранее? Ровным счётом ничего, обнадёживать друзей слепыми надеждами бессмысленно, потому что сам желал своей смерти. Только из-за Антона. — Ну и что ты на него смотришь? — спросил Дима, подсев рядом с Арсением. — Да просто, — едва слышно пробормотал парень в ответ, затем сказал более громким и уверенным голосом то, что в голове вертелось некоторое время. Решение, к которому не сразу пришёл после рассказа Димы. — Я отправлюсь в Воронеж. Он тут же посмотрел на Сашу, и та убрала руки от лица и во все мокрые глаза уставилась на него. — Зачем? — надрывно спросила девушка. — Арсений, хватит! Тебе скоро перестанут сниться эти сны, и с тобой всё будет в порядке, вот увидишь. Только не надо… Она не договорила, слова становились менее понятными и звучали тихо, а на последнем предложении Саша проглотила все свои мысли и накрыла рот рукой, опустив голову. — Зачем, Арсений? Он повернулся к Диме. — Я уже говорил. — Да брось ты! Кладбище? — Да, именно так, — Арсений отложил портрет, запустил руки в волосы и продолжил: — На кладбище, да и не только… просто хочу посмотреть город, — неуверенно добавил он и замолчал. — Отговаривать тебя безнадёжно, поэтому просто скажу, что я с тобой. Арсений повернулся к нему и улыбнулся. — Только хотел попросить тебя это сделать, как ты будто мои мысли прочитал. Дима положил руку ему на плечо и посмотрел на Сашу. — А ты? — А что я? — вероятно, она пропустила мимо ушей последние фразы парней. — Ты с нами в Воронеж? — Да! — девушка подскочила с места. — Если ты в это веришь, если это всё так и есть, то я с тобой. — А ты по какой причине? — обратился Арсений к Диме. — Я не буду отвечать на твой вопрос. Арсений кивнул и предложил отвлечься от всех этих историй про сны, миры и Антона хотя бы на время. Никто не был против.***
Арсений сидел на крыше, любуясь звёздным небом, узнавая какие-то созвездия и называя их Антону; парень расположился лежа рядом, убрав руки за голову. После пребывания на мосту, он предложил Арсению скорее пойти к тому же зданию, что и вчера, чтобы забраться на крышу и провести время там до пробуждения вместе, ведь не исключено, что совсем скоро они оба проснутся. Никто из них не предполагал, сколько времени могло пройти в их реальностях, задавали друг другу такой вопрос, но не находились ответом. Антон взял руку Арсения в свою, и тот повернулся. Парень хотел сказать, что бесконечно рад оказаться здесь рядом с ним, что до сих пор не может поверить в эти встречи, и что ему всё безумно нравится, и даже больше — что ему нравится сам Антон. Но тот его опередил. — Никогда не задавался вопросом, почему люди так удивляются тому, когда узнают, что мы можем смотреть на уже несуществующие звёзды? Что свет некоторых из них идёт до нас гораздо большее время, чем существует эта планета, и что смотря в любую сияющую точку, ты не можешь знать, что там — пустота? Арсений не ожидал услышать что-то подобное, может сейчас или вообще, но улыбнулся и ответил, что думал, позволяя словам сливаться в поток, иногда во время произношения удивляясь, как до такого сам додумался, ведь он даже не знает (не помнит, что знает), во что верит, что знает о вселенной и космосе в целом. — Это просто прошибает сознание, заставляет, пожалуй, задуматься. С мыслями о космосе все религиозные убеждения прошлого кажутся такими смешными. Люди испытывают взбудораживающее чувство, когда они только узнают подобные вещи, ведь знания об этом ломают все убеждения, взрывают сознание и подталкивают к смирению, — Арсений прилёг рядом, повернулся лицом к Антону и продолжил, всё так же не отрывая взгляд от глаз напротив. — Может, сейчас гораздо проще, но ведь очень давно человек должен был обладать силой характера, чтобы противостоять увещеваниям тех, кто убеждал каждого в нашем очевидном превосходстве над другими, что Бог, которого-то и нет, создал целый мир для нас, словно мы особенные, и что Солнце, Луна и звёзды, — он указал рукой в небо, — вращаются только вокруг нас, что Земля — центр вселенной. Но вселенная и космос — разные понятия. А мы-то теперь с тобой знаем о существовании мультивселенных, потому что только так, я полагаю, ещё можно это назвать. И они так похожи, наши миры, вселенные, что даже наяву я не могу связать это всё. И ещё я считаю, что удивляются люди потому, что познают свою ничтожность. Антон открыл рот, а затем закрыл. Наверное, пребывал в небольшом изумлении и шоке от сказанного парнем. Да Арсений удивлялся не меньше. И только когда он снова посмотрел в небо, Антон коснулся его руки, как бы отвлекая от мыслей и заставляя повернуться к себе, и ответил: — Забавно, геоцентристы в любой Вселенной — глупцы, — парень усмехнулся. — Но ведь в прошлом людям нужно было во что-то верить. — Нужно. А как же иначе? — Арсений сел, но не выпустил руку Антона. Он посмотрел на их переплетённые пальцы в замок и спросил: — А во что веришь ты? — В нас. В то, что мы сможем встретиться не во снах, — Антон замолчал на пару секунд, отвёл взгляд и тихо добавил: — но вряд ли. — Почему? Ты же знаешь, что скоро встретимся. Когда я умру… Антон сел, подтянул колени к груди и обхватил их руками; смотря на Арсения, он долгое время молчал, пока тот всё ещё не понимал, как так легко с губ сорвались слова о своей смерти. Сказано так легко, что даже пугает, но не больше, чем молчание человека напротив, который в мгновение стал таким печальным и серьёзным, что хотелось обладать возможностью чтения мыслей, чтобы узнать, что же так тревожило Антона. — Нет, Арсений, — он отпустил голову. — Ты не умрешь. — Да нет же, — Арсений вскочил на ноги и взмахнул руками, — мне осталось так мало в своём мире. Я думаю, что после третьего сна придёт это время. Ну, смерти, — он опустил руки в карман и начал ходить взад-вперёд на два-три шага, озвучивая свои мысли и избегая встречи с взглядом Антона. — Наверное, мы так редко будем сниться друг другу, но это не продлится долго. Я уже готов, я уже в этом мире, Антон. И он рискнул, повернулся и посмотрел в голубые глаза родственной души; Антон обхватил рукой запястье с татуировкой и сжимал-разжимал пальцы. Арсению нравился даже этот печальный взгляд, по какой-то причине тот выглядел подавленным, что стало удивлением, ведь в сознании только образ смеющегося и улыбающегося Антона, хотелось дойти до истины, и он чувствовал, что сейчас сможет, следует дать только чуть-чуть времени для того, чтобы соулмейт собрался с мыслями и выговорился. Арсений подошёл ближе и сел напротив, и едва протянул свою руку, чтобы коснуться тыльной стороны ладони Антона, как тот резко встал и заговорил: — Знаешь, мы же с тобой так близки, но и далеки друг от друга, — Антон протянул руку, Арсений схватился за неё и встал, а затем парень поспешно спрятал свои руки в карман. — Я могу ценить все эти сны, и я ценю, но если мы подобно звёздам, — глубокий вздох и взгляд в небо; Арсений смотрел не подобно ему — на звёзды, — а в его глаза, которые, кажется, блестели от выступивших слёз, — то наш свет никогда не сможет пересечься, и один из нас будет светить дольше, — Антон сделал шаг назад, вызвав у Арсения ещё больше вопросов, добавившиеся к тем, что возникали из-за сказанного парнем после долгого молчания, — намного дольше, когда другой станет только воспоминанием, которое тоже со временем забудут. Даже ты… Арсений предпринял ещё одну попытку взять Антона за руку, и ещё никогда во сне не испытывал щемящую сердце и легкие боль, когда от него отступили вновь. — Что? — неуверенно поинтересовался Арсений. — О чём ты, Антон? Антон отвернулся и зашагал к краю крыши, по пути говоря: — Арсений, я сказал, что мне семнадцать, — и Арсений с чувством страха шёл следом. — И мне было семнадцать, когда я погиб в мире, который разделял с тобой так давно, но я же сказал, что время здесь течёт по другому, и как тогда я был старше тебя, так и останусь. Арсений схватил его за руку и дёрнул на себя, заставив развернуться и посмотреть прямо в глаза. — Разделим этот вместе, — твёрдо сказал парень, сжимая руку Антона. А тот усмехнулся, затем тихо засмеялся и вырвал руку, продолжая путь к краю. — Но я же умру раньше тебя, и тогда ты забудешь меня, проснувшись однажды утром, или ночью, не важно, главное, что забудешь. Арсений догнал его, и теперь они почти вместе стояли на краю. Ещё немного, и можно отправиться в полёт. Кануть в бездну, погружение в которую всё больше осознавал. Вот только это он — Антон, и Арсений захлёбывался на дне, но не собираясь выплывать; зачем, когда можно дышать чем-то (кем-то) другим, сплетая пальцы в замок и понимая, что любая из всех возможных вселенных сошлась только в одном человеке? Ему не важен мир, время и реальность, если сны, то, пожалуй, это прекрасно, ведь только здесь можно балансировать на краю, откладывая на потом понимание всего происходящего, чтобы в какой-то момент осознание ударило так сильно, что боль и досада вызывали слёзы. — Что? Ты не можешь умереть, — почти крича сказал Арсений. — Родственные души должны быть вместе! — Да, но только у одного из нас есть выбор, ты можешь забыть это всё, татуировка снова перестанет что-то значить, мой свет исчезнет, а ты так и не увидишь. — Нет, есть способ. Я могу убить себя в таком случае! Антон схватил его руками за лицо и прокричал: — Даже не смей, слышишь?! — Слышу, — Арсений вырвался и отступил на пару шагов назад, — но это ничего не меняет. И если тебе так нравятся такие слова, так услышь ты! — он немного успокоился, подавил в себе появившуюся злость, подошёл к Антону и взял его за руку. На этот раз тот не вырвался. Арсений посмотрел вниз, на пролетающие машины, на светящийся город под ногами, который чем-то похож на один из городов его собственной вселенной, но немного отстающий в развитии. Переведя взгляд на Антона, он тихо продолжил: — Наш свет должен пересечься, ясно? — Арсений, но ты же… зачем? Какой смысл оставлять всю жизнь там, где у тебя есть близкие и друзья, где у тебя вся жизнь, чтобы попасть сюда, где ты будешь неизвестно кем, ведь от тебя останется только оболочка и воспоминания о прошлой жизни, по которой будешь скучать. Что если будет так плохо, что ты начнёшь винить себя в принятом решении? Ещё не поздно, Арсений. — Что ты несёшь? Мне не нужен абсолютно никто в этом мире, и ни в любом из других, если есть ты! — Что бы это значило? Ты не можешь выбрать меня и отказаться от всего. — Могу! — Не можешь! — Антон подошёл ближе к краю. Арсений, стоящий позади, спрятал лицо в руках, закрыл глаза и из уголков выступили горячие слёзы. Он не просто спит, он словно бодрствует в чужом теле, чужом мире и времени, чувствуя на себе всё, пытаясь сбежать от всех мыслей, от осознания одного и главного. Разве могут чувства появиться так скоро? Арсений предполагал, что — да, если сам в это угодил. — Я готов умереть ради тебя! — он дернул Антона за плечо, тот повернулся и покачнулся, едва не свалившись с края. Арсений схватил его за руку и потянул на себя. — Скажи только, сколько тебе осталось? — Нет. Не стоит этого делать, ты не должен. Ему оставалось только отчаянно добиваться своего. — Я хочу! — Назови хоть одну причину, по которой ты пошёл бы на самоубийство ради меня. Арсений замолчал. Он знал, что ответить, но боялся произнести слова вслух. Парень закрыл глаза и вспомнил, как они оба стояли на мосту, смотря на закат; Антон был рядом, обнимал его и шептал на ухо, вызывал новые и приятные чувства, в которых никогда прежде не хотелось утопиться. Хотя, ранее такого и не было. Ему нравится его улыбка, смех, глаза, голос, образ мыслей и просто он сам. Арсений влюблён в человека из снов, в свою родственную душу, которую не нашёл в своей Вселенной, но попал в общие с ним сны. — О чём я и говорил… Антон отвернулся и посмотрел вниз. — Надо бы проснуться, может, сиганув с крыши, получится? — Нет! — воскликнул Арсений, когда Антон едва поднял ногу. — Что? Арсений оттащил его от края и прокричал: — Я люблю тебя! — Т-ты… не можешь, — пытаясь не улыбаться, пробормотал Антон. — Нет. Арсений решил, что нет пути назад, и что добьётся ответа. — И если тебе так дороги эти сны, скажи, сколько тебе осталось! — Арсений, прошу. — Сколько? — Два дня. Арсений медленно попятился назад, не веря своим ушам. Нет, нет, не может быть! — кричало сознание. Но кричал не только мысленно Арсений, кричал и Антон, предупреждавший, что сейчас тот упадёт. Кажется, парень так ушёл в себя, что не слышал, не подумал об опасности, не подумал даже о том, что позади десятки этажей до земли. Да и какая разница, если вдруг что случится во сне? Вероятно, что самое страшное уже произошло, и совсем не важным считалось собственное падение вниз. Мысль о том, что Антон проснётся и проживёт два дня, не покидала его, пока не закрыл глаза и где-то далеко за пределами снов не свалился с кровати, чувствуя боль во всем теле.