Нотами под кожу

POV Герман Уже не помню, когда в последний раз по собственной воле вставал столь рано. 7:30, мать его, утра! Почему я это сделал? Пришлось, ибо вчера я нагло проигнорировал тот факт, что нам надо было давать интервью, повел себя, как гребаная малолетка, по словам продюсера, и если я не затащу свою задницу на пары, а после не приду на нашу базу, он из меня жаркое сделает. Не то чтобы я его угроз боялся, просто, поразмышляв полдня вчера в одиночестве и с бутылкой пива, я многое передумал. Во-первых, без группы я реально ничто. Тату-салон — это, конечно, здорово, и мне безумно нравится этим заниматься, но группа — это мое все. Во-вторых, без друзей, без того самого Макса и Пашки… я — не я. Ближе их никого нет, ну только если Олька из соседнего подъезда, но она мне как сестренка: милая, мелкая и поганая. Так что чую, придется мне грубо кричащего внутри гомофоба послать громко и отчетливо нахуй, по крайней мере, по отношению к этим двум. Как они вообще додумались? Что спровоцировало? И каково это? Вопросов была уйма, некоторые даже меня смущали, ведь, по сути, подобное не должно ну никак меня интересовать, однако ж пьяный мозг любые варианты выдавал, так же как и любопытство, которое измучило мою психику за ночь. Уснул я ближе к утру, потому сейчас чувствую себя плохо работающим теликом, который рой пчел покусал, преимущественно за голову. Глаза отекшие, заплывшие. Башка гудит, тело ломает, мне бы поспать суток этак парочку, а не в универ идти. Вливаю в себя литр кофе и, надев первые попавшиеся шмотки из неразобранного с гастролей чемодана, пытаюсь привести в божеский вид гнездо на голове. А позже, смирившись с тем, что я точно не стилист, и сделать то, что удается Лизе, я не смогу, фыркаю и, всунув сигарету в зубы, иду на учебу, чтоб ее. Я не опоздал! О, господь всемогущий, это ж сущий восторг. Вваливаюсь в аудиторию, терплю, едва ли не зевая во весь рот, пока мне скажут «Здравствуй, присаживайся, где пожелаешь» и тому подобное. Шлепаюсь за последнюю парту, приметив, что за соседней сидит тот самый пацан из туалета, которому я вчера по ногам потоптался, не спецом, естественно, однако же. Вставляю наушники в уши и, прикрыв глаза, отдаюсь музыке. У нас концерт через две недели будет довольно крупный, а это долго, я уже хочу на сцену, орать во весь голос, срываясь на хрип. Мотать головой и выстукивать бит ногами, быть королем сцены и слушать с упоением визг девчонок, что едва в обморок не падают, когда мы выходим. О да, этот восторг сложно на словах передать, это надо видеть, чувствовать, это надо прожить, пропустить сквозь себя, как через фильтр. Это воистину прекрасно, и не думаю, что смогу словить еще больший кайф хоть от чего-либо в этой жизни. Сцена — мой наркотик, особенно торкающий и долго не отпускающий. Я чувствую кожей, как смотрят на меня, уже не просто бросая взгляды украдкой, а наверняка прожигая во мне дыры, но мне как-то плевать. Я настолько привык к вниманию, навязчивому, почти постоянному, что научился с легкостью сие игнорировать, просто не обращать внимание, так проще, чем отвечать взглядом на заинтригованный взгляд, а еще хуже с кем-то разговаривать. Мне не нужны здесь друзья, не нужны даже знакомые. Я буду приходить, сидеть, уходить. Ни приветствий, ни прощаний, ни разговоров, никакого участия в студенческой жизни этого убогого заведения. Абсолютно нифига. Не хочу. Не буду. Мне это претит. Пальцы сами постукивают по деревянной парте, нога чуть вздрагивает привычно, а губы двигаются, беззвучно повторяя текст. You are the sun You are the only one My heart is blue My heart is blue for you Чуть мотаю головой, как и привык делать это на сцене. Улыбаюсь, когда слышу, как ору в наушниках припев. О да, последний альбом лучший из того, что мы записали. Он просто взорвет всем мозг, неоспоримый факт. С новой программой мы дали лишь один концерт, остальные будут позднее, а пока нам составляют график, вроде как покупают что-то из инструментов новое, по крайней мере, моя гитара давно просит, чтобы ее заменили. Дослушав этот трек, жду начало следующего. Мое состояние не каждый поймет. Я как бы в дреме, но при этом могу спокойно постукивать частями тела и повторять слова на автомате, однако же таким образом я частенько отдыхаю при переездах, ибо полноценно заснуть без снотворного в дороге не могу. И вот оно, начало песни, я уже в предвкушении, готов начать перебирать губами слова, как резко из моего уха пропадает наушник. Открыв глаза, утыкаюсь в преподшу, которая всем своим видом показывает, что я перехожу допустимую черту. Ну неинтересно мне, че сделать-то, а? Не хочу я слушать, не нужно мне, блять, это. Вообще я сюда идти не хотел, меня, можно сказать, шантажом заставили, пригрозив, что если прогуливать буду — пиздец мне. Смотрю на нее, слушая в пол-уха, что она сказала, в голову-то вроде влетело, да вот не задержалось. Слышу лишь обрывки ее фраз, полностью поглощенный тем, что звучит во втором ухе. Подпеваю, не сводя с нее глаз. Знаешь, женщина, а мне похуй, что ты там чешешь. Ну, совсем, понимаешь? МНЕ. ПОХУЙ. Вроде как это даже по моим глазам видно, а она все равно че-то там заливает. Ну что вы, вам хочется, дак бога ради, я все равно игнорирую эти нападки. О, одет я не так? Да ладно? Сказала та, что в юбке, которая стоит как мои трусы, если не меньше, ага… У-у-у, и пирсинг нельзя? Да что вы говорите, уважаемая, скажите это еще половине группы. И цвет моей одежды не такой, что еще? Плеер достать? А вот моего малыша, которому еще и месяца нет, как я купил, не надо так унижать. Отвечаю ей спокойно, что это совершенно не допотопный плеер. Даже показываю, помахав рукой. Что-то в ее взгляде показывает, что еще пара выкидонов с моей стороны, и я узнаю, где тут деканат. Оно мне надо? Лениво достаю второй наушник, выключаю проигрыватель в телефоне, кладу тот в карман. Откинувшись на стуле, сложив руки на груди и приподняв бровь, смотрю на нее. Че еще надо-то, милочка? Похоже, аргументов у нее нет. В группе стоит заливистый хохот, училка краснеет, ну вот и чудненько, хоть кому-то, блять, сегодня весело. Первая пара пролетает быстро. Вторая следом мчится, тут какая-то бабка, которой лет сто, наверное, бубнит что-то монотонно под нос, я даже задремал без музыки, вот тупо сидя задремал, умора, да? Но это не самое забавное, так сказать. Меня больше веселит то, что блондинистый чувак, то бишь козел наш местный, кастрированный, ага, сидит и пялится уже вторую пару подряд на меня. Ему что, реакция моя так нужна? Или узнал? Хотя не, узнать не мог, это даже СМИ тяжко сделать, хотя они каждый миллиметр мой изучили. Укладка, грим и поведение на сцене преображают меня, я — не я становлюсь. В реальной жизни меня хер кто признает. Ну, Гера и Гера, уж точно не Фил. Кстати… сижу я один. И этот плечистый тоже, к нему не садятся, ибо его величество не желает сидеть с кем попало, а ко мне побаиваются. Я ж типа редкий зверь в этих краях новенький. С расспросами тоже, между прочим, не лезут, посматривают, шепчутся, хихикают, а вот завести знакомство — нифига. Большая часть пары прошла, когда внезапно… круто звучит, да? Внезапно ко мне подсаживается вчерашний козел. Приподняв бровь, нагло смотрит с полуметра на меня. Я же не железный, мать твою, такое даже покойнику надоело бы. — Че надо-то, чувак? — спрашиваю насмешливо. — Ты откуда тут взялся? Каким ветром надуло? — Взялся и взялся, тебе-то что? — Я староста. — Имя-фамилию знаешь? Думаю, с тебя хватит. — Хватит аль нет, я сам решу. Насколько вижу, ты не из бедных, мягко говоря, откуда финансы? — Там их уже нет, — хмыкаю равнодушно, зеваю и потягиваюсь всем телом. Упс, майка задралась и зацепилась за пирсинг в пупке, сука… Шикнув недовольно, начинаю выпутывать сережку, майка, блять, 300$ стоит, а нитки во все стороны из швов лезут, за что тут платить? — Аккуратней ты, сейчас или сережку вырвешь, или майку расхерачишь, — тянет свои ручонки к моему прелестному животу. Рефлексы срабатывают быстрее, чем мозг, и через секунду он уже сваливается со стула, громко так и нецензурно озвучив, что он думает по этому поводу. Ну а что? Не надо меня трогать, я личность публичная, неприкосновенная. Встав, он садится снова к себе, зло сверля меня взглядом. Мне, типа, испугаться надо? Ну-ну, как-то не по адресу. До конца пары остается минут десять, не более, я решаю закинуть в пакет так и не тронутую тетрадь, поправив все-таки порванную мной майку, сижу, ожидая скорейшего звонка, в надежде обкуриться до смерти перед третьей парой. И вот он я на крыльце универа. Смачно вдыхаю горький никотиновый дым, пускаю себе колечки, кривя губы, поглядываю по сторонам и постукиваю ногой в такт звучащей в ушах музыке. Народа курит тут немерено, такое чувство, что абсолютно все вышли сюда, на улице, кстати, не май месяц, а самый что ни на есть конец октября. Но погодка так себе, главное — противных дождей нет, ненавижу их. — Сигарета будет? — типичный быдло-подкат со стороны. Нет проблем, если подходит один человек, но уж точно не трое, как в данном случае, просить одну сигарету. — Будет, — достаю пачку и кидаю ему, не глядя, словит тот или нет. — Ты че как собаке-то кидаешь, пацан? — На подносе надо было преподнести? — скривив губы в подобии ухмылки, спрашиваю. — Ты зря так, тут хоть и не школа, но кости переломать могут легко, если будешь борзым чересчур. — А мне можно, я звезда, — со смешком выдыхаю вместе с неровными клочками дыма. — Тут единственная звезда на весь универ — Тихон, а ты так — китайская подъебка. Просто предупреждаю: будешь хаметь — будешь лежать, — кидает в меня сигареты и, сплюнув прямо под ноги, кивает своим дружкам и уходит. Ну вот, уже угрозы пошли, а я тут всего две пары отсидел. Пользуюсь спросом, ага. Знал бы ты, конь шахматный, кто я, заткнул бы свое хлебало и мычал себе в тряпочку, а то строят из себя Рэмбо — первая кровь. Третья пара была смежная с еще одной группой. А там одни барышни, так что внимания мне было хоть отбавляй. Я ж не урод, пусть и не качок, такой себе жилистый, высоковатый. Морда симпатичная, кайфовая небрежность, абсолютная выбритость, пирсинг в губе вообще делает из меня ходячий секс, ведь губы и так полноваты. Короче, на внешность не жалуюсь, себя люблю, внимание обожаю, но вот личным пространством дорожу. Личное пространство — это, сука, ЛИЧНОЕ пространство. Хотя на концертах я иногда выбегаю к фанатам и пою прямо в зале, только вот меня не особо радует, когда некоторые сунут свои руки ВЕЗДЕ. О да, ВЕЗДЕ. Мне однажды так по яйцам вмазали, что я еле песню допел. — Тиш, а этот мальчик с тобой в одной группе, да? — слышу с соседней парты. Хотела бы деточка спросить тайно, так бы и поступила, правильно? Знаю, что правильно. А тут сидит и «громко шепчет». Уж лучше бы ко мне сразу подошла, чем такой мутотенью маялась. — Со мной, красавица. Создалось впечатление от его ответа, знаете, как будто тут все делятся на группы а-ля «Тихон и…» или же еще «какой-нибудь перл и…». А просто, блять, людей, личностей, особей не существует. Мол, от него все зависят. Они либо с ним, либо не с ним. Зашибись, куда я попал?! Шушуканье по поводу моей нескромной особы продолжалось всю пару. Причем, как мне казалось, с каждой минутой все громче, словно специально. Но мне-то похуй, ребят, обломитесь. Обо мне чего только не говорили и не писали в последнее время, я не то, что к слухам и шепоткам привык, у меня иммунитет даже к дебильным доказываниям желтой прессы. Пока человек жив, о нем говорят. Вот когда замолкнут, считай, тебя больше нет. Так что пиздите, господа, пиздите и побольше. Как только звучит трель звонка я, не теряя ни минуты, выскальзываю из этого дурдома. Закуриваю на крыльце и шагаю к перекрестку, где меня, по идее, должны подобрать ребята и отвезти на базу. Подошел, покурил, постоял. Послушал песен, позвонил раз двадцать, скинул СМС штук тридцать, а никого. Не поднимают трубку, на СМС молчок, и в зоне видимости вот уже почти час никого, совсем. Прикола я не понял, если это прикол. Если нет, то все еще хуже. Либо Пашка с Максом серьезно обиделись, решили объявить мне бойкот и подговорили остальных, либо обо мне тупо забыли. Хотя, если судить по активности моих друзей, по частоте подъема трубки и ответам на сообщения, на меня забили болт. За что? За то, что я против педерастии? Ну, извините, мое очко онли мое и никак иначе. А те, кто свое очко в пользование другим дают, мне как-то не импонируют. И что-то мне подсказывает, что я не один такой, а большая часть населения земного шара. Да и я пообещал сам себе, что попробую общаться, как раньше, правда, буду более внимателен, не позволю лишних поползновений в свою сторону, даже ненамеренных и случайных. Брезгливый я, с детства, между прочим. Так что с кем с кем, а с педерастами из одной бутылки больше ни-ни, как и из одного стакана, а уж косяк или сигарету делить с этими индивидами и подавно не стану. — Вы гляньте-ка, кто тут стоит. — Твою ж мать. И почему везет мне так сегодня? У меня что, намазано, или на лбу написано «Развлекательная зона для быдла»? Пиздец, товарищи, а я еще и один стою. — И кто же тут стоит? — якобы очень остроумно добавляет дружок этого кретина. — Человек разумный, вам, неандертальцам, видать, такой вид пока неизвестен, — «ласково» отвечаю. Инстинкт самосохранения у меня напрочь отсутствует, как и тормоза. Я в выпускном классе в стольких потасовках участвовал и был провокатором, что и посчитать все проблематично, так что я совсем не удивлюсь, если меня сейчас за мой же длинный язык отпрессуют. Естественно, эти собаки бойцовские начали обнажать свои клыки, только вот достать меня им сегодня не судьба, ибо обо мне все же не забыли. Ко мне подъехал ройс Пашки, и я, нырнув на заднее сидение, обворожительно ухмыльнулся со всей своей внутренней ядовитостью в полную челюсть этим красавцам, хлопавщим огромными глазищами при виде такой машины. — Аривидерчи, дебилы, ах, пардон, откуда ж вам такие слова-то заумные знать, до завтра, мудаки университетские, — нагло кидаю им, открыв тонированное окошко, и под их уже полностью охуевшие взгляды мы отчаливаем. — Даже не спросишь, почему мы почти на час опоздали? — поворачивается с переднего сидения Макс. — Отчего же, спрошу. Почему вы, суки, опоздали? Меня тут могли изрядно попинать. — Потому что уговаривали продюсера на колбаски твою тушу не пустить за вчерашнее интервью — он злее самого дьявола. Так что ты будешь отдуваться. — Как? — Твоим «любимым» способом. — Да ладно, только не онлайн-общение с фанатами… Я вас умоляю, я в прошлый раз часов пять сидел за ноутбуком, как дебил, я думал, умру от голода, уссусь и усну прямо на месте. — О да, дорогуша, и это будет только твоя онлайн-тусовка, визажист уже у тебя дома, рожу твою опухшего китайского пчеловода приведут в божеский вид, и гнездо на голове тоже, тебе, кстати, стричься пора, а то ты на обкорнанного нарика похож. — Ну, спасибо, друг. — Не за что, — ровно в ответ. Пусто, словно манекен, а не человек передо мной. Даже не по себе стало. Это кто еще обижаться должен. Как бы я, а не они, дети небесного цвета, блять. Тайком долбились себе, а я плохой оказался… И чем дальше, тем больше я замечаю, что общение становится отстраненное. Причем дистанция, словно линия по черному асфальту белоснежной краской нарисована. Может, так и лучше? Или нет?