Без тебя ненавижу

"Если бы ты принял тогда мою руку, Поттер. Если бы ты только принял. Чертов, чертов Поттер... полукровка проклятый" Гарри кусок в горло не лезет, и он натягивает форменный свитер на пальцы, потому что знобит, а этот призрачный голос звенит в голове все громче, яростней, больнее. Стук ложек о тарелки, сталкивающихся кубков, уханье сов где-то над головой, перешептывания гриффиндорцев и студентов других факультетов — все это сливается в один мерный и ровный гул. Так шумел ветер в ушах, когда Клювокрыл нес его на своей спине, рассекая воздух огромными крыльями. А потом встал на дыбы перед Малфоем, рассекая белобрысого хорька острыми когтями. Всего лишь царапина, ерунда. Но Гарри тогда замер, чувствуя, как нечто призрачное вцепилось в сердце шипами, заморозило кровь в венах ужасом. И даже сейчас... больше двух лет прошло, но мальчик-который-выжил не забыл то чувство беспомощности, ту боль, что отравленным жалом кольнула в самое сердце и не отпустила уже никогда. Что, если бы Клювокрыл ударил сильнее? Если бы Драко погиб... Долгие годы вражды, которые могли бы стать годами дружбы. Если бы он не оттолкнул его руку. Если бы не уговорил шляпу назвать Гриффиндор... Гарри стыдно, невыносимо стыдно за все эти мысли. Он бы лучше яда мантикоры хлебнул или сам на себя наложил Обливиэйт. Но не может, не может, не может. Никогда, ни за что. Это как отсечь себе руку, как спустить самое дорогое в сточную канаву. Как отказаться от себя. Как вновь оказаться посреди Большого зала с Распределяющей шляпой на голове и снова глупо шептать онемевшими губами: "Только не Слизерин, только не Слизерин". ...ты могла и не слушаться тогда глупого мальчишку. Руки дрожат, когда Гарри достает из кармана аккуратно свернутый кусочек пергамента. Чуть потертый на сгибах за все эти годы. Расправляет бережно, гладит пальцами, будто реликвию. Нелепый торопливый рисунок, зло нацарапанный Драко Малфоем тогда же — почти сразу после случая с гиппогрифом. Белоснежный журавлик, выпорхнувший из ладоней Малфоя прямо Поттеру в руки. Сердце тогда в груди пропустило удар, второй. Бумага все еще хранила тепло его пальцев и легкий, едва уловимый запах Драко Малфоя. И пусть рисунок - всего лишь издевка, злая насмешка, попытка опять уязвить... Валящийся с метлы растрепанный человечек в круглых, до смешного нелепых очках стал как-то особенно дорог. Просто потому, что Драко не было все равно. Пусть злится, пусть ненавидит, пусть каждое слово сочится желчью и ядом. Лишь бы не смотрел мимо или насквозь. Лишь бы ему не стало просто плевать. — Гарри?! — полный изумления голос Рона Уизли выдергивает Поттера из пучины воспоминаний, что оплели дьявольскими силками, затягивая все глубже. И даже Люмос уже не поможет... — Ты сохранил это? Ошарашенный взгляд то ли на кусок старого пергамента, то ли на пальцы друга, все еще скользящие по движущейся картинке с такой отчаянной нежностью. — Рон? — Гарри поперхнулся, понимая, что совсем забыл об Уизли, обо всем на свете забыл, почти отключился. Будто отшибающего рассудок зелья хлебнул. - А г-где Гермиона? — В библиотеке, наверное, или к экзамену готовится, и плевать, что каникулы только закончились. Но... Гарри, ты не... Закончить Рон не успевает, потому что рядом на лавку падает какой-то взъерошенный и крайне довольный собой Малфой, зачем-то быстро подмигивает (!?) Уизли, пихает Поттера плечом и тянется через него к подносу за зеленым яблоком. — Мерлин, Поттер, ты свою физиономию в зеркале видел? Хотя, не смотри лучше, пожалей психику, а то еще утопишься с горя в туалете Плаксы Миртл. Смачно откусывает, слизывая потекший по губам сок. Гарри незаметно глотает и пытается не жмуриться. Потому что во рту пересохло, и уши заложило, как от воплей десятка новорожденных мандрагор. — Хорек, ты столы перепутал, - Рон кривится, будто случайно проглотил паука вместе с тыквенным соком, бросает на друга обеспокоенные взгляды. — По-оттер, - тянет Малфой, полностью игнорируя Уизли, и снова кусает злосчастное яблоко. Оно какое-то зачарованное, яблоко это? Или он сливочного пива в Хогсмиде перебрал? Или веселящего зелья? - Какая же ты скотина, Гарри Поттер. — Драко? - Гарри осторожно тянет слизеринца за рукав, в любое мгновение ожидая ехидного окрика или злого болезненного тычка в ребра. - Драко, что-то случилось? Рон недоверчиво хмурится, а еще выглядит так, будто его снова вот-вот стошнит теми самыми слизнями. А Драко между тем наклоняется близко-близко к Поттеру, почти касается губами лица. — Ненавижу тебя, понимаешь? Глаза эти зеленые. Смотришь и смотришь. Дурею, понимаешь, придурок? А ты сидишь тут как самый несчастный домовик в мире. Но у домовиков хотя бы наволочки есть, Поттер. А я тут перед тобой как голый... Он все говорит и говорит, говорит такое, что у Гарри щеки пылают и хочется спрятать глаза. Это что же такое? Быть может, Малфою кто-то болтушку для молчунов подлил? Нести такую околесицу... — Гарри, о чем это он? Он ненормальный? Благослови Мерлин тугодумие Рона Уизли. Не болтушка, конечно же. Это так похоже на Веритасерум, когда не можешь умолчать ни о чем... Но Драко... и все это...нет, невозможно. Невозможно надеяться. — Наверное, он под какими-то чарами. Отведу его в больничное крыло к мадам Помфри. Она разберется, что с Др... что с хорьком случилось. Малфоя будто ведет, когда Гарри тянет его за рукав мантии за собой. Подчиняется безропотно, но стоит дверям Большого зала сомкнуться за спинами, будто оживает, стряхивая с себя оцепенение теплыми каплями летнего дождя. Гарри опомниться не успевает, как его вжимают в стену, придавливают к холодному камню всем телом. Сильным, гибким и теплым. — Не надо мне к Помфри, Поттер. Я здоров. А вот что это с тобой, мальчик-легенда? Таскаешь везде с собой кусок старой бумажки. Знаешь, я мог бы и лучше нарисовать. Глаза прямо напротив - серые-серые, как порох, как ртуть, как раскалывающееся молниями грозовое небо над Хогвартсом. Серые и внимательные, и там, в глубине — ни намека на невменяемость или чары. Это что, просто спектакль был? Розыгрыш? — Поттер, я тебя спрашиваю! Что это?! И снова как-то осторожно встряхивает за плечи. Только сейчас Гарри замечает кусок пергамента, зажатый в тонких пальцах слизеринца. Рисунок. — Драко... Малфой, просто отдай, ладно? Потом можешь смеяться. Но это мое. Медленно-медленно пальцы слизеринца обхватывают протянувшуюся вперед ладонь заклятого врага. Чуть сжимает, тянет на себя, тянет ближе. — Это то, что я думаю, Поттер? - неожиданно взволнованно, хрипло. А губы почти царапают губы, и дыхания смешиваются, сбиваются, и капельки пота блестят вдруг на коже, а на виске быстро-быстро колотится тонкая синяя жилка. - Гарри? И собственное имя со слизеринских губ выбивает пол из-под ног, и приходится ухватиться за ворот мантии давнего врага, чтоб устоять, не рухнуть позорно перед ним на колени. — М-малфой. Я пойду, раз тебе помощь не нужна. Жарко. Так жарко, что хочется стянуть сдавивший шею галстук, расстегнуть верхние пуговки... или просто с разбега нырнуть в стылые воды Черного озера с позвякивающими на поверхности льдинками. Драко насмешливо фыркает и опускает руку на пояс, притягивая ближе. Так, что ремень впивается в живот. Так, что чувствует каждый изгиб, каждую мышцу. — Мне очень нужна твоя помощь, Поттер. Очень. Боюсь, один я не справлюсь. И никто не справится, кроме тебя, - выдохами, почти стирающимся шепотом, невзначай скользнув по губам кончиком влажного языка. Перед глазами темнеет, и двери Выручай-комнаты проступают в стене недвусмысленным намеком. Гарри задыхается, потому что Драко так близко, потому что так пахнет снежными ягодами, зеленым яблоком, орехами. Потому что не отпускает руку, а ведет за собой в услужливо растворяющиеся двери. Потому что обхватывает губы губами и запускает в волосы пальцы с таким жадным стоном, что отшибает сознание. И больше нет ничего. Только Драко. Только сейчас.