Боец империи

После крушения Старого мира в Средиземье образовались новые государства. Прежде всего это была соединённая империя Медиана. Ею правила королева Элиот. Прежде чем она родилась, её отец и мать, славные король Яна и королева Мирдор долго не имели детей. К чему они в итоге прибегли, неизвестно, но вскоре у них родилась наследница. Благородные родители императрицы уже умерли, и империей управляла только она, если не считать, конечно, бесчисленных министров и советников. После того, как Элиот была коронована, в империи изменилось отношение к магам и волшебникам. Раньше представители этих профессий были желанными персонами при многих королевских дворах Средиземья, не составляла исключения и Медиана. Теперь же вместо магов и колдунов большими привилегиями пользовались инженеры. Наука понемногу вытесняла магию. Многое изменилось со времён короля Эсселы, основателя империи. Украшением и жемчужиной государства была столица Метрополис с королевским дворцом. В нём производилась внушительная половина от всех изготовляемых в стране боевых машин, перпетум-мобилей, аэр, аэропланов, дирижаблей, кораблей и паровозов. Сильным соперником Медианы было государство Рун, располагавшееся далеко на востоке. 7 дня 5 лунного цикла месяца парабеллума на вокзале Минас-Тритской линии было особенно многолюдно. Служащие империи, получив отпуск, спешили возвратиться домой, крестьянки и крестьяне из сёл и деревень, продав на базаре продукты своего труда, с нетерпением ожидали поезда. На платформе стоял среди прочих высокий молодой человек с хорошо развитой мускулатурой. На нём была короткая куртка, чёрный дорожный плащ и остроконечная шапка. В другой раз бы его заметили, начались ненужные расспросы, приставания с автографами, но теперь люди были слишком поглощены собственными делами. Спокойно, не встречая никакого интереса к себе, прошёл он к своему вагону и занял там место. Поезд мягко качнулся и понёс его всё дальше и дальше от Метрополиса. Когда за окном, наконец, скрылись башни и фабричные трубы столицы, необычный пассажир облегчённо вздохнул. Через несколько часов мимо него прошёл кондуктор в блестящей серебряной каске с гребнем в виде льва, герба правящей династии и всей империи. Он встал в центре вагона и резко выкрикнул: « Ферри»! Молодой человек поднялся и подошёл к двери, которую услужливо придержал кондуктор. Когда пассажир сошёл по ступеням на землю, работник транспорта поднёс два пальца под козырёк и даже поклонился, узнав столь знаменитую личность. Станция Ферри была обыкновенной маленькой станцией линии, и даже не имела платформы. Справа от пути виднелась верхняя часть ветряной мельницы, слева густой зелёной стеной стоял лес. Путник пошёл направо, и скоро его силуэт скрылся за холмом. Через поле от станции располагалась одноимённая деревня. Там, в небольшом деревянном домике, проживали родители чемпиона империи по борьбе Хелеваги, которого часто даже в столице именовали в знак особого уважения Хелевагой-стиром. По происхождению и по материальному статусу Хелевага был выходцем из низов, но благодаря своей физической силе и выносливости смог добиться непоследнего места в стране и стал известен при дворе. Всё началось с Мелкой войны, тогда он был призван на фронт и сражался с воинами Юга, так что получил Мидольгор, высочайшую награду империи. Воины Юга были вскоре разбиты победоносными силами империи, и память о них за небывало короткое время осталась лишь только в легендах. Многие из бойцов той войны, в том числе и Хелевага, стали борцами. Королева любила жестокие зрелища и создала из старых и молодых воинов, демобилизованных за ненадобностью, Внутренний Ринг. Желающие стать королевскими бойцами ( впоследствии туда стали принимать не только бывших солдат и офицеров) проходили обучение в палестре. Затем следовал тренировочный бой, и, если ученик оставался жив, он занимал своё место в Ринге. Хелевага уничтожил всех претендентов на свой чемпионский титул на глазах своей госпожи, Элиот. И он стал её любимцем, все ставки она делала только на него. После десяти боёв он оставался непобеждённым, и власти даровали ему славу, почёт и уважение. За бокалом чая императрица не раз упоминала его имя, присылала ему богатые подарки. Он с честью нёс гордое звание, как истинный патриот своей Родины и верноподданный властительницы. Думая, чем бы наградить любимого борца за очередную победу, королева дала ему возможность отдохнуть. Он получил отпуск, давно желая этого, и мог теперь навестить своих престарелых родителей. С вершины холма видна была не только мельница, в глубине панорамы виднелся дом деревенского старосты. Его должность тогда занимал зажиточный крестьянин Матида, или, для пущей важности, Матида-стир. Хелевага, наконец, толкнул ворота околицы и пошёл по прямой, как стрела, улице Ферри, напевая сочинённую по части текста придворным поэтом Трепсихорой-стиром и для повышения престижа королевы особенно среди простого народа песенку, с такими словами: « Нас своей могучей дланью Королева Элиот Прямо в царство процветанья Верною тропой ведёт»! Многие односельчане отвечали ему на его приветствия учтивым поклоном. Заметно было даже, что относятся к нему насторожено, почти что с опаской. Это было непохоже на весёлых и жизнерадостных жителей Ферри. Он дошёл до своего дома и вошёл в него. Половину хижины занимал горн ( отец Хелеваги был кузнецом), другую заслоняла перегородка, разделявшая помещения собственно дома и хлева, откуда доносилось мычание коров и блеяние баранов. Могучий бородатый человек, стоявший с клещами в руках у горна, бросил их и обнял, узнав, гостя своими мощными руками. « Ты всё-таки пришёл, – сказал отец Хелеваги Флегма, – я давно тебя ждал. Мне надоело, что все говорят только о тебе, а ты далеко от меня в Метрополисе. Хотя мне и приятно, что сын простого кузнеца, как я, получил известность наравне со знатнейшими вельможами империи»! « Флегма, у тебя гости»? – послышался из-за перегородки старушечий голос. « Да, вроде бы да», – ответил Флегма. Из хлева вышла мать Хелеваги-стира, старуха Клошар. Она подслеповатыми глазами уставилась на Хелевагу и вдруг узнала его. « Сынок, – закричала она, – я так рада тебя видеть»! Клошар поставила на стол бесхитростный крестьянский обед. Хелеваге такая обстановка была по душе, он давно устал от роскошной придворной жизни. « Знаешь, Хелевага, – заговорил Флегма-кузнец, – мне несколько не нравится твоё нынешнее занятие». « Почему, отец»? – спросил обернувшийся Хелевага-стир. « Место воина – на поле боя, а не на борцовском Ринге», – пояснил старый кузнец. « Но ведь я выхожу на него, и публика ждёт моей победы. Сама королева ( да продлятся вечно дни её) Элиот порой присутствует на тех боях, она любит видеть меня победителем. И я побеждаю из любви к Родине, из любви к своей госпоже», – отвечал Хелевага. « Твоя слава продержится только до твоего первого поражения, и о тебе забудут, как забыли в своё время Флому-стира. А ты либо испустишь дух там же, в Ринге, либо, искалеченный, проживёшь остаток дней в нищете». « Флома-стир был просто слабак»! – воскликнул Хелевага. « Не скажи. Он был довольно сильным борцом своего времени. И, потом, о каком патриотизме может идти речь, если ты сражаешься не с врагами, а с подданными Медианы, такими же, как и ты»? – ответил отец. « Но зато я, сын простого кузнеца, отец, пользуюсь правами знатного сановника. Я чемпион», – высказался сын Флегмы. « Какой ценой это всё достигается? Я вижу шрамы и порезы на твоём лице», – возразил отец. « Шрамы украшают мужчину», – ответил Хелевага. « Да, но только, если эти шрамы получены в бою», – промолвил Флегма. « Ты мне кажешься смешным, отец, – улыбнулся Хелевага-стир, – войны нет. Давно уж, как продолжается мир». « Этот мир – затишье перед бурей. Рун уж давно затевает что-то недоброе против нашего государства», – закончил отец, потому что было уже поздно. На следующий день Хелевага протанцевал немало времени с деревенскими парнями и девушками, устроившими небольшой праздник по поводу его возвращения. Среди юношей особой статью и красотой отличались два брата-близнеца Бравада и Шарада. Ближе к вечеру они сидели втроём на вершине холма с Хелевагой-стиром ( они были его младшими друзьями) и глядели в небо на зажигающиеся огни звёзд. « И как там, при дворе»? – спросил Хелевагу-стира Бравада. « О, если бы тебе довелось бы увидеть красоты Метрополиса, ты бы поклялся, что никогда не видел такой пышности, такого великолепия. Дворец королевы Элиот – словно сияющий алмаз, освещающий дорогу путникам. Тронный зал подпирают тринадцать колонн по числу основных государственных законов, изданных от короля Эсселы-стира и до отца королевы Яны-стира и самой Элиот. Светлые витражи украшают его. Ничто не сравнится с красотой и могуществом Медианы»! « Хотел бы и я, как ты, достойный Хелевага-стир, служить на благо империи и нашей госпожи»! – ответил восхищённый Бравада. « Какой я тебе « достойнейший, – отозвался Хелевага, – мы ведь знакомы с детства? Я знал вас с братом ещё совсем малышами. Ты имеешь такое же право, как и я. Да, теперь я знаменитый боец, чемпион королевства, но я всегда помню, что я сын простого кузнеца Флегмы. Ты хочешь послужить империи? Есть два путя. Либо стать стражником дворца, либо, так же, как и я, отправится в палестру. Есть ещё различного рода чиновники, писцы, инженеры, но ими становятся только дети благородных родителей с хорошим образованием. Только самый сильный может носить государственный герб, – он показал на застёжку плаща в виде льва, – если тебя не пугают трудности, то становись стражником или борцом. Армию ведь по случаю мира упразднили». « А я думаю, что вообще не надо драться, на Ринге ли, на поле боя – всё равно. Насилие мешает понять истину», – промолвил вдруг Шарада. На том и разошлись. На следующий день в Ферри прилетело аэро. Из него вышли два королевских гвардейца и объявили Хелеваге-стиру, что его отпуск закончился, и на следующий день у королевы Элиот юбилей – ей исполняется 25 лет. « Я совсем забыл. Ведь, действительно, 10 дня 5 лунного цикла парабеллума у государыни был день рождения»! – вскричал Хелевага. Он сел в аэро, и оно быстро поднялось и понесло его над бескрайними просторами Медианы, над парящей в воздухе над мраморным пьедесталом статуей основателя империи короля Эсселы-стира, вершиной инженерной мысли без точек опор ( статуя держалась на весу хитрой системой магнитов). Казалось, могучий король застыл в стремительном прыжке, вздыбив своего ездового единорога, и летел через препятствия в неизвестное. Скоро показалась и палестра, около ангаров для аэр и гаражей для перпетум-мобилей вблизи великолепного дворца. Аэро спустилось на землю, и гвардейцы передали Хелеваге приглашение и скрылись снова в воздухе. Смотритель палестры Тривиала-стир встретил своего лучшего борца на редкость учтиво. Он отвёл его в предназначенную для его и ещё тридцати бойцов казарму. Был уже поздний вечер, и Хелевага приготовил и разложил возле кровати свои самые лучшие одежды, что бы явиться в них перед светлым ликом императрицы. Он быстро заснул под шум внезапно начавшегося кратковременного ливня. Вдруг он понемногу стал различать какие-то голоса, доносящиеся откуда-то с улицы. Окно казармы выходило своим единственным окном в тихий глухой дворик между угловой стеной дворца, помещения для инженеров, складом обмундирования для гвардейцев. Все эти дома на стенах, выходящих во двор, не имели окон. Только окно казармы, как глаз циклопа, вносило какое-то разнообразие в плоскость бесконечных бетонных и кирпичных стен. И Хелеваге снилось, что во всём этом раздавались два тихих мужских голоса. Один по интонации принадлежал человеку довольно важному, занимающему особое положение в обществе, другой же был более похожим на голос слуги. Сначала эти голоса были невнятными, но потом Хелевага отчётливо расслышал отдельные слова и фразы. « Вы хотите, господин, что бы я добавил яд в её утренний чай»? – осторожно спросил слуга. « Да, я хочу, что бы ты отравил королеву Элиот во время праздничной церемонии. Пусть этот день рождения станет последним для неё», – ответил важный человек. « Но, господин, я не могу убить свою госпожу, она – это высшее божество, у меня нет сил», – чуть не плача, упрашивал слуга. « Ты найдёшь в себе силы добавить королеве в чай вот это – он что-то, по видимости, дал слуге, – иначе я убью тебя, ведь ты расскажешь всем, что я говорил с тобой. Рун хорошо заплатит и мне, и тебе. После королевы престол останется пустым»! – закончил он и разразился смехом. Другой голос всё ещё жаловался на что-то, но они быстро стихли, эти два голоса в ночной тишине. Хелевага, сам не свой от страха, быстро оделся и, стараясь не шуметь, выбежал из казармы на улицу. Его целью было одно – проверить, сон это или явь. Он обошёл казарму и, о ужас, увидел под окном свежие следы. Земля после дождя ещё не успела высохнуть, а во дворике в тот день ещё никто не ходил. Следы действительно принадлежали двоим. Хелевага стремглав кинулся к чёрному входу во дворец, надеясь застать на страже Кавалькаду-стира, знакомого ему офицера. Но там стоял другой. « А где Кавалькада-стир»? – спросил он. « Я за него. Кавалькада-стир сменился», – был немногословный ответ. « Но мне нужно срочно видеть Кавалькаду-стира», – закричал Хелевага-стир. « Уж не случилось ли чего»? – спросил его полувоенный. « Случилось, но скажу я это только Кавалькаде-стиру». « Он в караульном помещении, – ответили Хелеваге-стиру, – но господин офицер никого не принимает». Словно раненный зверь бросился Хелевага-стир к караулке. Дверь распахнулась, и Хелевага увидел молодого офицера в форменном мундире с золотистыми погончиками, в серебряной каске с изображением льва. На боку висела длинная кривая сабля. Кавалькада-стир держал в руке пиалу с очень крепко заваренным чаем и обернулся при появлении Хелеваги. « Это ты, Хелевага? Здравствуй, тебе повезло, что я ещё не сплю», – сказал Кавалькада-стир. « Да, это я, – ответил борец, – у меня к тебе дело». Кавалькада достал из кармана мундира серебряные часы и сердито сказал: « Какое ещё дело?! Сейчас час ночи»! « Королеву собираются отравить», – Хелевага рассказал всё, что слышал в казарме. « Тебе это приснилось. Ты пьян. Иди, проспись», – заметил Кавалькада, стыдливо отставляя пиалу в дальний угол комнаты. « Но я видел следы под окном», – возразил Хелевага-стир. « Следы – это интересно», – ответил офицер, схватил электрический фонарик и побежал с Хелевагой во двор. « Да, похоже то, что ты говоришь, правда», – сказал он, после того как увидел отпечатки. « Как ты думаешь, кто бы это мог быть»? – спросил Хелевага. « Мне кажется, я видел такие сапоги на одном из королевских министров, но не уверен. Надо позвать госпожу Иенот. Уж она-то знает», – ответил Кавалькада. Он приказал одному из подчинённых вызвать её. И скоро перед изумлённым Хелевагой предстала высокая стройная женщина, блондинка с замысловатой придворной причёской. Иенот происходила из благородной семьи с севера и носила все типичные черты своего народа. Её глаза напоминали глубокие лесные озёра, они были редкого сапфирового тёмно-синего оттенка. Её стройный силуэт облегало длинное присборенное платье, на котором был вышит башмак, символ её профессии. За поясом у неё висело маленькое шило в позолоченном футляре. Госпожа Иенот была главной смотрительницей королевской сапожной мастерской и заведовала чисткой, починкой и пошивом обуви для королевских особ и вельмож. « Дайте-ка мне посмотреть, – обратилась она к Кавалькаде и Хелеваге, – да, сомнений быть не может, я сама сшила эти сапоги главному казначею и министру финансов Нанимале-стиру. Это моя работа». « Собственноручно сшили»? – оторопело проговорил Хелевага, – Я, конечно, слышал, что бы благородные дамы занимались рукоделием, но что бы тачать сапоги»… « Хм, деревенщина! – презрительно произнесла Иенот, – Ничего удивительного. Всё, что делается в моей мастерской, – это я сама. И эту пару я знаю так же хорошо, как свои шесть пальцев». « У Нанималы-стира есть основания участвовать в этом заговоре»? – спросил Кавалькада-стир. « Ещё какие, – ответила Иенот, – я знаю старую лису Нанималу-стира. Отъявленный взяточник и вор. Мерзкая личность, я вам скажу, и сильно оглядывается на Рун. Где это видано, что б в варварском государстве кочевников-скотоводов были самые замечательные художники и музыканты». « Он так сказал»? – обратился к придворной даме Хелевага. « Да, на ежегодном смотре искусств, – отвечала она, – мол, рунские живописцы и музыканты гораздо талантливее наших. Это уже похоже на предательство». « Надо немедленно поднять тревогу и объявить о гнусном замысле министра финансов»! – вскричал Кавалькада-стир. « Вы с ума сошли, господин офицер, поднять по тревоге весь дворец и испортить праздник королеве? Мы, конечно, должны спасти императрицу, но не такими же грубыми методами? Наша семья вот уже на протяжении 300 лет занимает посты в королевских сапожных мастерских и не разу мы не потревожили королевскую особу. Никогда даже не было случая, что б правитель натёр мозоль в сшитой нами обуви. Какой бы позор был тогда?! А уж разбудить королеву, поднять шум, я уж вовсе не смогу и не хочу, и не должна», – возмутилась Иенот. « Но что же нам делать»? – спросил Хелевага-стир. « Прежде всего, надо вызвать министра безопасности и послушать, что он нам скажет», – посоветовала смотрительница сапожных мастерских. Кавалькада кинулся к телефонным аппаратам. Аппараты помещались за стеклянной стеной между парадным входом во дворец и помещением оранжереи. Он снял трубку с первого попавшегося и набрал телефонный нумер министра безопасности Вагины-стира. « Вагина-стир слушает, кто меня беспокоит в столь поздний час»? – послышалось в трубке. « Я начальник стражи Кавалькада-стир. Королеву собираются отравить. Вы должны срочно явиться к нам, господин министр». « Да, где вы находитесь»? – спросил Вагина-стир. « Мы во внутреннем хозяйственном дворе за казармой борцов», – уточнил Кавалькада. « Ждите, я скоро приеду», – ответил министр. Министр, действительно, скоро приехал на своём перпетум-мобиле. « Госпожа Иенот, господа Хелевага и Кавалькада-стиры, я рад вас видеть, – сказал, вылезая из транспортного средства, Вагина-стир, – королеве угрожает опасность»? « Да, со стороны министра финансов Нанималы-стира, он намерен её отравить. Хелевага слышал, как он подговорил какого-то раба налить в чай королеве прямо за праздничным столом яд», – пояснил Кавалькада-стир. « Надо срочно принять меры», – сказал Вагина-стир. « Так чего же мы ждём? Предупредим королеву, и всё будет в порядке», – предложил Хелевага-стир. « Разбудить королеву нельзя ни под каким предлогом. Даже на моей министерской печати есть надпись. Это древняя пословица: Себе ты можешь навредить, Детей не видеть много лет, Но государя разбудить – Страшней греха на свете нет»!