Боец империи

Хелевага-стир с каждым шагом становился всё ближе к заветному месту решающего поединка. Узкий коридор должен был вскоре закончиться, ещё несколько мгновений и наступал он, тот самый решительный час или даже миг, избежать которого было уже невозможно. В груди молодого бойца раздавались глухие удары, от каждого из коих он содрогался всем своим существом. Тревожные мысли наполняли его разум. Музыка стихла, по толпе зрителей пробежал приглушённый рокот. И вот всё замолкло. Многоликое, тысячеглазое чудовище будто затаилось где-то там, невидимое, за стеной, что бы в свой черёд возникнуть из этой тишины, сотрясая окружающее пространство громовым рёвом. Думать было опасно. В размышлениях Хелеваги не было ничего ободряющего. К тому же не было ничего известно о приёмах, которые применит к нему неведомый противник. Оставалось надеяться, чтобы это был не последний его бой. Вдруг с болью вспомнилось, что он даже не отдал распоряжений на случай своей смерти, на случай поражения. Это считалось у многих ему подобных дурной приметой. Да и о родителях нужно было подумать. Кто о них позаботится, когда его несчастное тело будут глодать крысы где-нибудь на окраине города? Мёртвым не страшна печаль, но мать и отца будет нестерпимо жаль. Все будут проклинать их за сына, ненавидеть, дело может дойти и до расправы… Должен же гнев народа найти свою цель и выход? Дом его разгромят и сожгут, его почтенных обитателей в лучшем случае прогонят из селения, а в худшем… Нет, страшно было и представить себе, что будет в худшем… Всё ли он сказал отцу во время их последней встречи? Не огорчил ли чем-нибудь свою мать и не успел попросить прощения? Во время подготовки к бою он даже не вспомнил о них, а ведь мог бы попросить передать им что-нибудь обнадёживающее… Просьбу держаться, верить и даже помолиться за него. Но было суждено иное. Да и вести бы достигли Ферри не ранее завтрашнего вечера, когда, возможно, его не будет уже на этом свете. Нет, поздно. Не было смысла думать о тех, кто когда-то любил его. Всё это грязь и морок, и мать должна быть одна. Не та, что родила, а та, что дала свет. Нет никого и ничего, кроме императрицы. Но всё же Элиот воспринималась Хелевагой не как матушка, а как старшая сестрица, одновременная близкая и понятная горячему парню и бесконечно далёкая от него, как свет манящей звезды. Для неё стоило потерять семью, рассудок, даже жизнь. Сейчас он был обязан превратиться в зверя, не ведающего ничего, кроме жажды крови. Хелевага с отвращением перебирал в памяти свои прошлые победы, то так в его сильных и цепких руках трещали шейные позвонки противников. А ведь таковыми они были лишь в Ринге, а до того являлись простыми, во всём ему подобными медианцами. Иные сражались с ним плечо к плечу в Мелкой войне, другие стремились прокормить семью, третьи гнались за почётом и почестями, на которые не могли рассчитывать в обычной жизни из-за низкого происхождения. И все они были задавлены Хелевагой без малейшей тени сомнения, просто потому, что так было надо. А теперь это был чужой, враг его народа, его предводительницы, и он был готов разорвать неприятеля в клочки. Тем он и удовлетворился. Последний рубеж был пройден, всё прежнее, наносное было отброшено, оставлено до лучших времён… Предстояло иное. И всё же Хелевага-стир не был от природы злым и тем более жестоким, какая-то детская наивность обитала в его душе, делая его неуклюжим, робким, ранимым. Но кто сказал, что дети не способны убивать? Если смерть воспринимается, как игра, то увлечься ею не трудно. Коридор окончился, Хелевага выскочил на залитую электрическим светом просторную площадку. Взор его по привычке устремился к королевской ложе. Императрица, которой он почти что случайно сохранил жизнь и власть, что для гордой наследницы древних Эсканор было почти одним и тем же, восседала там. На груди её вспыхивало и переливалось зеленоватым светом, отражая всполохи и блики нависавших отовсюду ламп, украшение в виде кулона из драгоценного камня, древняя загадочная реликвия, издавна именуемая « Сердцем Кондракара». А вот и гелиограф, призванный запечатлеть славный миг судьбоносного поединка. Вспышка магния на мгновение ослепила уже начавшего подпрыгивать от нетерпения Хелевагу-стира, а чей-то громкий голос с акцентом объявил: « Воин Медианы Хелевага-стир»! Решительным движением сын кузнеца скинул облекавший его стройную фигуру просторный халат и выдвинулся вперёд, весь поблескивающий из-за покрывавшего его тело слоя особого масла, которым он натёрся перед боем. Публика неистовствовала.