Ловушка

Среда, 4 ноября 1998 года. Гарри помчался через всю общую гостиную, сжимая в руках мантию-невидимку отца, игнорируя при этом поток вопросов от однокурсников. Он не слушал, да и не мог им ответить. Его голова была забита мыслями о недавно произошедшем событии, свидетелем которого он поневоле стал. Его лучшая подруга, которую он знал долгие семь лет, врала ему. Она соврала всем. Гермиона чувствовала себя потерянной и одинокой и скрыла это от них. Он знал, что она замкнулась в себе, но думал, что всё обойдётся. Не его это дело, поэтому и не лез. Думал, что ей нужно немного повеселиться, она это заслужила. Гарри и подумать не мог, что она встречалась с Малфоем. Как они скажут Рону? Рон и без того очень переживал. Как он вообще справится с такой новостью? Он же любит её. Возможно, он только сейчас это осознал, но он любит. Это его сломает. Тайные встречи это одно, Рона не касается то, что Гермиона делала, когда они не были вместе, но ребёнок… ясно, как божий день, что ребёнка не замнёшь. Черт возьми, она беременна. Гермиона, девушка с мозгами, которая столько раз спасала его задницу, что он со счёту сбился. Девушка, которую Гарри знал, казалось, вечно, родит ребенка. И не просто ребенка. Нет, она усложнила задачу. Ведь это последствия летних встреч с одним волшебником. Рёбенок от Драко-охреневшего-Малфоя. Малфоя! Как, черт возьми, это вообще случилось? Насколько он знал, они всё ещё на дух не переносили друг друга. Видимо, не так сильно, как казалось. И даже наоборот, «понравились» друг другу настолько сильно, что даже переспали. Да мать его, что вообще происходит? Неужели Гермионе не хватило ума быть осторожнее? Она же знает о последствиях. Почему не всё продумала? Она всегда всё обдумывала до мелочей. Разве она не знает, когда в дело вступил слизеринец, то всё обязательно летит в тартарары? Ей следовало бы быть предусмотрительнее. Он всё тот же высокомерный, эгоистичный придурок, и предстоящая работа с ним не радовала Гарри. Теперь ему придется смириться с тем фактом, что Малфой не только станет аврором, но и отцом ребенка Гермионы. Он захлопнул за собой дверь. Тряхнув головой, направился к своей кровати и бросил на неё мантию. Почему это случилось? Как раз только всё начало налаживаться. Чем, мать её, она думала? Как могла так поступить? Совсем не думала о Роне. Разве Гермиона не понимала, как сильно ему, да всем им будет больно, если они узнают, что она всё это время спала с Малфоем? Неужели Гермиона вообще не думала ни о ком из них? Что, во имя Годрика, было у неё с головой? Как она могла себя так вести? Совсем на неё не похоже. Просто это совсем не та Гермиона, которую Гарри знал. Она никогда не ввязалась бы во что-то безрассудно и бездумно. А теперь расплачивается. Она совсем не готова к материнству. Материнство. Почему это звучало так непривычно? Может быть, потому, что речь о Гермионе, и он никогда не представлял её с детьми. Для неё важнее карьера. Но очевидно, придется изменить своё представление о ней. Она не та, кем он её считал. Врала ему весь семестр. Запудрила им мозги. Вся эта грязная история выбесила его. Гермиона должна была рассказать. Должна была дать им понять, что ей больно. Должна была довериться так, как он доверял ей. Гарри бы помог! Ей не нужно было пятнать себя такими, как… Он дернулся, когда его правая рука внезапно сжалась в кулак. Костяшки пальцев опухли и покраснели. Никогда раньше он никого так сильно не бил. Чертовски разозлился. И тут его осенило. На самом деле злился он совсем не на Гермиону. Причина его горечи, его ярости не в том, что сделала Гермиона. В конце концов, Рон переспал с несколькими девушками, да и он сам спал с Джинни несколько месяцев и долгое время не решался рассказать Рону о своих чувствах к ней. Дело не в том, что Гермиона по-прежнему отдалялась, чем очень волновала Гарри. Дело было вовсе не в её сексуальных приключениях. И даже не в ребенке, которого она зачала. Дело в отце ребёнка. В том, с кем она решилась разделить постель. Да, причина его вспышки и его глубоко укоренившегося гнева заключалась в том, что Гермиона выбрала Малфоя. Но почему Малфой? Почему он? Почему нельзя было найти кого-то другого, чтобы заполнить пустоту? Малфой был жестоким, вульгарным, трусливым и доводящим до ручки волшебником. Гарри по-прежнему придерживался своего решения не сажать этого придурка в Азкабан, но теперь обжегся. Может и стоило подумать об его отсидке чуть дольше. Нет. Это неправильно. Малфой не добровольный участник войны, поэтому Гарри не мог допустить, чтобы его посадили в тюрьму. Честно говоря, Малфой этого не заслужил. И несмотря на то, что тогда он помог Гарри, это не меняло того факта, что Малфой ему всё ещё не нравился как личность. Да никому из них Малфой не нравился как личность. Неужели Гермиона забыла последние семь лет? Он же постоянно напоминал ей о статусе крови. Издевался над ними и приставал к ним из года в год. Пусть в настоящей битве он оказался полным трусом, но посмотрим правде в глаза — Малфой не лез за словом в карман. Пара слов от белобрысого могут испортить счастливое настроение за две секунды. Он всегда был их врагом. Он всегда был их соперником. Он всегда был не на той стороне. Так что же случилось? Неужели он льстил ей, соблазнил её, заставив поверить, что он хороший парень? Довольно абсурдная мысль. Гермиона не настолько наивна, чтобы его уловки сработали. Она всегда была на шаг впереди всех. Она видела его насквозь. Так что же тогда? Неужели она полностью сдалась, сказав: «К черту. Почему бы и не Малфой?» Не похоже на то, что она сделала бы по минутной прихоти. Что-то случилось. Что-то изменилось. Может, Малфой изменился? Гарри не мог этого представить, так может быть, изменилась Гермиона? Да. Она изменилась. Он сам так сказал. Но почему? Они же должны были начать новую жизнь. Гарри думал, что по завершению этого года они все вместе возьмут на себя изменения Волшебного мира. Он с Джинни, и Гермиона с Роном. Они должны были быть счастливы. Они должны были сделать это вместе. Теперь этого никогда не случится. Попросту невозможно. Рон будет опустошен после того, как тайна вскроется. Их сказочная жизнь рушилась прямо на глазах, и Гарри ничего не мог с этим поделать. Чёртов Малфой. Всё испортил. Гарри откинулся на кровать, глядя в потолок. Огромное презрение бушевало в его сердце. Затем он задумался над тем, о чём раньше даже не подозревал. Он обвинил во всех бедах Гермиону, но причиной всего этого беспорядка… был Рон. Рон совершил идиотский и жестокий поступок. Он бросил Гермиону, когда она больше всего нуждалась в его поддержке. Если кто-то и был виноват в пьяной интрижке Гермионы с Малфоем, так это Рон. Хотя и нельзя сказать, что она выбрала лучшего, но действовала она в соответствии со своими эмоциями, как и все остальные. В конце концов, Гермиона тоже человек. Она чувствовала себя одинокой и брошенной. Ей был нужен кто-то, поэтому она искала утешения объятиях Малфоя, когда друзей не было рядом. Теперь все в довольно затруднительном положении, но виновата не только Гермиона. И даже не только Малфой. Нельзя винить только одного человека. Всё это была азартная игра, и они сыграли свою роль в её исходе. — Я такой идиот, — произнёс Гарри, приподнимаясь. Нужно извиниться перед Гермионой. Она была рядом с ним во всех его самых тяжелых испытаниях. Правильно будет поддержать её сейчас. Он просто молился, чтобы она поскорее рассказала об этом Рону. В противном случае Гарри не знал, как смотреть ему в глаза. Четверг, 5 ноября 1998 года. Драко потёр виски, склонившись над кроватью. Второй день подряд он почти не спал. Его разум отказывался отключаться с тех пор, как она ему рассказала. Не помогло и то, что вчера всё прошло не так, как он себе представлял. Поттер умеет хорошо всё испортить. Его вмешательство привело к тому, что Драко дал обещания, которые не был уверен, что сможет сдержать. Но что еще он мог сделать? Святой Поттер, её предполагаемый лучший друг, отвернулся от неё, когда узнал правду. Он что, должен был сказать ей, что тоже уходит? Сказать, что до смерти напуган и не знает, что делать и как себя чувствует? Нет. Ей было бы намного хуже от этого. Драко не хотел видеть сожаления на её лице, когда он оставит её. Сможет ли он это сделать? Сможет вообще быть с ней так, как того хотел? Он хотел быть с ней, в этом не было сомнений, но он уже видел правду. Не факт, что его любовь взаимна. Конечно, она поступит правильно. Гермиона постарается ради ребенка, но у неё уже был план Б. Она уже решила, что сможет всё в одиночку, если ему нельзя будет доверять и если Уизли бросит её. Это немного огорчало. Понимать, что она совсем не хотела его помощи, злило, но разве можно винить её? Её сомнения вполне понятны. Можно ли доверить ему что-то столь серьёзное, как рождение ребёнка? Это ситуация, меняющая всю жизнь. Придется изменить всё, но он не был уверен, что готов к этому. Драко уже принял решение стать аврором. И нужно придерживаться этого плана. Что после этого — никому не известно. Его отец вышел из тюрьмы, и Драко знал, что если известие о беременности Гермионы дойдет до него, она окажется в опасности. Может быть, не сразу, но он знал, что, в конце концов, Люциус снова возьмется за исправление мира. Мира, в котором его драгоценный, чистокровный сынок не будет отцом ублюдка-полукровки. Это проблема, которая не исчезнет. Честно говоря, лучше всего было бы избавиться от ребенка. Никакой опасности, страха. Нет ребенка, а значит никого не нужно прятать. Очевидно, ни один из них не в состоянии переварить это сейчас. А после всего, через что они прошли, это было полностью исключено. Он даже не хотел об этом думать, но пришлось столкнуться с реалиями. Она оставит ребёнка, так что пока беременность должна оставаться в секрете. По крайней мере, пока они не придумают действенный план. Чёрт. Нужно было быть с ней честным. Конечно, он сказал ей, что будет опасно, но ведь и не сказал, что никогда не будет безопасно. А должен был. Просто хотел утешить её, не хотел, чтобы она волновалась. Не хотел больше видеть её страдающей. Он не хотел видеть это беспомощное выражение на её лице, когда Гарри-чертов-Поттер свалил. Он не хотел, чтобы она оставалась одна. И пообещал ей, что всегда будет рядом. Это не совсем ложь. Но и не совсем правда. Изо всех сил Драко постарается стать ей опорой. Но если заметит какие-либо признаки того, что её жизнь в опасности, он сделает то, что должен. Даже если это ранит. Он просто надеялся, что до таких мер никогда не дойдёт.

***

Гермиона тащилась в Большой Зал за Луной. Прошлой ночью она мало поспала. Перекручивала в голове вчерашние события. Она всё ещё не могла в них поверить. Даже скорее надеялась, что это сон. Но нет. Реальность. Она сказала Драко, а Гарри проследил и узнал. Парни подрались, она кричала, и Гарри ушел прочь. После Драко успокоил её, чего она определенно не ожидала, но была благодарна. Гермиона была шокирована его добрым отношением. Возможно, он ещё не осознал. Может, говорил ей то, что она хотела услышать. А может, он говорил правду. Может, он действительно хотел ей помочь. В любом случае, его слова утешили её. Но мысль, мучившая её большую часть ночи, была вовсе не о Драко. А о Гарри. Гарри узнал. И был так зол. Она не видела его таким разгневанным… ну давно. После долгих разговоров с Драко и Луной, в разное время, она приняла, что на самом деле не сделала ничего плохого. Она не должна чувствовать себя виноватой из-за того, что произошло между ней и Малфоем. Гермиона знала. Но разум не принимал. Ей нужна поддержка друга. Хорошо бы Гарри понял это. Раз уж ей придется пережить сложные времена, она хотела, чтобы он был рядом с ней. Он был рядом последние семь лет. Ей не хотелось бы, чтобы их дружба закончилась. Не из-за этого. Не тогда, когда он ей был нужен больше всего. И ещё Рон. Он не заслуживает такого отношения. В последнее время он был замечательным. Гермиона просто была поглощена чувством вины, чтобы подпустить его. Самым печальным в этом было то, что он знал. Знал, что что-то не так, и ещё пытался всё исправить. Рон не навязывался и помогал, когда ей нужна была помощь. Он был так добр. Это только усложняло задачу. Она не хотела причинять ему боль. Мерлин, не хотела, чтобы улыбка снова исчезла с его лица. Но просто не могла ему лгать. И об этом Гермиона думала всю проклятую ночь, а теперь сидела в Большом Зале за завтраком, держалась за руку Луны и молилась Годрику, чтобы Гарри ничего не сказал Рону. — Ты нормально спишь? — спросила Луна, когда они вместе сели за стол. — Нет, на самом деле, — ответила Гермиона. — Мне есть о чём подумать. Всё происходит так быстро. — По крайней мере, он не разозлился, — отметила Луна. Это правда. Драко не разозлился, но Гарри злился на них обоих. — Да, полагаю, ты права, — сказала она и собиралась рассказать все подробности, как её внимание привлекли чёрная шевелюра и очки. На мгновение она задержала дыхание, и тут Гарри прошел посередине прохода и остановился позади неё. Она боялась этой очной ставки. — Гермиона, нам нужно поговорить. — Сейчас? — спросила она, внезапно испугавшись его слов и не желая покидать Луну. — Желательно. Гермиона посмотрела на девушку рядом с ней, но Луна только улыбнулась. — Идите. Её брови нахмурились, но она кивнула и встала со своего места. — Ладно. Гарри вывел её в безлюдный коридор. Они остановились и какое-то время смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Ещё никогда они чувствовали себя так неуютно в глазах окружающих. Не выдержав напряжения между ними, Гермиона сделала первый шаг. — Итак… что ты хотел сказать? Гарри сунул руки в карманы брюк. — Я думал об этом всю ночь, Гермиона. И пришел к выводу, что это не твоя вина. — Разве? — она усмехнулась. — Да, — сказал он, не сводя с неё глаз. — Я был упрямым кретином, когда наорал на тебя вчера. Мне очень жаль. Думаю, я просто разозлился, что ты спала с Малфоем. Я много раз обдумал эту ситуацию и пришёл к выводу, что будь это кто-то другой, даже какой-нибудь шестикурсник, я бы не так разозлился. — Так ты злился на Малфоя? — поняла Гермиона. — Справедливо. На твоём месте я бы тоже была в шоке и зла. — В том-то и дело, Гермиона. Да, я был шокирован, зол. Но я не должен был срываться на тебе. Ты действовала в соответствии с человеческой природой. Мы все совершаем ошибки. Я понял, что не должен был обращаться с тобой как с потаскушкой. Я знаю, что ты не такая. Что бы ни случилось между тобой и Малфоем в прошлом, твое дело. Мне жаль, что я поспешил с выводами и причинил тебе боль. — Всё нормально, Гарри. Он покачал головой. — Нет, не нормально. Я должен был позволить тебе объясниться. Должен был послушать. Но я не стал. И мне очень жаль. Но я здесь и хочу тебе помочь. Я хочу быть здесь ради тебя. Меня не было, когда ты нуждалась во мне, и ты страдала из-за этого. Я не собираюсь снова повторять эту ошибку. Я не хочу терять тебя, Гермиона. Так что, если я тебе понадоблюсь, я рядом. Она почувствовала, как снова нахлынули слёзы, и обняла его. Всё эти гормоны. — Спасибо, Гарри, — Гермиона плакала, уткнувшись в его шею. — Я так боялась, что потеряла тебя. — Я никуда не денусь. Обещаю. От его слов нахлынуло ощущение дежавю, но Гермиона откинула эти мысли. Она была просто рада, что вернулся её лучший друг.

***

Блейз наблюдал, как Грейнджер уводит Поттер. Без сомнения, чтобы обсудить то, что вчера подслушал шрамоголовый. Он всё ещё не мог в это поверить. Драко был совершенно вне себя. Кто же его винит. Парень только что узнал, что станет отцом. Судя по письму от Малфоя-старшего, эта ситуация может обернуться полным крахом. Блейз искренне удивился, услышав об этом разговоре Драко. Он знал, что друг заботится о Грейнджер, даже любит её. Но то, что он хотел, чтобы она оставила ребенка, определенно вызывало восхищение его смелостью. По крайней мере, теперь он понял, почему Грейнджер была такой чертовски упрямой, а Луна такой скрытной. Блейз оглядел комнату и заметил, что она по-прежнему на своём месте, ест завтрак как ни в чём не бывало. Он хотел поговорить с ней, но на это не хватало времени. Если подождать пока она поест и выйдет из зала, то не успеет. Придется подождать до окончания урока Защиты от Тёмных Искусств, чтобы увидеться с ней. А это означало бы ждать до конца дня. Блейз посмотрел на своих сокурсников. Все болтали между собой, а Драко ещё не вышел из комнаты. Никто даже не обращал на него внимания. Так что, не раздумывая, он поднялся со своего места и, пройдясь по проходу, сел рядом с Луной. — Наслаждаешься завтраком, Лавгуд? Голубые глаза встретились с карими. — Да, сегодня неплохо. Он наклонился к ней ближе, игнорируя Финнегана. — Знаешь, Драко рассказал мне о Грейнджер, — прошептал Блейз. — Тебе больше не нужно хранить секрет, Луна. Мне можно доверять. Он снял груз с её плеч. — Как он это воспринял? — спросила она, положив вилку на салфетку. — Лучше, чем я ожидал. — Он ей нужен, — произнесла Луна, поворачиваясь, чтобы лучше его видеть. — Даже если она отрицает это. — Думаю, он нуждается в ней не меньше, — ответил Блейз, — он через многое прошел. И кажется встревоженным. Луна снова посмотрела на свою тарелку и взяла вилку, захватив ещё один кусок. — Почему? — Он… получил много писем. — Каких писем? — Это не имеет значения. Я просто волнуюсь. Он имеет привычку отключать свои эмоции и… — Я думаю, тебе стоит больше доверять своему другу, — отрезала она, — он показал свою надежность, тебе не кажется? Блейз уловил демонстративный кашель и обратил внимание на сидящих вокруг них. — Мне уйти? — спросил он её. — Я имею в виду, ты не боишься, что твои друзья сочтут тебя сумасшедшей из-за того, что тусовалась со слизеринцем? — Не в первый раз они подумают, что я с ума сошла, — заявила она, откусив ещё один кусок. Блейз усмехнулся. Это правда. Своё прозвище она получила не без причины. — Луна, ты видела Гермиону? А ты что забыл у нас за столом? — раздался голос справа. Он поднял глаза и увидел нахмуренное лицо Рональда Уизли, смотрящего на него сверху вниз. — Подумал, что подам пример единства факультетов. Слева усмехнулся ирландец. — Эх, правдоподобнее, чем отговорка Малфоя вчера. Рон нахмурился при этом заявлении. — Что ж, если ты закончил подавать пример, предлагаю вернуться в змеиную яму, из которой ты вылез, — он кивнул в сторону слизеринцев. — Потому что я сомневаюсь, что Луна хочет, чтобы ты приставал к ней, пока она ест. — Вообще, это я попросила его сесть со мной, — сказала она, поднимаясь. — Как так? — Видишь ли, пока вы держались за старые обиды, некоторые из нас заводили друзей. — Ты дружишь с Забини? — спокойно спросил Рон. — То есть, я понимаю, что он не Малфой, но он всё-таки слизеринец, Луна, — затем тихо добавил: — Они способны только причинять боль. — Я готова рискнуть, — возразила она, глядя на Блейза, и улыбнулась. — Проводишь до кабинета? — Конечно, — Блейз не мог поверить в увиденное. Луна Лавгуд заступилась за него перед своими друзьями. Выйдя из Зала, они заметили, как Грейнджер обнимала Поттера чуть дальше по коридору. — Похоже, они помирились. Луна проследила за его взглядом и кивнула. — Я знала, что так и будет, — произнесла она, — Гарри всегда был отходчив. — Да неужели? — усмехнулся Блейз. — Я всегда думал, что он скорее быстро осуждает. — Может быть, поначалу, — согласилась она, — но он принимает свои ошибки. Всегда заботится о своих друзьях. Это хорошее качество. Очень по-гриффиндорски. Блейз уловил усмешку у себя на губах.  — Знаешь, у тебя тоже есть такая черта. — У меня? — удивилась она. — Я и не замечала. — Буквально на прошлой неделе ты продинамила меня, чтобы защитить свою подругу. Ты очень заботишься о Грейнджер. И я знаю, что ты сделаешь всё, чтобы обезопасить её. Если это не гриффиндорская преданность, то я не знаю что. Луна остановилась и повернулась к нему лицом. — Ужасно, как сильно мы зациклены на том, что представляют факультеты. Думаю, в нас всех живёт частичка индивидуальности каждого факультета. Возможно небольшая доля, но есть. Она ждёт, чтобы проявиться. Гриффиндорская верность, ум Рэйвенкло, хитрость Слизеринца и доброта Хаффлпаффца — всё это есть в каждом. Возможно, в небольших количествах, но я вижу. В Драко, в Гарри, — её голубые глаза смотрели на него, — и в тебе. На какое-то время Блейз лишился дара речи. Её откровение поразило его. Она была права. Как все они могли быть такими слепыми и наивными? Это правда. — Ты самый удивительный человек, которого я когда-либо встречал, — произнёс он после того, как к нему вернулась способность говорить. Луна улыбнулась ему в ответ. — Не уверена. Но спасибо. — Я серьезно, — сказал Блейз, подходя к ней ближе. — Ты удивительна. — Он воспользовался моментом и отвёл с её лица прядь светлой челки. — И что самое печальное, ты даже не догадываешься об этом. Луна покрылась румянцем, переминаясь с ноги на ногу — Или, может, просто потому, что никто мне этого не говорил. — Хорошо, я продолжу это говорить, — ответил Блейз. — Я скажу столько раз, сколько придется, чтобы ты поняла. Она снова посмотрела в его глаза. — Что ты хочешь, чтобы я поняла? — Неважно, что говорят о тебе другие. Ты красивая и умная, и я хочу узнать тебя ближе. Они несколько минут молча смотрели друг на друга. Их тела почти соприкасались. Блейз первым нарушил молчание. — Итак, — заговорил он осторожно. — Тебе нечего сказать? — Я тоже считаю тебя красивым и умным, — сказала она с яркой улыбкой, прежде чем их прервала Гермиона, позвав Луну. Луна помахала рукой и направилась по коридору навстречу своей подруге. И всё это время Блейз смотрел, как она уходит, провожая взглядом её пухлую попку и не чувствуя ни капли вины за это. Затем он вспомнил её реакцию на его незначительное спонтанное признание. И невольно усмехнулся. Правда, не совсем тот ответ, которого он ждал, но, опять же, это же Луна. С этого момента ему нужно было научиться расшифровывать её слова и отвечать соответствующим образом. Луна на сто процентов не была уверена, что Блейз Забини признался ей в чувствах. Но она была уверена, между ними было что-то романтическое. И она понимала, что не готова к отношениям с ним, но на одно мгновение ей ничего не хотелось кроме как поцеловать его. Пятница, 6 Ноября, 1998 года. Драко не разговаривал с ней весь день. Вчера тоже. Когда они говорили, речь шла исключительно о том, что они собирались делать. Решили, что оба хотят пока сохранить беременность в секрете и согласились держаться подальше друг от друга, пока она не поговорит с Уизелом. Что было хорошо, как для неё, так и для него. Меньше всего им нужно было, чтобы об этом знал весь Хогвартс. Это вызовет слишком много шумихи. А со скандалом он сейчас не справится. Ему просто нужно время, чтобы всё обдумать. Суббота, 7 ноября 1998 года. — Нужно поговорить, приятель. — О чём? — спросил Драко со своего места перед камином. — За последние пять дней ты не сказал мне и трёх слов. — К чему ты клонишь? — Что вы планируете делать с Грейнджер? — Пока она не поговорит с Уизли, ничего. Мне остается только ждать. — Это завуалированное «я влип по уши и понятия не имею?» Драко вздохнул. — Почему ты всегда считаешь важным знать все аспекты моей жизни, Блейз? — Не нужно так обороняться, — Блейз нахмурился. — Я просто забочусь о тебе. — Знаю, — ответил он, снова повернувшись к потрескивающему огню. — Я просто сейчас не в настроении болтать. — Это нормально. Просто пообещай мне, что больше не замкнёшься в себе. Драко неловко поерзал, но смягчился. — Ты не сможешь решить мои проблемы, приятель. Как бы ты ни старался. — Я это понимаю, ладно? — парировал он. — Я понимаю, что не могу говорить тебе, что и как сделать. Не могу говорить тебе, как прожить жизнь или как её понять. Только ты принимаешь эти решения. Но если ты захочешь обсудить ситуацию с Грейнджер и беременностью, я готов выслушать. Я знаю, что сейчас нужно много о чём подумать, и я знаю, что тебе трудно. Это тяжёлый секрет, и ты не можешь убежать от него. Я вижу это в твоих глазах, даже когда ты пытаешься спрятаться. Блейз заметил, как Драко нахмурился. — Просто хотел, чтобы ты это знал. Между ними воцарилась тишина, и единственный звук, который можно было услышать, — это потрескивание дров в камине. Затем Драко произнес единственное слово, которое нужно было сказать: — Спасибо. Воскресенье, 8 ноября 1998 года. Гарри молча слушал, как Рон рассказывал о жизни после Хогвартса. — Думаю, у Джорджа всё в порядке, — рассказывал он. — Но я ему нужен. У нас много планов насчёт магазина. Гарри знал всё о планах Рона и Джорджа по поводу «Всевозможных волшебных вредилок Уизли». Гарри знал всё о том, что хотел делать Рон. Знал, что тот хочет купить квартиру и работать в Министерстве после того, как всё уладит в магазине. Гарри знал все планы и мечты своего друга. Но что точно не ожидал услышать, это его следующие слова. — Тогда я попрошу её выйти за меня замуж. — Чего? Гарри знал, что Рон любит Гермиону и хочет на ней жениться. Но понятия не имел, что друг заговорит о браке меньше чем через год. Но Рон не знал. Не знал о… Гарри больше не мог это скрывать. — Что-то не так? — спросил Рон, заметив, как побледнело лицо Гарри. — Ничего, я просто… — пробормотал тот, — …мне пора. Рон в замешательстве нахмурился. — Конечно. Гарри даже не остановился у двери. Просто не мог. Не мог сидеть и слушать планы друзей на будущее, не чувствуя вины. Он надеялся, что Гермиона скоро ему расскажет. И знал, что если она не признается, он должен будет сказать. И не был полностью уверен, что справится с этой задачей. Чёрт. Рон и понятия не имел, какой удар его ждёт. Позже Рон догадывался, что что-то не так. Сначала Гермиона с её резкими перепадами настроения и мрачным поведением. Теперь ещё и Гарри. Сначала Гарри был в порядке, шутил и хорошо проводил время с ним, а потом притих. Стал неразговорчив, а последние несколько дней он проводил с Гермионой больше времени. Все проводили с Гермионой больше времени, чем Рон. Этот факт беспокоил, хотя виду он не подавал. Она странным образом справлялась со своим горем, но кто он такой, чтобы указывать ей, как горевать? Рон просто хотел, чтобы она поговорила с ним. Сказала, что случилось. Что с ней всё в порядке. Он хотел, чтобы она доверяла ему, как Гарри. Он с ненавистью признавал, что чувствовал то же самое, как когда-то с крестражем на шее. Он ревновал к Гарри. Разумеется это абсурд, но не отменяет его чувств. Но вместо того, чтобы наброситься, Рон оставался спокойным и изо всех сил старался не терять голову. Он взял гитару, которую отец прислал ему несколько недель назад, и начал играть. Это всегда помогало успокоить его, когда он был расстроен. Когда ему было одиноко, гитара поднимала ему настроение. Может, это подбодрит Гермиону? Может, тогда она скажет ему, что случилось. Понедельник, 9 ноября 1998 года Гермиону всё достало. Она устала. Устала от тревожного ощущения в животе и бесконечного страха перед неизвестным. Она не ела и совсем не спала. Судя по виду Гарри, он тоже не спал. Она бы знала. Почти всё своё время он проводил с ней. Словно боялся, что раскроет секрет, если её не будет рядом. Джинни даже спросила, не заболел ли он. Он настаивал, что с ним всё в порядке, и что она не должна волноваться. Гарри выглядел таким же виноватым, как и Гермиона. Не только она несла это бремя. Пора было освободить их обоих от секрета. Пришло время. Если Гермиона не сделает это сейчас, то упустит момент, когда их отношения уже не наладить. — Гарри? — голос Гермионы дрожал, когда она позвала его по имени. Гарри, который тихонько делал уроки рядом с ней, взглянул на неё с озабоченным выражением лица. — Что такое? — Я хочу рассказать Рону. Мне нужно сказать ему, — произнесла она. — Но мне не хочется делать это в одиночку. Это всё, что ему нужно было услышать. Чувство облегчения захлестнуло его, когда он взял её за руку и легонько сжал. Скоро всё закончится. — Я пойду с тобой. Уверен, что он поймёт, как только мы всё объясним. — Так же, как и ты? Гарри съёжился. — Да, хорошо. Я позволил своей недоверчивости и гневу взять верх. — Он меня возненавидит. — Да, — согласился Гарри, а когда она с тревогой посмотрела на него, он продолжил: — Но не навсегда. Его тоже можно понять, ему будет больно. — Знаю, поэтому и откладывала, — Гермиона посмотрела на стол. — Рон любит меня, — выдохнула она. — И я люблю его, но я не могу продолжать лгать. — Так что давай просто пойдём и расскажем, — сказал он, быстро вставая. — Рон сейчас в нашей спальне. — С другой стороны, возможно, мне стоит подождать. — Я буду с тобой, Гермиона, — успокоил её Гарри. — Всё будет хорошо. — Что ж, — ответила она. — Пошли.

***

Когда они вошли в спальню мальчиков, Рон с глупой ухмылкой играл на маггловской гитаре. Он поднял взгляд и сообщил им: — Её прислал мой папа, — и взял аккорд. — Правда, красиво звучит? — Да, Рон, — ответил Гарри, присаживаясь на свою кровать. — Но ты разве умеешь играть? — Это не так уж и сложно. Я тренировался, — Рон повернулся, снова обратив внимание на инструмент на коленях. — Я бы сказал, что у меня неплохо выходит, — он взглянул на Гарри. — Где вы пропадали последнее время? Мне кажется, вы оба избегаете меня, как прокаженного. Гермиона села за стол и развернула стул лицом к Рону.  — Я просто о многом думала. — Тоже, — согласился Гарри. Рон пожал плечами. — Как скажете. Просто хочу знать, что происходит. — Прости, Рон, — тихо произнесла Гермиона. Её беспокойство нарастало, но Рон не заметил этого и улыбнулся. — Всё в порядке. Теперь ты здесь. И я пишу для тебя песню, Гермиона. Когда она будет закончена, я смогу спеть и сыграть, если хочешь. Я знаю, что ты чувствовала себя подавленной. Думаю, она подбодрит тебя. Как назло сегодня Рон сама доброта. Может быть, ещё чуток подождать, он такой счастливый с этой чёртовой гитарой в руках. Она тряхнула головой. Нет уж, если она не поговорит сегодня, то никогда не сможет. — Рон, — начала она через мгновение. — Ты сказал, что хочешь знать, что со мной происходит, — она посмотрела на него. — До сих пор хочешь знать? — Конечно, Гермиона, — ответил он, его лицо светилось. Рон положил гитару на кровать рядом с собой. — Я ждал, как ты и просила. Дал тебе время. Но я хочу помочь, — его взгляд упал на её руки, которые теперь сжимались. — Позволь мне помочь тебе. — Вряд ли ты сможешь помочь. Это может разрушить нашу дружбу так, что я никогда не смогу её восстановить, — сказала она ему. — Я тянула, потому что боялась, что ты никогда меня не простишь. — О чём это ты? — спросил он, его голос стал более серьезным. — Рон, мне нелегко говорить… — она прикусила губу, прежде чем продолжить. — Так что я просто выложу. — Гермиона глубоко вздохнула и посмотрела ему прямо в глаза. — Мне очень жаль, правда. Пожалуйста, знай, я не хотела этого. Мерлин… Я не хотела, чтобы всё так вышло. Но пути назад нет… — Ты пугаешь меня, Гермиона. — Я беременна. Вместо ожидаемого гнева, он засмеялся. — Забавная шутка, Гермиона. Я-то уже запереживал. А теперь серьёзно, что происходит? — Я серьезно, Рон, — произнесла она, избегая его взгляда. — Но мы никогда… — она не могла смотреть ему в лицо, когда его осенило. — Ты шутишь. Умоляю, скажи мне, что шутишь, черт возьми! — Рон вскочил, напугав её до смерти. Его лицо стало темно-красным. — Хотела бы, — признала она, — но нет. — Ты изменила мне? — выпалил он, едва сдерживая дрожь в голосе. — Нет! — воскликнула Гермиона. — Конечно, нет! Это случилось до того, как мы помирились. Я даже не знала, что беременна, когда сказала тебе, что можем помириться. Несмотря на правду о том, что во время интрижки с Драко они были не вместе, ей было больно видеть, как исказилось его лицо от гнева и боли. — Какой срок? — спросил он через мгновение так, словно это всё объяснит. — Четырнадцатая неделя. У меня только закончился первый триместр. Его взгляд упал на Гарри, затем в глазах вспыхнул гнев, прежде чем Рон снова взглянул на неё. — Чей это ребёнок? — Рон, — начал ровным голосом Гарри, медленно приближаясь к рассерженному другу. Они оба поняли, что влипли. Рон внимательно посмотрел на Гарри. — Не надо, Гарри, — казалось, ему с трудом дались следующие слова: — Пожалуйста, только не говори мне, что он твой. Я не знаю, как мне жить в таком случае. Гарри в шоке заморгал, прежде чем ответить: — Нет, конечно. Не мой. Я бы никогда так не поступил. На лице Рона на мгновение появилось облегчение. — Слава Мерлину за милость, — засмеялся он совсем не естественно, — тогда, если он не твой, то чей? Гермионе стало дурно. Если он так разозлился думая, что ребёнок Гарри, то совсем не хотелось знать, как он разозлится, когда узнает, кто на самом деле отец. — Рон, пожалуйста, не переживай… — Кто! — перебил он. Она набралась смелости и вздохнула.  — Драко. Ребёнок его. — Драко? — спросил он медленно, его лицо еще больше покраснело, когда он наконец осознал, — в смысле Драко Малфой? Она кивнула и заметила, как его руки сжались в кулаки. — Он от Малфоя? — заорал Рон, направляясь к двери. — Куда ты идешь? — спросила Гермиона, поднимаясь с места и готовая следовать за ним. — А как ты думаешь, куда? Я убью этого ебаного мудака. — Не смей! Рон повернулся к ней. — И какого хрена, нет? Почему я не могу пойти набить морду ублюдку, который набросился на мою девушку и обрюхатил её? Гермиона пыталась сдержать гнев. Почему все считают Малфоя насильником? — Он не… он не заставлял меня, Рон. Открыв рот в недоумении, тот выдавил:  — Что, прости? — Он не заставлял меня, — твердо повторила она. — Это было по обоюдному согласию. Этих слова было достаточно. Больше Рон не слушал. Весь ад словно вырвался наружу. — Ты трахалась с ним добровольно? Ты разума лишилась? — кричал он на неё. — Он наш враг! — Рон угрожающе двинулся к ней. — А ты переспала с ним. Я знал, что что-то случилось, когда ты, блядь, поцеловала его на той вечеринке, но чтобы такое… Я не могу в это поверить! — Это не… — Как долго это продолжается, Гермиона? — спросил он. — Как долго ты трахаешься с ним за моей спиной? Несколько недель? Или это началось намного раньше? — Что? Нет. Почему ты вообще так думаешь? — Ну, а что мне ещё думать? Ты защищала его, как чёртов адвокат, когда Гарри подозревал, что он Пожиратель Смерти и всё такое. Мне всегда было интересно, почему. Вот может, вы уже много лет трахаетесь за нашими спинами? Слова Рона задели её за живое. Гермиона даже не подумала бы, но могла понять его доводы. — Не могу поверить, что ты даже подумал об этом. — Почему? Я узнал, что ты изменяешь мне с ним, откуда мне знать, когда это, блядь, началось? — Всего несколько месяцев, и я не спала с ним с тех пор, как мы снова вместе. Я порвала с ним. — Так, в тот день в Хогсмиде, — Гемиона понимала, к чему он ведёт, и прикусила губу. — Значит, вы с ним ничего не делали? — Я тебе говорила. У него были вопросы. — Да, твое лицо всегда же так краснеет, когда тебе задают вопросы. — Это не справедливо! — Нет, это ты не справедлива! — крикнул Рон. — Ты трахалась с одним из наших главных врагов! И ты врала мне! Ты солгала мне! У тебя было кучу возможностей сказать мне, но ты этого не сделала. А теперь ты приходишь и говоришь мне, что беременна? — его лицо болезненно исказилось. — Ты беременна от этого ублюдка, и что? Я должен смириться с этим? Ты ожидаешь, что я приму и всё будет хорошо? Ну, уж нет. Это была моя мечта! Моя. Этот ребёнок, которого ты носишь, должен был быть моим! Но тебе надо было пойти и раздвинуть ноги перед этим мерзким Пожирателем Смерти. Гарри, понимая, как накаляется обстановка, встал между двумя своими лучшими друзьями. — Рон, успокойся! — А ты, ты знал об этом? — спросил Рон Гарри, нахмурившись. — Всего лишь несколько дней, — признался он, — и я не сказал тебе, Рон, потому что не хотел вмешиваться. — Чтоб меня, — Рон сердито запустил руки в рыжую шевелюру. — Меня наебали мои лучшие друзья. Я не смогу никому доверять. — Пожалуйста, позволь мне всё объяснить! — умоляла Гермиона. — Что объяснить, Гермиона? Думаешь, я хочу слышать, как ты сошлась с этим змеёнышем? — прохрипел он. — Нет, ты не понимаешь… — Я люблю тебя! Разве ты это не понимаешь? — прервал Рон её. — Я совершил ошибку. Я совершил много ошибок, слишком много. Я поступил с тобой неправильно, но я раскаялся! Я так старался быть тем человеком, которым ты хотела меня видеть. Так за что! Скажи мне, какого черта ты так поступила со мной? Почему ты отняла у меня мечту? — Я не хотела… — Это Малфой, Гермиона. Малфой, блять! Разве ты не помнишь, что он сделал? Разве не помнишь все мерзкие вещи, которые он сделал с тобой, с Гарри и со мной! Он просто стоял и смотрел, как тебя пытают! Он ничего не сделал. Слушал твои крики и ничего не делал. Он подлый трус! Ради Годрика, он был гребаным Пожирателем Смерти. Он ненавидел тебя всю свою проклятую жизнь! И ты носишь его ребёнка? — в его глазах стояли слёзы гнева и боли. Гермиона успела заметить, что с каждой минутой он становился всё более и более истеричным. — Как ты вообще могла так поступить? — Я не думала. Я была, ну не знаю, потерянной, — прошептала она. — Кроме того, он изменился. — О, изменился, правда? Отличный парень? — выплюнул Рон. — Или просто хороший ёбарь, и заставил тебя визжать, как резаную свинью? — на её глаза навернулись слезы, но он не остановился. — А он был у тебя единственным? Или он тебя пустил по кругу своих слизеринских дружков? Держу пари, он заставил тебя умолять об этом, как шлюху, так? Мерзость. Звук пощечины разнесся по комнате. — Как ты смеешь, Рональд Уизли! — воскликнула Гермиона. — Ты был с кучей девушек на протяжении многих лет, и я стояла и молча наблюдала, пока ты творил всё, что вздумается. Я молчала, но не позволю судить меня за то же самое. Не надо меня осуждать за то, что я спала с ним, пока твой член был в другом месте! — после сказанного Гермиона пробежала мимо него, захлопнув за собой дверь. Рон на мгновение замер, потрясенный сказанным и сделанным Гермионой. Гарри покачал головой и нахмурился. — Не могу поверить, что ты ляпнул ей такое. Ты хоть знаешь, как трудно ей было прийти сюда и рассказать тебе? Рон потёр щеку. — Она нахрен заслужила это. — Нет, не заслужила, — сказал Гарри, следуя за Гермионой. — И ради твоего блага, я надеюсь, ты одумаешься прежде, чем потеряешь её навсегда. Министерство Магии Кингсли наблюдал закат в окне. Был прохладный ясный день. Небо было голубым и идеально безоблачным. Как же ему хотелось, чтобы этот день был таким же прекрасным, как небо. Число нераскрытых убийств росло, а Пожиратели смерти, за которыми они гонялись, бесследно исчезали. Один из его авроров был ранен в незначительном сражении и теперь лежал в отделении больницы Святого Мунго. У авроров и без этого была нехватка персонала, а теперь минус ещё один сотрудник. Ужасный день. Дождя бы под настроение. — О чём вы думаете? — раздался голос Нейтана из дверного проема. Кингсли вздохнул и, не отрывая взгляда от заката, ответил: — О чем я только не думаю, Нейтан? — пожилой мужчина покачал головой. — У нас недостаточно авроров, чтобы захватить оставшиеся группировки Пожирателей Смерти. У нас едва хватает людей, чтобы управлять Министерством, и нет никаких дополнительных сведений для расследования убийств. Не говоря уже о том, что эта кровопийца, Рита Скитер, дышит мне в спину уже две недели. Чудо, что я скрыл большую часть этого беспорядка от Пророка. — Да, они не облегчают вам жизнь. Кингсли повернулся к нему лицом. — Нет, конечно, не облегчают, — он плюхнулся на стул и жестом пригласил Нейтана сесть перед ним. Кингсли скрестил руки на своей широкой груди и после нескольких минут молчания заговорил: — Знаешь, было бы намного сложнее, если бы ты не присоединился к нам. Нейтан улыбнулся уголком рта. — Я всего лишь человек. — Великий человек, — Министр одобрительно кивнул, — и великий аврор. Твой отец гордился бы тобой. — Благодарю вас за вашу доброту, сэр, но я не заслуживаю похвалы. — Брось, Нейтан, почему ты всегда соблюдаешь все формальности? — впервые за вечер Кингсли позволил себе улыбнуться. — Я же знаю тебя много лет. — Ну, мне нравится, когда на работе всё строго профессионально, — ответил тот, положив подбородок на руки. — Министр. — Да, эта черта Дирборнов. Всегда следуют протоколу. Я вижу в тебе задатки великого лидера, мальчик мой. Нейтан приподнял бровь. — К чему вы клоните? Громкий смех Кингсли эхом разнесся по комнате. — Мне следовало бы догадаться, что тебя не сбить с толку. — Он погрозил ему пальцем. — Ты слишком умён. Ты стал старшим детективом не за красивые глаза. — Опять же, вы слишком добры, — ответил Нейтан. — Но, правда, чего вы хотите? Смех в глазах Кинглси угас, от безрассудства не осталось и следа. Он наклонился вперед. — Я хочу, чтобы ты тренировал группу из Хогвартса. — Всех? — Кингсли кивнул. — Почему я? — Ты проделал изумительную работу с мистером Лексингтоном, и с тем парнем. Ты лучше всех подходишь для этой работы, Нейтан. Ты прирожденный лидер. Решаешь проблемы и раскрываешь такой потенциал у других, о котором они и не догадывались. Хочу, чтобы ты присматривал за Поттером и Лонгботтомом, — настаивал Кинглси. — И поскольку ты уговорил Ли завербовать наследника Малфоев, я хочу, чтобы ты лично позаботился о его обучении. — Но я… — Нейтан попытался возразить, но его перебили. — Это окончательное решение. — Сэр, я вынужден возразить. Кингсли грустно покачал головой. — Я прошу об этом как друг, — произнёс он. — Но если нужно, могу потребовать как твой министр. Нейтан молчал, а лицо его оставалось каменным. — Пожалуйста, ты один из немногих, кому я могу доверять. — Тогда как ваш друг, — вздохнул Нейтан и посмотрел Кингсли в глаза. — Я принимаю предложение.