Ва-банк

      17. Сьюки       Воскресным утром, после ночи беспокойного сна, я проснулась довольно рано. Кровать оказалась удобнее моей прежней, но я никак не могла перестать ворочаться. Мысли неизменно возвращались к Эрику.       Что я здесь делаю? Смогу ли целый год притворяться любящей женой? Как мне противостоять желанию заняться с Эриком сексом? Останется ли он верен мне, зная, что я не собираюсь с ним спать?       Я сомневалась, что он сможет или хотя бы захочет, но не верила в фигню типа «у мужчины есть потребности». У женщин они тоже были. Вот почему бог дал нам руки и массажер для душа. Однако стоило мне представить лицо бабушки — и решимость остаться с Эриком сразу же укрепилась. Предсказания в печеньях вообще ничего не прояснили. Первое гласило: «Самая большая опасность может крыться в глупости», а второе — «Не все ли равно? Мы все не без изъяна».       Ну и как это понимать? Может, Пэм подрабатывала тем, что начиняла печенья текстами?       Несколько раз, когда удавалось заснуть, меня мучили кошмары. Эрик трахал одну безликую женщину за другой. Каждый раз я просыпалась от боли и унижения. Это совсем не улучшало настроения. В конце концов я просто вылезла из постели, чтобы сбежать от новых ужасных снов.       Мышцы, а также некоторые другие части тела по-прежнему болели после «той ночи», как я ее мысленно окрестила. Сняв ночную рубашку, я с удивлением обнаружила на бедрах синяки в форме пальцев. Наверное, утром меня одолевали слишком сильное потрясение и похмелье, и я ничего не заметила. А к ночи чересчур устала — просто разделась и натянула ночнушку в темноте. До Лас-Вегаса у меня определенно не было этих синяков. Следовательно, следы появились в «ту ночь». Судя по размеру, их сотворили большие руки. Большие руки Эрика.       Да, все в нем было большим.       К счастью, Эрик хотя бы не наградил меня засосами. Если я не раздевалась догола и не разгуливала в нижнем белье, синяки оставались скрытыми от любых глаз.       Я отправилась в душ и немного постояла под струями, надеясь смыть кислое настроение. И если бы отпечатки пальцев испарились, тоже было бы здорово. Натянув футболку и шорты, я подсушила волосы полотенцем и не стала утруждать себя макияжем. Накануне мне не удалось выпить кофе, и потребность в напитке становилась отчаянной. Нехватка сна и кофеина уже подтачивала мои силы.       Накануне я исследовала кухню Эрика. Не припоминаю, чтобы видела там кофе. Я вошла и снова осмотрелась, но не обнаружила даже кофейника. Начало дня официально становилось отвратительным. Я направилась за сумкой, решив съездить и купить все для кофе, но нигде не могла ее найти. Готова поклясться, что оставляла ее на барной стойке. На всякий случай я все же вернулась в свою комнату и поискала там. Сумка не объявлялась, и я злилась все сильнее. Потом до меня дошло, что моя машина по-прежнему была у Амелии. Осознав, что все равно никуда не смогла бы поехать, я рассердилась окончательно. Застряла. Попала в ловушку. И осталась без кофе.       Блядь.       Время едва перевалило за восемь утра. Не зная, насколько долго Эрик обычно спал, я приготовилась к худшему. И пошла в комнату «Шлюха есть? Повесь фото здесь!», надеясь найти хотя бы банку колы в баре.       Поскольку наступило воскресенье, я мысленно помолилась богу и попросила прощения, ибо по незнанию вышла замуж за дьявола с грешным прессом. Я вошла в комнату и внимательно осмотрелась. К моему удивлению, на стене не осталось ни сисек, ни задниц. Пустые места от снятых плакатов тоже исчезли — Эрик равномерно распределил по комнате остальные. Я не знала, как это понимать.       Он знал, что их присутствие будет меня расстраивать, поэтому снял? Или просто пытался скрыть свою истинную природу?       М-да. Я могла (вероятнее всего, так бы и сделала) все утро сводить себя с ума вопросами о мотивах Эрика, но вопросы ничего не меняли. Нам предстояло справиться с ситуацией и надеяться на лучшее. Я отыскала за барной стойкой бутылку подслащенного жидкого кофеина, раздвинула занавески и ахнула при виде заднего двора.       Он был огромен. С большим патио, встроенным грилем — наверное, шел в комплекте с домом, потому что Эрик не готовил. Но самой лучшей частью был бассейн. Я рывком распахнула дверь и выбежала на улицу, как ребенок в рождественское утро, охая и ахая всем птицам и белкам, которые следовали за мной. Год пройдет гораздо веселее, если я смогу плавать и загорать. Дни пока стояли жаркие. Как только вернемся из магазина, обязательно воспользуюсь бассейном.       Я решила дать Эрику еще час. А затем супруг получит пассивно-агрессивный толчок к пробуждению: включу пылесос и оставлю за дверью спальни. Постучать или просто войти я боялась, вспомнив, в чем Эрик спал той ночью. Он даже в одетом виде был слишком соблазнителен. А голый… Да уж, я не обладала настолько сильным самоконтролем.       Я прогулялась по двору, любуясь клумбами, и вышла к передней части дома. Там обнаружилось кое-что получше цветов.       По дорожке бежал Эрик, одетый в футболку и свободные шорты. Утреннее солнце освещало светлые волосы, прилипшие к потной голове. Может, дело было в отсутствии кофе, но я видела движения Эрика словно в замедленной съемке. Руки двигались, демонстрируя бицепсы, в которые я потихоньку влюблялась. Эрик приоткрыл рот, вдыхая и выдыхая порции воздуха, и мускулистая грудь вздымалась.       Должно быть, с меня тоже капало, но точно не пот.       От одного вида Эрика плохое настроение и кошмары улетели прочь. Я не могла пошевелиться. Впрочем, мне и не хотелось находиться где-то еще. Эрик встретил мой взгляд и улыбнулся. Я почувствовала слабость в коленях. И в руках тоже: они выронили почти полную банку колы. Меня окатило содовой от босых ступней до самых колен.       Могла ли я сделать что-нибудь более глупое?       Эрик, конечно, все видел, но не смеялся. Когда он подбежал достаточно близко, то заговорил:       — Хорошо, что твои маленькие лесные друзья уже скрылись. Ты могла нечаянно задеть кого-нибудь из них.       Я ухмыльнулась в ответ.       — Конечно, они скрылись. По дороге бежал и пыхтел большой злой волк.       Эрик остановился прямо передо мной. Он еще не успел отдышаться, но сумел произнести сексуальным тоном:       — Но ты стоишь на улице. Как же мне тогда сдуть твой домик?       После столь интенсивной тренировки от людей обычно неприятно пахло. Но только не от Эрика.       Он уже значительно вклинился в мое личное пространство, но я старалась оставаться невозмутимой. Встретила его хитрые глаза, облизнула губы и промурлыкала в ответ:       — Но это твой домик. Придется тебе самому попыхтеть у собственных окон.       Эрик сглотнул, ухмыльнулся и сказал:       — О, мисс Стакхаус, если бы я обладал такими талантами, то вообще не покидал бы дом. (ПП: парочка обыгрывает слово blow, означающее как ветер или дуновение, так и минет).       Если бы я могла это сделать, я бы тоже никогда не выходила из твоего дома.       Его обращение напомнило об одном из миллиарда вопросов, которые я собиралась задать.       — По поводу имени. Ты разозлишься, если я сменю фамилию на Нортман? Иначе бабушка начнет задавать вопросы. Она немного старомодна. Полагаю, можно ей сказать, что на дворе двадцать первый век, но она просто так не сдастся. Я могу нечаянно огрызнуться, а это не очень умно, если не хочешь получить по полной программе, и…       Эрик поднял руки, прерывая мою нервную тираду, и со смехом произнес:       — Все в порядке, Сьюки, я не против.       — О, здорово… Спасибо! — Что ж, это было легко. Может, мне удастся уговорить его передвинуть покерный стол из кухни? Я бы подобрала обеденную группу в Target, например.       Эрик повернулся, чтобы подобрать банку. Передо мной открылся отличный вид на новую любимую часть его тела. Несправедливо. Никогда бы не подумала, что, выйдя замуж, буду отговаривать себя от попыток завалить мужа и оттрахать до беспамятства. Но именно так мне и приходилось поступать. Верно?       Да, без вариантов. Зато я могла вволю пофантазировать.       Разум моментально вернулся к нечестивым мыслям об Эрике. Когда я услышала: «Сьюки?», голос сперва смешался с воображаемой картиной. Муж позвал во второй раз, и мечта оборвалась (в ней было недюжинное проявление гибкости с моей стороны при участии Эрика и одного из шезлонгов на заднем дворе). Воображаемый Эрик почти исчез, но поскольку реальный выглядел точно так же, я сперва растерялась. Меня сбило с толку, что он разговаривал и вел себя иначе. Я попыталась встряхнуться. Простите, виновата.       — А?       Эрик, кажется, потешался, наблюдая за мной. Ему пришлось повторить вопрос:       — Я спрашивал, готова ли ты идти обратно?       Я лишь кивнула в ответ. Подозреваю, Эрик понял, какие мысли у меня возникли о нем и его дурацкой сексуальной заднице. Разбрызгиватели включились и начали поливать газон, но я этого даже не заметила, пока Эрик не добавил:       — Но сначала тебя нужно сполоснуть от содовой, — и потащил меня под распылитель. Я вскрикнула от неожиданности. Холодная вода попала на кожу. Я попыталась сбежать, но Эрик держал крепко, не давая освободиться.       Пытаясь вынудить его меня выпустить, я развернулась всем телом. Но Эрик лишь крепче обвил меня рукой. Я весьма неплохо изображала сопротивление, а параллельно с радостью обнаружила, что грудь и пресс мужа на ощупь так же тверды, как и на вид. Пока я пыталась вывернуться, мою щеку задела щетина Эрика. Я еще раз безмолвно взмолилась, прося бога дать мне силы не наклонить голову и не поцеловать супруга.       Через минуту он меня выпустил. Мы смеялись и задыхались. Я игриво шлепнула Эрика по руке.       — Из-за тебя я вся мокрая!       Если бы он только знал, насколько верно это утверждение.       — В смысле, стала мокрая сейчас? — спросил он, подняв бровь.       — От воды, мистер Пошляк! — Уверена, это звучало правдоподобно. Надеюсь.       Мы прошли через переднюю дверь прямо в кухню и кое-как вытерлись кухонными полотенцами. Я старалась не смотреть на Эрика, понимая, что испытаю непреодолимое желание слизать воду с его кожи. Как можно быть насквозь мокрой и в то же время чувствовать, словно все тело пылает?       Я смотрела куда угодно, только не на Эрика. В поле зрения попала стойка, на которой в последний раз была моя сумочка, поэтому я спросила:       — Ты не видел мою сумку? Я могла поклясться, что вчера оставила ее здесь.       Эрик не ответил. Я посмотрела на него и сразу же об этом пожалела. Он стоял, голый по пояс, и вытирал грудь полотенцем, которое лишь перекатывало воду по коже. Дьявол и его греховный пресс вернулись.       Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня.       Я стрелой вылетела из кухни и побежала в свою комнату. Кажется, сказала Эрику, что пойду в церковь, хотя собиралась сообщить, что переоденусь. Следовало бы сделать и то, и другое. Я чувствовала себя очень плохой христианкой. Мне сильнее всего на свете хотелось, чтобы жезл и посох Эрика утешили меня в самых разных позициях, в какие только удастся согнуться.       18. Эрик       Спрятав сумочку Сьюки под стопкой простыней в прачечной, я отправился спать. Однако сна не было ни в одном глазу. Я продолжал гадать, правильно ли поступаю — не со спрятанной сумочкой, а с продолжением фиктивного брака. Что-то в Сьюки волновало меня. Или, скорее, не давало покоя. Вернее, беспокоила моя реакция на Сьюки.       Никогда я еще не проходил через такое количество проблем, пытаясь осчастливить девушку. Да и с чего бы? Они были мне абсолютно безразличны. Всегда находилось новое тело, готовое занять пустующее место. Я не имел никаких гарантий, что в конечном итоге заполучу Сьюки. Неужели я смирюсь с целибатом на целый год?       Нет.       Допустим, она сдастся. Я трахну ее и по-настоящему запомню это. Но стану ли я весь следующий год отказывать себе в других женщинах?       Маловероятно. Разве что киска Сьюки и в самом деле окажется волшебной.       Чем больше я об этом думал, тем сильнее нервничал и снова начинал злиться. Она, безусловно, получала от этой сделки гораздо больше, чем я. Сьюки сама призналась, что никогда не жила в роскоши. Полагаю, пройдет совсем немного времени, и ее вкусы начнут соответствовать всему, что может позволить мой банковский счет, несмотря на просьбы разрешить ей платить. Она имела больше личностей, чем Сибилла. (ПП: отсылка к фильму «Сибилла» про множественное расстройство личности). Милая девушка-соседка за считанные минуты превращалась в огнедышащего дракона. Мои реакции казались столь же сумасшедшими. Двадцать четыре часа назад я был холост, свободен как птица и волен трахнуть каждую встречную. А сейчас уже был женат на незнакомке. Она спала в отдельной спальне, в отдельной кровати, и мы не могли вести разумную беседу больше часа. Если мне чудом выпадет шанс трахнуть Сьюки, придется действовать быстро.       Я проворочался всю ночь, решив в итоге встать на пробежку. Бегал я обычно в те дни, когда не посещал тренажерный зал. За исключением выходных — чаще всего я не ложился допоздна из-за тусовок, азартных игр, секса или всего сразу. Бег отлично прояснял голову. С каждым новым шагом я чувствовал себя лучше. В свете дня предыдущий вечер показался не таким уж плохим. Я вспомнил о чувстве юмора Сьюки (если она умела готовить, то, вероятно, знала целый список специй, которыми могла называть хуесоску) и о готовности противостоять моему отцу. Как к этому относиться, я до сих пор не знал, но пришел к выводу, что готов какое-то время просто плыть по течению. Дам Сьюки шанс, пока она не продемонстрирует, что зря я это сделал. Однако я все равно не собирался притворяться кем-то другим, чтобы порадовать ее.       Подбегая к дому, я увидел Сьюки. Она стояла во дворе и смотрела на меня. С момента нашей последней встречи прошло всего несколько часов, но моя память не отдавала девушке должного. Отказаться от идеи продолжать фальшивый брак было намного проще, когда я не сталкивался с тем, насколько Сьюки красива. Я улыбнулся, не успев скрыть свою реакцию. Ответная улыбка только ослабила мою решимость. Сьюки оказалась в моих объятиях, и мы вдвоем смеялись под разбрызгивателем. Все мысли о желании не утруждать себя этой шарадой, посетившие меня прошлой ночью, вылетели из головы.       В кухне, к счастью, Сьюки не смотрела на меня, пока мы вытирались. Ее мокрая белая футболка ничего не скрывала, а мои свободные шорты не маскировали весьма заметное возбуждение при виде тела жены. Под тканью проступал светло-розовый кружевной лифчик, который натягивали затвердевшие соски. Я едва не предложил Сьюки заняться стиркой вместо нее, надеясь, что она в тот же момент разденется. По крайней мере, мне хватило мозгов не забыть снять футболку, когда она спросила о сумочке. Это отвлекло Сьюки, и я выдохнул. Она вылетела из комнаты, бормоча что-то о необходимости пойти в церковь. Я полагал, что мы едем за покупками. Если Сьюки хотела зайти в храм, я мог бы завезти ее туда, а потом забрать. Не думаю, что что я смог бы войти в дом божий без персонального приглашения.       Приняв душ, я набросил джинсы и футболку. Сьюки ждала на кухне. Пришлось сдерживать улыбку: жена не решалась на меня посмотреть. Когда она, наконец, краем глаза увидела, что я одет, на лице отразилось облегчение.       — Я никак не могу найти свою сумочку.       Если я снова разденусь, получится слишком очевидно?       — Уверен, она найдется. В следующий раз возьмешь. Так ты хочешь пойти по магазинам или в церковь? — спросил я. Надеюсь, перспектива заплатить в следующий раз успокоит Сьюки, и она не заметит, как я сменил тему. Впрочем, уверен, я смогу найти и новую причину снять футболку.       Я гадал, почему она покраснела от моего вопроса. Кажется, этого мне никогда не узнать. Сьюки закусила губу и ответила:       — В магазин. Мне нужно купить кофейник.       Какое счастье, что ночью я решил вынуть плакаты из рам. Я схватил Сьюки за руку, стараясь не замечать, насколько естественным стал жест, и повел в гараж. Указал на штабеля коробок в углу и сказал:       — Я почти уверен, что как минимум один там есть.       Вскоре после моего переезда Пэм отправилась по магазинам. Не только за мебелью для гостиной, но и за вещами, которые пристало иметь дому взрослого мужчины. Я распаковал только блюда, столовое серебро и стеклянную посуду. Наверняка с выбором ей помогала экономка. Сама Пэм, вероятно, не могла поджарить «Поп-тартс». А я мог, если бы у меня был тостер, и немного гордился этим.       Сьюки нырнула в груду коробок, словно наступило рождественское утро. Она вытаскивала вещи тут и там, громко перечисляя найденное.       — Кастрюли и сковородки… Сервировочные блюда… Вот кофеварка… Посуда для гриля… Тостер…       — Добавь в список «Поп-Тартс», — перебил я. Не помню, когда ел их в последний раз. Сьюки, кажется, была одержима кулинарией. Смогу, по крайней мере, сделать для жены завтрак. Надеюсь, это будет завтрак в постели. Вдвоем. Голышом.       Сьюки собрала, что могла, и понесла в кухню. Я последовал ее примеру.       — Почему все в гараже? — спросила она на обратном пути, когда мы собирались захватить остальное.       Я пожал плечами.       — Я живу здесь три года, и пока ни в чем из этого не нуждался. Вещи закупила Пэм. — Заметив, как Сьюки покачала головой, я спросил: — Что?       — Ничего. Просто в голове не укладывается. Столько прекрасных вещей стоят без дела. А у многих людей в буквальном смысле нет даже ночного горшка.       Ее тон был скорее серьезным, чем сердитым, но я огрызнулся в ответ, не в силах подавить желание обороняться:       — Я не тратил деньги впустую, покупая дерьмо, которым никогда не воспользуюсь. Это Пэм потратила мои деньги. Деньги, ради которых я упорно работал. Но если кто-то постучит в мою дверь и попросит ночной горшок, я им его отдам. Так лучше?       Сьюки уже нагрузила руки новыми коробками. Лицо мгновенно вспыхнуло; она развернулась ко мне, такая же разъяренная, и сказала:       — Я не призывала тебя к благотворительности, просто высказала наблюдение. И, да будет тебе известно, многие из этих бедных людей — хорошие, трудолюбивые, но слишком гордые, чтобы попросить! Они охотнее отдадут последнее, чем протянут руку за милостыней. Кроме того, им все равно не попасть в супердорогие ворота этого закрытого района, чтобы попросить один из твоих пятисотдолларовых горшков! Блядь!       Прежде чем я успел словесно отомстить, Сьюки вошла в кухню, поставила коробки на пол и схватила телефон с барной стойки. Я разозлился. Если она вызывала такси, с удовольствием лично отвезу ее к чертовым воротам моего закрытого супердорогого района. Но Сьюки вышла из комнаты, даже не приложив трубку к уху. Я испытывал слишком сильное любопытство, чтобы не последовать за ней. Донесся приглушённый звонок ее сотового, и Сьюки открыла дверь прачечной. Отступив обратно в кухню, я отругал себя — вчера заметил мобильный в боковом кармане сумочки, но не догадался выключить.       Я сделал вид, что занят укладыванием коробок на стойку. Даже не поднимал головы, когда вошла Сьюки, пока не услышал ее голос.       — Мне очень жаль, что бросила тебя сегодня утром. Следовало позвонить… — говорила она по своему мобильному.       С кем, черт возьми?       — О, ты уже знаешь, да? Нет, никакого медового месяца…       Если попросит отвезти ее на Гавайи или в подобное дорогое дерьмо — вылетит отсюда.       — Ты даже не представляешь… Так как прошло это утро без меня?       Может, это была ее подруга Амелия?       — Хорошо, солнце… Увидимся на следующей неделе?       Солнце? Может, девушки так называли друг друга?       — Поверь мне… Ты по-прежнему мой самый любимый парень.       ?       — Я тоже тебя люблю, Лаф. Пока.       Гнев, который я ощутил, когда Сьюки признавалась в любви своему солнцу и любимому парню, был всепоглощающим. Я спросил спокойным тоном, который противоречил кипящей внутри ярости:       — Ты ничего не хочешь мне сказать?       Сьюки перевела глаза на мои руки. Я посмотрел вниз и увидел, что держу какую-то белую металлическую лопатку. Вероятно, изначально она не была согнута в форме буквы U, как сейчас.       Сьюки подняла бровь и ответила:       — Я нашла свою сумочку?       Сука.       — Нам нужно купить новую лопатку?       Дохуя умная сука.       Я не хотел спрашивать напрямую, но Сьюки не оставила мне выбора. Она, блядь, сама поставила условие «никакого секса». Если по ней воскресным утром скучал какой-то постельный дружок, я считал, что имею право знать.       А также испытывал иррациональное желание прибить парня.       — С кем ты говорила?       Сьюки триумфально улыбнулась. Впрочем, я не огорчался из-за того, что проиграл битву, сдался и спросил. А ответ разозлил меня еще сильнее.       — С Лафайетом.       — А этот Лафайет, случаем, не отправится в СМИ, чтобы рассказать всем, как ты в него влюблена? Или это просто случайный парень, которого ты трахаешь по утрам в воскресенье? — Я пытался убедить не только Сьюки, но и себя, что просто обеспокоен падением нового дерьма на вентилятор. В стиле интервью ее брата. Но, думаю, мне не удалось.       Кажется, мы часами смотрели друг на друга. Наконец она сказала:       — Я не влюблена в Лафайета, я люблю его, как сестру, которой у меня никогда не было. И он предпочел бы трахнуть тебя, а не меня. Лаф руководит приютом для бездомных, в котором я работаю волонтером.       Почему я сам этого не понял из той истории, что Сьюки поведала накануне? Почему мне было не насрать, любит ли она кого-то? Почему я испытал невъебенное облегчение, услышав ее объяснения?       Я постарался произнести ответ как можно безразличнее:       — Вот как.       Она не двигалась и ничего больше не говорила. В комнату снова вползло неловкое молчание, вернув тихую Сьюки. Я схватил ключи.       — Ты готова?       Не дожидаясь ответа, я направился в гараж, решив поехать на Audi — в корвет покупки вряд ли поместятся. Сьюки молчала, пока мы не добрались до супердорогих ворот и не увидели, какой цирк ожидал нас во внешнем мире. Она вытащила из сумочки пару солнцезащитных очков, надела и пробормотала:       — Ебать…       Я не удержался и хихикнул. И ответил, заработав свирепый взгляд Сьюки:       — Может, когда вернемся, если будешь хорошей девочкой.