Сказки наяву

      После удаления всех фанфиков жизнь Арины шла своим чередом: школа, подготовка к выпускным экзаменам после девятого класса, болтовня с друзьями. Перед празднованием последнего звонка девочка решила осуществить то, на что целый год копила деньги — сделать два прокола в левой брови; в седьмом классе Гордиенко проколола пупок и теперь сделала новый пирсинг, похожий на тот, что сделал вокалист группы Rammstein.       Отрепетировав выступление на последний звонок, когда двум классам «А» и «Б» нужно будет выходить на сцену, выступать и петь, ученики разбежались по домам, и Арина со своим лучшим другом осталась на перекур возле гаража.       — Эх, скоро заканчиваю школу и уезжаю в Новосиб, — сказал Денис, затягиваясь.       Гордиенко щёлкала семечки и слушала уже в сотый раз разговоры Трофимова о его мечте стать строителем-архитектором и отучиться в Новосибирске — она понимала, что он не отступит от своей цели и будет стремиться к ней; сама девочка хотела проучиться все одиннадцать классов и поступить на экономический факультет, чтобы иметь массу возможностей трудоустроиться на хорошем месте, и на производственной практике отец поможет ей получить опыт для упрощения поиска работы.       — Я буду скучать по тебе, Денис, но ты всё равно хоть иногда пиши мне в контакте, — улыбалась Арина, хотя внутри себя не хотела его отпускать.       — Я тоже буду скучать по тебе, Арина. Мне будет не хватать такой классной подруги, как ты. Ты единственная, кто меня понимает.       Девочка с грустью вспоминала coming-out от лучшего друга, которого так хотела видеть своим парнем, но ничего с этим не поделаешь — он имеет право любить того, кого хочет, пусть это даже другой парень, пусть это даже не она сама.       Их идиллия прервалась появлением Олега Козлова; уперев накачанные руки в крепкие бока, одиннадцатиклассник с крокодильей ухмылкой во все тридцать два зуба заявил:       — Смотрите, кто здесь стоит! Позор нашей школы — заднеприводный и его подружайка-защеканка!       — На себя посмотри, чмо с протеином вместо мозгов! — гордо крикнула Арина, сведя брови к переносице.       — Заткнись, сука! — прикрикнул хулиган и, подойдя к Денису, ударил его в живот, отчего тот согнулся пополам.       Гордиенко от злости накинулась на обидчика, била его по лицу и умудрилась поставить «фонарь» на скуле; Олег схватил Арину за руку и отшвырнул её к стене с воплем, означающим, что девочке надо идти на фаллический символ и совершить с ним оральное соитие.       — Кто из вас мужик, а кто заднеприводный, видно сразу, мразина! — прошипела девятиклассница, потирая ссадину на левом плече.       — Конечно, это твой Трофимов заднеприводный! Это все знают! — зло улыбнулся Козлов, превозмогая боль, и ушёл своей дорогой.       Денис в это время пришёл в себя и спросил:       — Этот козёл ушёл?       — Да пошёл он! — кричала Арина, и внутри неё всё кипело, и про себя она подумала: «Гнида! Ничего, я тебя накажу! Ты не девушка моего возраста, поэтому получи, фашист, гранату! Задолбал уже! Всю кровь мне свернул!»       Придя домой в ужасном настроении, переодевшись, Гордиенко первым делом запустила на компьютере Word и написала:       «Олег Козлов вечером возвращался с тренировки. Машин на дороге почти не было. Он переходил по пешеходному переходу и не заметил, как по проезжей части проехал какой-то джип, сбил его и сломал ему ногу. Олег от удара упал, долбанулся головой об асфальт и потерял сознание».       Довольная Арина потирала руки, посадила Матроскина на колени, гладила его и предвкушала скорое устранение неприятного ей человека; кот урчал и сворачивался калачиком.       — Да, котик мой! Я это сделала! Ах, прости! Из-за этого урода я забыла тебя покормить. — Девочка отправилась на кухню и, накладывая корм коту, напевала: — Ты мой миленький хорошенький мой котик, положу тебе сарделечку я в ротик. Положу тебе колбаску и сосиську, молока налью тебе большую миську...       На следующий день Гордиенко всё время слушала тяжёлый рок, радуясь окончанию учебного года: никакой домашней работы, никаких контрольных тестов — осталась только ГИА. Вечером домой вернулись родители с настроением мрачнее тучи; дочь понимала, в чём дело — её дедушка болеет циррозом печени и уже на грани жизни и смерти.       — Мы навещали деда в больнице — совсем плох, — грустно сказал Василий.       Арина не могла переварить эту новость — умирает любимый дедушка Тарас Онуфриевич, с которым она в детстве гуляла, играла и слушала сказки, когда оставалась на ночь. С ним и бабушкой Юлией Павловной она делилась секретами и случаями из школьной жизни. Из-за всех школьных дел она редко навещала отцовых родителей, а теперь, когда близкий человек на грани жизни и смерти... Гордиенко не хотела терять родного деда. Закрывшись в комнате, девочка легла на тахту и тихонько заплакала от осознания скорой потери.       — Ариш, ты не плачь, — утешала её мать, услышавшая тихие всхлипы дочери, — все мы не вечны, поэтому не делай глупостей — не пиши ничего про деда.       — Нет, мам, я всё равно добьюсь выздоровления дедушки, хочешь ты этого, или нет!       — Он прожил свою жизнь, и дай ему уйти на тот свет.       Девочка ничего не сказала и, когда Нигина ушла заниматься домашними делами, Гордиенко решила вернуть дедушку к жизни и написала в другом текстовом файле:       «Тарас Гордиенко лежит под капельницами. Перед ним появился маг, обвил его своей энергией, вытянул с её помощью цирроз печени старика, поглотил его и исчез. После этого Тарас Онуфриевич проснулся и легко вздохнул — болезни как не бывало».       Девочка после написания заметки открыла «Вконтакте», и увидела сообщение от Ланы Вальтер (на самом деле Солнцевой; Вальтер — девичья фамилия её матери, этнической немки), что Олег Козлов вчера вечером попал под машину. Арина ликовала — идеальное преступление: обидчик с её подачи получил достойную кару, и на неё никто не подумает, ибо не верит в сверхъестественные силы; но её мучила совесть — она покалечила человека, хоть и мерзкого, по её мнению.       В одиннадцать вечера Гордиенко сидела за компьютером и слушала музыку, ища новые и новые звуковые файлы в жанре Hard Rock. Щёлкая семечки, она не заметила, как в комнату зашёл, держа в руке телефон, Василий.       — Арин, у меня для тебя отличная новость! Дедушка поправляется!       — Неужели! Пап, ты меня так обрадовал! Не представляешь, насколько!       Девочка обрадовалась новости и ощущала радость от того, что ей удалось обмануть судьбу — она спасла жизнь своему деду.       — Ты не представляешь, как я счастлив, — ликовал Василий. — Кстати, доча, ты бросила курить?       — Вместо этого щёлкаю семечки, — улыбнулась дочь, — Светка Солнцева посоветовала, и я бросила. Да, мне тяжело, но держусь.       — Молодец, доча! — похвалил отец и вышел из комнаты.       Только дверь закрылась, появилась Нигина и спросила:       — Это ты сделала? Из-за тебя дед быстро пошёл на поправку?       — Да, мам. — Гордиенко не умела и не хотела врать, потому что осознавала, что правда может вскрыться.       — Арин, ты понимаешь, что не изменишь судьбу? Ты только отсрочила смерть дедушки.       — Мам, я не хочу, чтобы дедушка умирал! Я буду скучать по нему...       — Ты будешь его помнить всегда, доченька. — Нигина погладила дочь по голове и очень некстати спросила: — Не ты ли решила кого-то устранить?       Арина всегда рассказывала матери о том, кто её обижал, с кем она дружит, с кем общается, поэтому не удивилась, что та узнала от Тамары Владимировны об аварии, в которой оказался Олег, и сделала вывод, что именно дочь её подстроила при помощи магии.       — Просто я хотела проучить Козлова, поэтому написала о нём такое. Я же его не убила.       — Арин, ты понимаешь, что так делать нельзя? Нельзя решать, кому жить, а кому умирать. Мы не судьи, чтобы так распоряжаться чужими жизнями.       — Мам, я всё понимаю, только просто хочу справедливости.       — Арин, я тебя понимаю, но ты совершаешь опрометчивый поступок. В твоём возрасте я тоже кое-что натворила. Когда мне было шестнадцать лет, я была влюблена в старшеклассника Валеру Апраксина, но он любил свою одноклассницу Алину Цветкову. Я призналась ему в любви, но он сказал мне, что любит её, и просил понять это и принять. Я нарисовала Алину и сделала ей на лице жуткий шрам на правой щеке и спрятала картинку так, что не смогла её найти. На следующий день Алина упала и рассекла лицо, отчего у неё остался шрам, но Валера не бросил её и, как я недавно узнала из «Одноклассников», они давно женаты, и у них двое детей. Понимаешь, как чувствую себя виноватой перед ней — я зря человека изуродовала, но некому было рассказать, потому что скажут, что это совпадение.       Девочка выслушала маму и спросила:       — Но теперь ты счастлива? С моим папой.       — Да, я счастлива, что вышла замуж за твоего папу, пусть он не был красавцем в отличие от Валеры. Я ни о чём не жалею. Пойми, потом ты пожалеешь о том, что зря покалечила человека, пусть он тебя обижал.       Нигина, тяжело вздыхая, вышла из комнаты дочери и отправилась к себе, понимая, что её Аришка может стать монстром и, возможно, кого-то убить, когда разозлится; самым страшным было то, что она не понесёт потом никакого наказания, ибо никто не верит в сверхъестественные силы и спишет на несчастный случай или убийство, но совсем другого человека.       Арина не спала всю ночь, анализировала мамины слова и размышляла о том, что совершила ужасную глупость. Когда она, наконец, уснула в третьем часу, ей приснился кошмар: Гордиенко очутилась в больничной палате, где лежал Олег Козлов; он открыл глаза и так зло на неё посмотрел, что девочка отшатнулась и проснулась в холодном поту.       «Наваждение?» — пронеслось в голове у Арины, и она упала на кровать и заснула.       У изголовья её кровати появился ненавистный ей и пострадавший от её дара старшеклассник, ухмыляясь и скрестив руки на груди.       — Ты? — неприятно удивилась Арина.       — Зачем ты это сделала? — спросил Олег.       — Ты мне всю кровь свернул, ублюдок! — сурово заявила Гордиенко. — Поэтому получи, мразота!       — Прости, просто нам с пацанами весело было стебать над тобой! — Козлов снова навесил крокодилью ухмылку.       — Может, ты уже повзрослеешь и прекратишь фигнёй заниматься? Тебе уже не десять лет! — закричала на своего обидчика Арина и, проснувшись, поняла, что вскочила с кровати во сне и стоит посреди комнаты.       «Это просто сон... Просто сон...» — думала про себя девочка и дальше легла спать.       И снова повторился этот кошмар: Олег явился ей во сне и, стоя перед ней, смотрел в упор и телепатически потребовал стереть этот отрывок, где она записала то, как его сбила машина, и вернуть его душу в тело.       «Да пошёл ты, дебила кусок!» — подумала Гордиенко и проснулась.       Было четыре утра — оставалось ещё четыре часа до подъёма в школу, а девочка совсем не хотела спать, хотя понимала, что на последнем звонке будет клевать носом. Решив успокоить совесть, Арина включила компьютер и, найдя файл с записью об аварии, удалила её.       «Хоть ты и урод, но всё равно живи уж», — подумала она, выключая компьютер.       И в это время Олег, лежащий в больнице, очнулся, и у него сразу же срослась кость. Дежурившая медсестра, заметив пробуждение, спросила:       — Больной, вы как?       — Нормально, только башка болит... — потёр Козлов голову, чувствуя невыносимую ноющую боль, словно ему надвое раскололи череп.       Уже утром Арину разбудила её мать, у которой был выходной, и спросила:       — Арин, вставай! Ты сейчас проспишь и на последний звонок опоздаешь! Уже время подошло!       — Мам, я не выспалась... — пробурчала дочь, но поднялась, быстро оделась в белую блузку и короткую чёрную юбку, причесалась, взяла портфель и добавила: — Я стёрла запись о том, как Олег попал под машину. Просто он являлся мне во снах и потребовал вернуть его в тело.       — Молодец, — похвалила её Нигина, — а теперь иди в школу, а то опоздаешь.       Гордиенко шла в школу с лёгким сердцем — ей удалось исправить, казалось бы, свою непоправимую ошибку, которая могла бы стоить человеческой жизни, пусть это даже конченный придурок. Встретив Свету и Нану, Арина поздоровалась с ними и зашла в школу.       Перед последним звонком Гордиенко выслушивала от одноклассниц новости о сбитом машиной Олеге; и потом узнала, что он остался жив и даже не покалечился — врачи поставили неправильный диагноз, и скоро обидчик выпишется. Девочка была удовлетворена — зато на ней не будет висеть этот грех, об аналогичном которому жалеет её мать.       На последнем звонке ученики девятого «А» вспомнили своё появление в школу под комментарии классной руководительницы Марии Никодимовны:       — Вот такими пришли к нам наши первоклассники в первый «А» класс.       Арина увидела себя, маленькую полненькую девочку с каштановыми волосами и раскосыми глазами; она перевела взгляд на стоявшего с ней рядом Дениса, ещё маленького и смешливого мальчика с непослушными волосами.       «Тогда мы все были практически одинаковыми», — рассматривала Гордиенко своих одноклассниц.       Последовали воспоминания о классе с пятого по девятый: на луче света от проектора отражались фотографии с девятым «А», на которых ученики менялись, становились взрослыми, уже приобретали какое-то мировоззрение.       «Как мы менялись». — Арину охватывало чувство ностальгии, словно ей хотелось перенестись в то время, где всё было по-другому, но это уже не вернёшь.       Прошёл месяц, и скоро должен наступить июль. Отметив выпускной, Арина забрала аттестат об общем среднем образовании, отметила окончание учёбы в ресторане со своими одноклассниками; с некоторыми из них она расстаётся, а некоторые останутся учиться, но в параллельном классе. Гордиенко порадовало, что «Winx Club без Блум», кроме перешедших в информационный класс Сони Юдиной и Маши Мелодиной, останутся с ней и будут более углублённо изучать гуманитарные науки; так же было полным счастьем для неё то, что Таня Буркина со своими подружками уйдёт учиться в колледж, и больше они не увидятся.       Арина стояла возле автобуса с Денисом и обнимала его; со стороны они выглядели влюблённой парой, но это было далеко не так.       — Пока, Денис. Приезжай почаще в гости, — просила Гордиенко.       — Приеду, когда смогу, — улыбался Трофимов, беря свой чемодан и погружая в багажное отделение.       — Удачи тебе в учёбе и будь счастлив с тем, кого ты полюбишь, пусть это даже мужчина.       — Тебе тоже удачи, Аришка! Успехов! Пока! — улыбнулся Денис и сел в автобус.       Когда транспортное средство уехало, на лице у девочки блеснула слеза. Она уходила с автовокзала и вспоминала пережитое в детстве с этим человеком. Когда она, ещё шестилетняя девочка с высоким каштановым хвостиком в шортиках из денима и футболке с покемонами, и он, мальчик в шортиках и футболке с мультяшными далматинцами, играли в песочнице. Тогда Денис поцеловал её в щёку и сказал ей:       — Знаешь, когда мы вырастем, поженимся.       «Что с тобой случилось за эти десять лет, Денис? — задавала риторический Арина. — Это грустно, что ты уехал в Новосибирск и не выполнил то, что пообещал мне в детстве; только ты был маленький и не задумывался о будущем».       Сейчас Гордиенко понимала, что нужно жить и радоваться, ибо на следующий день уедет с Лейсан и Саримой в Казань в гости к бабушке Замире Линаровне и дедушке Мирвали Фаридовичу; она с сёстрами каждый год приезжала в столицу Татарстана навещать этот гостеприимный дом родителей матери. Дома Арина собирала вещи, кладя только самое нужное из одежды, ибо никогда не понимала тех, кто накладывает помногу вещей и не носит во время отдыха, к тому же она с сёстрами ехала всего на два месяца.       Наступил долгожданный день отъезда; Арина, Лейсан и Сарима садились в плацкартный вагон; Василий, Нигина, Юлдаш и Аниса провожали девочек. Поставив чемоданы в отделение под нижней полкой, Арина с Лейсан устроились на верхних полках, а Сарима села на нижнюю со словами:       — Никого не пущу, кроме сестрёнок!       — Удачной дороги, девочки, — грустно улыбнулась Нигина, провожая дочь и племянниц.       Аниса расцеловала дочерей со словами:       — Берегите себя во время дороги.       — Да мы уже взрослые, — усмехнулась Лейсан, — а я совершеннолетняя, поэтому сможем о себе позаботиться.       На нижней полке пристроилась голубоглазая с заплетёнными в конский хвост волосами шатенка лет двадцати с небольшим в обтягивающей зелёной майке и шортах из денима.       — Пока, девчонки! — попрощались мужчины с дочерями и вместе с жёнами вышли из вагонов.       Родители ещё до самого отъезда стояли возле окна и махали дочерям руками. Соседка по купе смотрела на них отрешённым взглядом и уставилась в окно, когда поезд тронулся. Всё время, проведённое в поезде, сёстры между собой разговаривали, обсуждали свои выпускные, вспоминали свои годы, проведённые в школе.       Утром Арина спустилась вниз и встала на нижнюю полку, на которой спала незнакомка; Лейсан уже заваривала чай в пакетиках на троих и делала бутерброды из сыра «Хохланд» и сырокопчёной колбасы; Сарима сидела на своём месте и читала журнал о Винкс.       — Как утро, девчонки? — спросила старшая сестра.       — Потрясающе! — улыбнулась Арина.       После лёгкого завтрака и чаепития Гордиенко поднялась наверх и начала читать книгу «Властелин Колец» несмотря на то, что знала всё наизусть. Неожиданно кто-то потряс её за ногу.       — Лея? — спросила девочка и посмотрела на того, кто её потревожил.       Это оказалась незнакомка на месте полкой ниже; она злобно посмотрела на крашеную девочку и начала кричать:       — Ты что носишься туда-сюда, жирная свинья? Спать не даёшь!       — Не нравится — вылетай на ближайшей станции! — заявила Арина, не являясь человеком из робкого десятка.       Девица послала её на три буквы и уселась на матрас; Гордиенко показала ей средний палец и дальше читала трилогию о хоббитах.       Вечером ситуация повторилась. После водных процедур Арина улеглась на полку и разговаривала с Лейсан.       — Хочешь вернуться на родину? — спрашивала Гордиенко двоюродную сестру.       — Иногда хочу вернуться в Казань, но мне и в Новокузнецке хорошо — там у меня друзья, вы. Просто папа хотел с вами чаще общаться, поэтому переехал в Новокузнецк. Да и мне хорошо в этом городе живётся.       — Да ты достала уже! — перебила девчонок скандалистка на нижней полке. — Чё ты носишься туда-сюда и становишься на мою постель! Ещё раз, и я тебе ноги из задницы вырву, жиробасина! Ещё и треплешься тут с этой чуркой-плоскодонкой! Я вам обеим языки вырву и засуну в задницу!       Лейсан растерялась от такого хамства; Арина тут же показала ей остроту речи:       — Рот закрой! Не нравится — летай самолётом. Я не научилась левитировать и не отрастила крылья, поэтому сиди тихо, а то дрист от злости нападёт.       — Чё? — не поняла соседка.       — Кабачок! — отрезала Гордиенко, вспомнив ответ Дениса, когда она, прослушав что-то, переспрашивала.       Истеричка начала материться, и татарка успокаивала сестру:       — Ариш, не обращай на неё внимание. Она просто больной человек.       Фикрайтерша решила показать свою силу и написала в блокноте всё, что желала этой девице, ибо та не выглядела подростком.       На следующий день скандалистка проснулась и, почувствовав, что её прихватило, убежала в туалет и не успела из-за того, что её настигла диарея; справив нужду, она посмотрела в зеркало и обомлела — её лицо покрыла странная сыпь. Выйдя из уборной, девица пришла в свою палатку, глотнула чёрный чай «Nestea» из бутылки и почувствовала тошноту.       «Так тебе и надо!» — думала Арина, поедая бутерброд и глядя на то, как хамоватая девица бежит в туалет, а он занят.       Девочки доехали до Казани без приключений: обе волновались и смотрели в окно, разглядывая проплывающие мимо пейзажи и деревни. На вокзале их встретил дедушка Мирвали Фаридович, высокий, тощий и седой старичок с раскосыми карими глазами и козьей бородкой, одетый в синюю рубашку и брюки.       — Здравствуйте, внучки мои! — радовался дедушка, по очереди обнимая приехавших девочек.       — Привет, дедушка! — нестройным хором кричали внучки.       Мирвали Фаридович взял чемоданы и, дойдя со спутницами до «Лады», погрузил их вещи в багажное отделение, и девочки расселись: Арина и Сарима на заднее сидение, Лейсан на переднее, возле водительского места, где устроился дедушка и завёл машину. По дороге старик говорил внучкам:       — Как вы выросли за этот год.       — У нас уже две выпускницы, дедуля, только мне ещё два года в школе учиться, — сообщила Арина.       — А мне в институте, — вставила Лейсан.       — Как там твой жених поживает? — спросил Мирвали Фаридович.       — Уехал учиться в Новосибирск на строителя-архитектора, а жениться на мне передумал. — Гордиенко стыдливо умолчала о гомосексуальности Дениса, но дедушка с усмешкой посмотрел на внучку, ибо его дочь рассказала об этом во время беседы по телефону.       — А ты, Лейсан, нашла жениха? — старик перевёл разговор в другое русло.       — Нет, — прошептала девушка, смущённо потупив глаза.       — К ней Марат Нугманов сватается, а она его отшивает! — оживилась Сарима.       — Какая дерзкая у меня внучка, — рассмеялся Мирвали Фаридович. — Как у тебя дела в школе, Саримка?       — Всё хорошо — одни четвёрки да пятёрки! — хвасталась младшая внучка.       — Какая умница у нас растёт, — гордился старик своей внучкой.       Арина рассматривала мелькающие мимо дома и деревья и думала о том, как изменился город за весь год её отсутствия; Лейсан думала о своём: как встретит бабушку, как скоро она приедет и поступит в институт на бухгалтера.       Через некоторое время дедушка и внучки приехали к частному дому на берегу озера Нижний Кабан; старик припарковал машину, заехав во двор за калитку. Девочки высадились и зашли в дом бабушки и дедушки, построенный из красного кирпича. В нём были пристройка с кухней, гостиная и спальня в двух разных комнатах на первом этаже и две комнатушки на втором; в комнатах на втором этаже провели детство Юлдаш и Нигина Шаймардановы. В каждой комнате были по два окна, выходящие на озеро и дорогу по ту сторону водоёма.       В доме девочек встретила полная пожилая женщина в длинном красном с жёлтыми узорами платье и белом платке-повязке, из-под которого выбивались чёрные как смоль волосы с проседью. Замира Линаровна, приготовив разнообразные домашние вкусности, пригласила девочек за стол, не забыв обнять каждую по очереди, со словами:       — Привет, красавицы мои! Проходите, поешьте с дороги. Проголодались за два дня, девочки мои.       Внучки и бабушка с дедушкой уселись за стол. Во время трапезы Замира Линаровна, не умолкая, расхваливала девочек.       — Как вы изменились, только ты, Ариш, что с собой сделала? Зачем ты в бровь вставила серёжки? И ещё волосы так покрасила.       — Просто, бабушка, я люблю так менять свой образ. Сейчас решила сделать так.       — Ох уж эта молодёжь, — проговорил Мирвали Фаридович, едя суп.       — У нас всё прекрасно, бабуль! — улыбнулась Сарима, — Лея школу окончила, Арина девять классов, а я всего четыре!       — Скоро поступлю в институт, — вставила Лейсан.       — Как там ваши женихи поживают? — поддержала разговор Замира Линаровна.       — Денис уехал в Новосибирск, а Лейсан не хочет встречаться с Маратом, — сообщила Арина.       — Время придёт, и она захочет, — усмехнулась бабушка. — А твой Денис, как Нигина рассказала, встречается с парнем.       — Вроде того, но я уважаю его чувства. — Гордиенко опустила голову.       — Это неправильно, что мужик стремится быть с мужиком, — вставил дедушка. — Всё равно Аллах создал мужчину и женщину, чтобы они были вместе и создавали новых людей, новое поколение.       «Дедушка, ты, конечно, тонкий философ, но каждый имеет право любить того, к кому стремится душа, и неважно, какое тело», — подумала Арина, не заметив, как прошло время за едой.       Вечером Гордиенко в своей временной комнате, бывшей когда-то спальней её мамы, рассматривала старые фотографии, где Нигина и Юлдаш были маленькими. Наткнувшись на старый фотоальбом, Арина открыла его и рассматривала своих бабушку и дедушку в молодые годы: свадебные фотографии, фото в ателье, фотографии с друзьями. На одной из них Гордиенко увидела, как ещё молодая Замира Линаровна, чуть полноватая брюнетка с карими раскосыми глазами и чёрными волосами, собранными в ракушку, стояла спиной, чуть повернув голову набок и глядя в объектив; её плечо было чуть оголено, и на левой лопатке была татуировка в виде креста.       Арина мельком видела этот рисунок у бабушки, но не понимала, что наколка означает. Теперь, когда она знает правду об их даре, решилась рассказать бабушке о своих недавних приключениях; до этого Замира Линаровна уходила от ответа, когда внучка расспрашивала её о наколке. На этот раз старушка, сидя под навесом, глядя на вечернее небо и попивая чай с мятой, решила рассказать о семейном секрете.       — Бабушка, а что обозначает крест у тебя на левой лопатке? — спросила внучка, налив себе чай.       — У нас из поколения в поколение по женской линии передаётся дар — во время творчества в нашей жизни происходит всё, что мы придумали и изобразили. Ариш, у тебя что-то происходило в жизни из-за того, что ты что-то придумала?       — Да, бабушка... — Гордиенко пересказала бабушке всё, что с ней произошло недавно из-за написанных ею рассказов, не забыв рассказать о маме.       — Я знаю, что Нигина рисовала, и у неё реализовывались её картины, — изрекла Замира Линаровна. — Когда-то у меня тоже был такой дар — я в твоём возрасте любила играть в театре и ходила в театральный кружок.       Арина вспомнила серые монохромные фотографии, где ещё молодая бабушка стояла на сцене в разнообразных костюмах различных барышень из актуальных тогда литературных произведений.       — Я играла Катерину Кабанову из пьесы «Гроза», а потом чуть не бросила своего тогдашнего друга Азата Нигматдинова из-за спортсмена-комсомола старшеклассника Игоря Травникова, а потом поскользнулась во время прогулки и чуть не упала в озеро, благо, тогда меня Игорь подхватил. Я играла шекспировскую Дездемону, и Азат чуть не задушил меня — ещё хорошо, что меня спасла Руфина Ибрагимова, моя лучшая подруга; когда сыграла Джульетту, а потом спящую красавицу, отравилась и чуть не умерла, но, к счастью, меня спасли. Я понимала, что схожу с ума, хотела бросить театр, но поняла, что это не спасёт меня от наваждения.       Как-то спустившись в погреб за солёными огурцами, я встретила паука, который открыл мне глаза на мой дар и оставил особую метку на левой лопатке, ближе к сердцу, объяснив это тем, что эта печать — олицетворение окончания всего. Поэтому всё будет заканчиваться только на мне и не проникнет в мою жизнь. Во время спектаклей я чувствовала жжение на том месте, где стоит татуировка, но потом привыкла. Азата я всё равно бросила из-за того, что он меня постоянно ревновал, и ушла к Мирвали, который с ним тогда цапался и доказывал ему, что лучший.       — Бабушка, я очень хочу писать, но то, что материализовывается, порой портит мне кровь, и я не хочу этим заниматься — только записываю то, что должно произойти с человеком по справедливости. Интересно, а мои чары исчезнут, когда я поставлю крест на всём этом, сделав наколку?       — Тогда паук сказал мне, что ранее сотворённое не материализуется, когда ставится крест на левой лопатке, — улыбнулась бабушка, ставя кружки в раковину и споласкивая их.       Ночью Арина размышляла над сказанным:       «С одной стороны мне будет жалко расставаться с дедушкой, но, с другой стороны... Зато смогу писать для себя и для своего удовольствия всё что угодно, а не только судить всех и воздавать каждому по заслугам. Да, эта ненормальная, ехавшая с нами в одном купе, меня оскорбила, а теперь что? Мы с ней не встретимся никогда, поэтому незачем мстить ей».       После завтрака Гордиенко тут же бросилась к компьютеру, стоявшему у бабушки, с помощью «Яндекса» разыскала тату-салон в Казани и тут же отправилась в найденный ею ближайший салон создания рисунков на теле, находящийся на другом берегу озера.       Зайдя в тату-салон, Арина оглянулась и встретила высокого накачанного кареглазого парня со славянской внешностью, одетого в майку и изрезанные спереди джинсы; его правое плечо украшала татуировка в виде дракона и на левом предплечье изображена змея, обвившая руку.       — Здравствуйте, вы можете мне сделать татуировку в виде креста на левой лопатке? — спросила Гордиенко.       — Да, могу, только это не будет красивым.       — Мне всё равно — просто это для меня очень важно.       После нескольких часов манипуляций с кожей на спине Арины, мастер, подозрительно долго возившийся с ней, показал:       — Вот, девушка, посмотрите на свою спину. Это не то, что вы решили набить, как у зека.       Девочка посмотрела в зеркало на свою спину и обомлела: на синем пятне, словно нарисованном карандашом «Ретушь», был изображён обвитый красными розами деревянный католический крест, от которого шло мягкое золотое свечение.       «Может, это не то, но всё равно проверю потом», — подумала Гордиенко и, расплатившись карманными деньгами, сказала мастеру: — Очень красиво, у вас талант.       Сделав татуировку, Арина вышла со смешанными чувствами — она не знала, подействует ли такая креативная татуировка или нет. Только девочка приехала в дом маминых родителей, послышался звонок её мобильного телефона; Гордиенко подняла трубку и услышала то, что так не хотела узнавать:       — Ариш, ты держись тут, — взволнованно говорил отец в трубку, — но нашего дедушки больше нет...       — Как это? — Девочка с трудом верила в услышанное, хотя знала, что это произойдёт.       — Просто умер, сидя в кресле. Сегодня бабушка его обнаружила. Скоро похороны.       Сидя в своей комнате, Арина положила трубку и едва сдерживала слёзы, поняв, что это всё — её магия оказалась бессильна, а блокировка только что сработала.       Зашла Замира Линаровна, услышавшая всхлипы, и попыталась утешить внучку:       — Твой дедушка прожил свою жизнь, и теперь ему пора уйти. Не переживай.       Женщина посмотрела на плечо девочки и поняла, что произошло — крест поставлен, и магия больше не имеет силы.       — Зато больше никому не сделаю ничего плохого, — изрекла Арина.       — Да, и теперь не будешь решать чужие судьбы, а потом мучиться от угрызений совести, как мучилась Нигина, когда разрисовала Алину. — Бабушка обняла её.       После этого короткого разговора Гордиенко вспоминала почившего дедушку: как она сидела у него на коленях, как он шутил, как он угощал её очищенной морковкой и говорил в последнее время:       — Когда меня не будет, кто Аришеньку будет морковочкой угощать?       Прокрутив в голове все воспоминания, девочка в блокноте начала набрасывать новый фанфик о том, как ведьмы Трикс раскаялись и, признав свои ошибки, решили больше не использовать магию в злых целях, а творить с её помощью добро; во время написания девочка чувствовала жуткое жжение и чуть не плакала от боли, но продолжала творческие потуги.