Визит к кардиналу проходил спокойно. Обидевшаяся девица молчала, и Алва надеялся, что она всё-таки ушла из его головы (ну может же человек хоть иногда поверить в чудо).
— Ваше Высокопреосвященство, — герцог, усмехаясь, склонил голову к протянутой для поцелуя руке.
— Садитесь, Рокэ. Надеюсь, вы понимаете, зачем я вас позвал?
— Ну, я с ходу могу назвать несколько причин для столь срочной встречи.
— Рокэ, — Дорак вздохнул, — для чего вы взяли Окделла?
«Для любви», — тихонько мурлыкнуло в голове.
— Для лю… — автоматически начал маршал и аж задохнулся от негодования («Рано ты расслабился, Росио, рано. Вот ведь мерзавка, в такой момент») — ... бого нормального человека понятно, что Окделл до Надора не доехал бы. А я этого не хочу.
Вошел Агний с подносом, на котором исходила ароматным дымком чашка шадди.
— И как это понимать? – Сильвестр не спешил делать первый глоток, наслаждаясь ароматом. — Если вы скажете, что это запоздалые сожаления за разгром мятежников в Ренквахе или попытка искупления за смерть Эгмонта — я облегчу Штанцлеру жизнь и выпью яд.
«Да он и так этот яд лакает чашками! — возмущенно вскипело в мозгу. —
Маршал! Какого хрена сидим?! Куда смотрим?! Да отберите вы у него этот шадди. У него сердце. Ему бы валерьяночки накапать, боярышника, пустырника. Кураги — для поддержания сердечной мышцы. Учтите, старик ласты склеит, вы один страну на горбу через Излом попрёте?! А пуп не развяжется?».
Рокэ встал и подойдя к столу решительно отодвинул чашку на дальний край.
— Не беспокойтесь, господин кардинал, — отвечая на недоумённый взгляд Сильвестра, начал Алва, — никаких сожалений, никакого искупления. Но это, — Ворон кивнул в сторону чашки, — убьет вас понадёжнее всяких ядов. Вам лекарь уже давно рекомендовал последовать примеру господина кансилльера и начать пить травяные чаи. Думаю, сейчас самое время.
— Что это было? – скорее всего вопрос кардинала относился к неожиданной заботе, которую Первый маршал не склонен был проявлять ни к кому. Но Алва решил переадресовать его на счет оруженосца. Не объяснять же Дораку, что сейчас в мозгу маршала буквально истерит невменяемая девица.
— Окделл — моя маленькая блажь. К тому же я не хочу поощрять дурной вкус и плодить Манриков. Вы ведь им собирались отдать Надор? И ещё — мне скучно.
«О, да, да. Я тебя никому не отдам, поросёночек ты мой надорский, — успокоилась барышня. —
Сам тебе и в пятачок дуть буду, и хвостик подкручивать. Угу, угу. О-о, голубая луна».
Герцог скрипнул зубами.
— Успокойтесь, Рокэ, — по-своему расценил этот скрип Сильвестр. — Никто не собирается отбирать у вас ваши игрушки. Но мой вам совет — не заиграйтесь.
— Благодарю, Ваше Высокопреосвященство.
«Какой матёрый человечище, — восторженно заявила девица, как только Алва покинул особняк кардинала. —
Маршал, у вас случайно нет четок? Есть у меня шикарная идея их использования, но… Думаю, вам ещё рано».
Рокэ решил не обращать внимания на назойливую даму.
«А как вы относитесь к ролевым играм? Например, тайна исповеди? М-м-м. Или лучше грешник, соблазнивший святого отца? Маршал, не игнорьте меня. Эй, Леопольд, давай жить дружно. Мы, как-никак, делим одну жилплощадь».
— Сударыня, почему бы вам и в самом деле не переселиться к Манрикам? — прошипел герцог.
«Да вы с ума сошли, маршал! Целыми днями слушать одну и ту же фразу — нужно бо-о-ольше золота. Не-ет, скучно. Вот вы скучаете? Я тоже. У каждого свои развлечения. У вас — Окделл, у меня…. Уж простите, вы с Окделлом. И вдруг Манрик. С чего бы? Хотя… Как вы относитесь к Леонарду Манрику?».
— Не лучший генерал в армии Талига.
«Это от одиночества и неустроенности личной жизни. И вообще, дедушка Фрейд считал, что все проблемы в жизни человека уходят корнями в неудовлетворённые сексуальные фантазии. Вот вы, например, чего желаете?».
— Эрэа, моя фантазия неистощима и клянусь Создателем, если бы вы были здесь… — Рокэ оскалился и зарычал совсем по-звериному.
«Ах, маршал, — кокетливо хихикнула эрэа, —
какой вы, однако, затейник».
Герцог не помнил, как он добрался до дома. Слуги шарахались от него, как от прокажённого, а сам Ворон шипел и плевался не хуже закатных тварей. Чокнутая девица, помешанная на идиотских фантазиях, — и он совершенно не представляет, как от неё избавиться. Единственным видевшимся ему выходом было напиться и забыться хоть ненадолго.
Алва плюхнулся в кресло, а понятливый Хуан тут же принёс вино. Герцог приложился прямо к бутылке.
«Маршал, — похоже, девицу проняло, потому что голос у неё был печальный, —
ну, простите меня, пожалуйста. Я погорячилась. Эй, герцог, вы меня слышите? Я ведь всё понимаю. Я вселилась к вам в голову и …перегнула палку. Обещаю впредь вести себя прилично. Ну в конце-то концов! Давайте искать компромисс. Выбора-то у нас нет», — девушка тихонько шмыгнула носом.
— О нет, — взмолился Алва, — только не истерика.
«Не будет никакой истерики. Ну что, мир?».
— Каррьяра! — если бы у него был выход.
«Я постараюсь не доставать вас своей болтовней. Но и вы не отмахивайтесь от меня, я вам ещё пригожусь».
— Хорошо, но оставьте свои дикие фантазии при себе.
Девушка тяжело вздохнула. Слишком тяжело, как показалось Алве, чтобы этот вздох был правдив.
«
Милаха, — девушка определенно улыбалась, рассматривая герцога Окделла. —
А знаете, ваши цвета ему идут. Только эти надутые губки… Кто обидел нашего поросенка? У-у, нехороший Ворон, нехороший. Так вы его берёте во дворец? Учтите, он за вами в будуар попрётся, если его вовремя не остановить».
За прошедшие дни герцог научился распознавать некоторые эмоции своей соседки и отвечать ей мысленно, даже если при этом он беседовал с кем-то ещё. Впрочем, слово свое девушка держала, в разговоры герцога активно не лезла, фантазии больше не озвучивала и даже раз или два спросила у него разрешения высказать свою мысль. Единственной проблемой оставалась странная манера речи эрэа Валентины, когда знакомые в общем-то слова не всегда означали то, с чем Рокэ привык их ассоциировать.
Но всё это казалось Алве затишьем перед бурей.
А впереди маячил день рождения королевы. Если бы герцог мог, он бы не пошёл, но мероприятие было обязательным к посещению, если только Первый маршал не был на войне. Он не любил посещать дворец и делал это так редко, как только было возможно. Вид лебезящих придворных угнетал, а атмосфера лжи и фальши вызывала желание придушить всех. Ещё несколько лет назад он решал этот вопрос просто — нарывался на дуэль. Но теперь обитатели дворца и его гости предпочитали прощать маршалу всё — жизнь дороже.
Всю дорогу до королевского дворца — да и в нём тоже — девушка молчала.
Ожидание подвоха росло, и благодушия маршалу это не добавляло. Поэтому когда один из придворных, заступив ему дорогу, начал говорить о том, что в день рождения Её Величества герцог мог бы и изменить чёрным цветам в одежде, Ворон почти обрадовался, что можно будет хоть на ком-то сорвать свое раздражение. Но ссоры не вышло. Жаль! А был бы прекрасный повод завершить визит досрочно.
«Ричард», — спокойно напомнила барышня перед дверями в будуар.
— Юноша, — Алва повернулся к своему оруженосцу, — ждите меня здесь.
Окделл вздохнул, но приказ выполнил.
Войдя в будуар, Рокэ ожидал как минимум криков — возмущённых, оскорбительных, да каких угодно. Но реакция соседки была совершенно неожиданной — больше всего она напоминала разочарование.
«Так это и есть наш умирающий леблядь? Да-а, вот уж не думала, что буду согласна с белоштанным господином — тощая, как вобла, и такая же костлявая. И что вы в ней нашли? Нет, ну если вам нравятся ызарги — удачи».
Рокэ хмыкнул. Всё дело было в том, что он-то как раз ничего в Катарине и не нашёл. Между ними ничего не было. Потрясение от предательства Эмильены было слишком сильным, чтобы тогда ещё маркиз Алвасете мог обращать внимание на дам. В то время ему вообще ничего не хотелось. А потом… потом он стал умнее. Первой выветрилась вся романтическая дурь, а после смерти Джастина и надежда. Он знал, чего стоит Катарина Ариго. Знал он и о сплетнях, которые королева — нет, не распускала, но и не опровергала и даже наоборот — очень тщательно поддерживала.
Их отношения напоминали игру, когда два ненавидящих друг друга человека, сохраняя рамки приличия, старались укусить друг друга побольнее. В этом отношении у королевы было больше средств и возможностей, но Рокэ всё равно лидировал — Катарина всё чаще скрежетала зубами от бессилия. А он… Он так и не простил ей смерть юного Придда.
И вот теперь Окделл.
Лишь на мгновение во взгляде Её Величества мелькнуло разочарование — маршал вошёл один — но этого было достаточно. Рокэ улыбнулся не без злорадства, едва коснувшись губами протянутой для поцелуя руки.
«Как у нашей Катарины
Поселился клоп в перине.
Он кусал её за ляжку —
Очень, очень жаль, бедняжку.
И-и-и, эх!»
Лихая напевка едва не заставила маршала подскочить на месте, вызвав у него новую улыбку, благо сегодня улыбки приветствовались.
Алая ройя украсила шейку страдалицы. Драгоценности, особенно редкие, Катарина любила.
—
Воин, я вижу, вновь опередил монаха. Рокэ, я полагал алые ройи морисскими сказками.
«Дорак раз пришёл к монашке —
Поиграть хотел с ней… в шашки.
Но монашка как кремень:
— Нынче, отче, постный день.*
И-и-и-эх!»
Алва прикусил губу.
—
Алва носят лишь сапфиры и бриллианты… Алые ройи ему не нужны.
«Укусила раз змея
В парке кансилльера.
Три дня мучилась, бедняжка,
Потом околела.
И-и-и-эх!»
Барышня отреагировала новой напевкой на появление господина Штанцлера. Ворон сдавленно хмыкнул.
«Если даже в люту стужу
Дядю Штанцлера раздеть,
Не подхватит он простуду —
Перья будут гузку греть.
И-и-и-эх!
— не на шутку разошлась девушка.
Катарина-королева
Ходит только лишь «налево».
Крутит задом, твою мать,
Всюду ищет, кому б дать.
И-и-и-эх!»
Ворон уже с трудом удерживал рвавшийся наружу смех. Его время от времени вздрагивавшие плечи вызывали недоумённые взгляды как кардинала, так и кансилльера. Даже Катарина перестала корчить из себя страдалицу, бросая на Рокэ заинтересованные взгляды и пытаясь понять, что с ним происходит.
«Гордый профиль, твердый шаг –
Со спины ну прям наршад.
Оллар, сдвинь корону набок,
Чтоб не висла на ушах.**
И-и-и-эх!»
Это был предел!
Так низко Его Величеству Фердинанду Первый маршал не кланялся никогда, в то же время стараясь как можно незаметнее зажать рукой рот и пытаясь не расхохотаться в голос.
