Жизнь и страсть Анны Бонапарт

- Ну же, мой друг, шевелись! Такое ощущение, будто ты нарочно замедляешься!- по просторным коридорам загородного дома, гордо расположившегося в предместье Петербурга, эхом пронёсся задорный, молодой голос. - Наоборот, я стараюсь подоспеть!- возмутился второй, не менее свежий.- Но за тобой, Николя, и сам черт бы не угнался! Наконец, двое юношей, одетых в удобные, неброские наряды, предназначавшиеся, скорее всего, для верховой езды, влетели в обеденную залу, насмерть перепугав своим взбалмошным видом достаточно пожилого камердинера, происходившего из Неаполя. Заметив замешательство на лице последнего, владелец сего дома, которого выше наименовали Николя, поспешил немедленно наградить слугу заданием. - Принеси-ка вина, Джузеппе, и полученную сегодня ноту!- на чистом итальянском сказал он, а позже молниеносно перешёл на русский, обращаясь уже к своему товарищу.- Я хочу показать тебе кое-что, Мишель. В ответ парень сдержанно кивнул, пытаясь привести в норму сбившееся дыхание. Это был человек лет восемнадцати - высокий и темноволосый, обладающий достаточно статной фигурой и аристократическими чертами, чем кардинально отличался от Николя. Тот же был ниже Михаила почти на голову, с золотистыми завитками локонов на голове, идеальным римским профилем, горящими, бегающими глазами небесного оттенка и дородным телосложением. Ввиду этого можно было бы смело предположить, что юноши имели некоторую разницу в возрасте, ибо силуэту Николя все ещё была присуща некая детскость. Наконец-то, спустя несколько минут молчания, в помещение возвратился лакей, в одной руке держа серебряный поднос с кубками и полным красной жидкостью графином, а в другой бережно сжимая распечатанный конверт. В своём нетерпении, хозяин поместья довольно бесцеремонно отобрал письмо у камердинера и, отправив последнего заниматься кухонными приготовлениями, с торжественным видом уселся на один из стульев, и, ловким движением, подходящим более фокуснику, чем дворянину, изъял бумагу для прочтения. - Мишель,- протягивая ноту другу и пугающе сверкая глазами, приглушённым тоном промолвил блондин, едва не срываясь на шёпот.- Это письмо стоит полмира! Читай! Дрожащим голосом, заинтригованный и волнующийся, Михаил принялся спешно и вслух проговаривать написанное в послании: - «Mon cher cousin! Je m'empresse de vous informer que personne d'autre ne pourra garder l'aigle dans la cage! Moi et vos fidèles amis viendrons à Pétersbourg dans une semaine pour vous libérer. S'il y a votre volonté, vous retournerez à Paris, et encore le soleil d'Austerlitz brillera! A bientôt, Votre Majesté Impériale! Élise Napoléon Camarata-Bonaparte”... Былой огонёк во взоре Михаила исчез, и он сумел лишь молча ждать слов от сгорающего от эмоций товарища. - Что случилось, mon ami?- обеспокоено выдавил из себя Николя.- Наши мечты, наши надежды, наконец, начали сбываться... А у тебя такое выражение лица, словно ты увидел призрака! Немного подождав ответа и получив лишь тишину, светловолосый продолжал: - Скоро я обрету все: семью, Родину, имя, титул, власть - все, что у меня отобрали когда-то... Подумай, как прекрасно это будет! Я заберу тебя, Платонова и Казерберга с собой - мы обоснуем новые порядки, новую Францию, новый мир... И никто больше не посмеет косо глянуть в мою сторону или упрекнуть в родстве с моим отцом! - Это слишком рискованно,- покачал головой Миша, как бы стараясь встряхнуть свои мысли и привести их в порядок.- Ты осознаёшь цену..? - Больше, чем кто-либо другой!.. Устремивши взгляд на висящий на стене в самом центре портрет матери - неимоверно красивой женщины с такими же золотистыми локонами - он старался придать своему голосу уверенности. - Ты встанешь со мной на эту тропу, Мишель? - Я встал на неё в момент нашего знакомства, Николя, и я вечно буду идти по ней с тобой, чтобы ты не предпринял. Слова друга явно подбодрили парня, и он, повинуясь какому-то неведомому инстинкту потянулся рукой к уху Михаила и больно его ущипнул, стараясь подобным действием выразить удовлетворение. - Хорошо, хорошо!- почти смеясь, проронил светловолосый.- Но только не клянись мне в верности сейчас - подожди, когда я прибуду в Париж!.. Помолчав пару мгновений и подавив в себе желание прыснуть от хохота, он уже пониженным тоном сказал: - Но не называй меня больше «Николя»! Это имя дал мне мой августейший и царственный дядя, отнявши меня от материнской груди и лишив возможности знать моих родителей. Это имя - попытка сделать меня Романовым, в то время, как в моих жилах течёт совсем иная кровь. Это имя - страх перед великими делами, перекроившими карту Европу меньше, чем за десять лет... - Как мне тебя называть, друг? - Именем, которое мне дал отец, и только! Я - Наполеон Шарль Франсуа Бонапарт, Наполеон Второй!.. - Хм... Что ж...- слегка замявшись вначале, Мишель поспешил расправить плечи.- L'empereur est mort, vive l'empereur!