Меня сводит с ума твоя улыбка...

      Расклеенные афиши по всему Гонконгу, яркие огни, ведущие в AsiaWorld-Expo Arena, где состоится крупнейшая церемония вручения музыкальных премий в Азии, стали главным украшением ночного города. Каждый год церемония все волнительнее и волнительнее, кажется, что весь зал пропитан восторгом и предвкушением очередного потрясающего шоу.       За кулисами работа идет полным ходом: менеджеры проверяют все до мелочей, звукооператоры проверяют микрофоны, настраивают звук, стафф бегает вокруг айдолов, а визажисты и костюмеры крутятся вокруг каждого из участников премии.       Бантаны далеко не первый раз выступают на МАМА, но легкое смятение все еще присутствует в каждом из них. Особенно нервным в этот день оказался Чонгук. Из-за частых перелетов, недоедания и, усиленных в честь церемонии, тренировок, парень был уставшим и беспокойным. Конечно, внешне это было совсем не заметно, благодаря слоям макияжа а-ля «чтобы лицо не потерялось на сцене», да и сам Чон не подавал виду, что ему требуется отдых. Обтягивающие кожаные штаны чертовски шли юноше, обтягивали все изгибы накачанных бедер, удлиняли ноги, которые были эталоном стройности. Белая, просвечивающаяся на свету, рубашка также облегала крепкий торс, придавала Чонгуку мужественности и сексуальности. Костюмеры одевали айдолов с учетом того, что, когда певцы вспотеют, тонкая ткань прилипнет к коже, а растрепанные влажные волосы и игра света сведет с ума всех фанаток, ведь на таких фигурах это смотрится невыносимо соблазнительно.       -Чонгук, ты не видел мой телефон? — хриплый и мелодичный голос Тэхена оборвал все раздумья Чонгука о том, как было бы замечательно сейчас оказаться в теплой и мягкой кровати, заснуть и проспать часов двенадцать подряд.       Чонгук не мог посмотреть на Тэхена, так как визажист усердно растушевывала тени под нижним веком, но он прекрасно слышал низкий голос, раздававшийся где-то сбоку.       — Нет, у Джин-хена спроси, — буркнул он, делая вид, будто ему даже губами было невозможно шевелить, на что Ви лишь хмыкнул и направился к старшему, а затем протяжно и с наигранной печалью стал ныть про свою потерю.       В последнее время Чон стал избегать Тэхена. Ему стало невыносимо находиться рядом со старшим. Раньше они беззаботно дурачились, проводили почти все свободное время вместе, играли и болтали часами на пролет, а сейчас младшему было тяжело и пятнадцать минут высидеть вместе с Ви. Сначала Чонгук списывал все на нервотрепку, бешеный режим и недосып. Но позже с ним стало происходить что-то совсем странное: Гук стал замечать, какие у Тэхена длинные и ровные пальцы, как растягиваются его губы в квадратной улыбке, как стройные ноги смотрятся в джинсах, а глаза становятся такими глубокими, если тот задумывался о чем-то. Чонгуку нравилось все в Тэхене — его целеустремленность, беззаботность, внимательность. Однако самое безобидное его прикосновение отдавалось электрическим зарядом по коже младшего, от тембра голоса по спине бежали мурашки, а губы, которые Ви постоянно кусал и облизывал, так и манили, пробуждали желание коснуться их, попробовать на вкус. Чонгук часто засматривался на своего хена, даже иногда тайно фотографировал, чтобы вдоволь полюбоваться хеном. Пару раз Чону снились мокрые сны с участием Тэ, после которых макнэ просыпался в поту, со стояком, и больше не мог спать до самого утра. Его пугали эти мысли, хотя он пытался себя успокоить, списывая все на возраст и физические потребность, и Чонгук нашел самое, по его мнению, подходящее решение — избегать Тэхена.       Наконец, завершив подготовку к выступлению, парень поплелся к остальным мемберам, собравшимся у выхода на сцену. Намджун и Джин обсуждали что-то, кивали другим группам и пересмеивались; Чимин и Хосок повторяли движения, полностью сосредоточившись на сложных элементах хореографии. Чонгук аккуратно выглянул из-за кулис, осмотрел набитый и полный овациями зал, и глубоко вздохнул. Он неосознанно стал бегать глазами по аудитории в поисках Тэхена, который одним своим видом мог поднять настроение и прибавить сил.       Чонгук заметил Тэ в самом углу, бурно обсуждающего что-то с Йери, которая единственная из Red Velvet была подготовлена к выходу. Они смеялись, иногда подолгу смотрели друг другу глаза и шептали что-то на ухо, пританцовывали и играли в какое-то подобие «ладушек».       Сказать, что при виде этой картины у Чонгука застрял тяжелый ком в горле — не сказать ничего. В груди начало противно жечь, руки сами сжались в кулаки, а воздух перекрыло, словно пеленой. Чон стоял и пялился на них, злобно скрипя зубами, в то время, как Тэхен строил милые лица и веселил немного покрасневшую Йери. Благо, все длилось недолго и по громкому объявлению корди-нуны, бантаны выстроились, привели себя в порядок и вскоре вышли на сцену, представляя недавний камбэк.       Ребята выкладывались по полной, вызывали визги и всхлипы поклонников, показывали всю свою страсть и прекрасно исполняли партии. Вот только Чонгук никак не мог собраться. В его голове все время мелькали картинки, где Тэхен смеялся с Йерин, воображение дорисовывало все новые подробности: вот Тэхен держал ее за руку, а вот они бегут под дождем и Ви запускает ее под свое большое пальто…они целуются — все это мелькало перед глазами Чона, а свет прожектором подбавлял красочности. На ее месте должен быть только он — Чонгук. Только для него Тэ может так ласково улыбаться, только ему можно обнимать Ви, ему одному и никому больше.       Оборвавшийся голос…скрип подошвы…глухой и разносящийся эхом удар микрофона о сцену…       Чонгук упал. Запутавшись в своих мыслях, ослепленный ревностью и яростью, он не видел ничего, ничего не слышал, мир будто перестал существовать. Макнэ запнулся о собственную ногу и свалился со сцены. Не выполнил свою партию, подвел группу, да еще и растянулся звездой на ступеньках. Чонгук был сломлен. Руки предательски дрожали, а глаза испуганно бегали по залу.       «Он уйдет» — пронеслось в голове парня, — «Я подвел всех, я все испортил». По щекам потекли слезы, неконтролируемо, они капали с подбородка прямо на ступеньки. Нос моментально стал красным, подрагивал, как у кролика. Чонгуку было так больно, так тяжело, что не было сил даже встать. Воздух больше не поступал в легкие, только через всхлипы, которые становились все чаще и чаще.       Зал молчал. Хосок и Джин кинулись поднимать младшего, который истерически закрывал лицо руками, чтобы хоть как-то скрыть поток слез. Рэпмонстр уже начал говорить речь с извинениями, а Шуга и Чимин, подобно секьюрити, закрывали Чонгука и, уводящих его, мемберов.       За кулисами Чонгука сразу осмотрел врач и подтвердил свои догадки — нервный срыв. Ребята все же получили свою награду, как группа, набравшая наибольшее количество просмотров. Они вышли на сцену, снова извиняясь и кланяясь обеспокоенной толпе. Чон сидел в отдельной гримерке, постепенно приходя в себя после успокоительного. Он развалился на стуле, опустил голову вниз, изредка шмыгал носом, смотрел на свои руки, так как посмотреть на себя в зеркало ему совсем не хотелось. Вообще ничего не хотелось, разве что — исчезнуть.       Спустя некоторое время, пока бантаны давали интервью, Тэхену удалось незаметно улизнуть от папарацци и тихо, почти беззвучно, зайти в ту самую гримерку, где Чонгук представлял, как он медленно растворяется в воздухе.       — Ты как? — обеспокоенно и очень тихо произнес Тэхен, притягивая стул ближе к макнэ и усаживаясь напротив. Он не ждал ответа, знал, что Чонгук ему ничего не скажет. Ви понимал, Чон избегает его, но почему он так резко отстранился, даже представления не имел.       Сейчас Тэ был серьезным, тихим и заботливым. Парень достал салфетки и потянулся к Чонгуку, чтобы вытереть мокрые от слез щеки, но тот в ответ отвернул голову и, нахмурившись, оттолкнул его руку.       — Все хорошо, — почти прошептал Тэхен, — мы выиграли, не переживай.       Чонгук не смотрел на Тэхена, но пожирал глазами его отражение в зеркале. Невозможно передать, как ему тяжело было видеть старшего таким — тихим, растерянным. Вместо широкой улыбки, уголки губы сползали всю ниже и ниже, а глаза не блестели жизнерадостностью. Тэхен посмотрел на Чона взглядом, полным огорчения, печали, но с такой трепетностью и сочувствием, что сердце сжималось и отказывалось биться.       — Ладно, я пойду, — негромко произнес Ви и также бесшумно вышел из комнаты, оставив на столе салфетку.       Тэхен ушел так тихо, но так громко для Чона. Как только дверь закрылась, в комнате раздался рваный вздох Чонгука, у которого, казалось, сердце упало и разбилось на миллионы кусочков. Падение со сцены, ревность, нелепые мысли, застрявшие в голове, порождали отвратительное чувство презрения к самому себе где-то глубоко в груди, горло пересохло, а ноги стали ватными. Парень бережно взял в руки салфетку, будто она была хрустальной, поднес ее к своим губам, и, прикрыв глаза, прошептал: «Если бы ты знал, что делает со мной твоя улыбка…»