За гранью пустоты

С безмерно громким треском на рассвете на части разломились небеса. Но этого никто и не заметил, ни слова в изумленьи не сказал. Мир рушился: бурлили океаны, моря вскипали, всё стекало в прах, и тьму лил космос на сквозные раны, взрывались звёзды в венах и в костях; рассвет ломал и рушил всё на части, рвал в клочья тучи и душил ветра… И мне от этой яростной напасти вдруг захотелось спрятаться, удрать! Я не хотел исчезнуть вместе с солнцем, хотел сбежать – да кто б сказал, куда... Ты видел, как от мира остаётся лишь пыли с пеплом чёрная груда? Рассвет всё жёг, а я молил у неба, чтоб дал хотя бы призрак шанса мне! И кто бы в полумёртвой выси ни был, он шанс на жизнь мне дал в закате дней. Мой шанс чертил в разводах туч узоры и с пеплом перья чёрные мешал. Не стал я ждать от неба уговоров – ещё чего. Я просто побежал. Бежал до жгучей боли в твёрдых мышцах [а птичья стая будто бы ждала], слезами боль копилась на ресницах, спадала с них и по щекам текла, но сквозь огонь и трещины я рвался к спасению от пиршества смертей. Лишь жизни тонкий луч в душе метался, тянул за горизонт седых морей... И я пришёл. Обычная дорога, обычный лес и... необычный знак. И вдалеке, в дыму и каплях смога дремал, сияя, в воздухе... Маяк! Над ним кружили птицы и туманы, под ним светили тускло фонари, и мир вокруг был бесконечно рваный! [я на кусочки рвался изнутри] Земля трещала и дышала пылью, маяк всё звал... Но я не стал идти. Из-под лопаток не рождались крылья, а к маяку другого нет пути. *** Искрился мир, разбрызгивая краску, кроша осколки стёкол и камней, меняя одеяния и маски, перебирая чётки мёртвых дней. И даже звёзды были в миллиметре… Пред смертью мир решил вовсю сиять. *** Со взрывом неба, туч, морей и ветра сгорел рассвет. А с ним сгорел и я.