ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Строго говоря, это фанфик по «Клину любви». Говоря ещё строже, события в нём разворачиваются после канона с радикальной переделкой его исхода; отсылки в прошлое уходят в глубокий предканон и не относятся к описываемому в известном романе или в аниме; в процессе написания характеры и образы персонажей подверглись такой глубокой переделке, что от канона не осталось фактически ничего, вплоть до антуража антиутопии, также претерпевающей значительные изменения, - поэтому многие, читая сей опус, видели в нём оридж. Представленный на данной странице пролог – ангстовый пересказ финала канона, получившийся слишком пафосным, - его смело можно пропускать и идти на первую главу, если написанное выше читателя не отпугнёт.П Р О Л О Г
«Последние мгновения. Ты уходишь с Гаем на плечах. Я не увижу тебя больше. НИКОГДА. Почему его тело закрывает твой силуэт? Хрупкий, тонкий силуэт. Я же имею право видеть его, я хочу, я должен, потому что сейчас мой взгляд, мои глаза — всё, что от меня осталось, всё, что может напитать мои чувства перед концом. Смерть — вот она, в считанных секундах, и я здесь не властен. Не властен в её приходе, в её неумолимости. Мои чувства. А я когда-нибудь был властен в них? До того дня, вернее, вечера. До ночи, что последовала за ним. Дальше — нет. До первого взгляда на тебя, до первого контакта моей руки с твоим запястьем, до твоего первого прикосновения к моему плечу. Кто мог знать, что финал будет так печален? Печален — для тебя. Трагичен — для меня. Тебя уже нет, ты скрылся из поля зрения. Проклятье! Умереть на твоём плече, смотря в твои глаза. Единственное, что я хочу. Но и этого уже не будет. Этого уже нет. Как невыносимо тяжело… Блонди не плачут? Ложь. Или правда. Но только для того, кто не видел тебя, не был связан с тобой, не был захвачен узами, не жил с клином, загнанным в сердце. Твоей красотой, твоей молодостью, твоей гордостью, твоим упрямством. Твоей любовью, которая сейчас предана. И я это принял, я принял твои условия, одним из которых стала моя смерть. Потому что иначе ты не смог бы жить. С другим клином в сердце — смертью того, с кем ты вырос. Наверное, это правильно, наверное, это по-человечески. И, конечно, безусловно справедливо — для тебя, для Гая. Но не для меня. Мне так тебя не хватает. Хорошо, что мне недолго будет тебя не хватать. Скорее бы прошли эти мгновения одиночества перед концом! Стираю слёзы со своих щёк. Пальцы черны от копоти. Синь глаз, золото волос, белая кожа, великолепное тело… Чем мне пленять тебя теперь? Хотя когда же — «теперь»? Этого «теперь» уже нет. Да и моя красота не имела большого значения в наших отношениях — разве что в их начале… Нас спаяло другое. На сексе, на желании, на противостоянии. И на сердце — то, что загорелось во мне с первой встречи в Мидасе, то, чего я ждал от тебя, чего добивался, что наконец получил. В наши последние дни, в Апатии. Мы принадлежали друг другу телом и душой. Я хотел удержать всё это в руках, я хотел, чтобы это не кончилось никогда. Однако… Ты никогда уже не будешь моим, потому что «моим» больше ничего не будет. Некому будет взять это: только я один мог сделать что-то «моим». Своим. Мой Рики. Тебя больше нет здесь, со мной. Хорошо, что ты остался хоть там, в той дали, от которой я отплыву навек через считанные секунды. Считанные секунды… Почему же мне кажется, что с того момента, когда ты скрылся из моих глаз, прошла целая вечность? Пролетайте же скорее, оставшиеся до конца несносные мгновения… Я знаю, ты будешь испытывать угрызения совести. Я знаю, они будут мучить тебя долго. Я знаю, они непреодолимой стеной встанут между тобой и Гаем. Но непреодолимой ли? На какое время непреодолимой? Ведь жизнь течёт, часы идут, твои слёзы рано или поздно высохнут, а воспоминания сотрутся. Воспоминания… То, что мы творили с тобой. В грязном борделе в Мидасе, в Эос, в Апатии. Воспоминания о жажде во взоре, с которой ты встретил меня в своей убогой квартирке, когда я, не выдержав тяжести, пустоты, тоски разлуки с тобой, невозможности видеть — твои глаза, улыбку, губы, волосы, тело, невозможности слышать — твои проклятья, ругань, оскорбления, неизменно переходившие в сладострастные вздохи и стоны и крики наслаждения, невозможности чувствовать — твою ауру, топившую в себе моё сердце, магнетизм твоего присутствия, стремление к тебе, лишь усиливавшееся день ото дня, мои и твои оргазмы, сперму, смешивавшуюся с потом на нашей коже, — устав от неутолявшейся жажды, презрев законы, наплевав на свою гордость, втоптав в грязь своё долбанное высокомерие, примчался к тебе, чтобы уже, мнилось мне, не расставаться никогда. Никогда… мнилось… вот именно, что «мнилось». А мы уже расстались. Несколько мгновений назад. Почему вы так долго тянетесь, проклятые мгновения, почему вы стали годами, веками, вечностью?! Какая пытка, какая мука без тебя, как невыносимо думать: «Не мой — его Рики»… А, может быть, это и хорошо. Погибнуть таким, запомниться тебе таким — молодым, прекрасным, любящим, нежным, искренним, благородным, жертвенным. Лучшим. Непревзойдённым. Верным. Преданным. Преданным тебе, преданным тобой. Ладно, не злись, всё это было предрешено, в конце концов, это и твой выбор тоже, по крайней мере — согласие, непротивление. Я это принял: что состоялось, то состоялось — и вспять никто ничего не повернёт. Никто. Даже Юпитер. Да. Именно. Юпитер и я. Её терпение уже было на грани, рано или поздно меня послали бы на корректировку в лапы Рауля, и он, усаживая меня в кресло для коррекции, с сочувствием и недоумением ко мне и ненавистью к тебе в голосе, тихо и печально выговаривал бы: «Мне так жаль, Ясон. Мне так жаль. Ты знаешь, я готов был всё вернуть, пойти дальше, заменить Рики в твоей постели, несмотря на то, что и постель, и ты уже были запятнаны сексом с монгрелом. Презренный полукровка, я его всегда ненавидел, словно предчувствуя сегодняшний день. Мне тяжело будет к тебе прикасаться, ты уже будешь не ты сегодняшний, и это всегда потеря, даже если память уменьшится всего на одно лицо, несколько ночей и сотню оргазмов. Или это для тебя, в твоих мозгах занимает так много места? Но ничего. Не печалься. Ты встанешь с этого кресла очищенным». Но ничто не изменит мгновения с тобой, ночи с тобой, мою любовь к тебе и твою ко мне. Даже коррекция. Она может уничтожить часть моего мозга, до краёв наполненную тобой, но не изымет мою страсть и её свершение из Вселенной. Это уже есть, это уже состоялось, и «ценности духа остаются в энергии вечности». В той библиотеке, чьи фонды разбросаны по галактическим кладовым, где сохранены каждые слово, движение мысли и руки, поворот головы, каждые настроение, эмоция, трепет пальцев и жар сердца и тела, каждые чувство, желание и реализация. Теперь я урод, но я невыносимо хочу тебя. Это умрёт во мне, только вместе со мной, одновременно, но это останется в межзвёздных просторах. Даже не на века — на бесконечность. И, вставая каждый день со своей постели, ты будешь смотреть на это и впитывать это… пусть и не сознавая. А это, в свою очередь, будет поглощать тебя. Да, хорошо, ты не увидишь моей головы со скорректированными мозгами внутри, не поймаешь со страхом и ужасом мой не узнающий тебя взгляд, да и не встретились бы мы уже, наверное, после моего «очищения», состоись оно: что бы меня повело в Цереру, кто бы пустил тебя в Эос? И гибели моей не увидишь, не увидишь мёртвых потускневших глаз. Ты оставил меня живого. Если для тебя так легче, я принимаю. И отпускаю тебя. Иди с миром. В мир, где над тобой вечно будет парить моя любовь. Но она будет беспомощной. Беспомощным слепым щенком, отчаянно скулящим, так рано отнятым от матери, так мало надышавшимся её теплом! Так мало тебя было у меня, так мало, так не хватает! Твоего тепла, твоего жара, твоих стонов, всхлипов и криков, твоих глаз, твоего тела, изгибающегося в сладчайших муках приближающегося наслаждения, ломающегося в горячих струях оргазма. Так не хватает! Так не хватает! ТАК НЕ ХВАТАЕТ!!! Приди! ВЕРНИСЬ!!! Невыносимо представлять твои будущие стоны в объятиях Гая! Кто может это выдержать?! Какую муку я терплю! Сколько ещё этих бесконечных страданий любви и ревности! Сколько ещё этих бесконечных мгновений, каждое из которых растянуто на вечность! Вечность страха, вечность отторженности, вечность небытия, несуществования рядом с тобой, в тебе, тебя во мне. Трясу головой, но адские видения не отступают. Ты в объятиях Гая. И я создал это, спас его своими руками! Ты будешь отвечать ему. Сначала теплом, платоническим чувством, тоже мотая головой, как я, стремясь изгнать из неё свою память. И в один прекрасный для тебя, злосчастный для меня, для того, что останется от меня в этих ядрах абсолютного знания, абсолютной истины, утвердившихся в космосе, миг — она сотрётся, исчезнет, сгинет, растворится, умрёт, убьётся. А потом… Рауль, лучший биоинженер в Галактике, за бешеные деньги уже продал часть своих технологий — ту, которая восстанавливает в теле абсолютно всё. Технологии распространились быстро, соответственно с этим и быстро подешевели. Вы наворуете кредиток в Мидасе, ты снова ляжешь под нож, он нарежет для тебя всё, что было отрезано, умные руки впихнут, приставят, впаяют, ты станешь полноценным — и… Будешь стонать, отвечая ему, беря его, вскрикивая так же, как со мной… Боже, избавь меня от этого, убей меня скорее! Я не могу, я захожусь в рыданиях, я трясусь, я не выдержу, моё сердце разорвётся, что ещё тебе от меня надо?! Да полно. Неужели это может быть, разве может это быть?! Ты хранил мне верность, когда я отпустил тебя в Цереру, ты был такой тугой, когда я, не выдержав разлуки, вернулся. Ты говорил мне, что у тебя никого не было. Или не говорил, и мне сейчас просто хочется думать, что это было сказано? И тихо смеялся, когда узнал, что я был девственником среди этих раззолочённых, разукрашенных, смазливых петов. И действительно, никому из блонди секс не нужен. И мне не был нужен. До того, как я встретил тебя. Полукровка из трущоб, твой смех, твои глаза, губы, шея, руки, боявшиеся поначалу даже прикоснуться. Ты страшился прикоснуться, но смотрел. Только на меня, постоянно. Ты хранил мне верность. Ты хранил мне верность. Но это было, когда я был, когда тебе было для кого хранить. Кто с тебя потребует верности, кто заикнётся о верности мертвецу? Смешно, и я первый скажу «смешно». Я не хочу требовать, не имею права рассчитывать на твоё целомудрие. Я спас тебя — и, следовательно, я спас тебе жизнь, в которой всё ещё может случиться. Я не хочу, чтобы она была в чём-то ущербной. Блуди. Но только, я прошу тебя, я заклинаю тебя, только не с Гаем!!! Потому что это невыносимо — осознавать, что я выбрал свою гибель и ваше спасение для его счастья с тобой. Спасти тебя. Да, больше, чем моя жизнь, мне нужна была, и сейчас нужна твоя. Ты выдвинул невозможные для меня условия, но я принял их, потому что только их выполнение не впустит в твою будущую жизнь отраву и чувство вины за предательство. Спасти Гая своими руками. Позволить тебе уйти вместе с ним. Сердце рвётся из груди, слёзы льются из глаз. Я всё смотрю и смотрю туда, где минуту назад исчез твой силуэт. Сколькое передумано за эту минуту, сколькое вспомнилось! Ну да, я же блонди, я всё ещё блонди, который за микросекунду может перерабатывать экзабайты информации. В нас от рождения заложена кнопка «экстренный вызов». Выход в информационные системы, передача информации, если она важна, оповещение о беде, если оказался в опасности. SOS. Спасите наши души. Но, если даже её задействовать, ни одна команда спасателей не успеет добраться сюда до последнего взрыва. Рики! Вернись, любовь моя! Мой Рики. Скоро я войду в переход. Наверное, это уже совсем близко. Наверное, я уже вошёл, потому что перед глазами снова встаёт хрупкий нежный тонкий силуэт. Мой Рики». Пространство вокруг налилось неестественным красным цветом начавшейся катастрофы. Тонкий силуэт, возникший в этом мрачном мареве, казался чёрным, плоским, бесплотным, невесомым, но по мере приближения быстро принимал знакомые драгоценные контуры и родные черты. Чёрные волосы, обсидиановые глаза, гибкое тело. Его Рики. Может ли это быть? Ясон, кажется, готов сейчас поверить в бога, который услышал его молитвы и сжалился. Но… сжалился ли? Ведь его любовь идёт сейчас не только к нему, но и за смертью. Рики тихо опустился на колени у изуродованных ног своей любви. — Я вернулся. Сильно болит? Ясон молча покачал головой, всматриваясь в чёрные, измученные болью за него агаты, и печально улыбнулся. — Нет. Я же блонди. Я купировал ощущения. — Тогда почему ты плачешь? Непослушными пальцами Рики стирал влагу с копотью с бледных щёк. — Нет. Я уже… ты же видишь… улыбаюсь… Слёзы прошли… Они тогда… когда остался… без тебя… А сейчас нет, уже нет. Но зачем ты вернулся? Ты же не успеешь… обратно… «Я не один перед вечностью, которая поглотит меня. Я с тобой — и мне легче. Но это и твоя смерть. Боже, зачем ты предоставил ему лишь такой выбор?» — Мне не нужно обратно. Мне ничего не надо там, где нет тебя. Пусть я сейчас ничто, кастрат, просто тряпка. И даже тогда ты не сможешь вытереть об меня свои ноги. Но руки… — Но почему? — обрывая, Ясон взял Рики за руку. — Рауль — великолепный биотехнолог, его знания уже вышли из Эос. Достаточно кусочка твоего ногтя — и ты мог бы остаться живым и снова стать полноценным. — Не для кого. Мне никто не нужен. — А… с Гаем? — Тем более. После того, что он с тобой… Никогда в жизни. — Рики передёрнул плечами как в ознобе. — У меня ведь никого не было после тебя. И с Мимеей… Просто наперекор, без всякого чувства. Я всегда… только тебя… — Я знаю. И я только тебя. Ни на кого более… с первой нашей встречи… Спали последние преграды. Перед лицом смерти им не нужны были гордость, упрямство и жажда власти — обнажилась одна, вечно юная суть. — Быть… Хоть только миг, но быть. Кем угодно. Но только с тобой. — Это я виноват. Я просил тебя, я молил, чтобы ты вернулся. Ты не мог слышать, но почувствовал. Я эгоист? Знал, что зову на смерть, и надеялся, что не услышишь и останешься в живых… и хотел, чтоб услышал… Это я виноват: не мог отпустить тебя. Теперь Рики покачал головой. — Это я виноват: привязал тебя к себе. — Если мы любим друг друга, значит, у нас есть душа. Даже у меня. Мы никогда не говорили о боге и религии. Но он есть. И ничего не кончается… с этой смертью. Просто верь. — Трудно, но если с тобой, то можно. Держи. Катце передал на ужин. Рики вытащил из кармана сигареты. «Чёрная луна». Ясон взял сразу две и прикурил от зажигалки в руках второго приговорённого. Изящные, тонкие, длинные, чёрные с золотым обрезом в изумительного рисунка губах на фоне бархатной белой кожи. Какая тут, к чёрту, копоть? Что она может изменить в их любви? И смерть ничего не изменит, если любовь сильнее. Разве это не решение? Уже недалеко от истины, от сверки с ответом в конце учебника. Ясон передал Рики одну сигарету, тот взял и прислонился плечом к плечу Ясона. Нет. Ещё один кадр. Рики провернулся и прижался головой к груди уходящего в вечное отсутствие, подняв глаза к чарующей синеве. Глаза в глаза. Затяжка. Их последний глубокий поцелуй. — Я люблю тебя. — Я люблю тебя. Это говорили уже не губы — глаза, устремлённые друг на друга. Погибнуть в один миг, не надышавшись страстью, не остыв от неё, погибнуть с открытыми глазами, уносящими в вечность драгоценный облик, изливающими любовь друг на друга, — разве есть что-либо прекраснее? Они уже не по отдельности — они единое целое. И это целое несёт в неведомое вечно мудрый произвол…