Габриэль

Утренний холод сковал лужи. Марат ехал на работу сегодня, как и в любой другой день года. В Питере начало весны мало чем отличается от середины зимы, разве что солнце освещает Восток не розовым, а оранжево-желтым. Череда переговоров, исполнение служебных обязанностей, продажи, закупки, маркетинг и анализ сбыта, два отчета, пять чашек кофе, телефонный звонок от Леши — милого, славного, заботливого Лешки, который, должно быть, уже настроил планов на вечер. Да что там вечер, на всю жизнь настроил он этих «классных», «премиленьких» планчиков, от которых не знаешь, куда деться. Ладно, что уж — жалко, что ли? Парень рад, Марату — бонус к карме. Лешка не знает и половины его истории, с Лешкой не хочется много разговаривать и делиться личным, но Лешка — интересный, утонченный блондин, с длинными ногами и хорошим вкусом, и для Марата в данный период жизни это главный аргумент. Лешка пишет, что хочет вечером вместе прошвырнуться по магазинам, а Марат уже сейчас мечтает о теплой ванне, глубоком минете и таком же глубоком сне, но Рунаев соглашается на шоппинг, потому что теперь для него важно не разочаровывать. Теперь он куда внимательнее относится к потребностям своих пассий, это не специально, просто после определенных событий так выходит само собой. Он слушает, вникая в суть иногда даже совершенного бессмысленного Лешкиного щебета, а еще он стал бояться. Кто бы мог подумать, но теперь у Рунаева появился самый настоящий подсознательный страх не разглядеть в Лешке что-то важное точно так же, как уже однажды он не разглядел это важное в том, другом, который сбежал от него почти год назад, основательно переломав ему жизнь. Тот, другой, он часто снится, очень часто, и после таких снов больно смотреть на Лешку, тихо посапывающего рядом, на его подушке, а еще больнее целовать белобрысое солнце. Марат сломался. Тогда, когда пришел домой и не обнаружил его вещей, он понял, что все случилось, а точнее, закончилось. Он никогда не был готов к этим потерям. Никогда в отношениях он не рассматривал вариант расставания, но раз за разом это случалось, а последний… Уход Габи был самым сокрушительным, от которого Рунаев по-настоящему так и не оправился. Отпустить не получалось, ведь сложно отпустить, когда тебя самого не покидает ощущение того, что Габи время от времени появляется в городе. В свои нечастые, но и не редкие визиты на кладбище Марат находил на могиле Тео свежие белые розы, и только один человек мог их там оставлять. Но Габи так ни разу и не позвонил, таким образом поставив точку. Понимать подобное больно, но лучше понять и принять, чем самообманываться и ждать мифического возвращения и еще более нелепо устраивать поиски того, кто не хочет быть найденным. Марат никогда дураком не был и отличить расставание от временного брейкаута умел. Это был как раз первый случай — его предпочли забыть, и стоило об этом подумать, как обида, заворочавшись в груди, своей ядовитой эссенцией начинала разъедать душу. Эго требовало возмездия, а мозг выстраивал преступные схемы отмщения. Но каждый раз Марат одергивал себя от этих мыслей, не мог не одергивать, ведь повзрослел уже, и по всем правилам возраста победу должна одержать зрелая личность внутри. Он был бы искренне рад найти утешение в мыслях о том, что Марк успокоился, обрел себя, пустил где-то корни и, возможно, даже счастлив с кем-то, ведь он, как никто, заслужил этого банального счастья. Но нет, конкретно в этом случае благородство отказывалось включаться. За год нерешаемой головоломки складка меж бровей стала только глубже, взгляд острее, движения резче, а демоны злее — он не умел прощать, и чем сильнее любил, тем больше не умел. Ответил на Лешино сообщение согласием и, думая о предстоящем «дивном» вечере, зачем-то нашел в галерее папку с названием «лучше не надо», открыл ее. С фото смотрели до одури синие глаза. Здесь у него еще длинные волосы, и по взгляду видно, что это еще Габи. Палец скользнул по экрану: а вот уже нет ни длинных волос, ни огня в светло-серых глазах, худощавый, но не угловатый подросток стоит у окна, удивленно вскинув брови, очевидно не одобряя того, что его без спроса фотографируют. Дальше по законам совести совсем на статью тянет: спящий в его постели Марк — изгибы шеи, голые плечи, открытая грудь, светло-розовая ореола соска и тонкие пальцы, сжимающие наволочку подушки. Он будто боялся упасть, провалиться, боялся ощущения пустоты — нет, на это смотреть сил нет никаких, а думать о нем еще сложнее. Больная тоска — живучая сука. За одиннадцать месяцев легче не стало и на йоту, а Лешка… Все эти фокусы с подменой не работают, а ведь веками нам настойчиво втирают — «незаменимых не бывает». Все же психо-эзотерика — полная чушь. Зацикленность на Зацепине хотя бы Даня перебил, а тут… Тут, похоже, совсем безнадежный случай или, может быть, времени еще мало прошло? Марат в этом больше вариться не мог и не хотел, но мысли в голове, будто чужие, не желали подчиняться и, находя ответы на рабочие, повседневные и поведенческие задачи, снова возвращались к проблеме, решение которой затянулось уже слишком надолго. Рунаев на себя за эту зацикленность давно перестал злиться, он просто принял факт неразрешимости ситуации и продолжал жить с включенным в фоновом режиме Габи на подкорке, с тем своим любящим и отзывчивым, еще не ожесточившимся, стеснительным мальчиком, который упорно отказывался смотреть в глаза в их первую встречу. Он задавал ему вопросы, пытаясь продумать правильный ответ, и самым частым в последнее время был замор на тему: «Где же ты? » *** В ТЦ была настоящая суматоха, посвященная восьмому марта. Хотя до праздника и оставалось еще два дня, но все как с цепи сорвались. Несмотря на толкучку, Лешка был всем доволен, он вообще всегда был доволен, как запрограммированный на позитив киборг. Марат такую особенность осуждать не стремился, а наоборот, старался не омрачать настроение пассии еще и критикой, замечая, что одного его мрачного выражения лица хватает, чтобы Леха приспустил флаги своей врожденной установки на позитивный жизненный настрой. — Что ты тут хочешь найти? — спросил Марат, занесенный в общий поток покупателей с Лешей под руку. — Джинсы хотел купить и шапку. — Именно сегодня? — Ну… Я не знал, что здесь все так серьезно. — Более чем, — подтвердил Марат, ища удобный способ обойти установленную в честь праздника огромную сцену с выступающими на ней детьми и столпившимися возле нее же родителями и зеваками. Когда преодолеть непреодолимое на первый взгляд препятствие все же удалось, Марат уже откровенно ругал себя за то, что по дурости согласился на этот идиотский поход. — Ты как знаешь, но я хочу где-то осесть и выпить кофе, а может, чего и покрепче, — озвучил он вердикт, когда они с Лешкой поднимались на эскалаторе на бог знает какой уровень этой дьявольской машины под названием «Галерея». — Серьезно? Уже сдулся? — наигранно Лешка поджал губки, но, поймав на себе вполне ожесточенный взгляд любовника, тут же разразился смехом. — Да шучу я, конечно, присядь где-нибудь и переведи дух. — А ты? — А я быстренько прошвырнусь по этому этажу. Ну, не смотри так, это тебя весь день по делам носило, а я сегодня дистанционно работал, другими словами, дома провалялся. — И какой ты у меня понимающий, — Марат не смог сдержать улыбку, обнимая солнечного пацана уже теплым взглядом. — Да, я такая. Ладно, где ты будешь? — Вон там, — он ткнул пальцем в первую попавшуюся кафешку. — Ок, на телефонах, если что, — Лешка загадочно улыбнулся и добавил: — Только не нужно думать, что мое понимание тебе ничего не будет стоить. Оценив намек, Марат подмигнул удаляющему парню и, устроившись на диванчике, стал ждать официанта. Из места его дислокации открывался отличный обзор на ту самую сцену, которую с таким трудом им удалось преодолеть. Марат был уверен, что на эту громадину отличный вид открывается из абсолютно любой точки торгового комплекса. Детишки-подростки выходили под хитовый трек с убойным ритмом и настолько хорошо исполняли хопчик, что Марат невольно засмотрелся на вполне уровневое выступление. Номер закончился, а народ у сцены еще долго не отпускал артистов, разразившись бурными овациями. Но неожиданно спокойное, даже расслабленное созерцание объективной реальности нарушилось каким-то странным, тревожным подсознательным сигналом. Танцовщики, спускаясь, попадали, а некоторые и сами прыгали в объятия какого-то высокого, странно одетого человека, который все время выступления, как замороженный, простоял у выхода со сцены и оживился только, когда закончился номер. С такого расстояния трудно было разглядеть черты лица, да и видел Марат его только со спины — черная, длинная, почти до колен мантия, голову накрывает глубокий капюшон — вот, в принципе, и весь образ, но в его жестах, развороте плеч, мелкой моторике рук улавливаются до боли знакомые акценты. «Нет… Бред какой-то», — Марат понимал, что довериться сейчас параноидальному подсознанию просто идиотски-тупо, но как иначе? Ведь если не проверит шизофреническую гипотезу, не то что спать по ночам перестанет, он дышать спокойно не сможет. Возможно, разыгралось психическое заболевание, возможно, сказалось затянувшееся состояние отчаяния и неизвестности, но, как остервенелый, Марат сорвался с места и бегом направился к эскалатору. Скольжение вниз казалось бесконечным, поэтому пришлось пробираться, буквально расталкивая плечом людей. Не обращая внимания на оскорбляющие выкрики и обвинения, спустя две минуты, он уже стоял у злополучной сцены, на которой танцевали совсем маленькие дети, а парня с командой и след простыл. — Где дети, которые только что выступали? Дочь телефон не берет, не могу ее найти, — уже врал напропалую первому попавшемуся охраннику Марат. И впечатленный взволнованным видом «отца» мужчина ответил: — Ушли переодеваться в служебное помещение, — указывая на двери, ведущие в административную часть комплекса, охранник продолжил: — Пойдете прямо, увидите надпись: «Только для персонала». Там по лестнице на один пролет вниз, выйдите в длинный коридор, вам по нему, первый поворот налево, и найдете то, что нужно. Там шумно очень, дети галдят постоянно. Быстро, но горячо выпалив «спасибо», Марат уже спешил согласно указаниям к заветной двери, как вдруг что-то заставило его посмотреть налево. Искомый объект, а точнее, обтянутая черным коконом высокая фигура двигалась в толпе совсем в другом направлении. Он ускорился, стараясь больше не выпускать его из поля зрения, и вопреки препятствиям в виде мешающихся под ногами людей, удалось сократить расстояние между собой и загадочным персонажем. «Что будет, если все это просто морок, игра воображения? Что я почувствую? Облегчение?» — Марат надеялся на это, но все же понимал, что в случае ошибки неминуемое разочарование постигнет его жестоко и быстро. Поэтому, опасаясь провала, он сбавил шаг, больше не старясь поравняться с парнем, а теперь уже спокойно следуя за ним, дожидаясь удобного случая увидеть его лицо. Добравшись до первого этажа, преследуемый зашел в стеклянную дверь «МакДональдса». Несмотря на ажиотаж в торговых павильонах, здесь было вполне просторно, и даже имелась свободная касса. Только вот парень будто растворился за стеклянной дверью, и это напугало. Оглушенный Марат с бешено колотящимся в горле сердцем так и остался стоять на пороге кафешки, не зная, куда деть руки, глаза и что вообще делать дальше. Получилось медленно оторвать ногу от пола, сделать шаг, потом другой, еще и еще. Он добрался до кассы, и чтобы уж совсем не выглядеть придурком, встал в набежавшую очередь. Все определил голос, сделавший заказ: — Латте большой. Этот голос, выводя из ступора, вводил в новый, более сильный транс. Тонкие пальцы в обрезанных кожаных митенках, сжимая пятисотку, легли на стойку. Марат сверлил взглядом уже без всякого стеснения затылок покупателя, непонятно каким образом оказавшегося впереди него в очереди. Больше не сомневаясь и минуты, Рунаев встал рядом и произнес: — И двойной эспрессо, пожалуйста, — дополнил он заказ, ловя на себе удивленный взгляд. Его взгляд. — Сто шестьдесят четыре рубля, — безучастно ответил кассир, не понимая всей драматургии ситуации. Марат протянул купюру вместо обескураженного Марка. И только забрав сдачу и талон с номером заказа, смог, наконец, полноценно погрузиться в бездонную синеву его глаз. Было страшно на него смотреть: он стал еще красивее, еще моложе. Голодным взглядом Марат обвел контур пухлых губ, ямочки на щеках, более выраженную остроту и без того высоких скул и заметил, как яремная вена на шее у Марка запульсировала чаще. Рунаев тяжело и продолжительно выдохнул, будто все это время боролся с приступом удушья, но все же не удержался, протянул руку к его лицу и дрожащими пальцами стянул пресловутый капюшон. Взгляд жадно пожирал черты лица, вычленял изменения и детали: мочку уха непривычно украшала черная, металлическая головка гвоздика; но было мало, очень мало — хотелось изучать его дольше и подробнее, он бы снял с него всё остальное, но эти люди вокруг… Он не верил, видел и не верил, не мог ничего сказать, просто секунду за секундой впитывал взглядом каждую мелочь. Натуральный, светлый оттенок его волос насиловал мозг, вытягивая травмированные воспоминания. Все такие же короткие, какими он запомнил их в последнее утро перед его побегом, разве что удлиненная челка теперь спадала на лоб и немного вбок. Марк позволял ему все это с собой проделывать, бездействием давая прежде всего себе шанс прийти в норму. — Присядем? — Марат первым разрушил опутавший их кокон тишины. Не дожидаясь ответа, он направился к столику у окна, совершенно точно понимая, что Марк просто не сможет не пойти следом. *** — Ты давно вернулся? Марк виновато отвел взгляд. — Стой, не отвечай, я угадаю. Ты никуда не уезжал. — Я уезжал, но ты прав, я давно вернулся. — Почему? — произнес Марат как можно быстрее, не позволяя душевной боли разыграться в пустоте паузы. Именно такого поворота он и опасался — Габи давно обитает где-то совсем близко, только вот не посчитал нужным поставить Марата об этом в известность. Это унижало, оскорбляло чувства, которые, чего греха таить, были все еще живы. — Тео здесь, — ответ до банальности очевиден. — Я не могу так далеко от него. Да и ты снова оказался прав — я стал чужим везде. Только здесь остались связи. — Почему не звонил? Снова этот взгляд — немного обозленный и в то же время виноватый. — Я обязательно должен отвечать? Марат коснулся пальцами кончиков его пальцев и, немного подумав, полностью накрыл его руку ладонью: — Нет, конечно, ты ничего не должен объяснять, тем более, мне. — Звучит, как упрек. Марат тяжело выдохнул, но тут же собираясь с мыслями, вдумчиво произнес: — Знаешь, у тебя есть одна черта в характере, которая значительно осложнила тебе жизнь. — И что же это за черта? — Марк удивленно приподнял бровь. — Ты считаешь себя неполноценным, недостойным нормального отношения. Я почти всегда чувствовал, как ты напрягаешься всякий раз, как я брал за тебя ответственность. Мне было приятно, и в какой-то степени необходимо знать, что я полезен, нужен тебе. А в нашем стопроцентно материальном мире как еще я мог проявить заботу? Но ты только сильнее отдалялся. И в итоге эти слова Глеба, которые ты никогда не должен был услышать… Они стали решающими, ведь так? Тебя перекрыло именно на них. Ни нападение, ни ранение, ни даже угроза жизни, а именно тот подслушанный разговор имел решающее для тебя значение. Но, что касается Глеба, он всегда и во всем видел корыстный умысел, что касается Глеба, но ни тебя, ни, тем более, меня. Марк на удивление спокойно воспринял услышанное. —  Знаешь, если быть совсем уж честным, меня, действительно, не отпускало ощущение собственной продажности в наших отношениях. И да, Глеб озвучил мои собственные мысли тогда. Так что и здесь ты снова прав. — Неужели ты думал, что я когда-нибудь выставлю счет? — Дело не в тебе, а моих собственных… — Загонах, я понял. Знаешь, я просто хотел дать почувствовать тебе почву под ногами, заглушить твое одиночество. Но ты почему-то решил, что я лишаю тебя права выбора. Ну так что? Ты выбрал? Вижу, поиски окончены и, как оказалось, «все дороги ведут в Амбер». Ты здесь, в Питере, тренируешь детишек. К такой цели я мешал тебе стремиться? Марк сделал глоток, но несмотря на сахар и ванильную пену, кофе ужасно горчил. Он потер виски — снова это чувство, когда тебя обыгрывают на несколько ходов, и снова так поступает этот человек. — Хочешь меня унизить? Давай. Полагаю, я заслужил нечто подобное. —  Да ничего я не хочу и понимать ничего тоже больше не хочу. — Я ни о чем тебя и не прошу. — И в этом твоя проблема. Ты никогда ни о чем не просил, даже если очень нуждался. Ты!.. Ты все испортил, уничтожил, решая только за себя, никого больше не беря в расчет! Ты хоть любил меня вообще? — он до боли сжал его пальцы. — Ну, Марк, ответь, хоть немного любил меня? Или тебе это тоже только казалось? — Ты сам знаешь! — Да ничерта я не знаю! Все, что с тобой связано, мутно и непонятно, и до сих пор еще не закончено. И это бесит, знал бы ты, как сильно все это меня бесит. Ты говорил, что любишь. С самого ебанного начала так говорил, а потом свалил, просто бросил, без объяснений, и я… — Я был тогда у твоего дома. — У моего дома? — Когда вернулся, сразу поехал к тебе. Я видел тебя с новеньким. Не долго ты тосковал. Снова маска беспристрастия на его лице, непроницаемая броня — Марат Рунаев в квадрате — он расправил плечи, медленно и спокойно сложив на столе руки, готовый слушать дальше. — Я еще с клуба усвоил, ты не можешь быть один. Марат всегда нарасхват, только Марату никто по-настоящему не нужен. Так почему я должен был считать себя исключением? Тем более, после того, как сам ушел? Все логично вышло, иначе и быть не могло. У каждого своя очень короткая жизнь, и никто не обязан ждать другого, в то же время как никто не обязан жертвовать собой ради чужого спокойствия. Ты мог меня забыть, переболеть, а я искал то, что мне было важно. Я не питаю иллюзий на твой счет. Ты не ревнуешь, не терпишь пренебрежения собой, не прощаешь, я понимал это, когда принимал решение. Хотелось придушить его, сжать горло и не отпускать, пока не признает вину, не раскается, не начнет умолять о прощении, а после целовать до умопомрачения. Можно, в принципе, устроить сцену прямо здесь и сейчас, но Марат, воззвав к разуму, лишь облизнул пересохшие губы: — И все же, я никогда не предавал близких. — Разве что только после того, как они переставали ими быть, — Марк нервно захихикал, сжимая пальцами виски. — К чему распинаться? Я прекрасно понимаю, что в твоих глазах выгляжу предателем и глупцом, и я знаю, что промахи ты не прощаешь, именно поэтому… — А ты бы хотел? — Чего? — Быть прощенным? — телефонный звонок нарушил диалог. На дисплее высветилось: «Леша». Марат ответил: — Я в Маке, нет, не подходи, я уже скоро буду. Да, там же, где и договаривались, — где-то с минуту Рунаев молча смотрел в отравляющее красотой, такое родное и в то же время уже чужое лицо, прислушиваясь к своей боли, к голосу внутри. — Ну? Я, кажется, вопрос задал. Марк вымученно прикрыл глаза, потом снова словил вынимающий душу взгляд. С трудом оторвался от гипнотической черноты расширенных зрачков, заскользил по контуру грубоватого, но привлекательного лица. Строгий крой пиджака на его широких плечах; как всегда, белая рубашка, белые манжеты, запонки, а потом и его руки: красноречивый символ сильного мира сего — дорогущие часы на запястье, из-под браслета которых скользит хвост татуировки. Вся левая рука у него забита до плеча яркой, цветной вязью символов и рисунков, только ему одному понятных. Марк все помнил: его тело, запах и даже текстуру кожи, которая на ощупь намного нежнее, чем кажется. Он обвел взглядом резные пальцы, тыльную сторону ладоней, усеянную черными, гладкими волосками — да уж, темперамент не спрячешь, как не застегивай. И отчетливо вспомнилось тепло этих рук, а потом и его первое признание, тогда, на парковке, на набережной Финского залива. — Если отвечу «да». Что тогда? — Марк едва сдержался, чтобы сказанное не прозвучало слишком уж импульсивно. — Я сейчас спешу и не могу дольше… Но разговор не закончен. Ты приедешь ко мне завтра. Марк пренебрежительно улыбнулся: — А если откажусь? — Вот ты где? — легкий, как весенний ветер, Леша колыхнул пространство рядом с Маратом. Внимание Марка молниеносно переключилось на высокого, с иголочки одетого парня, сжимающего в руках пакеты с принтами фирменных брендов. Это был он, тот самый, с которым Марат приехал тем вечером, с которым пошел домой. — Привет, — ослепляя белоснежной улыбкой, «диво» еще и руку протянуло для знакомства: —Алексей. — Марк, — будто в замедленной съемке, он сжал в ответ теплую и мягкую ладонь. Но быстрый Леша, даже не расслышав имени, уже объяснялся с Маратом: — Тебя всё нет и нет, а я уже офигел ждать, и кофе там отстой. Вот и подумал спуститься, как раз тебя забрать, ну и… Пойду кофейку закажу, а вы тут… — решив, что и так все понятно, летящей походкой Леша направился к стойке. — Если откажешься, то все твои ребятишки, как и их родители узнают, чем ты занимался и где набирался опыта, прежде чем начал тренировать их талантливых чад, — именно таким образом Марат вернул к себе внимание Марка, заставив оторваться от созерцания спины интересного и красивого Алексея. — Так что, договорились? В дорогих и долгожданных глазах Рунаев прочел немой упрек. Уголки капризных губ дрогнули, а длинные светлые ресницы спрятали от Марата зеркала ранимой души. — А это? — отвечая вопросом на вопрос, Марк пренебрежительно кивнул в сторону Леши. — А это — не твоё дело, — подытожил Рунаев и тут же, не удержавшись, накрыл рукой подрагивающие пальцы Габи, ощутимо сжимая их в ладони. — Мы просто поговорим, не задевая ничьих интересов, — уже мягче произнес он, ловя подернутый льдом, отчужденный взгляд. — Но, тем не менее, от своих слов не отказываюсь: если не приедешь, обещание сдержу, и тогда появится реально веский повод свалить из города. — Я помню, ты рассказывал однажды, что умеешь быть таким… Но я не поверил тогда, — Марк ядовито улыбнулся, вспоминая тот их первый, но не единственный вечер откровений. — Вот в следующий раз с этого и начнем, — он выпустил его руку за секунду до того, как к ним повернулся Леша. — Мы уже уходим, — грубовато процедил Марат, резко вставая из-за столика. — А кофе? — растерянно надул губки мальчик, явно разочаровавшись таким решением. — В машине допьешь, — больше не говоря ни слова, Рунаев направился к выходу. Уже на парковке его догнал Марк. — Можно тебя… еще ненадолго? —  совершенно очевидно Марк был растерян и мучился только ему понятными противоречиями. Марат поспешил отвести его подальше от тачки, чтобы не позволить любопытным ушам уловить суть личного разговора. — Я не смогу к тебе приехать, думаю, ты понимаешь, почему… Но вот… — он быстро вложил в руку Марата сложенный вдвое листок ежедневника. — Ты найдешь меня сам, если захочешь. Приезжай завтра после восьми, там адрес… и телефон… — ничего больше не добавив, только бросив беглый взгляд на спутника Марата, наблюдавшего за ними из окна машины, Габи быстро зашагал к выходу с парковки. Марат нервно развернул записку: действительно — адрес и даже десятизначный номер. Новая порция сомнений затопили разум: «Очередное кидалово? Или, возможно, ловушка?» В то, что это настоящие координаты Габи, натренированная на ложь интуиция верить упорно отказывалась. Снова в венах запредельный уровень адреналина: похоже, его никогда не поймать. Сознание искало, на что бы переключиться, лишь бы перестать думать о случившейся встрече, но на роговице настолько четко отпечатался образ Марка, что даже закрывая глаза, Марат продолжал видеть его лицо. Пошатнувшись, он направился к джипу, на переднем сиденье которого беззаботный Лешка изучал свои покупки.