Песнь Ворона

      В праздник Солнцестояния Инейр с Коннором шли по рынку, едва вслушиваясь в голоса торговцев, расхваливающих свой товар. Вингер-старший хотел купить какую-нибудь безделушку и раздать немного золота в честь священного дня, а Инейр увязался из природного любопытства и теперь во все глаза рассматривал те или иные выставленные на продажу вещи. Ему нравились грубые, разукрашенные в рыжий свирельки, вышитые жёлтыми нитями рубашки, глиняные человечки, отдалённо напоминающие великое Солнце. Он то и дело бросался к какому-нибудь прилавку, но брат ласково, но твёрдо утаскивал его обратно, указываю на полную всяких мелочей корзину.       В рабовладельческой части они ускорили шаг, Коннор ненавидел этих людей, считая рабство глупым и жестоким, он и сам когда-то едва тут не оказался и искренне жалел тех, кому повезло меньше.       Было жарко, в полдень город дышал горячим маревом и запахом переспелых фруктов с восточных земель, и у братьев заплетались ноги. Хотелось присесть в тени и выпить воды, но вокруг был лишь раскалённый камень и измождённые лица рабов, злые ухмылки торговцев и свист кнутов.       Вдруг Коннор, бесцельно смотревший вокруг, остановился и свернул вправо, подходя к грузному мужчине лет пятидесяти. Он был смуглым, высоким, в чёрных волосах едва начала пробиваться седина. Позади него невысокая плотная девушка пыталась привести в чувство худую и мрачную сестру по несчастью, одетую в богатое, но уже изношенное платье и драгоценности.       — Почему ты ударил эту женщину? — Вингер кивнул на них.       — Господин, она отпугивает уже которого покупателя, скажу больше, такая не сгодится ни в бордель, ни в служанки. Спеси много. Ума не приложу, что с ней делать, — пожаловался работорговец, пряча взгляд. — Простите, что вам пришлось это увидеть.       — Господин, выслушайте меня, — к Коннору бросилась одна из рабынь, та, что утешала. — Прошу вас.       — Говори, — пожал плечами Вингер.       — Меня зовут Ларика, господин, мы с моей госпожой, княжной Яхмой, привезены пленными с прибрежных островов Актакана. Этот человек не был с нами строг, но моя госпожа любого выведет из себя. Я рожу вам хороших и крепких детей, я многое умею по хозяйству, да я на что угодно согласна, лишь бы вы нас купили, прошу вас. Вы не пожалеете, клянусь богами, — умоляла девушка, целуя его руки. — Моя госпожа долго тут не протянет, но мы щедро отплатим вам за спасение. Видите её украшения? Они дорого стоят, вы сможете продать их за хорошую цену, мы обойдёмся вам впятеро дешевле.       — Я услышал тебя, Ларика, — мягко ответил Коннор. — Откуда ты знаешь наш язык?       — Моя матушка была из этих земель, господин, — Ларика слабо улыбнулась. — Моя госпожа тоже понимает по-вашему, она обучена. Мы обе можем быть вам достойными жёнами, только прикажите, — она посмотрела на Инейра. — Быть может, вашему спутнику нужна жена? В его возрасте уже строят семью.       — Думаю, ему хорошо бы для начала освоить любовные чары, — расхохотался Вингер. — Сколько ты просишь за этих женщин?       — Пять золотых за каждую, мне их продали дёшево, — пожал плечами мужчина. — Десять монет, и они ваши, я только рад буду от них избавиться.       — Хорошо, вот ваши деньги, — Коннор не стал торговаться, лишь отсчитал ему нужную сумму. — Идите за нами, тут недалеко.       Ларика тут же поднялась с колен, потянула за собой госпожу. Та гордо встала, отряхнула платье и смерила Вингеров презрительным взглядом, затем медленно ступила на покрытый песчаной пылью камень.       — Так мне теперь крестьянина величать мужем и господином? — она гордо вскинула голову, смотря Коннору прямо в глаза. — Мне, Яхме Кхителе, княжне Алиссои?       — Я ни к чему тебя не принуждаю, Яхма Кхитела, княжна Алиссои, но быть женой советника королевского министра и графа Карнии не так уж и стыдно, — в тон ей отозвался Вингер-старший. — Уж лучше, чем в дешёвом борделе для моряков. В элитный тебя с таким характером никто не возьмёт, а в уже упомянутом тебя быстро сгноят. Поверь, и подстилкой палачам и Карающим ты стать тоже не захочешь. Так что ты выберешь?       — Я надену цвета твоей семьи и буду тебе верна, — обречённо, но твёрдо, без отчаяния ответила Яхма. — За меня сватались лучшие женихи со всего Онру, я каждому из них отказала. Магистр Рэвен был последним, он-то потом и пошёл на нас войной как на отступников веры.       — Твоё имя говорит о том, что тебя назвали в честь богини Яхмы. Вы поклоняетесь Андару и Отвергнутым богам? Поэтому король прислал отряды Карающих вместе Вортигеном, который, конечно, не преминул об этом сообщить? — спросил Коннор, несколько сочувственно глядя на девушку.       — У него хватило чести идти войны, не жалуясь никому. Если бы он победил так, я бы вышла за него, потому что он выиграл меня в честном бою. Но ему помогли, шпионы всё донесли многим раньше, и вот я здесь, — отозвалась княжна. — Рэвен был неплохим человеком, быть может, у меня когда-то найдутся силы его простить.       Коннор хмыкнул, оглядывая её с головы до ног. Девушка была на диво хороша: чёрные, агатовые, волосы, сплетённые в тугую, пусть и растрепавшуюся косу, сердоликового медового цвета глаза, гордая, будто каменная осанка, мраморная кожа, хрупкие, словно хрусталь, руки. Яхма Кхитела, княжеская дочь, будто вышла из недр Богининой горы, горы, на которой стоит Небесный дворец, настолько она была красивой и холодной.       — Насмотрелся? — Яхма ухмыльнулась и недовольно скривила тонкие губы. — Я Рэвену отказала, а тебе согласие даю лишь потому, что иначе нельзя, — её покорный тон тут же испарился, а зрачки зло заблестели. — Я всё ещё родовитая, а ты всё ещё бывший хлебопашец. Ты думаешь, я по-настоящему приму тебя как мужа?       Вингер неожиданно рассмеялся, по-доброму улыбнулся.       — Да ну, ты правда думала, что я на тебе женюсь? Нет уж, мне слишком хорошо живётся, милая Яхма. Ты останешься со мной, пока не будешь готова выбрать свой путь. Как и мой брат, — он обернулся на Инейра, переставшего что-либо понимать ещё с четверть часа назад. — Честное слово, ты красавица, но мне такого счастья и даром не надо.       — Ты завоевал моё уважение, Коннор, граф Карнии. Я сумею тебя за это отблагодарить, — Кхитела посмотрела на него без былого презрения. — Я знаю, что ты был на той войне, думала, не упустишь случая поглумиться, а оказалось иначе. Ты и проучить меня смог, хотя не всякий осмелится указать мне на мой единственный грех — гордыню, — она сняла с себя ожерелье и протянула его Вингеру. — Это стоит в двадцать раз больше, чем ты отдал за меня. Думаю, мы в расчёте.       — Неужто ожерелье самой отвергнутой богини, которое твой род так берёг? — удивился Коннор.       — Может, так, может, нет, но ему всё ещё нет цены. Моих братьев и отца убили, мои сёстры проданы в рабство, как и я, от рода Кхителов ничего не осталось. Кому теперь нужна эта побрякушка? — Яхма безразлично глянула на украшение. — Я гордая, но вместе с тем умная, я знаю, что не стоит привязываться к вещам.       — Верно говоришь, — вдруг подал голос Инейр. — Да только о вещах люди жалеют чаще, чем о себе подобных.       Княжна обернулась к нему, вскинула тонкие брови.       — А ты смышлёный мальчик, Инейр, ты подаёшь большие надежды, — она смотрела на него так, будто читала его душу. — Только поостерегись, даже отвергнутые боги сильны в своём гневе.       Тот так и не понял, что Яхма на самом деле имела в виду.