Реквием для Праматери

      На главной площади города, где еще пару часов тому назад гремела военная техника и маршировали колонны солдат, теперь пусто и тихо. Комендантский час обязателен для всех. Пройдя по еще теплому от множества людских ног, колес и гусениц асфальту, я останавливаюсь посередине площади. Высоко надо мной, на балконе, где выступал бургомистр, виден мягкий и уютный свет, льющийся изнутри. Именно там и кроются ответы если не на все, то на многие вопросы, которые не давали мне покоя за все время жизни здесь. Вход в здание охраняется парой солдат с гаусс-винтовками (как я совсем недавно узнала, это оружие армии Рейха довольно-таки мощное), поэтому туда лучше не соваться. Осторожно и бесшумно, стараясь ничем не выдать себя перед зорким зрением и острым слухом охранников, я перебегаю к самому краю площади и, прицепившись к стене «небоскреба», быстро взлетаю по ней вверх. Несколько ярких прожекторов шарят своими наглыми лучами по стенам, и я стараюсь не попасть в эти светлые пятна. Мне приходится перескакивать с этажа на этаж, двигаться то вправо, то влево, чтобы не быть замеченной. Наконец взбираюсь на балкон и с его высоты озираю площадь и близлежащие дома, которые теперь, правда, выглядят не так впечатляюще, как во время парада. Кинув последний взгляд на странное небо, решительно шагаю с балкона внутрь здания, в комнату, где меня встретил бургомистр. Осторожно озираясь, крадусь вперед по коридору, из которого я совсем недавно видела странные экраны с кнопками. Из-за двери в конце коридора доносится шум. Я затаиваюсь, вжимаясь в стену, и тут же из двери показывается девушка в белой блузке и юбке до колен. Стуча каблучками, она пересекает коридор и скрывается за другой дверью, а спустя несколько минут выходит оттуда уже одетая в простое коричневое платье и, помахивая сумочкой, идет к выходу. Любопытство во мне пересиливает осторожность и, оглядевшись напоследок, я ныряю в ту самую дверь, за которой переодевалась девушка. Там находится помещение с рядами шкафчиков, на каждом из которых написана фамилия. Проверяя шкафчики, я с удивлением осознаю, что они не заперты — должно быть, для здешнего персонала просто немыслимо, что кто-то посторонний может сюда проникнуть. Дерзкая мысль приходит мне в голову и, открыв один из шкафчиков, я переодеваюсь в форменные юбку и блузку, что висят там. Мне они, к счастью, оказываются довольно впору. Пригладив волосы, растрепавшиеся при лазании по стенам, я с содроганием вхожу в комнату с экранами. Пара человек оборачивается ко мне, но без особого интереса, из чего я делаю вывод, что в лицо меня при показе крупным планом на параде никто не запомнил. Выгляжу я довольно взросло, лет на восемнадцать, потому ни у кого подозрения не вызываю. — Ты новенькая? — кидается ко мне тщедушный юноша с усиками и в мятой рубашке. Я киваю. — Отлично. Пойдем со мной. Он подводит меня к одному из столов с экранами в углу комнаты, сажает за него. — Будешь контролировать яркость Сириуса, — говорит усатый, указывая на экран, на котором виднеется плоская картинка звездного неба с особенно ярко горящей посреди него точкой. — Задача довольно простая: нужно следить за тем, чтобы коэффициент яркости был в пределах этой шкалы. — Он указывает на разноцветную линию с делениями в углу экрана, по которой бегает тонкая черточка. — Как только он окажется вне ее, яркость будет либо больше, либо меньше — в зависимости от того, с какой стороны окажется указатель. Тогда тебе нужно будет либо повысить, либо понизить ее вот этими кнопками. — Слегка пощелкивает двумя большими кнопками под экраном. — В общем, задача довольно простая. Все поняла? — Я снова киваю. — А ты случаем не немая? Как тебя вообще зовут? — Ев… Алиса, — робко говорю я (все внутри у меня так и трепещет от осознания правды) и уже уверенней продолжаю: — Ева-Алиса. У меня двойное имя. — Ну вот и отлично, Ева-Алиса. Я, кстати, Клаус. Ну, надеюсь, справишься. — И он отходит в центр комнаты, попутно раздавая указания другим сотрудникам. Я оглядываюсь: не смотрит ли на меня кто? Но нет, все заняты лишь своими экранами со звездами разной величины и яркости. Тогда я обращаюсь к машине, что управляет моим экраном и, нажимая клавиши, вхожу в контакт с системой поиска данных. Как мне это удается, я и сама не понимаю, видимо, способность к быстрому обучению была в меня также заложена в Центре. Через пять минут, выяснив все, что нужно, я встаю и направляюсь к выходу. Удивленно смотрящему на меня Клаусу я робко поясняю, играя роль серой мышки: «Мне нужно в туалет». — По коридору и налево, — указывает он, и я, кивая, выхожу из комнаты. Осмотревшись, забираю из раздевалки одежду и удаляюсь на этот раз уже обычным путем, через главный вход, дабы не привлекать лишнего внимания и не бегать от прожекторов. — Всего доброго, фройляйн, — слышу я в спину голос старушки-вахтерши. Улыбнувшись ей в ответ, прохожу мимо охраны, направляясь прочь с площади…

***

      Дом бургомистра находится на Геллертштрассе, 40, на самой окраине города, за которой уходит вдаль и теряется где-то в сумраке кольцевая электрострада. Очевидно, фон Класберг специально выбрал этот неприметный сорокаэтажный особняк местом своего обитания: здесь враги и не подумают его искать. Я взлетаю по стене на самый верх, осторожно крадусь вдоль окон. Ага, вот и нужное мне. За ним просторная круглая комната с декоративным камином и портретами всех фюреров на стене. Сам бургомистр, сидя в глубоком кожаном кресле, разговаривает по телефону. Толстое стекло не позволяет мне расслышать слова. Затаившись, я жду, пока, наконец, глава города не встает, гасит свет и переходит в соседнюю комнату. Я осторожно перебираюсь к окну в ней и вижу довольно уютную спальню с семейными фотографиями по стенам. Бургомистр переодевается в пижаму и, присев на корточки возле небольшого стального ящичка, начинает тыкать кнопки с цифрами на нем. Какое-то шестое чувство подсказывает мне запомнить последовательность нажатия этих кнопок. Два, ноль, три, ноль… интересно… После этого дверца ящичка открывается и бургомистр извлекает оттуда небольшой и красивый гаусс-пистолет. Проверяет обойму, затем кладет оружие на место и запирает ящик. Подходит к окну (я при этом с замершим от испуга сердцем вжимаюсь в стену), приоткрывает его и идет к кровати. Спустя пару минут оттуда доносится тихий храп. Я бесшумно пробираюсь в спальню, крадусь к стальному ящику. Нагнувшись над ним, набираю нужную комбинацию. Кнопки издают противный писк, и бургомистр резко просыпается. Вскакивает с кровати, но уже поздно. Я навожу на него удобно легший в ладонь пистолет. — Не дергайтесь, герр фон Класберг. — Голос мой удивительно спокоен. — Я ни разу в жизни не стреляла, поэтому могу ненароком вас убить. Угроза действует и бургомистр садится на кровать, внешне стараясь сохранять спокойствие. — Ты все равно не выстрелишь, — произносит он. — Охрана это услышит, сбежится, и тебе конец. — Может, и сбежится, — пожимаю я плечами, — да только я успею сбежать раньше. Как, думаете, я сюда попала? — Он с испугом косится на окно. — Вот, то-то и оно. Для меня не составит труда спрыгнуть с такой высоты и остаться в живых. Вот теперь он напуган уже по-настоящему, дрожит всем телом и, кажется, готов вот-вот кинуться мне в ноги. — Кто ты такая? — стуча зубами от страха, выговаривает фон Класберг. — И что тебе от меня нужно? — Первый вопрос я хотела сама вам задать. — Я выпрямляюсь, подхожу ближе, по-прежнему держа его на прицеле. — Это вы и ваш Центр создали меня такой неизвестно для каких целей. Кстати, это и будет ответ на второй вопрос. Для чего вы меня создали? — Если я отвечу, обещаешь не убивать? — Взгляд бургомистра становится заискивающим, кажется, он готов уже выторговать себе жизнь любым способом. — Хорошо, — киваю я. — Но я хотела бы знать всю правду с самого начала. Я была в вашем техническом отделе и видела, как вы с помощью машин искусственно меняете вид неба над головой. А еще я заметила, что в вашем Рейхе почему-то нет ни одного летательного аппарата — ни дирижаблей, ни самолетов, о которых я читала в книгах. Иначе говоря, вы живете под каким-то огромным куполом, который выдаете за настоящее небо. Вот я и хочу знать: зачем вы это делаете? Фон Класберг нервно сглатывает, понимая, должно быть, что теперь ему уже не отвертеться. — Да, ты права, — говорит он. — Мы уже много лет живем под огромным куполом из стекла и стали. Просто понимаешь… того мира, о котором ты знаешь из книг, давно уже нет… Он погиб сотню лет назад в атомной войне… — Атомная война? Это еще что такое? — О, это страшная вещь… Тебе лучше и не знать. И когда все закончилось, Великий Рейх, точнее, его жалкие остатки укрылись здесь, под землей. Наш родной мир остался там, в нескольких километрах над нами. — Он указывает вверх большим пальцем. — И поверь, страшнее места мне еще не доводилось видеть. — Вы были там? — изумленно спрашиваю я. — Да, я часто поднимаюсь туда на специальном лифте. Встречаюсь с тамошними властями, покупаю у них продукты, без которых мы не смогли бы здесь выжить. Иногда люди даже отдают мне своих детей, если хотят, чтобы те выросли в уюте и тепле. Конечно, им приходится взамен все время лгать и слушать ложь, но разве это не пустяки по сравнению с подаренной жизнью? — Хорошо, допустим, я вам поверила, — киваю я. — Но зачем вообще лгать людям? Почему нельзя было сказать им все как есть? — Это сложно объяснить. — Бургомистр уже не дрожит, он целиком увлечен рассказом и даже, по-видимому, забывает об оружии в моей руке. — Понимаешь, если люди будут думать, что живут под мирным небом, в счастье и довольствии, и что им ничего не грозит, то это сплотит их, позволит выжить и построить свой идеальный мир. Если же все будут знать об опасности, то такого мира не получится, каждый будет биться за свое место под солнцем, и мы быстро скатимся к первобытной резне. Ты только взгляни на это! — Он подходит к окну, за которым в медленно рассеивающемся сумраке красиво загораются и гаснут огни «небоскребов». — Какой прекрасный город мы воздвигли! Нашим предкам такое даже не снилось! — Забавно, — усмехаюсь я. — И чья же это была идея? Вашего фюрера, не знаю которого из четырех? Или кого-то еще? Лицо фон Класберга резко суровеет, и он отворачивается от окна. — Нет никаких других фюреров, — угрюмо произносит он. — Ни Второго, ни Третьего, ни тем более Четвертого. И никогда не существовало. Настоящий Адольф Гитлер погиб со всей семьей и высшими лицами Рейха сто лет назад, когда американцы сбросили атомную бомбу на Берлин. Просто нужно было дать народу какой-то символ надежды. Второго и Третьего фюрера играли перед толпой загримированные актеры, Четвертого же мы просто создали искусственно, с помощью экранной графики. Потому-то он никогда не показывается людям. Истинная власть всегда принадлежала нам, бургомистрам, а точнее, ордену… — Он вдруг замолкает и отводит взгляд, и я понимаю, что бургомистр просто не может выдать тех, кто стоит за ним, иначе ему грозит смерть. — Ну хорошо, — смягчаюсь я. — А что насчет меня? Я-то для чего вам понадобилась? Что это за предназначение, о котором все вокруг твердят? — Твои приемные родители тебе так и не сказали? — Но, поймав мой нетерпеливый взгляд, он тут же сдается: — Хорошо-хорошо. Ты, как праматерь Ева, должна была родить целое новое поколение Рейха. — Что? Но каким образом? — От изумления я даже сажусь на край кровати. — Точно не знаю, но, похоже, тебя создали так, чтобы твоя матка могла выносить неограниченное число зародышей, а влагалище — без проблем их всех родить. — Говоря о таких вещах, он заметно смущается и даже краснеет. — Но я понятия не имею, что «Аненербе» добавили в твои гены, чтобы ты получилась… такой. Боюсь, они и сами не до конца в этом уверены. — Так вот, значит, зачем меня все время пытались свести с разными парнями! — констатирую я факт. — Неужели вашему Рейху грозит вымирание? — Увы, это так, — сокрушенно вздыхает бургомистр. — Приток свежих людей сверху заметно сокращается. Не все, видите ли, хотят, чтобы их дети росли среди нацистов. А некоторых мы и сами отвергаем: уровень их генетической мутации превышает все допустимые нормы. Увы, даже наверху люди стремительно вымирают, не говоря уже о нас, изолированных от всего мира. Наши матери рожают все реже, выкидыши и нелегальные аборты, наоборот, учащаются. Молодой спермы становится все меньше, и потому мы должны использовать ее как можно скорее. Он снова вздыхает и смотрит на меня с невыразимой горечью. — Но теперь-то, когда ты все знаешь, мы точно обречены на вымирание. Не захочешь быть подстилкой для всего Рейха, ведь так? Чувствую, что он пытается давить мне на жалость. Но сейчас надо думать не об этом. Если где-то там, наверху, существует целый мир, о котором я ничего не знаю, то это значит… Внезапно мою мысль прерывает прогремевший где-то вдалеке взрыв. Бургомистр испуганно подбегает к окну, я следую за ним, не теряя при этом бдительности. «Небо» над городом постепенно приобретает розоватый оттенок — весьма искусная имитация восхода солнца. Но на самой верхушке купола, там, где изображение еще остается темным, вдруг ярко расцветает бутон вспышки, похожей на вчерашний салют. Затем еще и еще один… — Да это же нападение! — Фон Класберг в ужасе отшатывается от окна. — Проклятье! Должно быть, леворадикалы или Независимая церковь… Всегда знал, что им нельзя давать спуску… — Что? Вы до сих пор не поняли? — И, когда он потрясенно качает головой, я подвожу его за руку к окну, указываю на огромные дыры в небесном куполе. — Нас атакуют сверху! Словно бы в подтверждение моих слов «небо» внезапно раскалывается, и громадные осколки стекла сыплются с него на крыши стоэтажников. Весь купол покрывается страшными трещинами, мир теперь в буквальном смысле рассыпается на куски. Из-за ужасной какофонии взрывов и криков мы вначале не слышим громкого стука в дверь спальни. — Господин бургомистр! — доносится из-за двери взволнованный мужской голос. — Проснитесь, тревога! На нас напали! — Что?! — Бургомистр кидается к двери, но, увидев предупредительно нацеленное на него дуло собственного пистолета, замирает. — Кто напал, вам известно? — В небе видели несколько электрожаблей, они скидывали бомбы! Мы подняли по тревоге все наземные войска и силы внутренних структур, но их слишком много! Мы долго не продержимся! — Хорошо, Ганс, я сейчас буду! — Фон Класберг накидывает халат и резко поворачивается ко мне: — Господи, что же нам делать?! Это наверняка «красные дьяволы», только у них есть электрожабли! А это значит, мы погибли! — Спокойно, еще не все потеряно! — По всему городу теперь разносится душераздирающий вой тревожных сирен и, чтобы меня хоть как-то было слышно, я захлопываю окно. — Отсюда ведь есть выход на поверхность? — Ты предлагаешь сбежать туда, наверх? — Он снова начинает мелко дрожать. — Хотя ты права, лучше уж умереть там, чем здесь, в этой душной коробке. Да, отсюда есть потайной выход. Я сейчас… Он бросается к стене, срывает с нее фотографию, надавливает какую-то пластину под ней. В соседней стене тут же открывается скрытая дверь, и бургомистр ныряет в нее. Я поспешно следую за ним, на всякий случай держа на прицеле. Вскоре небольшой потайной туннель упирается в кабину лифта. Она слишком узка, так что мы с трудом умещаемся там вдвоем. Фон Класберг поворачивает какой-то рубильник, и лифт резко ухает вниз. Волной воздуха меня так и вдавливает в стенку. — Этот лифт работает на пневмотяге! — едва перекрикивая закладывающий уши свист, поясняет бургомистр. — На случай аварийного отключения электричества! Поэтому падение и торможение могут быть очень резкими! И верно, через пару минут сильный толчок в пол замедляет движение, и вскоре лифт совсем останавливается. Створки кабины распахиваются, и мы оказываемся в длинном туннеле с проложенными посередине него рельсами. Повсюду горят лампы, работающие, судя по всему, от собственной генераторной станции. Мы забираемся в пластиковую капсулу на рельсах, чем-то напоминающую обычный мобиль. Она так же тесна, как и кабина лифта — видать, все здесь предназначено сугубо для бургомистра. Последний тянет на себя рычаг на приборной панели, и новый пневмотолчок швыряет странный мобиль вперед. — Десять километров! — кричит мне в ухо фон Класберг, указывая на бешено несущиеся мимо огни туннеля. — А пролетим их всего за пять минут! Пока мы едем, я от нечего делать разглядываю внутренность кабины. Бургомистр же (или он уже бывший глава города?) рассматривает фотографию, которую перед уходом снял со стены. На ней запечатлен мальчик в клетчатой курточке и такой же кепке. — Сын? — решаюсь спросить я. — Да. — Он кивает, и на глазах его выступают слезы. — Юлиус умер в прошлом году от чахотки, спасти не удалось. Здесь, под землей, это часто случается, турбины, производящие кислород, не всегда работают бесперебойно. — И вы надеялись вырастить в таких условиях новое поколение? — изумляюсь я. Он только пожимает плечами. — Да, не все бы выжили, но ведь кто-то бы и остался. Лет на сто, наверное, и хватило б. А потом создали бы новых Праматерей. — И продлили бы свою агонию еще неизвестно на сколько? Он не отвечает, по-прежнему разглядывая фотографию и думая о чем-то своем. Но тут капсула останавливается возле огромных шикарных створок кабины лифта. Далеко вверх уходит шахта, черная, как истинная ночь. — Ну вот мы и на рубеже двух миров, — усмехается фон Класберг, подходя к пульту управления и нажимая кнопку. Створки с грохотом раздвигаются. — Еще несколько километров — и мы на поверхности. Этот лифт вообще работает на дизельном генераторе, чтобы легче было преодолевать притяжение земного ядра. Так что домчимся с ветерком, а главное — с комфортом. — Это да, — киваю я. — Только одно «но»: домчусь, а не домчимся. — Что? — Он поворачивается ко мне с вытаращенными глазами. — Вы все правильно поняли. — Я заступаю ему дорогу, предупреждающе вскидываю пистолет. — Я поеду наверх одна. Попытаетесь мне помешать — застрелю. — Но… какого хрена?.. — Вы, словно крыса с тонущего корабля, собираетесь бежать из Гауптштадта. — Я делаю шаг назад и качаю головой. — Так дела не делаются. Вы бургомистр, и вы должны быть со своими горожанами, решать их проблемы, выручать из беды. А я, увы, не связана с вашим миром и поэтому покидаю его. — Мерзавка! Тварь! Ты еще пожалеешь об этом! — шипит он, сжимая кулаки, и глаза его наливаются кровью. — Это вряд ли. — Я пожимаю плечами и на всякий случай кладу палец на спуск. — Вам не выжить наверху в одиночку, поэтому в погоню за мной вы не кинетесь. Можете, конечно, послать своих людей, но для этого вам так или иначе нужно будет вернуться в город. Словом, вы пытались использовать меня, а я использовала вас, чтобы выбраться отсюда — таким образом, мы квиты. Прощайте, господин бургомистр. Надеюсь, что навсегда. Я шагаю в кабину и нажимаю кнопку подъема. Прежде чем закрываются створки, я вижу перекошенное от ярости лицо бургомистра. Жаль запоминать этот мир именно таким, но что поделаешь… Лифт резко, но без перегрузок взмывает вверх, и я, переведя дух, осматриваюсь. Кабина довольно просторная, оборудована туалетом, шкафом с едой и гардеробом, в котором я обнаруживаю теплые вещи. Да, похоже, что фон Класберг заранее основательно готовился к побегу… Но вот долгий подъем наверх прекращается и двери кабины распахиваются. Ощутив бьющий в лицо свежий и такой приятный ветерок, какого никогда не было там, внизу, я радостно шагаю из лифта наружу. — Ну здравствуй, новый мир, — приветствую я. — Посмотрим, как ты меня встретишь.