Реквием для Праматери

      Мир, что наверху, встречает меня, мягко говоря, неприветливо. Едва выйдя из лифта, я оказываюсь в большом, темном и заваленном каким-то хламом помещении. Глаза мои, разумеется, видят в темноте прекрасно, но легче мне от этого не становится. Приглядевшись к очертаниям сваленных кругом предметов, я понимаю, что это накрытые промасленной тканью запчасти техники, которые прежде мне доводилось видеть на картинках в книгах. Тут и «фюзеляжи» самолетов, и автомобильные кузова, и куча еще каких-то других непонятных деталей. Само помещение довольно просторно и высоко и похоже скорее на «ангар» для самолета или дирижабля. Кругом ни души, даже звуков никаких не доносится. Пройдясь по «ангару» и рассмотрев как следует покрытые пылью стальные детали, я вдруг отчетливо различаю доносящийся снаружи тихий свист. Прислушиваюсь — свист не повторяется, он просто не прекращается, как будто бы был всегда, но я почему-то до этого его не слышала. Внезапно раздающийся за спиной лязг заставляет меня вздрогнуть и, оглянувшись, я вижу, как дизельный лифт, на котором я сюда поднялась, медленно опускается вниз. Тогда я понимаю, что нужно спешить, как можно скорее уходить отсюда. Фон Класберг наверняка вызвал лифт обратно и теперь готовится послать мне вдогонку своих людей. Подойдя к огромным воротам «ангара», я изо всех сил налегаю на левую створку. К счастью, она подается, и я оказываюсь снаружи. Тотчас же я понимаю, откуда шел тот непонятный свист. Передо мной насколько хватает глаз раскинулось огромное белое пространство. Именно что белое. Занесенное снегом, который я также раньше видела лишь на картинках. Ветер со свистом вздымает мелкие крупицы снега (кажется, это называется метелью) и носит его вокруг меня. Наверное, здесь еще стоит жуткий холод, как описывалось в книгах, но я его не ощущаю. Мое тело, изделие подземных ученых, устроено таким образом, чтобы оставаться нечувствительным ко многому. Запрокинув назад голову, я с трудом различаю сквозь метель настоящее, не противно-голубое небо. Оно нависает надо мной свинцово-серой тяжелой громадой, словно готовясь рухнуть вниз. Ну пусть хотя бы так, а не как внизу. Решившись и глубоко вдохнув воздух вместе с парой снежинок, я двигаюсь по утоптанному снегу вперед, по-прежнему сжимая в руке пистолет (надеюсь, он не выйдет из строя при здешних температурах!). Вскоре плотная белая стена окутывает меня со всех сторон, как бы отрезая от остального мира и, оглянувшись назад, я уже не вижу «ангара», из которого вышла. Но я продолжаю двигаться вперед и вперед, своим дыханием, теплом своего тела будто бы прокладывая коридор посреди метели. И таинственным образом страшный ветер вокруг меня стихает, снежинки летают все реже и медленнее, и я теперь уже отчетливо вижу, что небо надо мной — не что иное как огромные косматые облака, покрытые коркой льда. Каким образом они умудряются висеть в воздухе — непонятно, но эти махины к тому же медленно, но верно ползут по небу, временами открывая на несколько мгновений ярко бьющее в глаза Солнце. Солнце. Самое настоящее, живое. Внезапно откуда-то сбоку доносится шум крыльев, и у моих ног с уханьем опускается большая полярная сова. Я несмело вытягиваю вперед руку, и птица тут же вспархивает на нее, глядя в мои глаза своими, большими и умными (насколько умные глаза могут вообще быть у неразумных существ). — Ты прилетела ко мне? — зачем-то спрашиваю я. Едва не задев меня крылом по лицу, сова взлетает, и в ее ухании мне чудится голос, произносящий: «Следуй за голубой звездой». Отлично, а как я смогу разглядеть на небе эту голубую звезду, если и неба-то толком не видно? И потом, разве для этого не нужно хотя бы дождаться ночи? Все же я решаюсь идти в ту сторону, куда улетела сова, потому как других подсказок у меня попросту нет. Но все-таки, кто подослал эту птицу, если подослал вообще? Обещая самой себе ничему не удивляться в новом мире, я невольно начинаю поражаться таким вещам. Сова быстро скрывается в снежной дали, и я, жалея, что в подземной лаборатории мне не приделали крыльев, бегу в том же направлении. И вокруг меня — никого. Я одна в этой бескрайней ледяной пустыне. Но вот безмятежное безмолвие вокруг меня прерывает какой-то странный шум, явно не похожий на свист ветра. Этот шум, более всего напоминающий гул механического двигателя, звучит пока что издалека, и я испуганно оглядываюсь назад: уж не нацисты ли из Гауптштадта меня нагоняют? Но нет, вскоре мне удается разобрать, что шум доносится спереди, с той стороны, в которую я направляюсь. Я замираю в напряженном ожидании, вскидываю руку с пистолетом. Прятаться на этой бескрайней равнине негде, остается лишь надеяться, что мне удастся справиться с неизвестным противником. И вот на заснеженном горизонте показываются несколько темных точек. Внутри у меня все так и обрывается от страха. Вскоре, приглядевшись внимательней, я различаю довольно странного вида мобили с полозьями вместо колес, легко мчащие по снегу, и восседающих в них людей, укутанных в обрывки теплой одежды. Едущий впереди всех вздымает кверху какую-то странную палку и издает протяжный гортанный вопль, что разносится по равнине, перекрывая все остальные звуки. С ужасом я понимаю, что стрелять по столь быстро движущимся мишеням бесполезно, да и вооружены они все штуковинами явно посильнее, чем мой пистолетик. Поэтому остается лишь один выход — бежать. Бежать как можно скорее. Разворачиваюсь и мчусь со всех ног прочь. Неважно куда, главное — не попасться этим страшным людям в лапы. Сердце отстукивает бешеный ритм, а ноги сами собой несут меня вперед, в неизведанную и бесконечную заснеженную даль, на горизонте которой не появляется ни намека на какое-нибудь укрытие. Внезапно я представляю, как выгляжу со стороны, и от резких угловатых, словно набросанных карандашом движений мне становится смешно. Воздух с бульканьем вырывается из легких, вибрируя на связках, и в боку тут же начинает колоть. Нет, смеяться нельзя. Так я могу и не убежать… Преследователи на своих страшных машинах все ближе. Уже отчетливо слышу их крики на каком-то незнакомом языке, а мельком оглянувшись, вижу разгоряченное красное лицо главаря, его ощеренные в страшной ухмылке кривые зубы прыгают над спутанной бородой. «Мясо, мясо!» — различает мое внезапно настроившееся на чужую речь ухо, и теперь уже я не сомневаюсь, что эти люди гонятся именно за мной. Похоже, возможности созданного нацистскими учеными тела и вправду не безграничны, так как я чувствую усталость и понимаю, что дальше бежать уже не смогу. Но напрягаюсь из последних сил, надеясь увидеть впереди хоть небольшой холмик, хоть подобие человеческого жилища. Бесполезно. Вокруг лишь бескрайняя снежная равнина и ничего больше. В отчаянии я останавливаюсь, разворачиваюсь и вскидываю руку с пистолетом. Может, удастся хоть подстрелить главаря и остальные растеряются… В ту же секунду резкий толчок в грудь сбивает меня с ног, швыряет оземь, и ладонь помимо воли расстается с рукоятью оружия. Внутри жжет что-то непонятное, а по коже растекается липкая и теплая жижа. «Кровь… Неужели… Меня ранили?..» Молочно-белого оттенка хлопья, скрывающие небо надо мной, внезапно затягиваются красной пеленой. Краем ускользающего сознания я чувствую, как меня волокут за ногу, грузят в кузов снежного мобиля. Надо мной сквозь пелену тумана мелькают страшные, покрытые шрамами и уродливыми волдырями лица. Потом все звуки перекрывает шум мотора и, глядя в мерно покачивающееся сверху небо, я окончательно проваливаюсь в забытье…

***

      Сквозь черную непроглядную пелену тумана перед глазами я все же различаю что-то белое, невесомое и покрытое перьями. Та самая сова… Только теперь я откуда-то знаю ее название — харфанг. Птица кружит перед моим взором, то появляясь, то исчезая, ее глаза горят в темноте словно два куска янтаря, а в мои уши с тихим шелестом врываются слова: «Следуй за голубой звездой…» «Исполни свое предназначение, Алиса…» В промежутках между этими видениями надо мной мелькает закопченный и покрытый плесенью потолок и страшное лицо одного из людей на «снегоходах», что тащит меня уже по проходу в этом помещении. Затем резкий удар о твердый бетонный пол, противный скрежет двери — и я наконец прихожу в себя и, приподнявшись на локтях, осматриваюсь. Вокруг меня стены довольно тесной и низкой комнаты, похожей на тюремную камеру, с потолка которой капает вода, а в углах со зловещим писком копошатся гигантские крысы. В очередной раз радуясь тому, что создатели наделили меня способностью отменно видеть в темноте, я поднимаюсь на ноги и внимательно оглядываю мое невольное место заточения. Убедившись в том, что сбежать отсюда кроме как через дверь невозможно, прислоняюсь к стене и разглядываю то место на теле, куда попал заряд из странной палки главаря «снегоходчиков». Удивительно, но и здесь способности моего тела оказались за гранью всех известных мне законов: хоть платье, в котором я бежала из Гауптштадта, и порвано, от раны в груди не осталось и следа: кожа ровная, без единого шрама, лишь засохшая на ней кровь напоминает о том, что в меня действительно стреляли. Однако расслабляться еще рано, надо думать, как выбраться отсюда. Вряд ли эти люди привезли меня сюда с добрыми намерениями. Но, не успеваю я даже подумать над планом спасения, как в коридоре раздаются шаги, а секунду спустя в замке моей камеры гремит ключ. План возникает в один миг, и, вжавшись в стену возле самой двери, я замираю. Дверь открывается, и в проеме со связкой ключей в одной руке и довольно жуткого вида плеткой в другой появляется один из тех парней, что привезли меня сюда. На нем длинная, перевязанная веревкой на поясе куртка из кожи (которая у древних народов Севера, как я внезапно вспоминаю, называлась «паркой») и высокие меховые сапоги. Хриплое дыхание, вырываясь из-под большого уродливого носа, превращается в облачко пара. Мужчина, не увидев меня в камере, начинает испуганно озираться, и в этот момент я, взлетев вверх по стене, со всей силы бью его обеими ногами в грудь. Ударившись о дверной косяк, он медленно сползает на пол и затихает. Я наклоняюсь над ним: похоже, жив, но без сознания. Тем лучше. Брать на себя грех убийством я пока не готова (похоже, слова, вычитанные в «Библии», еще не выветрились из моей головы). Подобрав на всякий случай выпавшие из рук страшного человека ключи и плетку, я осторожно пробираюсь вперед по коридору, освещенному едва чадящими под потолком керосиновыми лампами. За углом слышатся голоса, и я двигаюсь как можно тише. По правую сторону от меня дверной проем, за которым виднеются подвешенные за ноги к потолку и страшно изуродованные человеческие тела. Едва не вывернувшись наизнанку от отвращения, поскорее прохожу мимо. Впереди та самая дверь, из-за которой слышны голоса. Точнее, это уже просто неразборчивые звуки, напоминающие скорее звериный рык. Осторожно подкравшись совсем близко и выглянув из-за косяка, я вижу посреди комнаты длинный стол, за которым, с громким чавканьем обгладывая что-то подозрительно напоминающее человеческие конечности, сидят люди, что гнались за мной. — Сла-адкое мясцо, — доносится довольное урчание одного из них. — Да только у той малышки, должно быть, ишшо слаще... — Так где она, малышка-то? — раздается в ответ другой голос, басистый и хриплый, и я вся так и вздрагиваю. — Рорк за ней пошел, — слышится еще один голос. — Да что-то долго его уже нет… — Так пойди проверь! Что он, заблудился, что ли, по дороге? А то мне уже не терпится ее потискать. Такая молодая, теплая, нежная… — И произносящий эти слова издает утробный рык и с хлюпаньем облизывает губы. Видя, что один из «людоедов» поднимается из-за стола, я понимаю, что дело плохо, и со всей скоростью, на которую способна, пролетаю мимо двери. За спиной встревоженные крики: «Что это было?», «Девчонка, я ее видел!» Со всех ног мчусь по коридору, отчаянно надеясь, что выход близко. К счастью, так оно и случается. Пролетев сквозь широкие двустворчатые двери, я оказываюсь на воздухе. Отсюда видно, что логово «людоедов» находится в «ангаре», подобном тому, через который я попала на поверхность, только гораздо меньших размеров. Вокруг него выстроились цепочкой «снегоходы». Недолго думая я прыгаю в один из них и застываю в недоумении. Что дальше? Как его заводить? К такому повороту событий я явно не была готова. Видя, как из дверей «ангара» выбегает один из «людоедов», я вспоминаю о треххвостой плетке в моей руке и со всей силы кидаю ее в преследователя. Сработало — запутавшись в плетке, он растягивается на снегу, а я тут же вспоминаю про отобранную у Рорка связку ключей. Среди них оказывается один, маленький и идеально подходящий под прорезь на приборной панели «снегохода». Только теперь вспомнив, что старые дизельные мобили заводили с помощью ключей, вставляю короткий металлический язычок в прорезь, до упора поворачиваю. Приятный рокот заведенного двигателя — и я, рванув на себя рукоятку, по чистой случайности оказавшуюся акселератором, срываюсь с места и мчусь по ледяной равнине прочь от страшного логова. Высыпавшие толпой из «ангара» «людоеды» кричат мне вслед, машут руками, но я лишь поддаю газу и врезаюсь в стену метели. Управлять снежным мобилем оказывается довольно просто, нужно лишь тянуть за рукоятку да вовремя крутить рулем вправо-влево. Свежий ветер бьет мне в лицо и в грудь, и от этого становится как-то весело, дух захватывает, совсем как в старых книгах. Услышав за спиной крики и рев двигателей, оборачиваюсь и с ужасом вижу, как «людоеды» мчатся на «снегоходах», гонясь за мной. Но теперь у меня есть преимущество в виде мощного мотора. Еще сильнее тяну на себя рукоятку газа, и мобиль летит вперед на всех оборотах. Сзади раздаются выстрелы, заряды из палки главаря взрывают снег по обе стороны моей машины, с лязгом ударяют по ее корпусу и едва не задевают меня. Но теперь-то, после того прямого попадания в грудь, мне никакое ранение уже не страшно. Напрягая зрение и изо всех сил вглядываясь вдаль сквозь снежную пелену, я внезапно вижу впереди многокилометровую пропасть с крутыми склонами, разверзшуюся в земле прямо поперек моего пути. Такую не перелететь даже со всеми моими способностями и на высшей скорости «снегохода». Но попробовать все-таки придется. Второй раз попадаться в лапы «людоедов» я совсем не намерена. Не сбавляя скорости, я нажимаю синюю кнопку с надписью «Турбо» на приборной панели рядом с рукояткой газа. Мне кажется, будто сам воздух взялся раздавить меня: уши закладывает так, что не слышно ничего кроме воя ветра, мое тело изо всех сил вдавливает в спинку сиденья, чудом не выбрасывая за борт, а пейзаж вокруг превращается в сплошную серо-белую массу. Очевидно, теперь «снегоход» несется в «Турбо»-режиме, на пределе своих возможностей, едва не взрываясь. У самого края пропасти видна небольшая возвышенность, словно бы специально сделанная для разгона. Направляю машину прямо на нее, и она подлетает высоко в воздух, оставляя землю позади. Я рассекаю грудью воздушную стену, и все внутри по-настоящему обмирает. Впрочем, полет ввысь быстро сменяется падением и, не долетев буквально нескольких десятков метров до противоположного края пропасти, «снегоход» резко ухает вниз. «Это конец, — понимаю я. — Прощай, Ева-Алиса, твоя жизнь в этом странном мире закончилась, так толком и не успев начаться». Но все-таки какой-то внутренний комок сил заставляет меня собраться и, оттолкнувшись ногами от сиденья, со всей возможной скоростью прыгнуть вперед. Еще один недолгий, но не вполне приятный полет — и я повисаю на отвесной стене пропасти, вцепившись ногтями в мелкие трещины на ней. «Снегоход» же продолжает свое падение в пропасть, скрываясь из вида где-то на большой глубине. С трудом подтягиваюсь и, едва не выворачивая пальцы, поднимаюсь наверх. Это не «небоскребы» Гауптштадта, здесь карабкаться по-настоящему сложно. Но вот, перевалив свое тело через край обрыва и отдышавшись, я оглядываюсь назад, на другую сторону. Преследователи, оставив машины и рассыпавшись по краю пропасти, что-то кричат и стреляют в мою сторону. Но заряды не долетают: слишком большое расстояние. Усмехнувшись и издевательски помахав им рукой, я иду прочь от разлома. Похоже, не все еще потеряно, и некая странная сила, выручавшая меня все это время, не подвела и сейчас. А значит, вперед, Ева-Алиса, к новым познаниям этого мира! Солнце, ранее проглядывавшее в небольших интервалах между прохождением странных облаков, теперь скрывается окончательно; темнеет, и впереди становятся видны огни какого-то поселения.