Обряд

      Забава никогда не жаловала ни себя, ни тем более собственное имя, но что ж поделать — слегка повёрнутые на «благородных славянских корнях народа нашего» родители всё от и до решали за неё и, конечно, не желали слушать жалобы девчушки о издёвках в школе и, тем более, о её нежелании ехать в деревушку к бабуле, матери отца, на какой-то странный праздник, сохранившийся со времён язычества.  — Это будет полезный опыт. Да и потом, у этого дня такая история! Представляешь, Забавушка, в этот день в деревне отбирали несколько непорочных девушек…       Забава заплетала рыжие волосы в косу и дальше не слушала, так как прекрасно понимала — бедных непорочных девушек приносили в жертву. Типичный расклад обрядов многих религий, отличием было лишь то, кому или чему приносилась такая жертва. Впрочем, об этом было не трудно догадаться сразу по приезду в назначенное место — тут и там торговали игрушечными драконами, вышитыми полотнами с изображением могучего зверя, а каждый второй ребёнок бегал с воздушным крылатым змеем.       «Агась, приносились в жертву дракону. Что-то такое я уже слышала… Интересно, а жертвой-то в итоге становились все девицы-красавицы или лишь одна неудачница?»       На свой немой вопрос девчушка получила ответ у старой, но весьма активной и улыбчивой бабушки. Благо, пусть и малую, но заинтересованность в истории данного праздника проявлять не понадобилось — взрослые сами, только усевшись за обеденный стол, стали просить женщину вновь рассказать трагичную историю о двух действительно виданных в этих землях драконах.  — Говорят, что последний дракон обозначил конец обрядов тем, что забрал не девушку, а юношу, горячо влюблённого в одну из тех, кого избрали для жертвоприношения. Вы не подумайте, скорее всего, он просто был не местным или ещё чего, и родители девицы его наверняка просто не признали в роли жениха, а отдать свою дочь на благо народа — это и почётно, и не особо грустно, видимо, когда у тебя много детей. И вот, с тех пор прошло много лет, всё было спокойно, но какой-то дурак, услышав эту историю, устроил праздник в этот день. В день жертвоприношения! Вот идиот же. Конечно, драконы не прилетали…  — Бабуль, да какие драконы? Лишний повод народу выпить да погулять, — усмехнулся мужчина, прекрасно знающий если не природу людскую, то хотя бы мужскую.       После этой истории интерес к разговору у Забавы пропал, потому она, увидев, что и за столом дело идёт к бутылке, быстренько ретировалась из дома, совершенно не желая слушать пьяные песни. Конечно, в её голове мелькнула мысль о том, чтобы просто-напросто лечь спать, но попав во всеобщую суматоху праздника она поняла, что пожалела бы о таком решении, ведь как могут не пленить вкусности, только-только приготовленные умелыми руками; как могут не заставить улыбнуться дети, шкодные, но, в отличии от городских, уважающих старших и совершенно ещё не погрязших в увлечении техникой вместо улицы; а что уж говорить о самом главном событии дня — общем сборе у обрядного озера и исполнении обрядной песни?       Забава почувствовала, как у неё перехватывает дыхание, когда на какое-то мгновение в воздухе повисла тишина, а в следующее несколько женских старческих голосов начали петь. Никто не прерывал странную песню, даже самые шумные ребята угомонились и, напротив, стали вторить пению.       Никогда не участвовавшая в подобном прежде, девушка с восторгом внимала атмосфере скорби и единства и думала о том, что всерьёз покопается в истории насчёт этого праздника и его истоков, и что можно бы узнать и о других подобных обрядах, и что нужно будет съездить сюда и в следующем году и, конечно же, когда-нибудь со своим возлюбленным, наверняка уже ждущим её в недалёком будущем, чтобы сказать что-нибудь сентиментальное и заумное, и чтобы ему захотелось её поцеловать…       Лишь неожиданная боль и потеря равновесия заставили Забаву вырваться из мечтаний и открыть глаза, но, — о, Господи, — лучше бы она их не открывала и не видела, как земля уходит у неё из-под ног. И уж тем более лучше бы она не поднимала головы и не дорисовывала в голове чёткое изображение того, как чёрный дракон, держа её в своих когтях, взмывает всё выше и выше над землёй.       Джудал не без недовольства ощупывал своё тело, ноющее об ужасной боли своей трансформации и не без непонимания смотрел на девушку, валявшуюся без сознания у окна его комнаты, доброжелательно предложенной Сином несколько часов назад, когда пьяный Маги возжелал пропасть в царстве снов, да видно как-то не сложилось. Нет, он конечно же помнил, как мелкий Маги травил истории о превращении Маги в драконов, помнил он и странную молву о создателе Империи Рэм, но никогда не воспринимал это всерьёз, — подумаешь, всякие тараканы же у людей бывают. Но чтобы нечто подобное случилось с ним…       Впрочем, другого объяснения не было — Джудал прекрасно помнил, как ощущал и осознавал своё драконье тело. Тем более, девчонка под окном, судя по одеждам, не принадлежала ни к одному, по крайней мере, известному народу их мира. И всё это вводило Оракула Империи Коу и в шок, и в злость, и в восторг, и побуждало интерес, но вместе с ним и назойливое желание выкинуть девчонку в окно, а после, когда её обнаружат мёртвой и явно не принадлежавшей к их миру, сказать, что он ничего не помнит и так оно и было.       План был, без всяких сомнений, прекрасным, но отчего-то Джудал, облачившийся в простую чёрную тунику, найденную на дне шкафа, решился сначала попробовать завязать контакт с инопланетянкой, а после, если ему не понравится с ней беседовать, последовать уже придуманному плану.       Так и порешив, юноша сел рядом с девицей и неуверенно, даже с толикой отвращения толкнул её в плечо.  — Эй, ты, просыпайся.       Ответа ему не последовало и, зная нетерпеливость капризного Оракула, не стоило ожидать ничего иного.       Схватив девушку за плечи, Маги начал гневно её трясти, угрожающе приподнимать голос и уже хотел было пустить в ход пощёчины, когда на него уставилась пара медово-желтых глаз.       Забава, только пришедшая в сознание, прищурилась, пытаясь сфокусировать взгляд на неком объекте, насильно вырвавшем её из царства снов. С попытки третьей это принесло свои плоды — девчушка разглядела странного, несколько женоподобного паренька с длинющими чёрными волосами и алыми глазами. Конечно, знакомых с такой внешностью у Забавы не имелось, и потому она на какое-то мгновение спокойно подумала, что это просто очередной сон-бред, но резко занывшие синяки и царапины напомнили о последних событиях и заставили окончательно пробудиться красавицу, в миг отскочившую от неизвестного и с совсем другим, весьма вражеским настроем уставившуюся на него.       «Так, сейчас только истерик не хватало,» — устало подумал Оракул Коу и медленно поднялся на ноги, пытаясь создать дружелюбный вид. Вот только выходило это у него весьма хреново — вместо улыбки губы всё-таки сложились в привычную ухмылку, а вытянутые руки явно были готовы в любой момент свернуть девчонке шею и с легкостью выкинуть на улицу.  — Тише, без паники, ты в относительной безопасности. Ах, да, точно… Ты хоть понимаешь, что я говорю?  — Я не понимаю, где я и что происходит, но за дуру меня не держи.       Джудал с недовольством осёкся, осознав, что девчонка куда более колкая, чем должна быть в своё же благо.  — Ну хорошо, красавица, а звать-то тебя как?       Тряхнув копной рыжих волос, Забава подумала, что с «красавицей» парень явно переборщил, но всё-таки ответила:  — Забава.  — Что? Что забавного?  — Забава! Имя моё — Забава!       Извечная проблема с именем одновременно стала последней каплей миролюбия Маги и спасением девчушки от неминуемой гибели, ибо Аладдин, столь удачно проходивший мимо по коридору, заслышав повышенные тона почуял неладное и тут же проверил свои догадки, резко распахнув дверь.       Он знал, что, по словам Юго, это должно было случиться, но совершенно не ожидал, что это случиться на его глазах, как Джудал не ожидал, что это случится с ним вообще.       Всем троим предстоял долгий разговор.       Не сказать, что Забава с трудом приняла преподнесенные новости или долго не могла ужиться в новом мире, — напротив, ей это показалось довольно интересным и увлекательным. Этот мир был открыт ей для путешествий, король Синдбад — дружелюбен и обаятелен, Аладдин, Али-Баба и Морджанна — добры и участливы, история, политика и экономика впервые показались девчушке весьма интересными, а мир магии — притягателен и полон поучительных историй. Ничто в этом мире не страшило иноземку, разве что единственная мысль, отравляющая всё наслаждение новыми приключениями: «И этот агрессивный выпендрёжник Джудал — моя судьба?»       Впрочем, и Джудал вовсе не был рад такой судьбе. Стоило этим двоим пересечься, как разговор приобретал напряжённую атмосферу, вскоре превращаясь в страшный спор, где каждый из двух опонентов был готов разодрать другому глотку. Это интересовало Синдбада, напрягало Аладдина и забавляло Юнана и Шахерезаду, безмолвно наблюдающих за последней парой драконов в их мире.       Хотя, конечно, на самом-то деле всё обстояло немного сложнее: Забава с первой же встречи опасалась Тёмного Маги и просто-напросто не желала ни видеться с ним, ни общаться — ведь кто знает, когда у этого психа «щёлкнет» и он решится на её убийство? Джудал же, в свою очередь, на самом деле заинтересовался в рыжеволосой девице со смешным именем, но никак не мог понять её поведение, а непонимание вызывало негодование и злость.       Продолжалось это целый год, пока в конец не наскучило синдрийскому королю. Всё, что потребовалось в итоге для разрешения долгих споров и недопонимания — это подлитый девушке алкоголь.  — Ну-ка, смотри, Аладдин, даю гарантию, они сейчас споются.       Маленький Маги во все глаза наблюдал за происходящем и беспокойно переступал с ноги на ногу. Но беспокойство действительно оказалось лишним.       Джудал направился в сторону Забавы с намерением поговорить и с ожиданием очередного потока сарказма, издёвок и, в итоге, очередного громкого спора. Но с удивлением обнаружил перед собой не колючую боевую бестию, а расслабленную, грустную девушку, явно перебравшую с вином.  — Хах. Не умеешь пить — лучше и не пытаться, мелочь.  — Я не мелочь. Между прочим, будь я дома, уже отпраздновалось бы моё совершеннолетие.  — Хочешь сказать, ты уже взрослая девица?  — Родители бы точно так не сказали.       Недолго думая, Маги уселся напротив девушки, с которой впервые смог завязать спокойный разговор. Забава наконец-то смогла излить душу о всех накопившихся за год переживаниях. И наконец-то эти двое смогли взглянуть друг на друга под другим углом.       После этого случая они частенько проводили вдвоём ночи, пропадали где-то неделями и ни слова никому не рассказывали о том, что между ними творилось.  — Ага, как же начнут смотреть на тебя, великого Тёмного Маги, когда узнают, что ты делишь постель с какой-то девчонкой из другого мира.  — Делишь постель? Что за стариковский стиль речи?  — Ой, простите, я уж стара, помирать пора бы. Ах, точно, тебе-то уж тем более тогда пора в гробу валяться! Слушай, никогда не думала, что гробы могут быть двухместные, да ещё такие мягкие, да с шёлком…  — Всё-всё, хватит паясничать. Дурочка.  — Дурачок.       Время шло, и в общем-то уже никому и не надо было ничего рассказывать, ибо все уже знали, что Джудал и Забава вряд ли позволят когда-либо вести отношения с кем-то ещё. Как минимум, из-за их упрямства, как максимум — из-за взаимности чувств. Много событий они прошли, забылись уже и все споры с начала знакомства, и родные края Забавы — лишь от картинок с драконами у неё что-то больно щемило в груди, но совсем чуть-чуть.       Когда над Джудалом возвысился медово-огненный дракон, он не чувствовал ни гнева, ни печали. То, что происходило, должно было произойти, и он слишком хорошо это понимал. Они много разговаривали об этом, в конце концов, много думали о том, что будет после, и порешили на том, что после их ждёт встреча.  — Что ж, Забава, тебе пора. До встречи.       Аладдин наблюдал, как дракон склонил голову, боднув Джудала в лоб, и в следующий же миг, взмахнув крыльями, искрой взвился к небесам.       С тех пор не совершалось обрядов в деревушке, а из Маги в драконов боле никто не превращался, но рассказ о драконах сохранился, и иногда иной простой человек с опаской посматривал в небо.