Малышка

      Тихие щелчки часов-ходиков, расположившихся на стене, разрывали тишину, установившуюся после очередного вопроса. Джаггед Стоун не особенно любил откровенничать — скажем прямо, он вообще не любил говорить с журналистами о чём-либо, кроме музыки. Но благодаря Пенни, его бессменному менеджеру и по совместительству агенту, прекрасно знал, какие ответы и на какие вопросы стоит давать. Если быть до конца откровенным - именно она научила рокера втыкать людям в уши фиалки, да так, что они сами были рады этому.       В этот раз, правда, журналистка попалась до одури въедливая. Джаггед знал её, потому что в начале своей карьеры она работала на новостном канале, освещая все чрезвычайные ситуации, что происходили в Париже. Но в последние два года на телевидении не появлялась — родила второго ребёнка, и об опасностях пришлось забыть. Теперь она вела колонку в "Marianne" и успешно справляясь с этим делом. — Месье Стоун, позволите вопрос… несколько личного характера? — журналистка приветливо улыбнулась, и Джаггед, подавив желание закатить глаза, вздохнул: — Вы ведь понимаете, что я могу на него не ответить? — Разумеется! — обрадовалась женщина и придвинула свой диктофон. — Итак, наши читатели частенько интересуются: альбомы, которые вы записали в последние пару лет, разительно отличаются от тех, что вы записывали ранее. Связано ли это с вашей личной жизнью? Ведь, насколько известно вашим поклонникам, вы состоите в отношениях с девушкой, которая почему-то ни разу не появлялась вместе с вами на публике. Кто же она, та счастливица, что покорила ваше сердце?       Джаггед улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям, и промолчал.       Да и что он мог рассказать?

***

      Ей было пятнадцать, когда он встретил её.       Мелкая девчонка с большими глазами и забавными детскими хвостиками, смотрящая на него, как на кумира. Собственно, он и был для неё кумиром, — как и для многих других девочек её возраста.       И, разумеется, он был груб с ней. В общем-то, его всегда мало волновали чувства окружающих. Но это недоумение в её глазах и отголоски вины, когда она попыталась оправдаться... Нет, девочка вовсе не плакала, хотя такой расклад был самым логичным и ожидаемым с её стороны. Не слёзы ли самое сильное женское оружие, оставляющее любого мужчину без аргументов, растерянного и виноватого? Но она лишь покорно покинула номер под его давлением, напоследок одарив горящим взглядом, полным негодования. Тогда Джаггед был даже рад тому, что так грубо выставил девочку из номера. Чем скорее юная фанатка разочаруется в своем кумире, тем меньше шансов печального исхода будет. Но его сердце уже подскочило куда-то к горлу и застряло там тревожным клубком. Лишь один человек смотрел на него так...        Перед мысленным взором встала совершенно другая пара глаз — карих, наивных, блестящих от слёз. И фарфоровое кукольное личико девочки, лежащей на бархатных подушках в гробу. Он пришёл попрощаться с ней инкогнито. Навсегда запечатлеть для себя её мертвенно-бледный вид, неподвижный и торжественный. Запомнить пепельные лица родителей, убитых горем. Слёзы друзей, пришедших попрощаться с ней. Нет, сам рокер не плакал. Но чернота, поселившаяся с тех пор в его груди, иногда всё же выходила наружу и будила в нём всё то, что он старательно в себе давил...       Вернувшаяся с первого этажа Пенни, раздававшая детишкам поощрительные билеты на его концерт, застала Джаггеда в невменяемом состоянии. В обнимку с Клыком и недопитой бутылкой коньяка, он лил пьяные слёзы и пытался хоть как-то оправдаться перед собственной совестью за гибель девочки. Он и правда не хотел, чтобы всё так вышло, но…       Поток ледяной воды, обрушившийся на его голову, привёл мужчину в чувство. Пенни, пышущая злобой и матерящаяся на него так, что у любого приличного человека завянут уши, отвесила ему закономерную пощёчину. А затем с неожиданной для неё силой схватила за грудки и затрясла, заставляя голову безвольно мотаться из стороны в сторону: — Только попробуй, гнида, сорваться! Узнаю, что ты снова на игле — лично прибью нахер, усёк?!       Джаггед, мелко дрожащий и чувствующий себя полным ничтожеством, прислонился к стене, неприятно холодящей кожу. А затем и вовсе склонился над унитазом, ясно осознавая, что надо привести себя хотя бы в подобие порядка перед концертом. Как назло, вспомнилось сегодняшнее утро.       Вломившийся в номер злодей не то, чтобы испугал Джаггеда. Нет, смерти он точно не боялся, не после того, как едва не сдох на операционном столе. Но парень, преследовавший его, оказался настоящим маньяком. Эти его мерзкие фразочки, явственно намекающие, что перед рокером не совсем фанат, но явно фанатик, заставили внутренне содрогнуться. Его безумный взгляд, протянутые в мольбе руки и заявление несуществующих прав на звезду — это ли не мерзость?       Стоун был толерантным человеком; по крайней мере, до тех пор, пока это не касалось непосредственно его персоны. Сейчас как раз подобный случай, и кулаки сжались сами собой, спасибо привитым с детства аксиомам жизни в криминальном районе захолустного городка.       И всё же, хорошо, что он ничего не успел сделать. Мужчина зажмурился, пытаясь совладать с собой и придумать, как же отвадить от себя этого извращенца. Но вдруг ощутил тонкую, прочную верёвку на своей талии и резкий рывок. Оказавшись на полу, рокер открыл глаза и поднял голову, провожая взглядом тонкую голень, угловатое бедро и узкую талию. Пятнистый костюм, со свистом рассекающее воздух йо-йо, образующее светящийся розовым защитный круг, завязанные низко на затылке иссиня-чёрные волосы.       Ледибаг собственной персоной.       Да, она обладала мистической силой. Да, могла и умела сражаться. И да, чёрт возьми, казалась по-настоящему взрослой! Так почему же Джаггед разглядел в ней не супергероиню, а девочку-подростка с большими оленьими глазами?       Героиня Парижа была такой уверенной в своих действиях, такой властной, что Стоун лично убедился - её силе невозможно противиться. Ему стало интересно — да как и всем вокруг, — кто же скрывается под маской? Так ли уверенно смотрят эти большие оленьи глаза, наивные и дерзкие, вперёд, так ли властно звучит звонкий голос, когда она живёт своей обычной жизнью?       Вечером, на концерте, он исполнил акустическую версию песни «Мой талисман», которую написал под вдохновением едва ли не на коленке. Толпа фанатов, разумеется, уже знавшая о нападении на Джаггеда, возликовала. Ну конечно, кто же из парижан не любит славную, добрую и смелую Ледибаг? — Ты был хорош, — сказала ему Пенни тем вечером, когда Джаггед, погружённый в собственные мысли и похмелье, обнимался с засыпающим Клыком. Подошла, обречённо потрепала вьющиеся после душа волосы и чмокнула в висок. — Джа, пожалуйста, не пугай меня так больше. — Это не моя вина… — Он задумчиво рассматривал очки, которые ему передала эта девочка… Мария или Мари, как-то так. — Знаешь, у неё интересный взгляд на мир.       Пенни понятливо усмехнулась. Уже после она ему призналась, что взяла у маленькой недотёпы адрес и е-мейл, чтобы иметь возможность связаться.