Сияющие создания

***

Он был Богом. Это я знал совершенно точно. У Него было четыре руки, больше ста имён и в Его сиянии и я, и Птицеголовый, что привёл меня к Нему, выглядели мелкими светлячками. Когда Он захотел услышать мою историю, я был счастлив. Я спросил, с чего начать, а Он ответил – с того, что меня тревожит. Тревожит… Сколько себя помню, больше всего на свете я боялся, что Джош меня бросит. Не вернётся из одного из своих загулов, и я останусь один – неприкаянный и навеки безутешный. Наверное, в моей жизни никогда не было человека, которого я любил бы так же искренне как его, от первого крика до последнего вздоха. Первые отчетливые воспоминания о нём сохранились у меня с четырех лет, когда я научился читать. По его мнению, это сделало меня совсем самостоятельным, потому что заботиться о своих физических потребностях я научился ещё раньше. Если поутру я находил в кухне записку «Зак, вернусь поздно. Не жди, ложись спать», это означало, что без него мне придётся обходиться не только сегодня, но и завтра, и послезавтра, и после-после. Первый раз был самым мучительным, хотя его не было всего три дня: первый день – обычный, второй – ожидание и разбитые надежды, третий – дикий ужас от мысли, что он больше не придёт. С тех пор любой стикер на кухонном столе холодил моё нутро ещё до того, как я брал его в руки. В дни его отсутствия я мог часами смотреть на циферблат, мысленно уговаривая себя потерпеть ещё час, а потом ещё и ещё, пока не отключался от усталости. А иногда наоборот дико боялся смотреть на часы, мне казалось, что стрелки замерли на месте и совсем не двигаются. Я находился в состоянии прострации, пока входная дверь не открывалась, и я не получал Джоша обратно в свою жизнь. Короткий промежуток времени, чтобы ещё раз попытаться врасти в него, привязать. Когда-то у нас был дом на колёсах – большой фургон, в котором мы кочевали с места на место, и я был счастлив, потому что Джош всегда был рядом. Его не интересовали другие люди, только я был центром его внимания. Когда кто-то бросал на него тяжёлые, полные особого значения взгляды, он только крепче прижимал меня к себе, и я знал, что я – самый главный в его жизни. Никакой там Джек, Люк или Ларри не сможет заманить моего Джоша, раскидывая свои невидимые охотничьи сети и перекидываясь с ним этими странными зовущими взглядами исподлобья. Все они были заранее обречены на неудачу. Воздух не густел от запахов, не дрожал от электрических разрядов, Джош не попадался в очередную ловушку, а мне не нужно было возвращаться домой одному и ждать. Ждать, леденея от страха, что, быть может, в этот раз он распахнёт свои объятья для кого-то особенного и беззаботной кукушкой улетит с ним прочь. Я бы и рад был дать ему чуть больше свободы, но на деле выходило как-то так: – Зак, пусти, мне нужно в душ! Всего десять минут! – как он ни пытался от меня отцепиться, мы оба знали – это безуспешная затея. Я висел на нём, обхватив за ногу и вдыхая его запах, родной, успокаивающий, хоть и испорченный чьим-то чужим и неприятным мне. Так мы добирались до душевой, там Джош начинал раздеваться, и мне приходилось отпустить его. Потом он скрывался за мутной шторкой, а я оставался сидеть и ждать его на коврике. – Чем занимался? Ты голодный? Хочешь, приготовлю омлет? Конечно я был голодным, а ещё совершенно измотанным. Пока Джош где-то пропадал, я не мог толком спать, есть, не мог ничем заниматься, бродил по дому из угла в угол. Одним словом, всё, что я делал, это ждал. Мир без него тускнел – еда становилась безвкусной, цвета блёкли, звуки раздражали. – Ты не заболел? – Джош садился на корточки, трогал мои щёки и лоб. Потом целовал в висок и снова спрашивал: – Омлет? Я мотал головой, отвечая сразу на все его вопросы. Я боялся уснуть над тарелкой и пропустить время, когда могу побыть с ним. Когда можно будет лежать, прижимаясь к его тёплому боку, дышать им и ни о чем не думать, потому что он, хвала всем богам, вернулся. – Ну вот, слова из тебя не вытянешь. Какой толк говорить о том, что понятно без слов? Я хотел, чтобы он обнял меня. Мне нужно было чувствовать, что всё происходит наяву, а не в моём воображении. Обычно люди падают в обмороки от недоедания, а я умудрялся делать это от тактильного голода по Джошу. – Хочешь, сходим завтра на озеро? – Я столько раз смотрел ему в лицо, пытаясь запомнить каждую мелочь – рисунок на радужке, морщинки, когда он щурится, но стоило ему уйти, перед моим внутренним взором всегда оставалось лишь расплывчатое пятно. Тёмные волосы, светлые глаза, смуглая кожа – приметы, которые не смогут кого-то сделать моим Джошем, но которые заставляют меня волноваться. Заставляют до боли вглядываться, выискивая в других знакомые черты. – Ты такой солныш у меня, Зак. Я терпеть не мог сюсюкающих взрослых. Стоило мне услышать что-то вроде: «Зайчик, надень шарфик», – мои губы непроизвольно кривились от презрения. Но если это делал Джош, я плавился и млел. Мне даже хотелось радостно скулить, как будто я был глупым щенком. Он был самым близким и одновременно самым недостижимым для меня человеком. Его слова уже звучали в моей голове за мгновение до того, как он произносил их. Я понимал его с полуслова, но всё равно был надёжно отгорожен от него, отделён не просто кожей и мышцами – самой сутью Джоша, ускользающей из моих объятий, как бы сильно я их ни смыкал. Джош говорил, что, возможно, когда-нибудь он станет буддийским монахом. У нас могла закончиться еда, но никогда не переводились ароматические свечи и благовонные палочки, которые он зажигал по вечерам. Мне нравились поющие чаши, лепестки цветов, статуэтки Будды и чётки из сандалового дерева, они вкусно пахли и были приятны на ощупь. Путь к буддизму погружал наш дом в дымку покоя и непостижимой тайны. Я любил засыпать под Ваджрасаттву(1), которую Джош иногда пел мне перед сном вместо колыбельной. Я привык успокаивать себя, повторяя «Ом Шанти Шанти Шанти(2)» до тех пор, пока голова не становилась пустой и лёгкой, и я не растворялся в спасительном безмолвии. Будущее, в котором мы с Джошем сидим дни напролёт в позе лотоса – совсем лысые, в оранжевых балахонах – меня, в общем-то, устраивало. Но даже если бы он решил стать великим грешником, и в следующей жизни ему грозила участь переродиться в нарака или прета(3), я всё равно последовал бы за ним. Лучше мучиться рядом, чем потерять его. Иногда я думал о том, что идеально было бы вовсе не рождаться, а навсегда остаться в животе Джоша и предоставить ему барахтаться в океане сансары(4) за нас двоих. Такова была моя собственная нирвана(5). Так что Благородный Восьмеричный Путь(6) или что-то иное – мне было не важно. Одно время я был одержим идеей остричь Джоша наголо, чтобы умерить его слишком вызывающую привлекательность для альф. У него были красивые волосы, густые и тёмные, как ночь, предмет его гордости и великолепный инструмент в искусстве обольщения. Мне и самому часто хотелось дотронуться до его волос, пропустить сквозь пальцы чёрный блестящий шёлк или уткнуться лицом, вдыхая пьянящий цветочный аромат. Однако ревность оказалась сильнее, и я всё-таки предложил ему обриться, поясняя это тем, что к монашеству лучше начать готовиться заранее. Ясное дело он отказался: «В моих волосах слишком много шакти(7), чтобы вот так запросто с ними расстаться. Извини, Зак, но я пока не готов заглушить мою акамхару(8)». Я смирился. Лишить его природной красоты действительно было бы кощунством. Через два года после того, как Джош продал наш фургон и купил маленький дом в общине Хоупвиль, я вынужден был отправиться в местную школу. Кроме меня в классе было ещё одиннадцать детей. Все они казались мне странными, никто из них не умел ни читать, ни писать, а игры, в которые они предпочитали играть, были мне не интересны, так что большую часть времени я общался с мистером Фишборном, нашим учителем. Мистер Фишборн был похож на хорошо отполированную статую из эбенового дерева – чёрный и гладкий, кроме ладоней и глаз, неожиданно светлых, будто излучающих его внутреннее сияние. Помню, как я удивился, когда Джош сказал, что мистеру Фишборну уже целых шестьдесят лет. Он совсем не выглядел старым. У стариков, которых мне довелось видеть в своей жизни, была обвислая морщинистая кожа, искусственные зубы и от них исходил специфический сладковатый запах. По возможности, я их сторонился, опасаясь, что если буду долго торчать в их компании, то тоже сморщусь и лишусь собственных зубов. Джош настаивал на том, чтобы я завёл друзей среди своих сверстников. Не то чтобы я был необщительным и замкнутым, я легко шёл на контакт и при желании вполне мог нравиться окружающим. Вся беда была в том, что мне этого совсем не хотелось. Поэтому кроме мистера Фишборна мне никто так и не приглянулся. За последующие пять лет я узнал от него сотню полезных вещей – вроде таких, как из отработанной электронной «бумаги» сделать занавески, как работают часы и двигатель внутреннего сгорания. У нас даже была собственная игра под названием «что внутри?» – я выбирал какой-нибудь механизм, и мы вместе его разбирали, а потом я пытался собрать его самостоятельно. Мы отлично ладили, и я как-то незаметно привязался к нему. Мне нравилось, что я могу в любое время зайти проведать его. Став старше, я понял, что некоторые люди способны одним своим присутствием скрасить даже самые невообразимо унылые вещи. Судя по буклетам, которые попадали в Хоупвиль через коммивояжёров, мы обитали в сущей дыре. Всё новое и прогрессивное, если и доходило до общины, воспринималось людьми с ленивым безразличием. Сумасшедший ритм жизни и техническая оснащённость мегаполисов скорее пугали местных, чем вызывали зависть. Однажды я спросил мистера Фишборна, почему бы ему не уехать из Хоупвиля в какой-нибудь большой город, а он ответил: – Хоупвиль – это пристанище для беглецов. Все мы здесь потому, что нам удалось выскользнуть из лап системы. Здесь мы относительно свободны и можем сами управлять своей жизнью. Никто по доброй воле не вернётся туда, откуда сбежал, – и когда я непонимающе уставился на него, добавил: – Мегаполисы – это тюрьмы с прозрачными стенами. Судя по брошюрам, которые я видел, мегаполисы напоминали скорее рай. – Не представляю, от чего и зачем кому-то сбегать в это богом забытое место. – Спроси у Джоша, у него лучше получится объяснить, – пожал плечами мистер Фишборн, и я понял, что дальше пытать его бесполезно. Последнее, чему научил меня мистер Фишборн, было чувство горькой утраты, и последнее, что он сделал для меня, позволил приоткрыть маленький уголок завесы к тайнам из прошлого Джоша. Я знал, что люди умирают, но это знание было отстранённым, оно не тревожило меня до тех пор, пока я не наткнулся на странное препятствие на входе в дом мистера Фишборна – жёлтую ленту, на которой было написано «место преступления – не пересекать». Его нашёл кто-то из соседей, лежащего в луже крови с кухонным ножом между рёбер. Никто толком не знал, что именно произошло. Кто-то говорил, что его убили, но некоторые утверждали, что он сам покончил с собой. Я думал, самое страшное – это потерять Джоша, но я никогда не допускал мысли, что он может не просто уйти, а уйти вот так: как сделал это мистер Фишборн. Это открытие едва не убило меня. Ещё бы, моя личная фобия, возведённая в абсолют. Мне потребовалось немало времени, чтобы затолкать эту мысль с предостерегающей табличкой «не входи, убьёт» поглубже в подсознание и научиться игнорировать. За день до того, как всё случилось, к мистеру Фишборну приезжали подозрительные гости. Обычно он не общался с приезжими, поэтому я был несколько заинтригован и, выждав, когда тёмный тонированный внедорожник вместе с незнакомцами скроется в конце улицы, постучал в его дверь. Мне не терпелось расспросить его о высоких широкоплечих визитёрах, одетых так, как местные одевались только на похороны. Было в этих людях что-то холодное и угрожающее. Наш шериф Флинн как-то дал мне подержать свой табельный «глок» – пистолет с шестнадцатизарядным магазином, как только я дотронулся до него, по моей коже пробежали мурашки. Механизм, предназначенный, чтобы ранить и убивать, будил во мне чувство смутной тревоги, такой же, которую я испытал при одном взгляде на этих людей. Когда мистер Фишборн открыл мне дверь, я увидел, что он очень встревожен, а когда я задал ему свой вопрос, его глаза расширились от страха. – Они тебя видели, Зак? – я отрицательно покачал головой. – Не попадайся им на глаза. Ступай, сейчас ты должен вернуться домой. Скажи Джошу, когда он придёт, что вечером я зайду. Нужно будет кое о чём поговорить. В тот момент я испытал ощущение некого дежавю – мерзкий холодок, как когда я видел на столе записку от Джоша. Следуя какому-то внутреннему чутью, я подошёл к мистеру Фишборну и обнял его. В тот вечер он так и не пришёл к нам. О чём он хотел поговорить с Джошем? Кто эти люди, которым нельзя попадаться на глаза? Почему люди бегут из мегаполисов? Все эти вопросы беспокоили меня. К тому же после смерти мистера Фишборна я стал замечать за Джошем некоторые странные вещи. Когда он думал, что я сплю, то ложился рядом, зарывался лицом в мою макушку и тихо шептал: «Нас не найдут. Мы хорошо спрятались, Зак». Я не знал, чего именно боялся Джош, и когда спросил, что с ним происходит, то не получил ответа. Между нами существовало одно негласное правило – врать было нельзя, но вот отмалчиваться – сколько душе угодно. Я надеялся, придёт время, и он сам всё расскажет. Пытался аккуратно расспрашивать про жизнь, которая была у него до меня. Как-то он обмолвился, что когда-то давно жил в месте, совсем непохожем на Хоупвиль – в огромном городе с «умными» домами, там, где ему ничего не приходилось делать самому. – Даже готовить еду? – спросил я. – Готовить еду?! – усмехнулся Джош. – Мне даже расчёсываться самому не было нужды. Я открыл рот и только и мог, что выдохнуть какое-то глупое «О-о-о», а когда пришёл в себя, то поинтересовался, зачем было уезжать из такого хорошего места, но он снова замолчал и только покачал головой – всё, мол, разговор закончен. В такие минуты Джош становился очень грустным, и я сразу прекращал все свои расспросы. Как-то утром я проснулся и увидел его рядом, он смотрел на меня и в его глазах был страх, который ему не сразу удалось скрыть. – Почему мистер Фишборн всех нас назвал беглецами? Почему ты уехал из того большого города? – выпалил я первое, что пришло мне спросонья в голову. Джош помедлил, но всё же ответил: – Там были они – другие. Их были тысячи и тысячи. И я их всех увидел. Здесь, в Хоупвиле, только такие, как мы с тобой, Зак. Я ничего не понял из сказанного, а он больше не стал пояснять. 1) Мантра Ваджрассатвы – сто слоговая мантра известна и почитаема в индуизме и буддизме, способна полностью избавлять человека от духовной грязи. 2) Мантра покоя. «Ом» – символ пульса вселенной. «Шанти» – мир, тишина. 3) Согласно буддийским представлениям, нараки (обитатели ада, кромешники), преты (голодные духи). Персонажи буддийской картины мира, определяются как «неблагие», «дурные», «несчастные» формы рождения. 4) Сансара – круговорот рождения и смерти. Перерождение, реинкарнация, переселение душ. 5) Нирвана - освобождение от страдания, от круга рождений (сансары). 6) Благородный Восьмеричный Путь – путь, указанный Буддой, ведущий к прекращению страдания и освобождению от сансары. 7) Шакти – духовная сила, энергия. 8) Акамхара – эго, проявления личности, чувство «Я».

***

Жизнь в Хоупвиле была скучной. Никогда не понимал, как Джош с его неуёмной жаждой деятельности мог ей довольствоваться. За то время, что мы прожили здесь, даже мне примелькались немногочисленные местные жители и низенькие скромные дома. Хоупвиль был почти отрезан от внешнего мира, его жители напоминали туземцев, отказавшихся принять технические и информационные блага цивилизации. Все, кто проезжал через него, считали местных либо чудаками-технофобами, либо религиозными фанатиками. К любому механизму, оснащённому интеллектуальной программной системой, местные относились с подозрением. Мистер Фишборн по этому поводу как-то сказал мне: «Когда машины становятся умнее людей, в людях отпадает необходимость. Я не хочу жить в мире, где для меня больше нет места». Мне была не понятна эта их философия, большие города манили меня, а идея состариться и умереть в Хоупвиле, не повидав другой жизни, пугала до чёртиков. От мысли уговорить Джоша вновь посетить тот огромный город, из которого он когда-то сбежал, меня останавливала простая арифметика. Если в Хоупвиле Джеки, Люки и Ларри когда-то должны были закончиться, то там их количество могло быть просто неисчерпаемым. Но всё равно, я так долго об этом думал, что пришёл к неожиданному выводу – может быть, в том городе у Джоша было бы больше шансов отыскать своего истинного альфу? Однажды он сказал, что когда у омеги есть его альфа – это гармония и полное удовлетворение, а когда нет – повод кидаться во все тяжкие. Я очень хотел гармонии. Мы могли бы жить втроём – и больше никаких записок и «блудливых недель». По мере того, как я взрослел, блудливые недели, давались нам обоим всё труднее. Не знаю, кого я наказывал больше, себя или Джоша, когда делал вид, что его не существует: молчал, уворачивался от прикосновений, хотя на самом деле хотел только одного – положить голову ему на колени, будто он никуда не уходил и спокойно уснуть, чувствуя, как его пальцы перебирают мои волосы. Как-то после очередного его особенно длительного загула я решил расставить все точки над «i». – Джош, – сказал я, затем взял его за руку и усадил на диван, – нам нужно серьёзно поговорить. Обычно дурацкая фраза «серьёзно поговорить» не подразумевает ничего хорошего, но я просто не знал с чего ещё можно было начать этот разговор. В таких делах все карты в руки более опытному, а разговаривать и выяснять отношения всегда было прерогативой Джоша. Я же предпочитал отмалчиваться и дуться, но только до тех пор, пока меня не скручивал очередной приступ тактильного голода, вынуждая сдаться и признать своё поражение. В лучшем случае я приходил и садился у его ног, виновато уткнувшись носом в его колени, а в худшем – лежал, свернувшись клубком, уже не в силах шевелиться и глубоко дышать, пока Джош сам не находил меня. Он мог жить без меня, я же без него нет. – Как узнать, что рядом подходящий тебе альфа, ну… тот самый? Джош вперил в меня полный подозрительности взгляд, и я уже было подумал, что он скажет не лезть во взрослые дела, как он выдал: – Господи, Зак, ты чувствуешь, что скоро начнётся течка? Колет внизу живота? Тянет поясницу, да? Ты в последнее время слишком долго сидишь в ванной. Рановато немного, но у Руди, сына шерифа Флинна тоже недавно началась. А он всего на полгода старше тебя. – Не успел я опровергнуть эти нелепые предположения, как он просто добил меня: – Если тебе постоянно хочется мастурбировать, то это самый верный признак. Ещё могут быть обмороки или может тошнить. Ты не терял сознание последнее время? Первый раз – это очень важно. Ты должен сказать мне заранее! Ох уж эти стыдные разговоры. Я был совсем не готов обсуждать ни течку, ни то, что я делаю в ванной, ни сколько времени это занимает. Я сидел красный до самых кончиков ушей, которые полыхали так, что мне пришлось прикрыть их ладонями. Разговор должен был быть о нём, а не обо мне. Я хотел поговорить о том, что это он, Джош, ходит на поводу у своей похоти и только и думает о том, как бы наконец от меня избавиться. Пока он болтался, не пойми где, я едва не рехнулся, особенно с учётом того, что слышал, как некий Ларри из Саннивейла говорил ему: «Подумай, Джош, ну что ты забыл в этой дыре? Поехали, у тебя будет другая жизнь, тебе даже вещи собирать не нужно». Каждый раз, встречая кого-то вроде этого альфы, Джош с раздражённым шипением отсылал меня: «Зак, иди домой, меня не жди, буду поздно». А потом ещё и высказывал мне: «Нельзя сверлить человека таким испепеляющим взглядом. У тебя на лице написано, что ты желаешь ему немедленной мучительной смерти». Так всё и было. Я всем им желал смерти. Причём ещё до того, как Джош одаривал кого-нибудь из них своей благосклонностью. Если Джош был обыкновенным сластолюбцем, то я, скорее всего, латентным маньяком-убийцей. Я подумал, что самое время сменить тему, но Джош, глядя на моё красное лицо, видимо, уже успел что-то себе нафантазировать. – Только не говори, что ты уже… – он ожесточённо встряхнул меня. – Кто это?! Отвечай немедленно! Нужно было быть абсолютным слепцом, чтобы строить такие дурацкие предположения. Наверное, когда Джош подарил мне жизнь, он что-то сделал не так, вследствие чего мы оба от этого непоправимо страдали. А может, это я не хотел приходить в мир по собственной воле, и тогда, чтобы сохранить жизнь Джошу, меня просто-напросто насильно вынули из него. Об этом свидетельствовал низкий шрам у него на животе, шрам, к которому я не смел прикоснуться – моя бесповоротно закрытая дверь, навсегда разделившая нас и обрёкшая меня на одиночество. Я представил, что во мне, возможно, тоже когда-нибудь будет кто-то жить, есть меня изнутри, толкать, и я стану похожим на шар с ручками и ножками. Ужас! И мне захотелось обнять Джоша, прижаться лицом к его животу и дотронуться до тонкого белого следа над его пахом. Я положил ему руку на живот и тихо попросил: – Я хочу его потрогать. Джош немедленно отпустил меня и в ужасе отшатнулся. У него было такое выражение лица, как будто я собирался таракана ему в штаны засунуть. – Зак, ты в своём уме?! – Мне это нужно, Джош, ну, пожалуйста! – не сдавался я. – Нет! Бывает, если не можешь получить того, что хочешь по-хорошему, то в какой-то момент отключаешься и пытаешься взять это силой. Потом, конечно, приходят и сожаление, и стыд, но всё это потом. Я опрокинул Джоша на спину и, пока он не успел опомниться, стал лихорадочно ощупывать шрам кончиками пальцев. Длины моей ладони как раз хватало на то, чтобы полностью скрыть его. – Неужели я когда-то был таким мелким? – Зак, ты идиот, – выдохнул Джош, осторожно вынул мою руку из-под резинки своих штанов и отчего-то рассмеялся. – Не делай так больше. Кстати, ты ещё хочешь знать, как распознать своего истинного альфу? – Ну… Джош сделал коварное лицо, и я понял, что не хочу ничего слышать ещё до того, как он снова успел открыть рот. – Ты будешь скулить, словно верный пёсик, который жаждет ласки от своего хозяина. Ты будешь течь от одной мысли о том, что твой язык может коснуться его кожи, собрать вкус и запах, сводящий тебя с ума. – Фу, блин, Джош, перестань! – я попытался зажать уши ладонями. – Каждое движение, каждое прикосновение твоего альфы будет гнать по венам огонь желания. – Джош схватил меня за руки, дёрнул на себя и продолжил: – Эту силу нужно выплеснуть, дать себе взорваться! Ты не сможешь противиться, это глупо, всё равно, что пытаться не дышать. Ты можешь не дышать, Зак? Я ненавидел, когда он вёл себя так. Разговор был окончен, едва начавшись. Какие точки над «i», о чём я вообще?

***

Наш дом стоял почти на самом краю общины. Примерно в миле от нас были заправка, автосервис, мотель и придорожное кафе, которые принадлежали мистеру Ричарду Бреннану. Джош работал в кафе и был всем доволен. Говорил, что лучшего места, чтобы и с кучей народа потрепаться, и на кусок хлеба заработать, ему не найти. Кстати, деньги интересовали его гораздо меньше, чем возможность собрать все местные сплетни и быть в курсе новостей, которые привозили в Хоупвиль приезжие. Пару раз я сталкивался с мистером Бреннаном, когда приходил к Джошу в кафе. Мистер Бреннан, в отличие от мистера Фишборна, был уже по-настоящему старый – высохший, как кора умирающего дерева, с белыми волосами и темными пятнами на коже. Вряд ли мы с ним стали бы общаться, если бы не один случай. Однажды я ждал Джоша со смены и услышал, что из машины мистера Бреннана доносится какой-то писк и скулёж. Я подошёл поближе, залез на приступку его пикапа и попытался рассмотреть, что же там происходит. Я был так увлечён этим делом, что не заметил, как ко мне подошёл сам мистер Бреннан. Он тронул меня за плечо, и от неожиданности я дёрнулся, свалился с приступка и подвернул ногу. В школе я усвоил одну простую истину – никогда не показывай своей слабости, иначе заклюют. Ревущим меня видел только Джош, и то таких случаев было по пальцам пересчитать. Легче всего скрыть боль за яростью. Испепели своего обидчика взглядом, и слёзы высохнут сами собой. А потом из кафе вышел Джош, увидел меня и бросился на помощь к мистеру Бреннану. Не знаю, что такого было у Джоша в характере, но с ним было легко, не то что со мной. Даже мистер Фишборн порой говорил: «Вот странный ты парень, Зак. С виду мёд и карамель – чистый ангел с картинки, а бывает как глянешь, Горгона(9) по сравнению с тобой – кроткий агнец». Мистер Бреннан пятился назад, словно я был не тощим мальчишкой, корчащимся у его ног от боли, а ядовитой гадюкой и вот-вот собирался впиться ему в ногу. Слава богам, подошёл Джош и поправил ситуацию. – Извините, что совал свой любопытный нос, куда не следует, – сказал я мистеру Бреннану, как велел мне на ухо Джош, и от себя добавил: – Но мои извинения будут более искренними, если вы покажете, кого прячете в своей машине. Мистер Бреннан рассмеялся, назвал меня «хорошим парнем» и добавил, что с таким характером я нигде не пропаду, а потом любезно предложил подбросить нас до дома. Меня посадили сзади, а рядом поставили коробку, из которой доносилось раздражённое тявканье. Причиной моего любопытства оказался щенок – чёрный, с коричневыми лапами и симпатичной мордочкой. Моё сердце замерло. Это был доберман. Самая красивая собака из всех, которых я видел в собачьем справочнике у мистера Фишборна. Если бы только Джош хоть немного любил собак, то я бы обязательно уговорил его подарить мне добермана, но он собак терпеть не мог, причём всех без исключения. Он сказал, что они воняют псиной, капают слюнями и с ними хлопот не оберёшься, что скорее согласен приютить мистера Ферлонга – матёрого кошака с бандитской мордой, которого я подкармливал, оставляя на крыльце блюдце с молоком – чем отдать наш дом на растерзание этим зубастым монстрам. Я возражал, что мистер Ферлонг тоже попахивает и не всегда фиалками, но Джоша было не переубедить. Он нёс какую-то чушь про запах меха, кошки, мол, это приятно и уютно, а собаки – это «фу». В общем, спорить здесь было бесполезно. – Это же доберман? – спросил я. – Доберман, – ответил мистер Бреннан. – Вы сделали прекрасный выбор, сэр, – похвалил я его, а хвалил я кого-то отнюдь нечасто, – добермана можно сравнить с чистокровным скакуном. В нём всё идеально сбалансировано: ум, сила, грация, храбрость и красота. Мистер Бреннан широко улыбнулся, он был польщён, а я, пользуясь моментом, достал щенка из коробки и мы принялись знакомиться. – Спасибо, очень рад встретить единомышленника в этом вопросе. Ты знаешь, Зак, я тут подумал, ты, я вижу, парень смышлёный, а мне, вот если честно, ничего путного в голову не приходит. Ему бы имя хорошее придумать, что скажешь, есть идеи? – Сильвер, – выпалил я, едва мистер Бреннан успел закрыть рот. В то время я бредил пиратами и Джон Сильвер – одноногий кок, был моей тайной и необъяснимой страстью. Сочетание жестокости, ума и дьявольского обаяния очаровывали меня. В реальности я, конечно, вряд ли запал бы на такого плохого парня, но в своих фантазиях я предпочитал не стесняться. Раскрывать тайну своих мотивов перед мистером Бреннаном и Джошем у меня не было ни малейшего желания, поэтому я дал другое, но тоже правдивое пояснение: – Сильвер – стильно и роскошно. Джош прыснул, а мистер Бреннан в задумчивости покосился на щенка, мусолившего мои пальцы. – Но он же чёрный. Может, лучше Блэк? – Блэк – это банально. Скажи, Сильвер? Щенок радостно тявкнул, одобряя мой выбор, и мистеру Бреннану не осталось ничего другого, как согласиться. Спустя семь лет после того, как я дал Сильверу имя, мистер Бреннан заметно сдал. Когда я заходил проведать его, он уже практически не вставал со своего кресла на колёсах и почти всё время сидел на веранде, глядя вдаль. Как-то я спросил его о том, что он там видит, он улыбнулся, похлопал меня по плечу и ответил: – Отблески. Несомненно, во всех стариках есть что-то общее, то, что, собственно, и делает их старыми, даже если на них не смотреть, а только слушать. Они говорят загадками и при этом делают вид, что объяснять нет смысла, повзрослеешь – сам всё поймёшь. Мистер Фишборн, тоже любил такие фокусы. – Не вижу никаких отблесков. Там же просто поле. – Отблеск – это сияние отражённого света, конечно, ты и сам это прекрасно знаешь. Но у этого слова есть ещё одно значение, можно сказать, например, так: отблески былого счастья, былой любви, былой славы. «Бедный мистер Бреннан», – подумал я про себя, а вслух сказал: – Хотите, я принесу вам чаю с мёдом? Он кивнул, и я ушёл на кухню. Наверное, очень грустно вспоминать своё прошлое и скучать по чему-то давно ушедшему. Может быть, он, как и Джош, всю жизнь искал своего Джека, Люка или Ларри и, может быть, даже нашёл, но вот сейчас – он сидит на веранде один. У него, конечно, есть Сильвер, и я иногда захожу к нему в гости, и Джош, и много кто ещё, но разве думал бы он о каких-то отблесках, если всё самое важное не осталось далеко позади? Второй раз в своей жизни я был на кладбище, когда умер мистер Бреннан. Мы с Джошем стояли среди прочих собравшихся почтить память усопшего, как вдруг я почувствовал, как он до боли сжал мою ладонь. Я посмотрел на него и увидел, что он уставился на кого-то. Если бы Джош был мною, то я бы решил, что он хочет испепелить этого человека взглядом. Впоследствии я узнал, что незнакомца, на которого смотрел Джош, зовут Рэй Бреннан, он был сыном мистера Бреннана. Его ждали ещё два дня назад, но он смог приехать только в самый день похорон. Я дёрнул Джоша за руку и вопросительно поднял брови. Он вздрогнул и перевёл взгляд себе под ноги. С ним явно было что-то не так. – Ты что, привидение увидел? – прошептал я. – Ты белый, как снег. Не успели мы кинуть в могилу мистера Бреннана горсть земли, как Джош потащил меня домой. После похорон мистера Фишборна он тоже немного слетел с катушек, но в этот раз происходило нечто из ряда вон выходящее. Джош бегал по дому, доставал сумки, скидывал в них наши вещи и, когда добился того, что всё вокруг поглотил хаос, а я сидел и трясся от страха на кухонном табурете, он, наконец-то, остановился и сказал: – О, боги! Некуда бежать. Нам некуда бежать, Зак! Общины – единственное место, где их не было! В тот день мы не зажигали ароматических палочек и свечей, и не читали Ваджрасаттву. Мы с Джошем просто лежали, не раздеваясь, в его комнате, и я снова чувствовал, что кроме меня ему не нужен никто на целом свете. Утром я встал, а Джош остался в кровати. Он сказал, что у него больше нет работы и ему не нужно никуда идти. Я спросил его: «Может, мне сходить в магазин или сбегать в кафе и попросить для нас завтрак на вынос?», – но Джош снова впал в безумие и запретил мне выходить из дома, велел опустить рольшторы, закрыть двери и притвориться, как будто нас тут нет. Если великий Шива(10), исполняющий желания, наконец-то вручил мне Джоша в безраздельное пользование, то лучше бы я ни о чём таком никогда не думал. Как я мог быть счастлив, когда он на моих глазах превращался в параноика? Моё вынужденное заключение длилось ровно неделю, потом я не выдержал. У нас закончились продукты, и ко всему прочему Джош заболел. Раньше болел всегда только я, а теперь он лежал, горячий и сонный, с мокрым полотенцем на голове, а я поил его чаем и держал за руку. Лекарств дома не было. Я сказал Джошу, что нужно сходить в аптеку, но он велел сто восемь раз читать мантру «Бекандзе(11)» и заверил, что после этого обязательно поправится. Я сделал, как он хотел, а потом потихоньку выскользнул из дома и отправился за помощью. До кафе, где работал Джош, была всего миля, но я так торопился, что совсем запыхался. На входной двери висела табличка «Закрыто». Оказалось, что закрыто было не только кафе – заправка и мотель тоже. Я бросился к дому мистера Бреннана, на мой стук дом отозвался лишь непривычной тишиной. Это было так странно. Куда подевался весь народ, что неизменно крутился здесь, пока был жив мистер Бреннан? Что мне делать и куда идти за помощью? Я уже собирался вернуться домой, но услышал шум двигателя, который кто-то безуспешно пытался завести, потом всё стихло, и кто-то врубил музыку. Это из автомастерской, догадался я. Раздвижные ворота с чёрного хода оказались открыты, и я осторожно заглянул внутрь. Во дворе было пусто, только посредине с поднятым капотом стоял пикап мистера Бреннана. Из кабины грохотал рок-блюз. Мистер Фишборн тоже любил слушать такое, он говорил, что блюз – это настоящая музыка. Когда хорошему человеку плохо, он поёт блюз. Сам я не разделял его симпатий. Если слушать всех, кому плохо, то и сам кончишь неважно. Мистер Фишборн понимающе списывал моё нежелание приобщится к прекрасному на молодость, и мы оставались при своём. Пока я стоял в воротах, ко мне подбежал Сильвер, покрутился около, а потом лёг у моих ног. Через минуту из-под пикапа, громко выругавшись, выкатился сам Рэй Бреннан и, заметив нас с Сильвером, сказал: – Что же ты за пёс такой, на меня тявкаешь, а чужих в дом пускаешь? – Я не чужой, – ответил я. – Меня зовут Заккари Фрейкс, мы с мистером Бреннаном были приятелями. – Заккари Фрейкс, значит. А твой отец случайно не Джошуа Фрейкс, что вот уже неделю не является на работу? – У Джоша больше нет работы. – И почему это у него больше нет работы? – Потому что мистер Бреннан умер, а вы ему не нравитесь. – Хм, вот как, значит. – Он вытер пальцы, испачканные маслом, и протянул мне руку в знак официального знакомства. – Можно просто Рэй. – Можно просто Зак, – ответил я и пожал его руку. – Могу я угостить тебя чаем, Зак? Я кивнул. Мы прошли в дом, и Рэй включил чайник. Он принялся разглядывать меня, а я – его. Он был достаточно высок, но не настолько, чтобы назвать его верзилой. Тёмные волосы были зачёсаны назад с эффектом a lá лёгкий беспорядок. Из-под закатанных рукавов были видны сильные тренированные руки. Его внешность нельзя было назвать эталонной, но он, бесспорно, был привлекателен, его не портил даже выдающийся нос с горбинкой и несколько стеклянный взгляд из-под припухших век. Наверное, всё дело было в выражении его лица, одновременно насмешливом и немного печальном. Хотя мистер Фишборн наверняка сказал бы, что я придираюсь, и Рэй Бреннан сложён, как бог, а что касается его физиономии, то просто это красота, которая носит уникальный характер. Пристальное разглядывание привело к тому, что мои мысли вдруг приняли неожиданное направление. «Вот он – отличный образец альфы, – подумалось мне, – по большинству параметров Рэй Бреннан даёт сто очков вперёд всем Джекам, Люкам и Ларри. Отличные внешние данные и способность расположить к себе даже такого альфоненавистника, как я. Интересно, чем же он Джошу не угодил?», – и словно прочитав мои мысли, Рэй поинтересовался: – Скажи, Зак, а почему я не нравлюсь твоему отцу? – А почему должно быть наоборот? – Э-м, ну, не знаю, может, и не должно, но обычно об этом не сообщают вот так – в лоб. – Я считаю, что лучше сразу говорить правду, а не делать реверансы, украдкой отплёвываясь через плечо. – Ух ты, – усмехнулся Рэй, – палец в рот не клади. «Тебе тоже», – настроение упало, и желание определить Рея в альфа-кандидаты для Джоша моментально развеялось. Я шёл за помощью. Мне нужны были еда и лекарства, и я не собирался терять время на препирательства, выясняя, кто, кому и почему не нравится. Расставив приоритеты, я отодвинул чашку с недопитым чаем, поднялся из-за стола и собрался уходить. – Спасибо за чай, Рэй. Мне пора идти. – Погоди, Зак, – прежде чем я успел подняться, его тяжёлая рука опустилась мне на плечо, и я вынужден был снова сесть, – прости. Я не хотел тебя задеть. Не уходи, пожалуйста. И я остался. Мы просидели ещё добрых полчаса. Рэй рассказал, что видел нас на кладбище и очень хотел поговорить с теми, кто был близок его отцу, то есть со мной и Джошем, но мы слишком быстро ушли. А потом Джош не пришёл на работу. Рэй сказал, что заезжал к нам, узнать, почему Джош не вышел в свою смену, но ему никто не открыл. Признался, что сразу понял, что чем-то не понравился Джошу, а он ему наоборот очень понравился. А ещё, теперь вот он не знает, что со всем этим добром делать – продать или нанять управляющего? Я посоветовал не торопиться с продажей и предложил присмотреться к Хоупвилю и его обитателям. В свою очередь, я признался, что Джош болен, и попросил одолжить мне еды и лекарств. На прощание мы снова пожали друг другу руки. Признаться, Рэй подкупил меня своей откровенностью так, как никто другой. 9) Горгона – чудовище. Согласно греческой мифологии вместо волос у горгон шевелящиеся змеи, все тело покрыто блестящей чешуей, медные руки с острыми стальными когтями, крылья со сверкающим золотым опереньем. От взгляда горгон все живое превращается в камень. 10) Шива – в индуистской мифологии один из верховных богов, который вместе с Вишну и Брахмой образует божественную триаду. 11) «Бекандзе» – мантра Будды Бхайшаджьягуру, мантра исцеления.

***

Через два дня после нашего с Реем разговора жизнь вернулась в привычное русло. Оказалось, что Рэй нанял управляющего и снова укатил туда, откуда приехал. Джош вздохнул с облегчением, разложил по местам вещи, которые он собрал после похорон мистера Бреннана, и вновь стал самим собой. Мне было обидно, что Рэй вот так запросто уехал. Не сделал ни одной попытки встретиться с Джошем и поговорить. Понятно же, что моё одобрение было у него почти в кармане, тогда почему он сбежал и зачем вообще нужны были все эти признания? Чем больше я об этом думал, тем больше находил, что Рэй и правда отличный вариант, как для Джоша, так и для меня. Впервые за многие годы мне кто-то нравился так, что я согласен был доверить ему моего Джоша, делить с ним Джоша, в общем – дать своё благословение. Я представлял, как мы могли бы жить все вместе. Мои фантазии были так хороши, что в них находилось место даже Сильверу. Если Рэй будет с Джошем, то Джош останется со мной и больше никуда не уйдёт. Всем будет комфортно, все будут заняты друг другом и будет уже не важно, что Сильвер пахнет псиной, а не кошками. Я тихо злился на себя и свою излишнюю самоуверенность – всего лишь раз приятно побеседовав с человеком, я успел понастроить воздушных замков и поверить в их реальность. А теперь всем этим мечтам, скорее всего, было суждено остаться только мечтами и всё из-за одного труса, который нас бросил, не успев даже узнать, как хорошо ему могло быть с нами. Я хандрил, жутко, по-чёрному, огрызался на Джоша, пропускал школу, а по вечерам вместе с Сильвером сбегал на озеро. На озере – плавал, пока не выбивался из сил, или лежал на воде, всматриваясь в скользящие по небу облака. К ночи возвращался и получал от Джоша хорошую взбучку, потом долго-долго валялся в постели без сна. Всё было плохо. Очень плохо. Безвыходность отравляла меня, превращая в горечь все мысли о будущем. Машину Рея я заметил, когда пришёл за Сильвером, чтобы вновь пойти на озеро. Полный горячей решимости поквитаться за всё, что этот трус сделал, или вернее – не сделал, я направился к его дому. – Хо! – Он явно не ожидал меня увидеть, но быстро сориентировался и изобразил на лице радушие. – Привет, Зак, давно не виделись! Я решил дать ему шанс объясниться, опёрся об дверной косяк, сложил руки на груди и спросил: – Зачем вернулся? – Решил проверить, как идут дела с бизнесом, – Рэй беспомощно развёл руками и посмотрел на меня так, как будто я сам должен был догадаться, какого чёрта он тут забыл. Ему было совсем не обязательно объявляться здесь лично, достаточно было просматривать отчётность, которую он получал раз в месяц по почте. Ещё пару минут назад я так уверенно шагал к его дому, задыхаясь от возбуждения и злости, и мысленно разыгрывал сокрушительный демарш, где Рэй, осознает свою вину и исключительную необходимость стать частью нашей с Джошем семьи, поднимет свой скромный зад с места и сделает то, что должен сделать сильный и уверенный в себе альфа. Реальность оказалась жестока. Весь мой гнев вместо того, чтобы выплеснуться на этого человека застрял у меня внутри, мешая дышать и ясно мыслить. Я застыл, чувствуя, как огонь ещё минуту назад жарко пылавший во мне сжался до болезненно пульсирующей точки, а по венам разлился смертельный холод. Почему я собственно решил, что могу что-то от него требовать? – Чтоб тебе черепахой родиться в следующей жизни, – пожелал я ему, решив, что в таком облике он будет достаточно безобразен и сполна наказан за свою манеру прятаться от проблем. Я уже хотел развернуться и уйти, но решил, что напоследок стоит быть честным до конца: – Ненавижу тебя. Он понял, что я имел в виду, и горько усмехнулся. – Без реверансов, значит? – неловкость, которую он испытывал в этот момент, делала его почти жалким. – Я видел его сегодня, всё слишком очевидно, мне ничего не светит, Зак. Не стоит даже пытаться. Сам не знаю, зачем я вернулся. «Ом, Шанти, Шанти, Шанти». Скоро у Джоша снова начнётся блудливая неделя, а наши с ним отношения разладились настолько, что мы едва перекидывались парой слов за день. Кто знает, может теперь какой-нибудь из его случайных любовников окажется удачливее своих предшественников и сманит его подальше из этой дыры под названием Хоупвиль. После его выходки с собиранием вещей не было ни дня, чтобы я об этом не думал. Странная уверенность Джоша в том, что уж я-то и сам сумею о себе позаботиться, сделала меня взрослым гораздо раньше, чем это было положено. Он вёл себя не как родитель, а скорее как приятель. И чем быстрее я догонял его в росте, тем больше был предоставлен самому себе. Никто никому ничего не должен, никто никому ничем не обязан. Я даже не мог сказать, что он меня не любит. Быть может, на самом деле это я хотел слишком многого и это не Джош плохой отец, а я плохой сын. Почему мне всегда было его мало? Сколько бы он ни проводил со мной времени, мне всё равно катастрофически его недоставало. Когда он возвращался из своих загулов и позволял лежать с ним рядом, мне не хватало целой ночи, чтобы насытиться им и успокоиться, впитать в себя достаточно тепла, чтобы потом вернуться в свою комнату и день за днём вновь засыпать одному. Он не прогонял меня, но я чувствовал, что тесню его, вторгаюсь в зону личного комфорта, поэтому-то он и бежал от меня при любом удобном случае. Видит бог, я старался не злоупотреблять, но надолго ли ещё его хватит? Мои прекрасные фантазии развалились, как карточный дом, там, где я искал помощи, впору было помогать самому. И я не выдержал. Плотина страха, которую я так долго сдерживал, вдруг прорвалась, лишив меня сил и опоры под ногами. – Зак! Что с тобой?! – прежде чем окончательно провалиться в темноту, я почувствовал, как Рэй подхватил меня и словно тряпичную куклу уложил на диван. Без сознания я пробыл недолго, пришлось отмахиваться от вонючей штуки, которую он настойчиво совал мне под нос. После он сказал: – Чёрт возьми, Зак, ты хотя бы поорать пробовал? Подраться? Побить посуду? Ну, понимаешь, выпустить пар? Всё это звучало так нелепо и глупо, что я даже ответить ему не потрудился. – Хорошо, Зак, вот что я тебе скажу: я знаю одну хорошую игру, она отлично помогает сбросить напряжение. Так что, если хочешь, заходи как-нибудь, сыграем. Я обещал подумать. На самом деле я не собирался ни приходить к нему снова, ни играть. Это вышло случайно. Ноги сами принесли меня к его дому. Всю последующую неделю я с тяжёлым сердцем наблюдал, как между мной и Джошем продолжают сгущаться тучи. Когда я заходил в кафе встретить его после смены, то буквально всей кожей ощущал, как электризуется вокруг него воздух, наполняется лёгким чистым ароматом. Видел, как сидящие за столиками отрываются от своих тарелок и чашек, бросают взгляды исподлобья, готовясь к охоте. Мне еле доставало терпения дождаться конца смены, чтобы увести его оттуда. Я знал, если Джош захочет остаться, он останется. И ничего, абсолютно ничего с этим было не поделать. Поэтому, когда он присел поболтать к кому-то за столик, я мысленно сжёг этого человека взглядом и, хлопнув дверью, вышел на воздух. В спину мне донеслось: – Неужели твой? Надо же, какой ревнивый. Возвращаться и дожидаться Джоша, как ни в чём не бывало, смысла не было. Внезапно у моих ног оказался Сильвер, я потрепал его по загривку и, словно пьяный, отправился куда глаза глядят. Рэй открыл дверь сразу, как будто ждал. Я ввалился внутрь и решил, что лучше будет обойтись без предисловий. – Я согласен сыграть в твою игру. Давай. Сейчас или никогда. Рэй кивнул, выставил Сильвера за дверь, а мне предложил пройти к нему в спальню. В обычных обстоятельствах я бы насторожился, но тут я был на пределе, шёл, с трудом переставляя ватные ноги, обречённо и бездумно, как одурманенный. Даже после того, как Рэй велел мне лечь на кровать, вместо того, чтобы развернуться и сбежать, я покорно лёг. А потом он объяснил правила: – Игра называется «машина взорвётся». Я – машина. Ты – пассажир. Представь, что ты попал в аварию, тебя зажало в салоне, горючее вытекает из бака, рядом пылает костёр. У тебя есть пятнадцать секунд до взрыва. Можешь делать всё, что хочешь: кричать, брыкаться, кусаться. Ты должен выбраться из машины, главное – это остаться в живых. Всё ясно? «Очень странная игра», – подумал я и неуверенно кивнул. А потом он лёг на меня сверху, придавив к матрасу так, что я толком не мог ни дышать, ни шевелиться и начал считать: – Пятнадцать, четырнадцать, тринадцать… Его дыхание обожгло мою шею, а низкий приглушённый голос поднял дыбом все волоски на теле. Я попробовал высвободиться, но мои руки бессильно упёрлись в стальные мышцы его груди, а ноги и вовсе нелепо разъехались в стороны. Я оказался полностью беззащитен. Боги, что я наделал? Я отвернулся, стараясь не смотреть на него. Как я здесь оказался? Как я мог добровольно лечь под здоровенного мужика, с которым всего-то пару раз разговаривал? Как глупо я попался! – Двенадцать, одиннадцать, десять… Все мышцы будто задеревенели, воздух едва просачивался в лёгкие, я не мог и пальцем пошевелить. Лежал и тупо таращился в зеркало, где видел себя, распятого и вдавленного в кровать, и Рэя, который не должен был находиться так близко. Всё это не могло происходить со мной, и я отчаянно хотел проснуться, освободиться от этого нелепого и странного сна. Что я скажу Джошу? У меня ведь ещё даже не было первой течки! – Девять, восемь, семь, шесть… Я чувствовал, что весь покрылся холодным потом. Как могло Джошу такое нравиться? Как он мог так охотно отдаваться кому-то, кто сильнее его раз в пять? Что в этом такого, что заставляет его добровольно бежать в их сети? – Пять, четыре, три, два… один. Меня глушило непонимание, даже страх немного отступил в сторону. Будь что будет, может так я смогу лучше понять Джоша? Я расслабился и решил, что, возможно, всё к лучшему. Я тоже могу пуститься во все тяжкие. Если Джош так хочет, пусть себе крутит шашни с этими никчёмными Джеками, Люками и Ларри, а я заберу себе Рэя. Пора окончательно повзрослеть, и вот он – отличный шанс. – Ты умер, Зак, – холодно и зло прошипел Рэй, – взорвался, если ты не понял. Бум! и нет тебя, вот так глупо и нелепо. Ты даже пальцем не пошевелил, чтобы себя спасти! Он ухватил меня за подбородок и развернул, заставив посмотреть себе прямо в глаза. От этого взгляда пересохло в горле и кровь жарко прилила к голове. – Мы с тобой сыграем ещё раз, прямо сейчас, – он запустил свою руку мне под майку и положил ладонь на живот, растопырив пальцы так, как будто собирался вырвать мне кишки, – может, это тебя расшевелит? Его рука поползла вниз, и я вдруг осознал, что решительно, безусловно и абсолютно точно не готов лишиться девственности с этим человеком. Рэй оказался прав, я перестал возмущенно хватать воздух ртом и заорал так, словно на животе у меня лежал раскалённый кирпич. Не помню, как я смог оказаться сверху и где нашёл на это силы, но оторвался я, похоже, знатно. Рэй закрывал руками лицо, а в остальном позволял молотить себя, куда придётся, пока я не выдохся. Когда я, обессиленный, упал с ним рядом на кровать и разревелся, он спросил: – Полегчало? Я кивнул, вытер лицо рукавом майки и прислушался к себе. Мысли о Джоше и том парне из кафе больше не терзали меня. Я был спокоен. Совершенно спокоен. – Можно, я сегодня переночую у тебя? Утром я проснулся от того, что Сильвер, пристроив на кровати передние лапы, облизывал моё лицо. В то утро, вернувшись домой, я сказал Джошу отчётливо чеканя каждое слово: – Я могу быть без тебя. Я видел, как побелело его лицо, как он закрыл рот и не стал ни отчитывать меня, ни отвечать на моё заявление. Он выглядел измученным и уставшим, наверное, он всё-таки беспокоился обо мне и прождал всю ночь, но я чувствовал только злость, мне так хотелось, чтобы он понял каково это – ждать и бояться потерять. Я пообещал себе, что буду держаться, научусь обходиться без него. Без его рук и объятий, без его постоянной близости. Жить без него, дышать без него. Я не умру, даже если время и расстояние между нами составит месяцы и сотни миль, даже если это будут годы и жизнь раскидает нас по разным концам земли. Я смогу. Мой триумф длился недолго – недели две, не больше, и продержался я так долго лишь благодаря Рэю. Игра во взрывающуюся машину на какое-то время позволила мне, как он говорил, выпустить пар и не рехнуться. Он больше не трогал меня «так», но мы могли бороться или просто дурачиться. Он показывал мне разные приёмы по самозащите, возился со мной, пока я не выдыхался физически. С ним я мог кричать, «грязно» ругаться и пускать в ход кулаки. Долго так, разумеется, продолжаться не могло, но пока что, его помощь была мне необходима. Кроме того было ещё кое-что, что выматывало мои и без того расшатанные нервы. Были Джош и Рэй. Их противостояние, подобное звуку скрежета метала по стеклу, оказалось настоящей пыткой. Джош смотрел на Рэя, как на пустое место: ни гнева, ни ненависти, ни раздражения, одна лишь сухая вежливость, ровно столько, сколько нужно в отношениях работник-работодатель. Рэй же провожал Джоша взглядом побитой собаки и старался лишний раз не лезть ему на глаза, но я видел, как он на него смотрел и как мог радоваться какой-нибудь незначительной ерунде, связанной с ним – паре слов, близости в целых пять шагов или созерцанию издали. Находиться с ними рядом было невыносимо. Бесили оба. Когда я спросил у Джоша почему он с ним так, Джош изобразил айсберг. Это означало «не суй нос в чужой вопрос». Когда я спросил Рэя, почему он позволяет с собой так обходиться, Рэй ответил: – Джош мне ничего не должен, он в своём праве – ничего мне не давать. Но знаешь, Зак, мне всё равно много чего перепадает. «Святая простота, неужели кроме меня некому вразумить этого здоровенного взрослого дядьку?» – Рэй, чтобы взять крепость, за неё нужно биться. Иначе, в конце концов, её возьмёт какой-нибудь придурок, из тех, что понаглее. В общем, если будешь просто стоять в стороне и смотреть, ехал бы ты тогда отсюда подальше.

***

Джош задерживался. Я перестал встречать его с работы, но не перестал изводить себя. Когда он не вернулся в течение положенного часа, я догадался – началась блудливая неделя. Как только я это понял, мне стало дурно, гораздо хуже, чем это было всегда. Я сам себя лишил его близости, наших тихих вечеров, разговоров, объятий и прикосновений. Я скучал по нему, до ломоты в костях, до температуры, подскакивающей, как при лихорадке. Мне было плевать на гордость, только бы он вернулся и обнял меня. Всё это чушь, что я могу без него. Я не могу. Пора признать, что эта зависимость не лечится. Чувствуя, что вот-вот перешагну порог безумия, я направился к Рэю. Пусть эта чёртова машина будет взрываться, пока я в состоянии шевелиться. Только бы забыться и ни о чём не думать. – Зак, – он взял меня за плечи и сказал: – Кажется, это больше не работает. Ты не хочешь просто поговорить с ним? Я уверен, вы помиритесь. – Давай сыграем, как в самый первый раз, положи мне руку на живот и никаких поддавков, ладно? Рэй покачал головой, но подчинился. Всё происходящее далее можно было назвать апофеозом безумия. Моего безумия. Бедный Рэй, ему пришлось всё это вынести и самое непонятное – зачем? Я орал, как ненормальный, визжал, вырывался, но раз за разом умирал и горел заживо в этой адской взрывающейся машине. Потом я ревел и просил его: «Пожалуйста ещё, ещё один раз, Рэй!» и он клал руку на мой обнажённый живот, и всё начиналось по новой. Поначалу я слышал, как на улице Сильвер заходится лаем, слышал звук одежды, что трещит по швам, чувствовал боль вывороченных суставов, когда пытался выбраться из железной хватки Рэя, чувствовал боль израненной горящей кожи. Это длилось очень долго. Оказалось, что сил у меня хоть отбавляй. Мне пришлось весьма потрудиться, прежде чем я смог провалиться в бесчувственность и забыться. Когда я открыл глаза, то увидел Джоша, который, словно дикая кошка, бился в руках Рэя. Такой отборной ругани из его уст я не слышал больше никогда в жизни. – Джош, – позвал я его, но моё воспалённое горло отказалось издавать членораздельные звуки. Его имя превратилось в тихое шипение и свист. Он повернулся в мою сторону и замер. В тот же миг Рэй отпустил его, и Джош бросился ко мне. – Ты как? Зак, ты меня слышишь? Я мог себе представить, что подумал Джош, когда увидел меня вопящего, в разорванной одежде, опухшего от слёз и беспомощно трепыхавшегося в руках здорового сильного мужчины. Мужчины, с которым Джош был в состоянии холодной войны. Я не мог допустить, чтобы Рэю по моей вине досталось ещё больше. – Он ни в чём не виноват. Я сам этого хотел. Давай вернёмся домой? Я так устал, что не чувствовал собственного тела. В полузабытьи я понимал, что лежу на заднем сидении машины и под моей головой колени Джоша. Потом меня несли, потом раздевали и укладывали, и я знал, что Джош был рядом, прижимал меня к себе и гладил по спине и рукам. Отчего-то это было очень больно, как будто его мягкие нежные руки вдруг превратились в наждак. Но всё равно я испытывал невероятное, ни с чем не сравнимое облегчение. Джош пришёл за мной. Я был ему нужен. Ночью мне приснился Сильвер. В моём сне он следил за кем-то невидимым, принюхивался, метался в разные стороны, бросался за кем-то вдогонку, а устав, лёг у моих ног. Я почему-то сидел в кресле мистера Бреннана, укутанный в его плед и смотрел на голубой горизонт. Мне хотелось увидеть отблески, о которых говорил мистер Бреннан, но я постоянно отвлекался на Сильвера, а потом, оказалось, что Сильвер – это Рэй. Я спросил у него, на кого он смотрит, и Рэй ответил: «На Джоша». Это было странно, потому что кроме нас с Рэем там никого больше не было. Я забеспокоился и стал кричать: «Джо-о-ош! Джо-о-ош». Но Рэй приложил палец к губам и опять указал на поле перед нами. Поле было мягким, словно мех, над зелёными стеблями трепетали белые, точно выгоревшие на солнце пушистые волоски, оно волновалось, текло к горизонту и казалось бесконечным. У меня перехватило дыхание от этого зрелища. Внезапно ветер усилился, примял траву к земле, тучи понеслись по небу быстрее и откуда-то издалека донёсся глухой раскат грома. – Вот же он, смотри, – Рэй снова указал куда-то, а потом легко оттолкнулся и, скользнув когтями по деревянному полу веранды, прыгнул и припустил вперёд навстречу ветру. Когда я проснулся, около меня сидел Джош. Он спросил, как я себя чувствую и что болит, но я не ответил, потому что в тот момент мне важно было сказать ему другое. Я боялся, что забуду, как это всегда бывает после пробуждения и поэтому пробормотал: – Мне снилось, что ты – это ветер. Рэй был Сильвером, а я – стариком, который ищет свои отблески. Джош обхватил ладонями моё лицо и потрогал губами лоб. Он пах полем и грозой из моего сна, его руки и губы были ласковыми и прохладными. Как я раньше этого не понимал? Конечно же, Джош – ветер. Это всё объясняло. И нашу с ним жизнь, и наши отношения. Без него я был словно парус в штиль. Ни движения, ни направления – всё становилось бессмысленным. Вчера, когда он набросился на Рэя, он был смерчем, а сегодня он лёгкий бриз. – Ты горячий, как печка, Зак. – Мы там были втроём. Ты, я и Рэй. – Джош убрал от меня руки, и я, испугавшись, что он сейчас встанет и уйдёт, спросил: – У него есть хоть малюсенький шанс? – Всё слишком сложно, Зак. К тому же, сейчас не самое подходящее время для таких разговоров. – Подходящее время давно упущено. Скажи, что ещё я должен сделать, чтобы ты поговорил со мной? Попросить Рэя, чтобы он меня трахнул? Может быть, тогда мне станут более понятны эти ваши альфа-омежьи отношения. – Не в этом дело, Зак, – Джош принялся кусать губы и комкать в руках край одеяла. – Тогда в чём? Ты нравишься ему, а он нравится мне. Он – идеальный, куда ни посмотри. Чем он тебе не угодил? Не знаю, что именно подействовало на Джоша, может, мои угрозы, а может, он просто наконец-то созрел поведать мне свои тайны. Как бы там ни было, он сдался, и я получил не только его объяснения, но и его историю. Стало ли мне от этого легче? Конечно нет, но с Джошем, видимо, иначе и быть не могло. Я узнал, что загадочный город, из которого он когда-то сбежал, – это Сингапур. В памяти моментально всплыли сотни картинок их рекламных брошюр о чудесном ультрасовременном мегаполисе – мягкий климат и благоприятные условия для жизни. Подумать только, он променял это место на жалкую дыру под названием Хоупвиль. Однажды, разглядывая буклеты с шикарными домами и интерьерами и невольно сравнивая всё это богатство с собственным жилищем, я спросил у него: «Джош, почему у нас ничего нет? Почему мы такие бедные?», – а он ответил: «Это потому, что в нас течёт кровь кочевников. Зато нам не грозит превратиться в жирдяев и обрасти хламом». Хорошо, что нам не грозила такая участь, но в глубине души мне всё же хотелось как-нибудь пожить в подобном месте. По словам Джоша, у него была даже слишком идеальная жизнь, каждый день – беззаботный и легкий. Он получал всё, что хотел, пока в один прекрасный момент не осознал, что его уже больше ничего не радует. Слышать такое было странно. Джош, которого я знал, мог прийти в восторг от малейшего пустяка – массаж, кофе, ясный день, дождливый день, стрекотание сверчков, горящие свечи, книги, гладкие камни с затейливым узором, и я мог бы перечислять, пока язык не отвалится. Чтобы вытащить Джоша из апатии, его родители решили подыскать ему подходящего мужа. Это сработало на какое-то время. Джошу даже показалось, что это был его истинный альфа, но постепенно чувства к мужу тоже стали угасать, и он начал подумывать о том, чтобы развестись и поискать своё счастье с кем-нибудь другим, но тут его ждал большой сюрприз в виде меня. Я так понял, что это совсем не входило в его планы. Он был слишком молод и поначалу даже не понял, что находится в интересном положении. Джош сказал, что особо не обрадовался, узнав о беременности, но и не огорчился, только удивился. Он честно признался: «Я никогда не задумывался о том, что могу дать жизнь другому человеческому существу. Я был так далёк от этого, Зак. От одной мысли, что ты находишься в моём животе, у меня ехала крыша». Беременность протекала тяжело, Джошу постоянно нездоровилось. Он стал нервным и раздражительным. По утрам он просыпался исключительно от тошноты и головной боли и, чтобы немножко развеяться, шёл в сад на прогулку. В одно утро Джош брёл по тропинке, страдая от отёчных ног и боли в спине, пытался глубоко дышать и абстрагироваться от постоянного дискомфорта. Вдруг в глазах у него потемнело, он был вынужден опуститься на землю и склонить голову, чтобы к ней прилила кровь. А потом он понял, что ослеп. – Понимаешь, Зак, хотя привычное зрение было утрачено, вместо него открылось что-то другое, – говорил Джош, разводя руками, будто хотел заключить весь мир в объятья. – Благодаря этой слепоте, я на самом деле прозрел. Я увидел окружающее таким, какое оно есть на самом деле. Я мог видеть жизнь, биение её пульса, сияние. Это было настолько ошеломительно, что я забыл, как дышать. Я лежал на земле и не мог пошевелиться. Целых две недели после этого я не мог ни двигаться, ни говорить. Я словно попал в другую реальность и оттуда смотрел на всё, что со мною происходит. Джош сказал, что эти две недели он пролежал в коме, но всё равно видел, как суетятся вокруг него медики, навещают родители, муж и друзья. Он слышал всё, что они говорили о нём, как казнили себя за недосмотр или обсуждали диагноз, лечение и дальнейшие прогнозы врачей. Он знал, что мог выйти из комы в любой момент, но не хотел этого. Новая способность «видеть иначе» изменила его и вместе с чувством восторга поселила в его сердце странный непреодолимый страх. Было это следствием его болезни или, как считал он сам, просветления, не знаю, но какие-то винтики в голове Джоша стали работать иначе. Я не хотел думать, что тогда мой Джош попросту рехнулся, и я столько лет прожил с психом, даже не догадываясь об этом, но и принять на веру то, что он говорил, было очень трудно. – Вокруг меня не было людей, лишь иллюзия, человеческая оболочка. Мои родители, мой муж, друзья, даже врачи – никто из них не был настоящим. Они не светились! Они были мертвы! То же самое, что смотреть на автомобиль или кофемашину! – горестно воскликнул Джош. – Когда я пришёл в себя, то не знал, как на всё это реагировать. Чувствовал, как по моей спине пробегает озноб и челюсти сводит от напряжения. Как будто проснулся среди кукол или манекенов, умеющих ходить, говорить и притворяться людьми. Я знал, что не сумасшедший и знал, что нужно бежать, пока они не догадались, что теперь я вижу, кто они такие на самом деле. Я думал, уже больше никогда не смогу сам подняться с постели и мне придётся навсегда остаться там, среди них — мёртвых, ненастоящих. Я был там совсем один! Когда Джош оправился настолько, что мог двигаться самостоятельно, он ухитрился сбежать из клиники. Бродил по улицам в больничном наряде и шарахался ото всех. А когда кто-то сердобольный попытался помочь глубоко беременному и явно не в себе омеге, устроил настоящую истерику. Его вернули в клинику и приставили к нему двух санитаров, которые после инцидента находились при нём неотлучно. Не знаю, что чувствовали близкие Джоша в то время, но, думаю, им было не сладко. Если бы он вдруг и на меня принялся смотреть, как на нечто неодушевлённое, если бы перестал со мной разговаривать, не позволял бы к себе прикасаться, я бы умер от горя. – Слава богу, они тогда не догадались, что я их «вижу», – Джош продолжил рассказывать, временами прерываясь и переводя дыхание. – Они всерьёз стали обсуждать симптомы шизофрении, которые якобы раньше списывали на депрессию. Какой бред они несли – эмоциональная бедность, утрата интересов, галлюцинации, навязчивые страхи, ты себе не представляешь, Зак. Но это помогло мне взять себя в руки. Я понял, что нахожусь в тюрьме, а не в сказке. Вся моя жизнь от рождения и до смерти была кем-то спланирована. Я был не волен сам выбирать, куда идти и что делать. Я чья-то подопытная мышь, над которой проводят некий эксперимент, ценный образец, о котором заботятся, но который может покинуть стены лаборатории только лапками кверху и никак иначе. Но я не сдался, в итоге я нашёл способ обвести их вокруг пальца. Однако прежде, чем я опять смог сбежать, мне пришлось целых два года провести среди них. Притворяться, лгать, хитрить, изворачиваться, чтобы усыпить их бдительность и разработать план побега. Всё было непросто, ведь теперь я был не один. У меня был ты, и я должен был быть осторожен вдвойне. Мне нужно было многому научиться, всему, что кто-то делал за меня. Понимаешь, я был абсолютно неприспособлен к самостоятельной жизни. Насколько я понял, после моего рождения Джош превратился в настоящую оторву. Научился водить, связался с криминальными личностями, состоял в интимной связи с разыскиваемым правительством хакером по имени Джон Дэвис. Итогом всего этого стал его грандиозный побег из «системы», как он выразился. Формально он убил и себя и меня, выпав из катера во время прогулки. Наших тел, естественно, не нашли, потому что эти самые «тела» через некоторое время всплыли сначала в Индонезии, затем в Индии и бог знает где ещё, пока судьба не занесла их в Хоупвиль под именами Джошуа и Заккари Фрейксов. Кем мы были до этого и как зовут родителей Джоша и моего отца, он умолчал. Я догадывался, что выудить из него эту информацию будет так же нереально, как заставить соблюдать целибат. Великий Шива! Кроме Джоша у меня была родня, даже самый настоящий отец, который жил в чудесном городе Сингапуре и понятия не имел о том, что у него всё ещё есть здоровый и живой сын. Может быть, это от него мне достались такие глаза и волосы! Как бы я хотел увидеть его, ведь я всегда считал, что Джош зачал меня от кого-то из своих разовых кавалеров и интересоваться тем, кто это был, просто не имеет смысла. – Здесь, в Хоупвиле – убежище. Здесь живут люди, такие же, как мы с тобой. А этот Рэй Бреннан, – внезапно Джош замолчал, и я, услышав имя Рэя, вспомнил ради чего собственно и затевался весь этот разговор, – он другой! Он, как они – мёртвый, ненастоящий. Я не хочу, чтобы ты с ним связывался. Мне совсем не нравится, что он здесь нарисовался. Может быть, оно ничего и не значит, но… они могли нас выследить. Мы должны держаться от него подальше, Зак. Я столько раз умолял Джоша поговорить со мной и заверял, мол, я всё пойму, и это непременно решит все наши проблемы, что теперь не знал как и быть. По правде говоря, хотелось плакать, смеяться, рвать на себе волосы и посыпать голову пеплом от отчаяния. Однако сейчас я не мог позволить себе быть слабым. Джош наконец-то доверился мне. Как я мог предать его, оттолкнуть и бросить в пучине заблуждений, в которой он столько лет барахтался в полном одиночестве? – Ты знаешь, Зак, я всю жизнь так бы и прожил – в полной слепоте, если бы со мной не случился ты. Да-да, ты. Беременность. Своим приходом в этот мир ты открыл во мне способность видеть окружающее в ином свете, во всём его великолепии и блеске. Жизнь – это сияние. Мы – сияющие создания, Зак! – Иди ко мне, Джош, – я сомкнул руки за его спиной, и он уснул на моей груди, такой взрослый, но совершенно беззащитный. Голова моя пылала, мне казалось, что я горел изнутри. Наверное, если бы я мог уйти от него сам, разделить наши жизни, то на утро Джош проснулся бы на кучке пепла, что осталась от меня. Никогда не думал, что реветь насухую так мучительно больно. «О, великий Шива, очисти пыль с зеркала слабого человеческого разума и защити нас от дурного». Рэй не был сияющим созданием, и это означало, что теперь мы с ним оказались по разные стороны баррикад. Сыграть во взрывающуюся машину больше не тянуло, но вот поболтать с ним я был совсем не прочь. Как могло случиться, что единственный вариант, устраивающий меня, не устраивал Джоша? Жизненная подлянка, что тут сказать. Мне были очень необходимы совет и помощь Рэя, но пойти к нему означало предать Джоша. К тому же, я чувствовал себя виноватым. Хотя всё было так запутано. По всему выходило, что Джошу было плевать на то, что меня тискал какой-то мужик, его волновало только то, что этот самый мужик не был «сияющим». Разве я мог прийти к Рэю с таким вот нелепым оправданием? Так что он имел полное право думать, что по моей вине ему теперь не видать Джоша даже издали. Через неделю я не выдержал и, пока Джош был на смене, пошел навестить Рэя. У ворот меня задержал Сильвер, и я застрял, чтобы поздороваться с ним, а потом услышал незнакомые голоса. Следуя какому-то внутреннему чутью, я отошёл из зоны видимости и продолжил подслушивать. – Дайте мне время. Поймите, его нельзя контролировать, Арктур всегда был непредсказуем и нестабилен. – Время почти вышло. Риск слишком велик. Его нужно вернуть. – Мне нужны ещё хотя бы две недели. Потом я услышал, как закрылись двери автомобиля и упал на землю, надеясь, что чахлые кусты у дороги скроют меня. Когда чёрный внедорожник, взметнув клубы пыли, скрылся за поворотом, я вспомнил слова мистера Фишборна: «Не попадайся им на глаза, Зак». Совесть меня больше не мучила. Я решил проследить за тем, что Рэй будет делать ближайшие две недели. Мне очень не хотелось верить, что этот таинственный Арктур имеет самое прямое отношение к Джошу. Вот только, незнакомцы на таком же внедорожнике, что навещали мистера Фишборна перед его смертью, и подслушанный мной разговор – всё это было слишком подозрительно. Возможно, Джош и не был таким уж сумасшедшим.

***

Расколоченная посуда и крайняя раздражительность были первыми признаками того, что у Джоша вот-вот начнётся блудливая неделя. Мне хотелось биться головой о стену от бессилия. Все мои планы, связанные с Рэем рухнули. Где таился настоящий подвох? В безумной голове Джоша или в коварных планах Рэя насчёт Арктура – разобраться мне было не под силу. Рэй пропадал где-то целыми днями, повесив все дела с кафе и автосервисом на своего управляющего и полностью игнорируя нас с Джошем, как будто после той сцены у него дома мы оба перестали для него существовать. Джош больше не заводил разговоров о своей прежней жизни, а когда я открывал рот, чтобы разузнать что-нибудь ещё, он прятал лицо в ладонях и просил: «Не сейчас, Зак, пожалуйста. Я как натянутая струна, ты же видишь». Я снова ходил встречать Джоша после смены, и мы вместе возвращались домой. Джош открывал все окна настежь, зажигал свечи, потом опускался на свою циновку и сидел в сиддхасане(12), пока не приходило время ложиться спать. Я смотрел на него и пытался догадаться, читает ли он Ваджрасаттву или Мритьюнджая-мантру, чтобы прогнать собственных демонов. А может быть славит Шиву, называя сто восемь его имён. Я пытался представить, каким он видит меня, когда закрывает глаза, и есть ли шанс у Рэя когда-нибудь превратиться в сияющее создание. Рэй добр и умён, он – неравнодушен, как многие из прочих в этом городе сияющих созданий. Он думает о других прежде, чем о самом себе, он один протянул мне руку помощи, когда я в этом нуждался. Где же справедливость? Каждый из таких вечеров я мысленно считал последним и готовился к тому, что завтра Джош скажет мне, чтобы я возвращался домой один. Вдруг в этот раз ему покажется, что очередной Джек или Люк сияет настолько прекрасно, что я, подобно Рэю, тоже стану не у дел. Можно ли накликать беду, постоянно концентрируясь на своём страхе? Полагаю, да. Именно я был виновен в том, что зло услышало меня и примчалось на мой зов. Был поздний вечер, и посетители кафе уже начинали расходиться. Я сидел за столиком у окна и, само собой, был словно на иголках. В кафе зашёл альфа, не из местных. Джош не сразу заметил нового посетителя, а когда обратил на него внимание, неожиданно нахмурился, как будто был одновременно и зол и напуган. Он долго тянул с тем, чтобы принять заказ, а когда подошёл, то даже и не подумал начать флиртовать. «Неужели Боги услышали меня, и на этот раз всё обойдётся?» – успел подумать я, прежде чем здоровяк ухватил Джоша за руку и грубо попросил посидеть с ним пару минут. Джош вывернулся и хотел уйти, но этот злобный носорог ухватил его за бедра и притянул к себе. – Как же ты пахнешь, детка, я тебя ещё за милю учуял! Пойдёшь сам или мне придётся тащить тебя силой? Джош почему-то не сопротивлялся и молчал, но по его бледному лицу я видел, как он напуган. Его рот приоткрывался, как будто ему не хватало воздуха, а потом он повернулся ко мне и одними губами прошептал: «Беги!», ужас, застывший в его глазах, словно выдернул меня из нерешительности, и я что было сил заорал: – Да помогите же кто-нибудь! Этот Носорог пристаёт к нему! Двое крепких парней кинулись на помощь к Джошу, но Носорог достал из кобуры пистолет и велел: – Назад! Мозги повышибаю! Потом он ухватил Джоша поперёк талии и потащил его на улицу, я бросился за ними. Джош велел мне убираться отсюда, а я, всё ещё неизвестно на что рассчитывая, просил кого-то о помощи. – Отпусти его, урод! – я вцепился в его руку, пытаясь освободить Джоша, но Носорог стряхнул меня словно котёнка, а потом ударил так, что я отлетел от него на пару шагов, перекатываясь в дорожной пыли и чувствуя вкус крови на разбитых губах. – Скоро и до тебя очередь дойдёт, сосунок. В этом человеке было то, чего я боялся и что ненавидел. Он был сильным, наглым и считал, что ему принадлежит всё, что он может взять своими огромными ручищами. Прежде такой отвратительной вони я не чувствовал ни от одного альфы. «Он хочет увезти Джоша, – стучало в моей голове, – никто не поможет». Я уже совсем отчаялся, когда из вечернего сумрака вынырнула чёрная быстрая тень, и я услышал рычание, а потом увидел Сильвера, который вцепился Носорогу в руку. На мгновение Джош оказался на свободе, но не успел он сделать и шага, как был опрокинут и прижат к земле ногой в грязном ботинке. Этот жуткий монстр будто не чувствовал боли. Он даже не вскрикнул, когда Сильвер сомкнул свои зубы у него на предплечье, спокойно взял пистолет из руки, в которую вцепился пёс, и пристрелил его. Сильвер, разжав челюсти, повалился ему под ноги. Носорог снова поднял Джоша и потащил его к огромному тёмному внедорожнику. Он уже открыл багажник, чтобы засунуть туда свою упирающуюся добычу, как вдруг раздался выстрел. Носорог покачнулся и выпустил Джоша. Прежде чем он успел развернуться и ответить или предпринять что-либо ещё, прогремел второй выстрел. Носорог вскинул руки вверх, обернулся и, ухмыляясь, тяжело посмотрел на Рэя. Правый рукав его рубашки пропитался кровью. – Эй, приятель, я не хочу неприятностей, – обратился он к Рэю. – Я сейчас сяду в свою тачку и уеду, как будто меня здесь никогда не было. Тем временем за спиной у Рэя образовалась небольшая толпа. Люди шумели, призывая задать этому подонку хорошую трёпку и проучить чужака. – Катись отсюда, – процедил Рэй. Носорог опустил руки, попятился и, продолжая ухмыляться, сел в своё авто, через миг ударил по газам и уехал прочь. Я подошёл к Сильверу и положил руку ему на голову. Он не двигался и смотрел в пустоту перед собой. Его пасть была приоткрыта, а кончик языка свисал, касаясь земли. Если бы не Сильвер, возможно, Рэй не успел бы вовремя. Жуткая цена, а ведь он даже не был моим псом. Я обнял его и заплакал. Сзади ко мне подошёл Джош, положил руку мне на плечо и остался сидеть рядом. – Давай похороним его возле нашего дома, – попросил я. Когда к нам подошёл Рэй и сказал, что отвезёт нас домой, Джош не стал сопротивляться. Я сидел сзади вместе с Сильвером. Я не позволил засунуть его в багажник. Здесь началось наше знакомство. Здесь я мог попрощаться с ним и оплакать его, повторяя, что он самый умный и храбрый пёс из всех, он – настоящий доберман. Я проревел всю ночь – пока сидел на коврике и ждал, когда вымоется Джош, и потом, когда он и меня засунул в душ и яростно тёр мочалкой, будто это как-то могло смыть боль. Я не мог успокоиться даже, когда лежал, прижимаясь к нему и глядя, как за окном начинает редеть темнота. Если бы я не пришёл вчера в кафе и не поднял крик… мысли о том, что тогда могло бы случиться, холодили кровь и заставляли меня трястись так, что зуб на зуб не попадал. В конце концов, Джош нам обоим приготовил успокоительный настой, и я смог забыться в муторном тревожном сне. Утром я проснулся от стука в дверь. На пороге стоял Рэй с двумя лопатами, одну из которых он протянул мне. Мы выкопали яму на заднем дворе рядом с большим гладким камнем и положили туда Сильвера. Слёз больше не было. В голове было пусто. Тёмный холмик земли и гладкий безымянный камень, вот и всё, что осталось от моего друга. Все они рано или поздно покидали меня – мистер Фишборн, мистер Бреннан, а теперь и Сильвер. Джош так и не поблагодарил Рэя. Мне казалось, что он просто ждал, когда всё закончится и Рэй уберётся подальше от нашего дома. Джошу сейчас было не до нас. С утра он заперся в ванной, и я знал, либо скоро он сам уйдёт, либо кто-то из Джеков-Люков-Ларри постучит в нашу дверь и уведёт его. Я знал, что Джош разозлится, если я позову Рэя позавтракать с нами, но ничего не мог с собой поделать. Я решил, что в этот раз не отпущу его, и когда он с каменным лицом разливал чай, даже не пытаясь изобразить на лице хотя бы каплю гостеприимства, я целиком был на стороне Рэя. Вся эта чушь про сияющих созданий и это несправедливое пренебрежение к единственному человеку, который не побоялся вступиться за нас, заставляли меня кипеть от злости и возмущения. – Джош, – прошипел я, склонившись к самому его уху, – ты бы хоть «спасибо» что ли сказал? И Джош сказал, но так, будто я ему к горлу нож приставил. «Спасибо» и, мол, теперь катись из моего дома на все четыре стороны и желательно побыстрее. Кровь бросилась мне в лицо, я просто задохнулся от гнева: – Это и мой дом! Если бы не Рэй… он не уйдёт вот так! Джош скривился от моих слов, как от пощёчины, а потом вдруг кинулся на Рэя с кулаками и криком: – Оставь нас в покое! Убирайся! Убирайся! Это было выше моих сил, выше моего понимания. «Это всё течка, это гормоны делают его таким», – твердил я себе, но всё равно, такого Джоша – безумного, неадекватного – я боялся. В тот момент я предал его: – Чего ты ждёшь?! Успокой его, сделай это, пока до него не добрался кто-то ещё! Тебе мало было вчерашнего урода, ты ждёшь пока сюда заявится следующий?! На лице Рэя мелькнули сомнение и нерешительность, но потом вся его сдержанность схлынула в одно мгновение, желание заслонило все прочие чувства. Он подхватил сопротивляющегося Джоша на руки и, не обращая внимания на его крики и ругательства, унёс в спальню. Я остался сидеть перед закрытой дверью, прислушиваясь к звукам, которые доносились из комнаты. Сначала это были просто возня, ругательства и протестующие крики Джоша. Потом я услышал его жалобный скулёж и плач. Мне пришлось вцепиться ногтями в собственные плечи, чтобы не завыть в ответ. Затем плач заглушил ритмичный скрип кровати, чередующийся с глухим стуком, когда деревянная спинка ударялась о стену. Потом я услышал, как Джош стонет. Так не стонут от боли, так стонут только когда хорошо. Очень хорошо. Пусть он был зол на меня, но я надеялся, что так будет лучше для всех нас. «Ненавижу течку. Ненавижу то, что она делает с Джошем». 12) Сиддхасана – совершенная асана йоги для медитации (поза звезды).

***

У меня появилась ужасная привычка вслушиваться в любые звуки, которые доносились из комнаты Джоша. Будь это просто плеск воды, шорохи шагов, его стоны или шёпот, не предназначенный для моих ушей. Он перестал говорить со мной, зато он стал говорить с Рэем. Пусть даже это были ругательства или очередной бред про ненастоящих людей. Дни и ночи, длинные, наполненные неясной тревогой и ожиданием, сводили с ума. Когда Рэй уходил на пару часов к себе, от нервозности я даже не мог выпить стакан воды, а мои конечности превращались в ледышки. Я умолял его о прощении, но он смотрел сквозь меня, как будто я стал одним из тех других – несияющих. Он много спал или лежал в ванной, практически ничего не ел и больше не улыбался. Но каждый раз, слушая скрип кровати из его комнаты и его стоны, я уверял себя в том, что ему хорошо и он скоро придёт в себя, привыкнет к этой новой жизни, мне просто нужно набраться терпения и всё наладится. Однажды, сидя под дверью, я кое-что услышал, а именно, то самое имя, которое так легко вылетело из моей головы после смерти Сильвера – Арктур. Я похолодел от нехорошего предчувствия. Когда стоны стихли, я услышал, как Рэй заговорил: – Я смогу тебя защитить. Я увезу тебя и Зака. Пожалуйста, доверься мне, Арктур. Джош рассмеялся, я ожидал услышать очередную порцию проклятий, но он вдруг сказал: – Знаешь, я так чертовски устал от всего этого. Надо как-нибудь устроить отпуск и съездить в Индию. Тёплые воды Индийского океана – бальзам на мою бедную душу. Потом из комнаты доносились лишь неразборчивые всхлипывания. Я приоткрыл дверь, хотел войти и спросить, что всё это значит, но натолкнулся на предупреждающий взгляд Рэя. Он сидел, облокотившись о спинку кровати, и держал Джоша на руках, словно укачивая. Джош поднял руку и коснулся лица Рэя, в этом жесте не было отвращения, это была ласка, пусть и скупая. Я попятился назад, оставляя их наедине. Когда Рэй вышел из комнаты Джоша, он положил руку мне на плечо и сказал, что должен объясниться. Конечно, он должен был объясниться. Мне хотелось не просто рвать и метать, мне хотелось его убить. Эти люди на чёрном внедорожнике, это имя Арктур, как я мог обо всём этом забыть? Я был так ослеплён собственными желаниями и страхами, что поверил ему, а не Джошу, как следовало бы. – Ты знаешь, кто твой отец? Он что-нибудь рассказывал тебе о своей прежней жизни? – Поскольку я молчал, Рэй продолжил: – Твой отец из очень богатой семьи. Он единственный наследник огромного состояния. Моя задача – вернуть его. – Зачем?! Он сбежал оттуда, спрятался за двумя океанами. Он умер ради этого! – Ты слышал о корпорации Reditum? Ещё бы я не слышал, на каждом препарате, который можно купить в аптеке, обязательно упоминалось, что Reditum pharmaceutical заботится о нас, или на заправке было никак не пройти мимо призыва Reditum power – жить на скорости. – Семья Джоша одна из основателей Reditum. Корпорация приносит многомиллионные прибыли. Знаешь, что такое Es-блокаторы или омегаверин? Как-то раз я в порыве гнева предложил Джошу купить себе Es-блокаторов и перестать таскаться, как мартовский кот. За свои слова я получил обидную увесистую оплеуху, а потом Джош орал, чтобы я никогда не смел брать в руки эту дрянь. Он был ярым противником медикаментозного вмешательства, если можно было обойтись «народными средствами». Хотя противозачаточными препаратами пользовался и не возмущался. В общем, в теории я знал, что Es-блокаторы помогают держать свою похоть в узде, а омегаверин наоборот превращает человека в течное животное. – Знаю и что? – Это разработка семьи Джоша. Кроме того, им принадлежит ещё куча патентов на другие фармакологические препараты, в основном, все они направлены на лечение бесплодия. Проблема бесплодия сейчас стоит так остро, что власти делают всё, чтобы скрыть это. Люди больше не могут воспроизводиться сами – необратимая мутация генов, приводящая к вырождению. Джош один из немногих людей на земле, у кого с этим всё в порядке. Он – результат огромного количества опытов и экспериментов с человеческим геномом и теперь Reditum хочет получить Джоша назад. Они считают его своей собственностью. Тебя, кстати, тоже. – Арктур… – я запнулся, это имя было таким чужим и враждебным, что никак не ассоциировалось у меня с Джошем. – Это прежнее имя Джоша. Для Reditum – это название эталонного образца, который необходим чтобы остановить вырождение человеческой расы. – Он знает об этом? – Знает. Поговори с ним, когда он проснётся. До заката я просидел в своей комнате, обдумывая всё, что на меня свалилось. Рассказ Рэя в некоторой степени объяснял безумие Джоша и все его закидоны по поводу сияющих созданий. У моего Джоша была очень непростая жизнь. Неудивительно, что он сбежал от всего этого. Жаль только, корпорация Reditum была не в курсе, какие проблемы с головой у их «эталонного» образца. Когда совсем стемнело, я заставил себя войти к Джошу в комнату и, преодолев его равнодушный взгляд, сесть рядом. Эта неделя далась ему нелегко, он сильно похудел и выглядел измождённым. – Пожалуйста, не отталкивай меня, Джош. Поговори со мной. Я знаю, что Reditum хочет вернуть нас обратно. Помнишь, я как-то сказал, что могу быть без тебя? Я не могу, я пытался, но не могу. Я сделаю всё, что ты захочешь, только прошу, не молчи больше. – Я едва ли надеялся, что он заговорит со мной, ведь в его глазах я оставался предателем. Я взял его за руку и прижал её к своему лицу. Глаза мои давно были выплаканы, и кожа вокруг опухла и покраснела, однако слёзы побежали снова, едкие и обжигающие. – Ты теперь меня ненавидишь? Он отрицательно покачал головой и притянул меня к себе. С моих плеч словно гора упала, и я с облегчением прижался к его груди. – Тебе плохо с Рэем? – Нет. Мне хорошо с ним… но это на самом деле очень плохо. Если «неживые» оказались человечней и добрей, чем «живые», вдруг они по-настоящему способны сопереживать и любить, и всё это не имитация и жестокий обман? Я так долго скрывался от них, пытаясь найти убежище среди своих. А свои, в большинстве своём, оказались жестокими, равнодушными и эгоистичными прожигателями жизни. Если подумать, то никто из «неживых» не сделал мне ничего плохого, а вот от «живых» мне бывало здорово доставалось. Я запутался. Ужасно, ужасно запутался. – Как это? – мой мозг начал потихоньку вскипать от этих «живых» и «неживых», и я бы с удовольствием соскочил с этой скользкой темы, но Джош разоткровенничался насчёт Рэя, поэтому я рискнул продолжить: – Почему плохо, раз тебе хорошо? – Помнишь, у тебя в детстве был ходячий медвежонок Винни? – я кивнул, не понимая, к чему клонит Джош. – Если ты плакал, Винни говорил: «Поиграй со мной, Зак» или «Я люблю тебя, Зак». – Да, помню, он сломался, потому что я хотел узнать, как он устроен и открутил ему голову. – Ты верил, что Винни любит тебя? – Ну, если только пока был совсем мелкий. – А теперь представь, что Рэй – это Винни, и мне с ним так хорошо, что я начинаю верить в то, что он говорит, а потом начинаю на полном серьёзе отвечать ему. Граница между игрой и реальностью стёрлась и уже не понятно, где настоящие чувства, а где иллюзия. – Джош, – я старался говорить спокойно, но сдерживаться мне стоило огромных трудов, – Рэй – не Винни. Он дышит, у него бьётся сердце и бежит кровь, если он порезался. У него растут волосы и ногти. У него бурчит в животе, когда он голоден. И ему больно, когда ты обращаешься с ним, словно с вещью. Блин, не слишком ли это круто для игрушки? – Ты не веришь мне. Конечно, – Джош разочарованно отстранился от меня, – ты думаешь, что я псих. – Я так не думаю! – нельзя злиться на человека, который не в себе, однако это выходило у меня так хреново, что хотелось двинуть кулаком в стену. – Но, согласись, такие вещи сложно принять просто на веру. Он совсем сник, я мог мысленно корить себя последним болваном, но сказанного было не вернуть. Чтобы хоть как-то сгладить свою резкость, я спросил: – Что мы будем делать дальше? Снова будем скитаться и прятаться? – он безучастно пожал плечами и закрыл глаза, как будто хотел сказать: «Ой, Зак, делай что хочешь, только оставь меня в покое». – Джош… ты ведь не бросишь меня, не сбежишь? Моё сердце дёрнулось вниз, как на качелях, но Джош покачал головой, по-прежнему не открывая глаз, и тихо прошептал: – Бежать больше некуда, Зак. Я это тебе уже говорил. Это был единственный раз за всю жизнь, когда он солгал мне. Через три дня после этого разговора случилось то, чего я всегда боялся, Джош меня бросил. Он усыпил нашу с Рэем бдительность своей мнимой беспомощностью и сбежал. Я знал, что в Хоупвиль он больше никогда не вернётся.

***

Не помню, как я провёл несколько дней после исчезновения Джоша. Я даже не могу сказать, как воспринял эту новость. Была у меня истерика или я в гневе крушил всё, что попадалось под руку. Что я делал всё это время, даже не представляю. В чувство меня привёл Рэй. Сгрёб в охапку и бросил с пирса в озеро. После этого я словно проснулся, но воспоминания так и не вернулись – помнил, что Джош ушёл, а потом сразу как очнулся, не понимая, почему я барахтаюсь в воде. Рэй продал бизнес и дом мистера Бреннана. Он признался, что только несколько недель назад стал его «сыном». Ему нужен был правдоподобный повод, чтобы поселиться в Хоупвиле, не вызывая подозрений. Он долго искал Арктура и когда вышел на него, не хотел вспугнуть, свалившись как снег на голову. Я не стал уточнять, умер мистер Бреннан от старости или он стал жертвой при создании легенды Рэя. Мне было страшно спрашивать об этом, как и о многом другом. Мои вопросы и мои сомнения невозможно было разрешить до конца, хотя иногда я пытался. – Почему ты не отдал им Джоша? И почему бы тебе сейчас не отдать им меня, в чём твой интерес? – этот вопрос не давал мне покоя, и я задал его, как только получил от него предложение об опеке. – У тебя нет ни одной причины верить мне, – Рэй положил руки мне на плечи и посмотрел в глаза, – но понимаешь, Зак, я так долго искал его, что в какой-то момент он стал неотъемлемой частью меня самого. Я осознал, что не смогу его предать. А ты – его сын, и я обещал позаботиться о тебе. – Действительно, – согласился я, – ни одной причины. Я пытался не думать о том, сколько еще лжи может всплыть. Это зыбкое доверие к Рэю было единственным, что позволяло мне хоть как-то держаться. Джош сбежал, бросив меня на чужом попечении. Возможно, он считал, что разделившись, у нас будет больше шансов скрыться от Reditum. Если в ближайшем будущем корпорация до меня не доберётся, выяснить намерения Рэя, дело времени. Я твердил себе, что я – не Джош и абсолютно не приспособлен выживать в одиночку, поэтому сейчас нужно просто довериться единственному человеку, которому я не безразличен. На средства от продажи собственности мистера Бреннона Рэй купил подержанный хоук. Внедорожник выглядел устрашающе, колёса в половину моего роста скрывались в огромном металлическом брюхе, а маленькие бронированные окна смотрели, точно зло прищуренные глаза. Я спросил Рэя, зачем ему нужен этот танк, а он ответил, что это самая надёжная и безопасная машина, которую можно достать в этом месте, и не факт, что у нас под колёсами всегда будет такая роскошь, как ровная дорога. – Мы ведь собираемся прятаться, Зак, а прятаться можно только в местах подобных Хоупвилю. Всё это незаконные поселения, вдали от автомагистралей и мегаполисов. В мегаполисах все люди посчитаны, прибывая в крупный город, ты должен зарегистрироваться и получить именной браслет. Процесс регистрации подразумевает считывание всех физических данных. Твоя ДНК окажется во всех базах, и можешь быть уверен, запрос на тебя уже разослан во все мало-мальски значимые населённые пункты. Рэй обещал, что Reditum до меня не доберётся, если я уеду с ним. Он хотел продать и наш с Джошем дом, но на него не нашлось покупателей. Я должен был собрать вещи, нужно было торопиться, но у меня всё валилось из рук. Без Джоша дом стал серым и безрадостным – свечи, пёстрые покрывала и даже занавески из разноцветных бамбуковых палочек. Ветер гулял по комнатам, тревожил их и они, трепыхаясь, монотонно постукивали: «Зак, Зак, Зак…». Я намеревался взять с собой только самое необходимое и то, что будет напоминать мне о Джоше: пару потрёпанных книг о буддизме, чётки и его фотографию; но в итоге понял, что с ним у меня ассоциируется буквально каждая мелочь. Меня привела в ужас мысль, что скоро всё это покроется пылью, а затем и вовсе придёт в упадок. Как наяву я увидел – сначала начнёт протекать крыша, потом подломятся высокие сваи, дом осядет и даст крен, полопаются окна, лоскутьями с него слетят остатки крыши, рассыплются в труху доски пола и в конце останется только кучка прогнивших брёвен, скрытых бурьяном. Никому и в голову не придёт, что когда-то здесь было чьё-то уютное жилище. «Так, должно быть, будут выглядеть отблески моего счастья», – подумалось мне, и я попросил Рэя сжечь дом, но он сказал: – Боюсь, это привлечёт к нам слишком много внимания, Зак. Давай всё оставим, как есть. И мы уехали. Почему я так сильно ко всему привязываюсь – к Джошу, к этому дому? Я как младенец, которому забыли отрезать пуповину. Всегда буду думать о том, чтобы сюда вернуться, и надеяться, что войду и увижу его снова. На всей земле больше нет места, которое связывало бы меня с Джошем так, как этот дом. Дом моего разбитого сердца. Мне стало дурно, когда за окном мелькнул знак с перечёркнутым названием единственного города, что я помнил. Рэй вынужден был остановиться и ждать, пока меня не перестанет выворачивать от рвоты. Бесконечные мили дороги с бесчисленными вышками электропередач вдоль обочины мы проехали в полном молчании. А потом со мной случилась беда. Я не мог назвать это по-другому. Именно беда. Я догадывался, что со мной и что за этим последует. Джош немало времени потратил, чтобы объяснить, что такое течка и как она проходит. Только сейчас со мной больше не было Джоша, а был мужчина, с которым спал Джош. Последний мужчина, которого я хотел бы видеть возле себя в этот момент. Я не желал меняться, не желал становиться таким, как Джош – не принадлежащим самому себе, но самое главное – не было такого альфы, которому я мог позволить до себя дотронуться. В низу живота тянуло, кровь усиленно приливала к члену, и я с ужасом ждал момента, когда потечёт смазка и моё состояние станет очевидным. Я закрыл глаза и постарался представить, что лежу на мягкой траве, а ветер уносит прочь запахи: мои, чужие, все. А потом меня скрутило от спазма, прошедшего по позвоночнику и растворившегося в паху. Рэй притормозил у обочины и, не поворачиваясь ко мне, сказал: – Зак, ты только не волнуйся. Всё будет хорошо. Его слова окончательно вывели меня из себя. Хорошо уже не будет. Прежде чем он сумел мне помешать, я выскочил из машины и побежал к ближайшей вышке. Вот же оно – решение, стучало у меня в голове, как только я раньше об этом не подумал? Если мне хватит сил залезть повыше и сломать себе шею – всё закончится. Но меня скрутил второй спазм, гораздо сильнее первого, и я упал. – Позволь мне помочь тебе, Зак, успокойся, пожалуйста! – Рэй подхватил меня и попытался вернуть назад в машину, но я завизжал и принялся извиваться, как будто он прикоснулся ко мне не голыми руками, а раскалёнными прутьями. – Отвали от меня! Убери свои чёртовы руки! Или теперь… ты хочешь меня вместо Джоша?! Сделай милость, сначала придуши… чтобы я ничего не чувствовал! – Я не трону тебя, Зак. У меня есть Es-блокаторы. Это плохой выход для первого раза, очень плохой, но ничего не поделать. До ближайшего города осталось всего пару миль, просто потерпи немного. Легко сказать «потерпи», это было ужасно. Мне безумно хотелось хотя бы подрочить, безотлагательно достать из тесных штанов свой член и сбросить напряжение. Уже было наплевать, если Рэй будет смотреть, или даже если он сам это сделает. Придавит меня к земле и начнёт считать: раз – срывая с нас одежду, два – пассажир застрял безнадёжно, ему уже не выбраться, три – между ног так мокро и горячо… машина взрывается, погребая под собой своего незадачливого пассажира задолго до того, как он досчитает до пятнадцати. Я застонал, прикрыв руками пах, по которому расползалось мокрое пятно, и кончил только от одной мысли о том, как это могло бы быть. – Зак, я положу тебя на заднее сиденье. Я не буду смотреть. Ты не должен меня стесняться, понимаешь? Это естественный процесс, просто так случилось. В этом нет ничего стыдного и страшного. Вот, проглоти это, – Рэй положил мне на язык маленькую капсулу и дал запить воды, – потерпи, скоро станет легче. Он говорил что-то ещё, но мои мозги словно выключились. Джош предупреждал, что в первый раз всё происходит именно так. Я лежал, стащив штаны до самых колен, и мне было реально насрать, что видит Рэй в зеркале заднего вида и, тем более, что он слышит. Всё, чего мне хотелось, – засунуть что-нибудь себе в задницу, и я кусал губы, борясь с искушением попросить у него это самое «что-нибудь». В моей голове, заглушая шум мотора и дороги, звучали ритмичные «и-ить-тук, и-ить-тук», которые я слышал, когда сидел на пороге спальни Джоша. В какой-то момент я даже отчётливо услышал его голос и бессвязное похотливое бормотание. Только кончив в собственный кулак, я понял, что это были мои собственные стоны. Когда Рэй остановился и открыл заднюю дверь, я был словно в тумане. Лежать перед ним, сверкая задницей, было чудовищно стыдно, но не могло быть и речи о том, чтобы снова впихнуть себя в узкие и мокрые от смазки штаны. Он в пару мгновений вытряхнул меня из них и завернул в одеяло. Придерживая меня за талию, Рэй положил перед администратором придорожной гостиницы кредитку, которую тот, одобрительно присвистнув, обменял на ключи. Кровь бросилась мне в лицо, и захотелось провалиться на месте, когда я подумал о том, как всё это выглядит – мелкий течный омега и альфа, снимающий номер на ближайшие несколько дней. Едва Рэй принёс меня в номер, начался следующий приступ. От болезненного спазма меня выгнуло дугой. – Боже, мне нужен член, – простонал я и тут же сам на себя разозлился. – Когда уже подействуют твои чёртовы пилюли?! Голова раскалывалась, и я чувствовал сильную слабость, в глазах постоянно темнело. – Они уже действуют. – Да-а?! – я расхохотался и потом вырубился. Очнулся я уже в постели и совершенно голый. Мокрая простыня комом лежала в ногах. Es-блокаторы наконец-то начали действовать. Я снова мог думать головой, а не задницей. Зря Джош говорил, что Es-блокаторы – это зло и отрава. Жуткая невыносимая похоть уменьшилась до самой обычной, когда было достаточно просто подрочить, чтобы получить разрядку. Мне хотелось пить и ещё – сухую простынь. Рэй принёс мне всё, что я просил, и я провалился в глубокий сон без сновидений. Когда я проснулся, он лежал рядом, одетый и застёгнутый на все кнопки. – Почему ты меня не трахнул? – А надо было? Он с таким искренним ужасом посмотрел на меня, что мои губы невольно растянулись в улыбке, в первый раз с тех пор как ушёл Джош. Отчего-то я испытал облегчение. Всё было правильно. Рэй – хороший альфа, самый лучший из всех, что я видел в своей жизни. Очень хороший, просто не мой. – Спасибо, Рэй. – Всегда, пожалуйста, Зак.

***

Покинув Хоупвиль, мы с Рэем объехали более десяти общин, каждая из которых была ещё более убогой, чем предыдущая. Обычно проходило не больше пары месяцев, прежде чем мы собирали вещи и ехали искать новое пристанище. Рэй работал в автомастерских, на заправках, фермах – везде, где только представлялась возможность. Я сидел у него на шее. Несколько моих попыток найти работу и тоже вносить свой вклад в общую копилку едва не кончились плачевно не только для меня, но и для Рэя. После этого мы больше не рисковали. Местные не понимали, почему меня нельзя трогать, более того, они не понимали почему я не хочу, чтобы меня трогали. Порядки в общинах были на редкость консервативные. Омеги должны были сидеть дома и воспитывать детей. Если они и работали, то только в семейном бизнесе и окружённые бдительными родственниками или кучей прочих защитников. Не понимаю, как Джош всё это разруливал, да ещё и в одиночку. Словом, отведав такого сомнительного внимания и оценив свои перспективы, я окончательно пристрастился к Es-блокаторам. Чувствуя первые симптомы течки, я заранее закидывался таблетками, и процесс проходил почти незаметно как для меня, так и окружающих. Рэй пытался строить из себя Джоша – читал нотации о том, какое зло я с собой творю, угрожал, что сам подыщет кого-то подходящего. После того, как я дал понять, что наложу на себя руки, если кто-нибудь из этих Джеков, Люков или Ларри меня всё-таки «осчастливит», он сдался, взяв с меня обещание, что как только мы обоснуемся где-нибудь надолго, я постараюсь решить свою проблему без таблеток. Наверное, я родился бракованным, меня выворачивало от мысли, что кто-то протянет ко мне свои лапы, пусть я хоть трижды буду изнывать от похоти. Я пытался представить, что это мог бы быть Рэй, к нему я хотя бы привык. Но прислушавшись к себе, понял, что с ним это будет ещё хуже – нечто вроде инцеста. Мне до сих пор было не по себе, когда я вспоминал свою первую течку, хотелось провалиться под землю или стереть Рэю память. Время, проводимое в четырёх стенах, тянулось уныло, и тратил я его, как правило, бездарно. Чтобы хоть чем-нибудь себя занять, я стал тренироваться – отжимания, приседания, а если Рэй составлял мне компанию, то пробежка с утра пораньше. Ещё одна вещь, которая мне нравилась в Es-блокаторах – способность обрастать мышцами. Конечно, стать похожим на альфу мне не грозило, но вот разжиться мускулатурой, которая позволяла подтянуться на турнике хотя бы раз двадцать – это да. Перед сном я расстилал циновку Джоша и медитировал. Своим покровителем я выбрал Шиву – Бога очистительного разрушения. Всё, о чём я просил его – дать мне внутренний покой, чтобы жить дальше. Последняя община, где мы с Рэем остановились, называлась Либерти Хилл. Не хуже и не лучше прочих, но там я познакомился с братьями Адамс – Гэри и Генри. Либерти Хилл как две капли воды напоминал Хоупвиль. Когда мы с Рэем зашли позавтракать в придорожное кафе, мне даже показалось, что я вижу Джоша, который идёт к нам, чтобы принять заказ. Разумеется, это был не Джош, просто какой-то парень, даже отдалённо на него не похожий. Есть мне, разумеется, расхотелось. Я сидел, ковыряя в тарелке свой омлет, и ждал, пока поест Рэй. Моё настроение можно было исправить только чем-то из ряда вон выходящим. Странно, но как раз это и произошло. Колокольчик на входе тренькнул, и в кафе вошли два омеги чуть старше меня самого. Я не хотел откровенно пялиться, но ничего не мог с собой поделать. Это были близнецы. Кожа на их руках от плеч до самых ногтей была покрыта замысловатыми татуировками, на висках был выбрит геометрический узор. Глаза, густо обведённые чёрной подводкой, смотрели сквозь меня и прочих посетителей. Одеты они были в свободные тёмные афгани, обтягивающие майки без рукавов и лёгкие открытые сандалии. Эти двое выглядели так круто, что я невольно залюбовался. В сравнении с ними я показался себе такой унылой деревенщиной, что первый раз в жизни мне захотелось что-то в себе поменять. Я обвел глазами сидящих вокруг альф и решительно ничего не понял. Никаких заигрываний, улюлюканья и пожирания глазами. Даже на мою персону, облачённую в бесформенные тряпки, и то больше внимания пришлось, и это когда со мной рядом был Рэй. Один из близнецов поймал мой блуждающий взгляд и вдруг улыбнулся, подмигнув мне, а потом высунул кончик языка и дотронулся до верхней губы. Это выглядело бы грубо и пошло, сделай так альфа. Но от омеги подобная выходка воспринималось просто как шалость. Второй, сидевший ко мне спиной, тоже развернулся и принялся беззастенчиво меня разглядывать, пока я заливался краской до самых корней волос. «Куда мы попали? Меня клеят омеги? Что вообще происходит?» Тем временем Рэй закончил со своим стейком и собрался рассчитаться. – Привет, – сказал тот, что подмигивал, и сел рядом со мною, – недавно в Либерти Хилл? – Привет, только что приехали, – выдавил я из себя. – А надолго? – спросил второй близнец, усаживаясь с другой стороны. Я пожал плечами и посмотрел на Рэя в поисках поддержки. – Может быть. Если получится устроиться. – Работу ищешь? – поинтересовался тот, что сидел слева от меня, и, не дожидаясь ответа, предложил: – Джеку нужен механик. Зайди к нему, только прямо сейчас. После одиннадцати он уедет за запчастями и назад вернётся не раньше, чем через неделю-полторы. Вон он, около мастерской, возле своего пикапа стоит. Рэй посмотрел на меня, спрашивая взглядом: «Подождёшь?», – я прикрыл веки, что значило «да, конечно». Когда он встал и вышел, близнецы синхронно прижались ко мне по бокам и прошептали: «Кла-а-а-с-с». Я поёжился. Мне было одновременно неловко и жутко приятно в их обществе. – Я Гэри, – сказал тот, что подмигивал. – Я Генри, – сказал второй. – Кла-а-а-с-с, – протянул я, копируя их манеру. – Я Зак. Они весело рассмеялись. Рей получил работу, и мы решили снять номер в мотеле, пока не подыщем что-нибудь подходящее для себя. Ближе к вечеру Гэри и Генри пообещали мне устроить экскурсию по Либерти Хилл. Когда я спросил у Рэя, что он о них думает, его ответ огорошил меня. – Я буду только рад, если у тебя появятся друзья. Общайся, наслаждайся жизнью. Понимаешь, есть вещи, о которых лучше говорить и лучше делать со сверстниками. И вот ещё что… если будете пить, ты не увлекайся слишком. – Рэй, ты чего? Ты в своём уме? – Пить… вот скажет тоже. С этим в общинах было ещё строже, чем с работой для омег. Альфам пить не запрещалось, но и не поощрялось, конечно. Я видел пару раз несколько альф, едва державшихся на ногах и горланивших похабные песни. То ещё зрелище. В общем, альфы могли себе такое позволить, у них жизнь тяжёлая, вечный стресс. А у омеги что? Ничего. Сиди себе и жди. Можно бусы на шею для красоты повесить. Радуй своего альфу и не высовывайся. – Где мы сможем достать спиртное? – Просто будь осторожен, Зак. Это не самый хороший способ расслабиться, но лучше так, чем потихоньку выгорать изнутри. Близнецы, как и обещали, объявились где-то около шести. Заверили Рэя, что выгуляют меня и в целости вернут обратно. Он отпустил. Даже как-то слишком легко. Обойти весь Либерти Хилл вдоль и поперёк заняло не больше пары часов. После этого я был в курсе не только «что и где», но и «кто с кем» и даже с некоторыми шокирующими подробностями. В завершение осмотра мне продемонстрировали самую главную достопримечательность – «Тату-салон братьев Адамс». Вывеска, установленная прямо на земляном холме, зловеще светилась красным. Сам же салон оказался подземным бункером, в который вёл видневшийся из-под земляной насыпи бетонный рукав с массивной металлической дверью. – Ого, – выдохнул я, испытывая больше шок в связи с предстоящим посещением этого подземелья, чем восхищение. – И по совместительству наша берлога, – похвастал Генри. После недолгого общения с близнецами я научился их различать. Это оказалось нетрудно: Гэри, как правило, начинал, а Генри подхватывал. Движения одного были более порывистыми и нетерпеливыми, другого напротив – плавными и размеренными. Одинаковые татуировки, стрижки и вкус в одежде могли, конечно, ввести в заблуждение, но если абстрагироваться от статичной картинки, то спутать их было невозможно. Они были совсем разными. Мы зашли внутрь, и я услышал, как за моей спиной громыхнул засов. Скудное освещение и мрачные бетонные ступени, ведущие к ещё одной металлической двери, вызывали лёгкую тревогу. – И что, много желающих набить себе партак? – поинтересовался я. – Хватает, – ответил Гэри, открывая следующую дверь, – но на самом деле тату-салон – это больше хобби. Больших денег он не приносит. Очутившись внутри, я почувствовал себя легче. Помещение было довольно просторным и выглядело комфортным и уютным. В центре стояли огромный диван и низкий столик, заваленный мелким хламом, немного в стороне – массажная кушетка и пара вращающихся стульев. Одна каменная стена была разрисована граффити, а та, что напротив, полностью состояла из зеркальных квадратов. В самом дальнем конце комнаты была организована небольшая кухня. – Здорово у вас здесь. Генри подошёл к холодильнику и вынул оттуда три банки безалкогольного мохито, а Гэри с наслаждением плюхнулся на диван и похлопал рядом с собой, приглашая меня сесть. – Ну, рассказывай, – велел Гэри, едва я сел. – Что рассказывать? – не понял я. – Да всё, – улыбнулся Гэри. – Кто ты, откуда, как занесло в Либерти Хилл и что за альфа с тобой? Я смутился. Мне тоже много о чём хотелось их расспросить, а для этого, видимо, нужно было что-нибудь рассказать о себе. – Меня зовут... – тут я осёкся. По новым документам, которые Рэй сделал нам ещё до отъезда из Хоупвиля, мы с ним были Каем Рэйнером и Заком Эвансом. Но я так и не привык представляться без запинки, – Зак Эванс. Я так часто переезжал, что толком, наверное, ниоткуда. Мы…с Каем ищем место, где можно было бы обосноваться. – Так-так, – разочарованно протянул Гэри, – не любишь болтать о себе? Жаль, конечно, здесь так скучно. – Тогда, может, просто расскажешь какую-нибудь интересную историю? – предложил Генри. – Если ты много ездил, значит, ты много видел. А ты бывал в больших городах? Я отрицательно покачал головой. Интересных историй у меня тоже не было. – Ну, не расстраивайся ты так, – Гэри дружески похлопал меня по колену и улыбнулся. – Тогда, может, ты сам хочешь что-то спросить? Ты так смотрел на нас сегодня утром, будто пришельцев увидел. Предложение было очень заманчивым. Я хотел знать, как им удаётся чувствовать себя в компании альф так легко. Если бы я прошёлся в таком вызывающем наряде даже в сопровождении Рэя, боюсь, это бы плохо кончилось. Однако спросить об этом означало направить беседу в опасную интимную плоскость, а откровенничать на эту тему мне пока совсем не хотелось. – Ну же, Зак, – подбодрил меня Генри, – мы не кусаемся. – Я смотрел, потому что это красиво, – почти не соврал я. – Я раньше не встречал людей с такой необычной внешностью. – А что именно тебе понравилось? – спросил Гэри. – Да всё, – пожал я плечами. – Как уложены волосы, а ещё ваша одежда и татуировки. – Правда? – расцвёл Генри. – А хочешь, мы с тобой тоже поработаем? – Соглашайся, Зак. Мы из тебя конфетку сделаем, – Гэри поставил свою банку на стол и, положив руки мне на плечи, принялся внимательно разглядывать. – Насчёт татуировок лучше повременить, ты должен точно знать чего хочешь, а вот подстричь я могу тебя прямо сейчас. – Сейчас? – опешил я. Не то чтобы я сильно переживал за конечный результат, просто это было неожиданно. Я никогда не думал о том, как бы мне хотелось выглядеть. – Идём, – Гэри потащил меня к зеркальной стене и усадил на вращающийся стул. – Вот посмотри, что бы ты хотел там увидеть? – Не знаю, – совсем растерялся я. – Ну, как в твоём представлении выглядит омега, которым тебе хотелось бы стать? Я посмотрел на своё отражение, и у меня перехватило дыхание. Единственным омегой, которого я хотел видеть всегда и везде, пусть даже просто глядя в зеркало, был Джош. Многие говорили, что я немного похож на него. Джош обычно сам подстригал меня, оставляя длину чуть ниже плеч. Он любил перебирать и расчёсывать мои волосы. Из-за них он называл меня солныш. От этих воспоминаний внутри всё сжалось. Какой я теперь солныш? Я мёртвая, выжженная горем пустыня. И я понял, что хочу вытравить мёд и карамель, все эти тёплые и сияющие цвета, которых во мне на самом деле больше нет. – Я хочу чёрные волосы. – Ты уверен, Зак? – Гэри с сомнением посмотрел на моё отражение. – У тебя такой красивый контраст – тёмные глаза и светлые волосы. Может, давай для начала просто немного уберём всё назад и откроем лицо? – Я уверен. – Ну, хорошо, – согласился Гэри, – чёрный, так чёрный. Я кое-что добавлю от себя, но думаю, в целом тебе понравится. Снимай верх, сейчас дам тебе что-нибудь накинуть. Эй, Генри, мне кажется, или потолок сверху давит? А давайте-ка абсента для вдохновения? Что скажешь, Зак, хочешь немного расслабиться? Вот оно, то, о чём говорил Рэй. Теперь понятно, почему я никогда не видел «расслабленных» омег. Они прячутся в подземных бункерах и грешат, показывая свою слабость только друг другу. – Хочу, – ответил я и, вспомнив предупреждение Рэя, добавил: – Совсем немного. – По-другому и не получится, – Генри поставил на стол бутылку, на которой красовалась воздушная зелёная фея, заполненную не больше, чем на треть, – максимум по две стопки на каждого. Остатки роскоши. Приготовишь, Гэри? Гэри скинул со стола хлам и достал низкую колбу с носиком, на который крепилась гибкая трубка, маленькую стопку, три обычных стакана и зажигалку. Генри тем временем принёс яблочный сок и сахар. – Отлично. – Гэри отмерил стопкой сок и разлил его по стаканам. После принялся за абсент, треть стопки вылил в колбу и покрутил её, пока жидкость не смочила стенки, потом таким же способом добавил сахар, аккуратно вылил остатки абсента и поджёг. Продолжая вращать колбу, он дал жидкости немного погореть, затем закрыл её крышкой и огонь погас. Полученный напиток вылил в стакан с соком и протянул его мне. Я зажмурился и выпил. На вкус это оказалось редкостной гадостью. Не успел я прийти в себя, как Гэри поднёс колбу с трубкой к моему носу. – Теперь вдохни. Я послушно втянул пары и, прислушиваясь к ощущениям, откинулся на спинку дивана. Тем временем Гэри повторил свои манипуляции, приготовив коктейль для Генри и для себя. – Что ты чувствуешь, Зак? – спросил Генри, положив мне руку на грудь. – Тебе хорошо? Хорошо ли мне было? Пожалуй, да. Голова стала ясной, тело лёгким, а сердце почти бесчувственным. – Да, – признался я. – Улётно. Теперь потолок сверху практически не давит. Близнецы одобрительно рассмеялись. – Может, всё-таки одумаешься насчёт чёрного? – спросил Гэри и запустил руки мне в волосы. Я хотел сказать «нет», но так и замер с раскрытым ртом, потому что его губы очутились рядом с моими. Гораздо ближе, чем это позволяли приличия. Они казались такими мягкими и нежным и я неосознанно дотронулся языком до своей верхней губы, повторив шалость, которую он проделал в кафе. – Так и думал, – Гэри улыбнулся и обхватил ладонями моё лицо, а потом я почувствовал его губы на своих губах, – я тебе нравлюсь, так что… стрижка на сегодня отменяется. Он прижался ко мне всем телом, и его язык оказался уже у меня во рту. Такого я не ожидал. Совсем не ожидал. Может так действует абсент? Наверное, со стороны я был похож на замороженного истукана. Не мог ни отпрянуть, ни принять поцелуй. – Нет? – прошептал Гэри, глядя в мои широко распахнутые глаза, а потом положил мои ладони себе на ягодицы и пару раз вильнул бёдрами. – Ты никогда не тискался с омегой, Зак? «Нет, господи, у меня этого и в мыслях никогда не было. Рэй настаивал, чтобы я разобрался со своими тараканами, но кажется мои тараканы только что мутировали», – эти мысли на мгновение оглушили меня, а потом я испугался, что Гэри передумает или скажет, что это была просто шутка. – Ни-никогда. Генри прижался ко мне сзади и провёл языком по выступающим позвонкам. Я не мог подпустить к себе альфу, но ласки омег не вызывали никакого протеста. Или может, дело было конкретно в этих двух омегах? – Устроим масляную вечеринку? – прошептал Гэри и снова поцеловал меня, позволив перехватить инициативу и исследовать его рот так, как этого хотелось мне. Я бы ни за что не отлип от него сам, но Генри потянул мою футболку вверх, и я отстранился, подняв руки и позволяя раздеть себя. Майка полетела прочь, следом штаны и бельё. Они снимали одежду с меня и друг друга с голодным нетерпением, не чувствуя ни скованности, ни смущения. Скорее прикоснуться, попробовать на вкус, прижаться и полюбоваться красотой чужого тела. Их бесстыдство оказалось заразным. – Что значит «масляную»? – выдохнул я, чувствуя, как возбуждение наливается тяжестью в паху. – Сейчас увидишь, – Гэри потянул меня к дивану, попутно сбрасывая с себя остатки одежды. Он лёг на спину и раскинул руки мне на встречу, предлагая устроиться сверху. Я прижался к нему, ощущая, что плыву, растворяюсь в тепле чужого тела, руках и ногах, опутавших меня. Мой язык уже не принадлежал мне, чужой вкус будил голодное нетерпение, заставляя кровь жарко бежать по венам. Гэри казался мне изумительно вкусным. Я пробовал его кожу, прихватывая губами или немного прикусывая, оставляя слабые розовые отметины, пока не уткнулся носом в его пах с аккуратным небольшим членом. Я лизнул его, а потом, обхватив губами, взял в рот. – Ох, За-а-ак, – простонал Гэри, и в тот же миг мне что-то капнуло на спину меж лопаток, а потом ещё и ещё. Я выгнулся и почувствовал, как тонкий ручеёк стекает по ложбинке вниз. Пахло чем-то приятным – пачули и ванилью, кажется. – Что это? – Ничего особенного, витамины и немного эфирных масел, – на спину мне легли тёплые ладони Генри, скользнули вниз и накрыли пах, заскользили по члену, заставив меня застонать. Я обернулся и потянулся за поцелуем. Если Гэри легко уступал, то Генри не спешил сдавать занятые позиции, едва он чувствовал слабину, сразу шёл в наступление и поцелуй с ним превращался в маленькое противостояние. Гэри щедро плеснул масла на грудь и живот Генри, а потом и мне. Мы принялись растирать друг друга, и я уже не понимал, где и чьи руки и губы. Возбуждение стало практически болезненным, дыхание сбилось, а потом я услышал, как Гэри сказал: – Вставь мне, Зак, – он лёг на спину и подхватил себя под колени, раскрываясь передо мной. – Давай же. Можешь особо не нежничать. Я покачал головой, погладил его от стоп до коленей и снова замер. У меня сердце о рёбра бухалось. Как я мог не нежничать? Мне хотелось каждый изгиб, каждую впадинку его на вкус попробовать и запомнить. Я его тело как своё чувствовал. Просто вжимаясь пахом в пах, кожа к коже, от одних поцелуев мог кончить. У меня ум за разум заходил от одной мысли о том, что я могу оказаться внутри него. – Шшш, всё хорошо, – пока я в нерешительности завис над Гэри, Генри накрыл меня своим телом, и до боли стискивая мои ягодицы, потёрся членом. Я оказался зажат между двух разгорячённых, скользких от масла тел, близнецы тянули меня каждый на себя. Я даже не успел понять, когда Гэри направил мой член в себя, и я оказался во влажном, тесном плену его бёдер. Мне хотелось снова найти губы Гэри, успокоить своё рваное дыхание их вкусом, но Генри не позволил этого сделать. Он взял меня за волосы и потянул, разворачивая лицом к себе. – Ты такой красивый, Зак. Его поцелуи задавали ритм, а руки блуждали по моему телу, глуша все звуки, кроме тока крови по венам. Пальцы Генри скользнули между моих ягодиц, покружили вокруг ануса и толкнулись внутрь – один, второй, третий. Губы Гэри наконец-то встретились с моими, и я понял, что мы почти синхронно стонем друг другу в рот. Мой мозг плавился и от горячего дыхания, обдававшего шею сзади, бежали мурашки. Генри вытащил пальцы и отстранился на миг, а потом приставил член к моему заднему проходу, и, плавно качнувшись вперёд, вошёл в меня. Мир сузился до молота и наковальни, между которыми я оказался. Неважно, кто был сейчас снизу, близнецы выжимали и пили меня, как перезревшую виноградную гроздь. Меня вело от их запаха, жадных ласк и бесстыдных стонов. Я был на пределе, под веками взрывались салюты, и болезненно сжималось сердце. Я смутно видел, как Гэри запрокинул голову и часто хватал ртом воздух, а потом сжал меня, и белесая струя выплеснулась ему на грудь. Сдерживаться больше не было сил. Прежде чем я кончил, мне вдруг представилось, что я попал в объятия древнего многорукого божества. Или я сам был им? Наши движения были танцем, стирающим границы между нами – нашей кожей, мышцами, даже между нашей внутренней сутью. Впервые после ухода Джоша мне не хотелось тихо выть от одиночества.

***

Проснулся я резко, как будто упал в собственное тело, и от пружинящего удара вскинулся вперёд. Абсолютная темнота, царившая вокруг, оглушала, дезориентировала. Страх сдавил мне грудь и высушил горло. «Ш-ш-ш», – услышал я, и пара рук снова прижала меня к постели. Я тяжело дышал, лёжа в капкане из чужих тел, чья-то ладонь легла мне на грудь и принялась успокаивающе гладить, чьи-то губы влажно касались моего плеча. В первые мгновения я не мог понять, кто я и где нахожусь – человек или клубок змей, спящих в тёплой норе. Непроницаемая тьма стирала границы тел и обостряла чувства. Если бы я проснулся здесь один, то спятил бы от ужаса. Постепенно сознание и ясность вернулись ко мне, и вдруг меня как будто током ударило – бедный Рэй, что он подумал, когда я не вернулся? Я был так занят собой, что позабыл обо всём на свете. Долго ли он ещё будет опекать меня? Может быть, уже совсем скоро в моей жизни настанет день, когда он, как и Джош, решит оставить меня. По моим щекам потекли слёзы, и грудь сдавило от рыданий. А потом кто-то – то ли Гэри, то ли Генри коснулся моего лица, вытирая мокрые щёки, а другой запустил пальцы мне в волосы и прижал мою голову к своей груди. К спине, повторяя контуры тела, прижался один из близнецов, и я снова почувствовал лёгкие поцелуи в шею и плечи. Нежась и лаская друг друга, мы провели ещё несколько часов. Когда я вернулся в мотель и застал там Рэя, собирающегося на работу, совесть меня в конец измучила. Мне казалось, что я краду его жизнь. Зачем ему помогать мне? Он мог передать меня людям из корпорации, получить положенное вознаграждение и жить спокойно и припеваючи вместо того, чтобы скитаться вместе со мной по захолустью. – Рэй, – я подошёл к нему и обнял сзади, сомкнув руки на его широкой груди. Он накрыл мои руки своими, и мы так постояли минуту. – Ты оказался прав, они действительно славные. Мне было хорошо с ними. Не сердись на меня, ладно? Я совсем потерялся во времени. – Славные, – согласился Рэй. – Не сержусь, просто беспокоился. – Прости. – Сегодня опять уйдёшь? – Может быть. – Мне очень хотелось снова вернуться к Гэри и Генри, но не хотелось оставлять Рэя в одиночестве. – В любом случае я дождусь тебя с работы. Рэй отстранился. – Зак, ты не подумай, что я лезу не в своё дело или хочу тебя в чём-то ограничить, но прошу тебя, будь осторожен. – Буду, – пообещал я. День ушёл на то, чтобы разобраться с нашими вещами, привести в порядок, отправить в стирку, кое-что починить. Вечером мы с Рэем поели в кафе и вернулись в мотель. Я рассказал ему об экскурсии по Либерти Хилл, которую устроили мне близнецы. Так что вечером, когда они зашли за мной, он почти со спокойным сердцем отпустил меня с ними. Гэри спросил, не передумал ли я насчёт того, чтобы «обратиться в чёрный», и я ответил, что в моей жизни сейчас как раз самое время для чего-то кардинального. А Генри хотел знать, что я решил насчёт татуировки. Я признался, что не думал об этом, но он сказал, что это отлично, потому что у него уже есть эскиз для меня, который мне непременно понравится. Близнецы принялись за дело, а я предвкушал перемены с едва ли не священным трепетом. Когда всё было готово, мне страшно не терпелось добраться до зеркала и увидеть что же у них получилось, но Гэри ухватил меня за край свитера и, придирчиво осмотрев с головы до ног, высказался: – Зак, тебя просто необходимо переодеть, иначе эффект будет не полным. – У меня вся одежда такая. – Вот, – Генри вручил мне аккуратно сложенную стопку, – нам с Гэри они уже маловаты, но тебе будут в самый раз. – Ну, даже не знаю… спасибо, – ответил я, принимая одежду и испытывая ужасную неловкость. Раньше мне было совершенно наплевать и на свою внешность, и на одежду. Чем более неприметным я был, тем спокойнее себя чувствовал. Но, по-видимому, в глазах близнецов, я выглядел совсем как сирота несчастная. Меня это задело. Рэй говорил, что Джош является наследником большого состояния, а я – его сын – вынужден сидеть на чужой шее и носить одежду с чужого плеча. – Не тушуйся, Зак, – улыбнулся Гэри. – Нам с Генри это тоже в удовольствие. Мы ведь, по сути, до сих пор большие дети, играющие в куклы, а такой красивой, как ты, у нас никогда не было. – Я не кукла, – меня бросило в краску. – Нет, конечно! – сразу же замахал руками Гэри. – Прости, Зак! Не слушай меня, я тупо выразился! – Он хотел сказать, что ты нам сильно нравишься, и нам постоянно хочется что-нибудь для тебя делать. Генри выглядывал из-за спины Гэри и две пары озабоченных глаз всматривались в моё лицо, две пары рук касались меня, пытаясь вытянуть из грусти, в которую мне хотелось отступить. – Надень вот это, – Генри вытащил из стопки майку без рукавов и тёмные облегающие штаны. – И вот это, – Гэри снял свои кожаные браслеты и надел их на мои запястья. Он целовал меня, не выпуская из рук моё лицо, пока я не сказал, что совсем-совсем не обижаюсь. В конце концов я переоделся в выбранные Генри одежды. Гэри накрыл мои глаза ладонями и повел к зеркалу. Когда он убрал руки и я увидел своё преображение, то не смог удержаться от накатившей слабости. Я не ожидал, что сходство между мной и Джошем проявится так сильно. Вместо привычного себя я увидел Джоша, увидел точно наяву, словно он смотрел сквозь меня потемневшими от страсти глазами и говорил: «Зак, иди один, меня не жди, вернусь поздно». В такие моменты мне больше всего на свете хотелось взять его за руку и увести домой. Я попятился от отражения, и оно, отвечая мне взаимностью, пугливо вскинуло руку ко рту и отвернулось. Сидя на полу и размазывая по лицу слёзы, я трясся от беззвучных рыданий. Первым ко мне подошёл и обнял Генри. – Он, он… бросил меня, – слова булькали и застревали у меня в горле. Я хотел извиниться и объяснить, что моя истерика была не от того, что они плохо постарались, а напротив, а от того, что слишком хорошо. – Я скучаю по нему.

***

Тогда я снова остался у близнецов, которые устроили мне вечер утешений, и тогда же обзавелся своей первой татуировкой – черно-белым лотосом в основании шеи. Генри сказал, что этот цветок – его пожелание мне: «Утром лотос из мутной болотной воды всегда возвращается к солнцу. Пусть в твоей жизни обязательно будет такое солнце, под которым ты будешь сиять и раскрываться». А на следующий день я первый раз видел Рэя пьяным. Раньше мне казалось, что только я испытываю боль от потери. Рэй выглядел непрошибаемым. Он принимал всё происходящее с непостижимым философским спокойствием. Оказалось, моё волшебное превращение в человека, которого он всё ещё любит (теперь я был в этом уверен), выбило из колеи не только меня. Когда на тебя кто-то смотрит вот так, а ты ничего, совсем ничего не можешь для него сделать – это очень больно. Я чувствовал себя ужасно виноватым перед ним и снова сбежал в подземелье к близнецам. Мне было стыдно за то, что я нашёл там утешение, а он остался в неуютных стенах мотеля совсем один. Я был почти согласен остричься наголо, если бы это вернуло его спокойствие. Вот только каждый раз глядя в зеркало, я отступал, мои руки безвольно опускались. Я снова мог видеть Джоша и не хотел отпускать его, даже ради Рэя. Остальные татуировки от братьев Адамс покрыли всю внутреннюю сторону моих предплечий. Теперь их украшали черепа и мантры на санскрите. Близнецы были довольны, я тоже. Проводить время в их компании стало отдушиной, позволявшей не двинуться умом от одиночества и скуки. Пусть я почти ничего не рассказывал о себе, зато они отвечали на любые мои вопросы. Например, объяснение тому, что так удивило меня при первой встрече – их независимость в обществе альф – оказалось банальным. – Чего проще, Зак, мы спим с Джеком МакГи. Ему формально принадлежит Либерти Хилл, поэтому нас не трогают. Чревато, понимаешь ли. Я сразу вспомнил того приземистого альфу с крупным красноватым лицом и залысинами, к которому спешил Рэй, чтобы устроиться на работу. – Ой, Зак, фу таким быть, – укорил меня Генри, – с лица воды не пить! Если у альфы в голове и в штанах всё в порядке, это самое главное. – А он, случайно, не свернёт мне шею, когда вернётся… ну, и если узнает… – я замялся, – что вы наставляли ему рога… со мной? Близнецы покатились со смеху, но вот мне стало как-то совсем не по себе, когда я представил сцену: ревнивый альфа вернулся из командировки и я – герой-любовник, сижу, прячась в шкафу. – Какая чушь, какие рога, о чём ты? – Гэри вытер слёзы и попытался успокоиться, но, не сдержавшись, заржал снова. – Так это что, в порядке вещей здесь? – удивился я. – Ты как маленький, Зак, как можно серьёзно ревновать к омеге? Альфа может ревновать только к альфе. Наши обжимашки, просто невинные шалости в промежутках между течками. Но вот во время течки омеге нужен альфа со своим большим членом и узлом. Ты знаешь, как может завестись альфа, когда видит, как тискаются два омеги? Это просто нечто, – мечтательно выдохнул Генри. – Ясно, – я узнал всё, что хотел, и мне совсем не улыбалось продолжать разговор об альфах и течках. – Кстати, Зак, раз уж об этом зашла речь, тебе стоит кое-что узнать, – Гэри внимательно посмотрел мне в глаза. – Ты в курсе, что Рэя здесь не особо жалуют? Это плохо. Случись какая заварушка, за него никто не вступится, пальцем не пошевелит, даже если правда будет на его стороне. В местах, подобных Либерти Хилл, опасно быть одиночкой. Я знал, что Рэя не жаловали не только в Либерти Хилл, а везде, где мы останавливались. Я не понимал, почему, но ничего не мог с этим поделать – только мысленно сжечь всех этих злопыхателей. – Ты понимаешь, что это из-за тебя? – Что? – мне показалось, я ослышался. – Омег слишком мало, а он сам с тобой не спит и другим не даёт. Людям это не нравится. Хорошо ещё, что Бешеный Ларри пока не вернулся, уж он бы мимо тебя точно спокойно не прошёл. Ходит тут такой весь из себя Зак Эванс – вали и трахай, а нельзя, и ответ «омега не хочет» им непонятен, потому что омега обязательно хочет, хотя бы раз в четыре месяца. Кем тебе приходится Рэй? На родственников вы совсем не похожи. Признание Гэри выбило почву у меня из-под ног, я опустился на пол и закрыл лицо руками. Вот, значит, в чём дело. Я не только крал у Рэя его жизнь, я делал её практически невыносимой. – Я на Es-блокаторах. Уже почти два года. Ненавижу течку и всех альф, кроме Рэя, – выдохнул я, чувствуя себя так же отвратительно, как грешники после смерти. – Рэй мне как отец. Я ждал, пока они скажут что-то вроде «какой ужас!» или «кошмар, как ты с этим живёшь вообще», но услышал совсем другое. – Тебя кто-то обидел, Зак? Я покачал головой, и Гэри обнял меня. – Мне просто противно. Я пытался смотреть на них по-другому, но не могу. – Почему? – Не знаю, я никогда не понимал, что находят в них остальные омеги. Я вижу в альфах только изъяны. Этот лысый, тот тупой, у того ноги кривые и так далее. И они так мерзко пахнут, что меня тошнит, если кто-то подходит слишком близко. Единственный альфа, от которого меня не воротит, – это Рэй. Но с ним я тоже не могу, даже больше, чем с прочими не могу. Я впервые рассказал правду о себе кому-то ещё и, как ни странно, мне стало легче. – Никогда о таком не слышал, – признался Генри. – Но ведь с нами же тебе не противно? – Нет, с вами мне хорошо. Я ведь уже почти смирился с тем фактом, что умру девственником, поэтому, когда встретил вас… в общем, можно сказать, мне повезло. Просто подарок судьбы какой-то. – Может первый раз потерпеть, а потом легче пойдёт? – предложил Гэри. – Нет. Я скорее умру. – Тогда тебе следует знать ещё одну не очень приятную для тебя новость, Зак. Когда вернётся Джек, разговоры о тебе и Рэе перестанут быть просто разговорами. Если вы хотите остаться в Либерти Хилл, ему придётся драться за тебя, и если он всё-таки победит, ему придётся спать с тобой. Ты должен им пахнуть, чтобы не было вопросов. Меня охватила тоска – ощущение, будто на всей земле для нас с Рэем нет места. Неужели из Либерти Хилл нам тоже в итоге придётся уехать? Я поделился с Рэем этим предупреждением, но он сказал, что не нужно волноваться раньше времени. Он попробует договориться с Джеком МакГи, у него есть что предложить в обмен на протекцию. Когда я спросил, что именно, Рэй ответил: – Они торгуют кое-какими запрещёнными препаратами. У меня имеются старые связи, которые можно будет при необходимости задействовать. Там, где мне ситуация казалась отчаянной, Рэй умудрялся сохранять полное спокойствие и находить выход. Меня обрадовала его уверенность в том, что всё благополучно разрешится. Мне очень хотелось остаться в Либерти Хилл с Гэри и Генри, и я поделился с ними планом, который придумал Рэй. Генри сказал, что в принципе это может сработать, но лишь на время. – Понимаешь, Зак, был бы ты больной и страшненький – такой вариант был бы идеален, а тут, даже если ты паранджу наденешь, не поможет. Альфы так устроены – они думают, что если подкатывают к тебе свои яйца, ты должен прыгать от счастья. Тебе могут дать небольшую отсрочку, но в итоге – это дело времени. Рэю придётся постоянно отвоёвывать твоё право слать всех подальше. А он всё-таки не железный. – Это ужасно. В больших городах всё по-другому, даже… – я осёкся, потому что хотел сказать «в Хоупвиле», но вовремя прикусил язык, – даже в общинах южнее отсюда омегам живётся гораздо проще. – В городах? – переспросил Гэри. – Откуда ты знаешь, что творится в городах и как там живётся, если сам никогда там не был? В его тоне сквозило раздражение, как будто я пытался говорить о вещах, в которых не разбираюсь. По сути, так оно и было, но от чего именно разозлился Гэри, я не понимал. Мало того, я не понимал, почему они сами так цепляются за это место. В отличие от меня, за их головы не назначено щедрое вознаграждение и им не грозит перспектива оказаться в какой-нибудь лаборатории в качестве подопытного. – Я знаю, что в городах не насилуют омег, не считают их своей собственностью и не ждут удобного случая, чтобы сжить со света альфу, который не желает присоединяться к этому варварству! – я почувствовал, как Генри подошёл и обнял меня со спины, и только тогда понял, что кричу. – Может, это и так, – тихо сказал Гэри, – зато там творятся другие не слишком хорошие вещи. – Например? – я злобно дёрнул плечами. – Что может быть хуже этого? – Ты видел когда-нибудь чужаков, которые приезжают на тёмных внедорожниках? Они всегда одеваются так, будто собрались на чьи-то похороны. Если бы Генри не прижимал меня к себе, мне бы пришлось срочно за что-нибудь ухватиться. «Не попадайся им на глаза, Зак», – услышал я в своей голове голос мистера Фишборна. Я посмотрел на Гэри, который против обыкновения стоял молча, плотно сжав губы и глядя куда-то сквозь меня. – Что вы о них знаете? – спросил я. – То, что на глаза им лучше не попадаться, – ответил Генри. Гэри вздрогнул, взгляд его расфокусировался. Я никогда не видел его таким чужим и разбитым. Сейчас он напоминал мне Джоша, когда тот игнорировал меня и отказывался разговаривать. Генри разжал объятия и подошёл к Гэри, увлекая его за собой на диван. Они молчали, а я чувствовал себя настолько лишним, что не смел подойти к ним, пока Генри кивком не показал мне присоединиться. – Когда они объявились в Либерти Хилл, то назвали себя агентами, хрен там знает чего с длинным и мутным названием. Расспрашивали местных, казалось так, ни о чём – как здесь живётся, чем народ на жизнь зарабатывает. Ерунда всякая. Потом поездили по улицам с какой-то хреновиной на крыше и вроде бы убрались восвояси. А утром Либерти Хилл не досчитался тридцати четырёх омег, самых молодых и здоровых, самых красивых. То же самое случилось ещё в нескольких общинах по соседству. Я подумал, что среди этих тридцати четырёх были и дорогие близнецам люди. Слова утешения в этих случаях бессильны, да и плохой из меня утешитель, поэтому я промолчал. – Ты думаешь, никто из Либерти Хилл не отправлялся на поиски лучшей жизни в города? – спросил у меня Генри и, не дожидаясь моего ответа, продолжил: – Уходили, и не по одному. Все обещали дать о себе весточку, как только устроятся. И все, кто рискнул уйти за пределы общин, пропали, как будто-то их и в помине не было. Как думаешь, Зак, что творится там на самом деле? И безопасно ли, как ты утверждаешь? Я не знал, что сказать на это. Мне тоже не нравились все эти рассказы Рэя о «посчитанных людях», но то, о чём сейчас говорил Генри, плюс моя собственная история с Reditum заметно пошатнули моё представление о безобидности мегаполисов. Что, если Джош был во всём прав? Меня бросило в дрожь от этой мысли. «Ом Намах Шивайя(13)». 13) Ом Намах Шивайя – Махамантра (великая мантра), дарующая бесстрашие и стойкость.

***

Утром в Либерти Хилл должен был вернуться Джек МакГи. Это означало, что в ближайшее время решится – сможем мы остаться здесь или нам придётся отправиться в новые странствия. Последние пару дней общину лихорадило и, слава богу, мы с Рэем тут были ни при чём. Из Лидесберга, соседнего поселения, дошли новости, что на одном из заброшенных химических заводов произошёл крупный взрыв. Ядовитый кисель с отходами хлынул из могильников наружу, и волна из плотно стелющегося по земле тумана расползлась за считанные минуты дальше, чем на милю. Несколько человек погибло. Военные вертолёты кружили около Лидесберга весь вчерашний день, рассыпая сорбенты. И вроде бы опасность заражения миновала, но местные никогда не доверяли чужакам, все ждали возвращения Джека МакГи. Они считали, что Джек – единственный, кто в курсе того, как дела обстоят на самом деле. Рэй реагировал на эти новости по-своему. Он приготовил хоук, на случай если из Либерти Хилл нам всё-таки придётся убраться, залил полный бак горючего и загрузил пару канистр в багажник. В мотеле остались только вещи, которые не жалко бросить – ничего действительно нужного. Я спросил у него, стоит ли беспокоиться и может лучше мне остаться сегодня с ним, но он заверил, что я могу идти. Если что, он знает, где меня искать. Ближе к вечеру за мной зашли близнецы, нам всем не терпелось отправиться в наше подземелье и устроить что-то вроде небольшой вечеринки. Гэри признался, что после возвращения Джека мы будем видеться гораздо реже, по крайней мере, по ночам. Я всё понимал и знал, что так будет, но всё равно меня это расстроило. Пора было идти, но Рэй задерживался. Он должен был уже вернуться с работы, и у меня на душе было не спокойно. Я пытался убедить себя в том, что всё хорошо, что это просто фобия, выработанная жизнью вместе с Джошем, но ничего не выходило. Я обязательно должен был убедиться, что он вернулся. Поэтому я гипнотизировал окно, всматриваясь в пустынную улицу, и мысленно твердил: «Возвращай, возвращайся, возвращайся…» – Может, сгоняем до мастерской? – предложил Гэри. В этот момент я увидел Рэя, который шёл к мотелю и уже хотел вздохнуть с облегчением, как увидел ещё кое-кого. Это был тот самый Носорог, что хотел увезти Джоша и застрелил Сильвера. Носорог крался за Рэем, держа в руках металлический прут. С самого первого мгновения, как только смог рассмотреть это столь ненавистное мне лицо, я уже знал, что должен буду сделать. Мне потребовались секунды, чтобы взобраться к вентиляции под потолком и вытащить оттуда спрятанный Рэем девятимиллиметровый «Глок». Я снял его с предохранителя и передёрнул затвор. Я хорошо стрелял, Рэй научил меня. – Зак, ты куда?! Ты что?! – услышал я, прежде чем выскочил на улицу и увидел, как Рэй пытался подняться, а Носорог заносил прут для нового удара. Я не стал кричать «эй!» или «стой!», не стал дожидаться пока этот ублюдок посмотрит на меня и, расплывшись в скабрезной улыбке, скажет что-то вроде: «Мы снова встретились, детка». Страха не было, только одна холодная ненависть. Ненависть, летевшая вперёд со скоростью и энергией, способной убить. Я понимал, что этот человек не оставит нас в покое, и не колебался ни единого мгновения, наводя на него пистолет и спуская курок. – Ох, Зак, ты, блин… – кто-то из близнецов замер за моей спиной, и его слова остро впились в моё сознание, хотя не вызвали ничего кроме ступора, – ты отстрелил яйца Бешеному Ларри! Носорог завалился на бок и, прикрывая двумя руками расплывшееся по штанам кровавое пятно, глухо заскулил. Я должен был добить его, увидеть, как он умрёт, но моя рука заледенела и налилась тяжестью, не давая прицелиться. Рэй наконец смог подняться на ноги, подхватил оброненный прут и, бросив на меня короткий взгляд, с силой опустил его, проломив Носорогу череп. Я знал, что это конец, выстрел наделал немало шума, и через минуту здесь будут люди. Знал, что они сделают со мной за то, что я отстрелил этому уроду его причиндалы. Ведь он был одним из местных, одним из них. Я знал, что они сделают с Рэем за то, что он будет защищать меня, до самого конца. Меня качнуло, потому что Рэй выхватил у меня из рук пистолет и потащил к хоуку. Не было сказано ни единого слова, но мы действовали так, будто были единым организмом. Мои ноги с каждым шагом всё больше и больше деревенели. Мне казалось, я вязну в земле, а за спиной уже слышится приближающийся топот. Рэй распахнул передо мной дверь автомобиля, но я задержался, чтобы обернуться и посмотреть далеко ли погоня. Вместо толпы, преследующей нас, чтобы растерзать, я увидел лица близнецов, белые и перепуганные. Я совсем забыл о них. На мгновение я оказался зажат между ними и, прежде чем Рэй силой впихнул меня в салон, успел получить их горькие прощальные поцелуи и сжать то, что они вложили в мои бесчувственные ладони. Зарычал непрогретый двигатель, со свистом прокручиваясь, колёса сдёрнули хоук с места. Меня бил озноб, и зубы стучали так, что пришлось прикусить собственную ладонь. Через пару минут мелькнул знак выезда из Либерти Хилл. Я хотел спросить Рэя, не ранен ли он, но не смог, мысли спутались, и слова беззвучно повисли на языке. Я отключился. А когда пришёл в себя, было раннее утро, ещё даже не начало светать. Всё тело затекло, и ужасно ныла шея. Я с трудом разжал пальцы, уронив себе на колени два кожаных напульсника – с шипами и черепами от Гэри и с механическими часами, идущими исключительно назад, от Генри. Сердце тоскливо сжалось – от меня им достались одни лишь неприятности. Я мог только надеяться на то, что если кто-то видел близнецов с нами во время убийства, Джек МакГи уже вернулся в Либерти Хилл и сможет их защитить. Рэй заметил, что я проснулся, и притормозил около обочины. – Давай немного разомнёмся, Зак, – сказал он, вылезая из машины. Я последовал его примеру. Мочевой пузырь вот-вот грозил лопнуть. На улице было прохладно и влажно, по коже побежали мурашки. Управившись, Рэй достал бутыль с водой, умылся и протянул мне. – Скоро развилка на Лидесберг, пополним запасы горючего и двинем на восток. Рэй присел на капот, вглядываясь в редеющий утренний сумрак. Он был спокоен, словно и не гнал хоук всю ночь, опасаясь погони, словно вчерашнего вечера не было в помине. Я сел рядом и пристроил голову на его плече. Вернулся ужас, притупившийся, пока я спал. – Зачем тебе всё это? Какой в этом смысл? – Рэй обнял меня, и мне сразу стало теплее. – Это всё из-за него, из-за Джоша, да? Ты напился, когда я перекрасил волосы, но я – не он и никогда им не буду. Ты ничего ему не должен, живи уже своей жизнью! На самом деле, я боялся, что он может последовать моему совету, но меня несло с каждым словом. Я завёлся с полуоборота, не хватало только тарелок, которые можно с остервенением побить. По спине прокатилась мелкая дрожь, и к горлу подступили слёзы, на меня накатила иррациональная паника. – Рэй…я забыл таблетки в мотеле! – мне показалось, что у меня темнеет в глазах. – Тихо! Успокойся, Зак! – Как я мог их забыть?! – Рэй встряхнул меня, но вместо того, чтобы прийти в себя, я вдруг ударил его и принялся кричать: – Кретин я несчастный, лучше бы голову там забыл! Где в этой глуши можно раздобыть Es-блокаторы?! Здесь омег-то раз-два и обчёлся, а таких ненормальных, как я, среди них и вовсе нет! Рэй, я знаю, она скоро начнётся! Они почувствуют меня, и ты не сможешь отогнать их всех, ты не справишься! Голова моя дёрнулась в сторону, а рука инстинктивно прикрыла место удара. Это было не больно, но как-то безумно обидно. После пощёчины я заткнулся, из глаз хлынули горячие слёзы. Я готов был утонуть в жалости к самому себе. – Прости меня, Зак, я не хотел. – Рэй открыл дверь и усадил меня на моё место. – Лидесберг не такая уж и дыра. Если там не найдём, то в другом месте найдём обязательно. Не накручивай себя раньше времени. – Ты меня ударил. – Да. А перед этим ты ударил меня, и тебе это совсем не помогло. – Прости. – Мне хотелось прижаться к нему, чтобы ещё раз ощутить недавнее тепло, но я не посмел. Я – сплошные неприятности. Обуза. – И спасибо тебе… за всё. Рэй кивнул. Через полчаса мы были в Лидесберге, кругом царила тишина. Нужно было заправиться, но на заправке было пусто. В мотеле тоже никого не оказалось. Мы прошлись вдоль номеров, пока не наткнулись на один незапертый. Рэй велел мне ждать его там, а сам поехал осмотреться. В номере царил настоящий кавардак, его покидали явно в спешке. Я протопал в ванную и посмотрел в зеркало. «Был бы ты больной и страшненький» всплыли вдруг в моей голове слова Генри. Выглядел я действительно неважно: осунулся, белки глаз были красными, веки слегка отекли. Чувствовал я себя тоже не особо бодро, кидало то в жар, то в озноб. На раковине осталась чья-то бритва. «SPOOKY(14)» прочитал я на чёрной ручке с черепом и перекрещенными костями. Потянув за опасное складное лезвие, я услышал: «Отпусти его. Ты не он и никогда им не станешь». Всё правильно, пришла пора избавиться от иллюзий. Процесс оказался не из лёгких. Когда я закончил, то решил, что нужно принять душ. Мне хотелось быть хотя бы чистым, когда вернётся Рэй. Вода была еле тёплая и еле бежала. Я стоял и смотрел, как она окрашивается в розовое и исчезает в сливе. От этого зрелища стало дурно, в животе шевельнулся огромный тяжёлый ком и двинулся к горлу, мне пришлось встать на четвереньки и дать желчи выйти наружу. Пока я стоял и смотрел на себя окровавленного в зеркало, всё было нормально, но стоило мне увидеть, как кровь смешивается с водой, закручивается в небольшой водоворот – всё моё существо наполнилось безотчётным страхом, таким сильным, что мне захотелось свернуться на дне душевой кабины и лежать так, пока не вернётся Рэй. «Нужно просто не смотреть», – уговаривал я себя, цепляясь за стену и пытаясь подняться. Минуту или две я продержался молодцом, но потом вновь был вынужден опуститься на колени. Я обнимал себя руками и тихо скулил. Не знаю, сколько я так простоял, завывая и раскачиваясь с закрытыми глазами, но открыл я их, только когда услышал: – Господи, что ты с собой сделал?! Рэй вытащил меня из душа и усадил на кровать. В его глазах читались искренний ужас и непонимание. – Красавчик? – с трудом выдавил я. – У тебя вся голова изрезана! – Ну, я же не профи и самому как-то несподручно было. – А брови то зачем сбрил? – Как зачем? Затем, что тоже крашеные были. И вообще, они слишком бесили меня своим грустным видом. Левая бровь до сих пор кровила, и Рэй приложил к ней полотенце. – Скажи лучше, как я выгляжу? Как больной и страшненький? Рэй обескураженно замолчал. Потом его губы растянулись в дурацкой улыбке, и он легонько пихнул меня в грудь. – Да, Зак, ты сейчас очень страшненький, а ещё больной на всю голову. Ты меня до чёртиков напугал. Новости, которые принёс Рэй, были неутешительны. Лидесберг превратился в город-призрак. Возвращаться на юг через Либерти Хилл было самоубийством, ехать на восток, не пополнив запасы горючего, еды и воды, – тоже, хотя я больше переживал за свои таблетки. Мы могли только гадать, насколько опасно сейчас оставаться в городе, ушли местные сами или их эвакуировали военные. Рэй принёс с собой два респиратора, которые где-то успел прихватить, мне пришлось надеть один из них. Наверное, это был завершающий штрих в моём новом облике – до и после, как говорится. Видели бы меня сейчас близнецы – обнять и плакать. Мы кружили по улицам в поисках магазинов, аптек или вывесок типа «Частная клиника доктора такого-то». На первой заправке мы нашли совсем немного горючего, нам удалось выжать всего одну канистру. Ещё одна заправка должна была быть на втором выезде, на неё оставалась вся надежда. Вскоре нам удалось найти бутилированную воду и консервы и даже немного перекусить, оттягивая респираторы вперёд, чтобы сделать глоток воды или положить в рот кусочек рыбы. Оставались только мои таблетки. Как я и предполагал, поиски ни к чему не привели. Зато на второй заправке нам повезло и удалось залить бак под завязку. Из Лидесберга нужно было скорее выбираться, мы и так задержались здесь дольше, чем рассчитывали. Рэй не разрешил снимать респиратор, пока мы не проедем хотя бы миль двадцать, сказал салонные фильтры в хоуке, конечно, замечательные, но он не уверен, что их будет достаточно, чтобы защитить нас от возможного отравления, так что лучше будет немного потерпеть. Тишина давила, гул мотора и шуршание колёс были не в счёт. Я смотрел в боковое зеркало и чувствовал себя героем постапокалиптического мира. В поисках призрачного убежища мы с Рэем мчались по дороге в неизвестность, и опасность подстерегала нас на каждом шагу. Ах, если бы можно было закрыть глаза и снова очутиться в подземелье у близнецов, почувствовать на себе их губы, руки и забыться. Я посмотрел на свои предплечья – напульсники, татуировки – у меня останутся хотя бы мои воспоминания. Монотонная картинка за окном и шум езды усыпляли, глаза начали слипаться, как вдруг меня подбросило на месте – Рэй ведь всю ночь не спал, а вчера ему вообще здорово досталось. Когда он переодевался в мотеле, я увидел страшные синяки у него на спине. Я оттянул респиратор и спросил: – Рэй? – когда он не среагировал, я похлопал его ладонью по колену. Он дёрнулся и вопросительно качнул головой. – Давай я сяду за руль, а ты покемаришь? Дорога хорошая, машин нет. Рэй перехватил руль другой рукой и, также немного оттянув респиратор, ответил: – Всё нормально, Зак. Проедем эти чёртовы заражённые окрестности, и тогда отдохну. Ты не переживай, спи, если хочешь. Легко сказать спи, когда шофёру в пору спички в глаза вставлять. Повернувшись к нему боком, знаками я показал ему «я с тебя глаз не спущу». Он кивнул и поднял вверх кулак с оттопыренным большим пальцем. Странно было смотреть на что-то неподвижное на фоне однообразно мелькающей картинки – красная потрескавшаяся земля и редкий кустарник проносятся мимо, а Рэй в дурацком респираторе напряжённо следит за дорогой. – Сколько ещё? – Примерно миль десять. Хотелось выйти из машины и попрыгать, чтобы немного размяться, но ещё больше – выпить большую кружку крепкого горячего кофе. Я не понимал, как он держится. Моя голова упала на грудь, и я вздрогнул. «Не спать. Десять миль, всего-то», – сказал я себе, растирая уши, виски и глаза, пока они не начали гореть. 14) Spooky – (англ.) жуткий.

***

Издалека доносился вой сирены, сквозь веки виднелись световые всполохи. Я потряс головой и открыл глаза. Всё-таки умудрился уснуть. Мы стояли перед шлагбаумом у какого-то блокпоста, водительская дверь была открыта, а в замке зажигания болтались ключи. Респиратор доставлял жуткий дискомфорт, теперь он только мешал дышать. Скорее всего, пока я спал, мы проехали зону заражения, поэтому я с облегчением снял его. Если бы нам до сих пор грозила опасность, вряд ли бы Рэй оставил дверь открытой. Наверное, он вышел на минуту и скоро вернётся назад. Циферблат на напульснике бледно светился зелёным, а стрелки уныло висели на полшестого. Странно, но на приборной доске хоука цифры показывали то же самое, хотя по логике, должно было быть шесть тридцать. За окном царил лёгкий сумрак, больше было похоже на раннее утро, но я не мог так долго проспать. Не чувствовалось никаких колебаний воздуха, вокруг был мёртвый штиль. Рэя не было уже слишком долго, и я занервничал, повозился в кресле, обернулся назад. Стоп. Салон был абсолютно пуст, ни еды, ни воды, ни наших вещей. Я не понимал, почему он не разбудил меня и что вообще сейчас происходит. Продолжать сидеть и ждать неизвестно чего и дальше было глупо, но я не мог сдвинуться с места. Пульс шумел в ушах, и кроме ударов собственного сердца я ничего не слышал. Нужно было успокоиться, вытащить ключи, выйти, закрыть хоук и найти Рэя. Когда я оказался снаружи и огляделся, то решил, что его следует искать за блокпостом. Я обошёл шлагбаум, заглянул в тёмные окна сторожевой будки, ожидая, что меня остановят, но оказалось, что там не было ни души. Пройдя немного вперёд по дороге, мощённой бетонными плитами, и миновав полосу ветряного заграждения из чахлых кустов и деревьев, я увидел примерно в полумиле от себя корпус какого-то промышленного строения. Здание, опутанное стальными фермами, трубами и гигантскими штуками в виде термосов с узкими крышками, выглядело устрашающе. На первом этаже краснели ржавчиной ворота для крупногабаритного транспорта, а выше были только узкие, расположенные в хаотичном порядке, окна. На крыше был установлен мощный прожектор, который шарил по земле и словно всматривался в беспорядочно уложенные кучи промышленного мусора, тут и там виднелись машины, увязнувшие в заболоченной почве: вставшие на дыбы гусеничные тягачи, опасно накренившиеся краны и остовы бытовых вагончиков. Пейзаж сменился из пустыни в топкую, изъеденную рытвинами и траншеями местность. Только я успел подумать, что вряд ли бы Рэй пошёл туда и уже хотел вернуться, как замер от ужаса, подошвы моих ботинок словно прилипли к бетону, я не мог сделать ни шага. На меня катили клубы тумана, серого и неестественно плотного. Он в считанные секунды поглотил наш хоук и теперь подбирался ко мне. «Я сейчас умру, – эта мысль леденящим холодом окатила меня с головы до ног, – так глупо и так неожиданно. Никто не поможет мне. Я остался совсем один». Луч прожектора на мгновение выхватил меня, а потом яркий круг света заскользил передо мной, освещая дорогу к зданию. Этого оказалось достаточно, чтобы привести меня в чувство. Я побежал, едва касаясь земли, отталкиваясь и ускоряясь так, что сам не понял, как оказался около лестницы, ведущей на крышу. Мне нужно было подняться как можно выше, чтобы ядовитый туман до меня не добрался. Перед глазами мелькали бесконечные ступени, и когда мне уже начало казаться, что они никогда не закончатся, я увидел парапет крыши. Стараясь не смотреть вниз, я перевалился через него и понял, что спасён. На крыше я обнаружил люк и по выкидной лестнице проник на последний этаж. Миновав широкий коридор, увитый проводами и кабелями, я оказался в небольшом бытовом помещении. В одном конце располагались металлические шкафчики, в другом прямо под узкими окнами были прикручены полки, на которых лежали скрученные валиками матрасы. В комнате было ещё несколько дверей помимо той, что вела на крышу: в туалет и душевые, от одного взгляда на которые мне стало дурно; в медблок, где я обнаружил покосившиеся этажерки с пузырьками, покрытыми толстым слоем пыли, и сломанную кушетку. Была ещё одна дверь, из-за которой доносилось тихое мерное попискивание. Я не смог открыть её, как ни старался. Осмотревшись, я решил, что должен передохнуть и собраться с мыслями, подумать, где теперь искать Рэя и как выбраться из ловушки, в которую меня загнал туман. Я подошёл к одной из полок и раскатал матрас, внутри оказались подушка и пара тонких одеял. По крайней мере, мне не придётся ждать, сидя на полу, в пыли и грязи, что не могло не радовать, да и полка была достаточно широка, при желании на ней могли с комфортом разместиться двое таких, как я. Я был как на иголках из-за беспокойства о Рэе – куда он ушёл, жив или его настиг ядовитый туман? Мне казалось, что буквально несколько минут назад я смотрел, как дорога исчезает под колёсами нашего хоука, и я всего только на миг закрыл глаза, а когда открыл их, оказался уже здесь, в этом странном месте. Я снова посмотрел на часы на своём запястье – они стояли, хотя отчётливо слышалось их мерное тиканье. Даже повертев колёсико завода, мне не удалось заставить стрелки двинуться с места. Сидя на своём спальном месте, я мог смотреть в окно. Луч прожектора всё также бродил по территории этого заброшенного завода. Туман был везде, он почти скрыл весь мусор, лежащий на земле. Было похоже, что я смотрю из окна дома, который парит на облаке – в некоторых местах облако прорезали мачты кранов, напоминающие лестницы. Это было даже красиво, но жутко. Созерцание настолько поглотило меня, что я не сразу заметил, как дверь, та самая, которую мне не удалось открыть, тихо распахнулась, и в проёме показался чей-то тёмный силуэт. Я видел его боковым зрением, не решаясь повернуть голову и посмотреть прямо, потому что каким-то шестым чувством я знал, что это был не Рэй. Этот кто-то, тёмный и тонкий, словно призрачный дух этого места крался ко мне в полном молчании. Шаги его глушил слой пыли, и скудный свет из окон не позволял рассмотреть хотя бы, человек ли это. Я попытался закричать, но услышал только свой тонкий скулёж, тихий, словно шёпот. – Зак, – сказала тень, – это же я, ты чего так перепугался? Ну, что ты, солныш, тихо, тихо… Я застыл, не доверяя своему слуху. Я не мог поднять глаз, боясь, что иллюзия развеется. Даже когда он сел рядом и взял меня за руку, мне не верилось, что это был действительно он, а не порождённая туманом галлюцинация. Несколько минут я не мог говорить, только рыдал. Моя голова буквально трещала от болезненных и неконтролируемых всхлипов, хотя слёз совсем не было, глаза оставались сухими, а глазные протоки и веки горели огнём. Мне не хватало воздуха, я боялся, что Джош выскользнет из моих рук и снова исчезнет. Как немая рыба я открывал и закрывал рот, желая о стольком спросить и рассказать, но не мог. Как в детстве цеплялся за него, пока он не лёг рядом, и я не смог обвить его руками и ногами, ощутить запах его волос и тела, и только тогда успокоиться настолько, чтобы начать мыслить хоть чуть-чуть адекватно. – Как ты нашёл меня, это Рэй привёл тебя? Где он сам? – Послушай, Зак, – Джош гладил меня по спине, и едва его пальцы замирали, мелкая противная дрожь бежала по моему телу, заставляя прижиматься к нему ещё плотнее, – у нас очень мало времени. Сейчас я должен буду уйти за помощью, а ты останешься ждать здесь. Ничего не бойся, я скоро вернусь. – Не-е-т! Не уходи, не уходи, пожалуйста, Джош! – Я попытался сплести руки в замок за его спиной, но они вдруг оказались словно чужие, онемевшие и тяжёлые. Мне трудно было двигаться и дышать. – Ты болен, Зак. Нам нужен тот, кто сможет помочь. Я не вытащу тебя отсюда один. – О, господи, только не это, только не опять, – причитал я, понимая, что снова до отвращения жалок и ничего не мог с этим поделать. – Я обещаю, что скоро вернусь, ты и до ста не успеешь сосчитать. – Я не болен, это просто слабость, она скоро пройдёт, пожалуйста, не бросай меня! – Пора, времени больше нет, – с этими словами он встал и направился туда, откуда появился. Я услышал, как скрипит старый ржавый засов с обратной стороны. Со мной действительно было что-то не так, мне трудно было даже сесть, не говоря уже о том, чтобы кинуться вслед за Джошем. Сколько нужно времени, чтобы привести сюда помощь, и как Джош собирался противостоять ядовитому туману, я не знал. Может, у него где-то был припрятан костюм химзащиты? От невыносимого беспокойства и внутренней опустошённости болело в груди. Я учился ждать его с тех самых пор, как начал осознавать его и себя, как двух отдельных людей. Если он не вернётся в этот раз, я умру. Чтобы не сойти с ума от напряжения, я начал вспоминать разные моменты из своей жизни. Это оказалось на удивление легко и приятно, до тех пор, пока мои воспоминания не касались момента ухода Джоша. На этом месте я будто спотыкался и перескакивал на что-то другое, всё равно что: мои занятия с мистером Фишборном, беседы с мистером Бреннаном, прогулки с Сильвером, наши скитания с Рэем или ночи, полные жадных и долгих ласк с близнецами Адамс. Зря я начал вспоминать про близнецов, по нервам прокатилось эхо удовольствия, губы моментально пересохли, и я облизал их. Если бы сейчас со мной рядом был Гэри, он обязательно поцеловал бы меня, а Генри обнял, прижавшись сзади. Я чувствовал нарастающее желание, даже воздух вокруг меня вдруг изменился, будто призрачные сквозняки принесли в помещение ароматы трав, которых просто не могло быть в этом месте. Мне хотелось дышать полной грудью, но мои лёгкие взбунтовались, как после изнурительного бега, так что начало казаться, что я вот-вот задохнусь. За дверью, в которую вышел Джош, послышались чьи-то шаги, тяжёлые и шаркающие. Я с трудом привстал, всматриваясь в темноту, теперь я не боялся – знал, что он вернулся и привёл кого-то с собой. Кого-то большого и сильного, способного нести меня. Замок лязгнул, дверь распахнулась, и весь проём заполнился мягкой угольной чернотой. Мгновение она переливалась и шуршала, а затем двинулась на меня. Когда свет из узких окон скользнул по огромному силуэту, я снова повалился на спину. Сил чтобы испугаться не осталось, а возможно, наоборот – меня просто парализовало от страха. В комнату вошёл монстр – чудовище с телом человека и головой ворона. Он был полностью обнажён, за исключением плаща из чёрных перьев, волочившегося за его спиной и поднимающего клубы серой пыли. Чудовище подошло ко мне так близко, что я увидел своё отражение в его круглых немигающих глазах. Это был явный бред. По крайней мере, так мне хотелось считать, списав это нелепое видение на последствия отравления. Я почти убедил себя в этом, когда оно дотронулось до меня. Его ладонь легла на моё лицо и скользнула вниз, будто запоминая рельеф. «Я сейчас зажмурюсь, сильно-сильно, а когда открою глаза, его уже не будет», – сказал я себе, но как ни старался, не мог сомкнуть веки. Чудовище подцепило край моей майки и потянуло её вверх. Этого я выдержать уже не смог. Мне потребовались все мои силы, чтобы оттолкнуть его и закричать. – Убирайся! Оставь меня в покое! – мой голос прорезал гулкую тишину, и звук нарастающей волной понёсся из комнаты, по всему огромному зданию, заставляя вибрировать стены. Я не ожидал такого эффекта, и чудовище, похоже, тоже. Оно отшатнулось от меня, метнулось назад к двери и скрылось в темноте. Дверь всё еще была открыта. Я не знал, что мне делать, как дождаться Джоша, если вернётся этот жуткий монстр или его собратья. – Что ты наделал, Зак? – я вздрогнул и повернул голову, около моей постели, в ногах сидел Джош. – Я привёл того, кто может помочь, а ты прогнал его. Меня начало трясти, я не заметил, как он вошёл, и не мог сказать, как долго он здесь находился. – Что происходит, Джош? Что, чёрт побери, здесь происходит?! Кожа горела. По спине пробежала лёгкая судорога, мышцы на животе и ягодицах напряглись, и скользкая тёплая влага просочилась из заднего прохода. – Нет, – застонал я. – Только не это. У меня нет таблеток, Джош. Я забыл их там, в мотеле. – Да, я знаю,– понимающе кивнул Джош. – Поэтому я и привёл к тебе этого альфу. Твоего альфу. Скажи, Зак, почему ты прогнал его? Это было так глупо. Мне придётся вернуть его, а это не так-то просто. С этими словами Джош встал. – Тебе лучше раздеться и ждать. А когда он вновь придёт, заткнуться и дать себе помочь. Пока я корчился от следующего приступа, Джош снял с меня майку и штаны вместе с бельём. – Пожалуйста, не надо. – Надо, Зак, и уже давно надо. Если бы Рэй с тобой меньше церемонился, глядишь, твои мозги давно бы на место встали. – Это… это не ты! Ты не Джош! Он бы никогда так не сказал! – заорал я. – Прекрати истерику, – Джош изобразил на лице своё фирменное «ты такой идиот, Зак», а затем взял мои ладони и накрыл ими мой член, – попробуй пока немногого отвлечься. Это вряд ли поможет, но, по крайней мере, продержишься некоторое время. Я скоро. Он ушёл, лязгнул ржавый замок, и я вновь остался один. Этот кошмар просто не мог быть реальным. Как здесь появился Джош, и откуда он взял это чудовище? Может, всё здание кишит этими существами? Это какие-то мутанты? Джош решил отдать меня одному из этих человеко-птиц на растерзание? Я засмеялся. Течка. Похоть. Острое и болезненное восприятие всего происходящего и желание дрочить даже в самой дурацкой ситуации. За что мне всё это? Дрочить не помогало, разрядка никак не наступала. Вскоре у меня кончились и силы, и желание продолжать это бессмысленное занятие. Что-то со мной было отчаянно не так, но что? Можно было сказать «всё», но это был не ответ. Ответ ускользал от меня и изводил мой мозг так же, как и недостижимый оргазм, иссушал тело. Наверное, я действительно слишком пристрастился к Es-блокаторам и теперь, без них, мой организм устраивал мне светопреставление. Я истекал и слабел. «Нужно оставаться в сознании. Дождаться Джоша. Он вернётся и поможет. Посмотри на свои руки, сконцентрируй взгляд на них», – велел себе я и поднёс ладони к лицу, пытаясь рассмотреть их, но они начали расплываться. Всё начало расплываться и исчезать.

***

Издалека доносился вой сирены, сквозь веки виднелись световые всполохи. Я потряс головой и открыл глаза. Всё-таки умудрился уснуть. Мы стояли перед шлагбаумом у какого-то блокпоста, водительская дверь была открыта, а в замке зажигания болтались ключи. Стоп. Это место мне казалось смутно знакомым. Я уже когда-то был здесь, нужно только поднапрячься и вспомнить детали. Меня подбросило на месте, и по спине пробежал холодок. Я рывком открыл дверь и выскочил наружу. Туман приближался. Я должен был добежать до заброшенного здания, залезть на крышу по боковой лестнице и спрятаться в комнате с узкими окнами и полками-кроватями на стенах. Страх быть погребённым под ядовитой пакостью погнал меня вперёд. Земля пружинила под ногами, движения были точны и легки, и я в считанные мгновения преодолел расстояние от хоука до спасительной лестницы и взлетел наверх. Мне нужно было что-то вспомнить, но что именно? Я был здесь с Джошем, и у меня началась течка. Не успел я об этом подумать, как почувствовал её. Мои бельё и штаны были мокрыми от смазки, и, похоже, они были мокрыми уже тогда, когда я очнулся в машине. Наверное, я всё-таки надышался ядовитыми парами и теперь не мог мыслить связано. Но было что-то ещё, кажется, мы здесь были не одни, и меня это беспокоило. Зайдя в помещение, я увидел Джоша, который сидел на полке, подобрав под себя ноги, и смотрел в узкое окно. – Джош, – его имя, как воздух, без которого нечем дышать, и если я всё ещё стоял на ногах, то только благодаря тому, что у меня был повод произнести его вслух. Он похлопал по матрасу рядом с собой, чтобы я сел. – Я так скучал по тебе. Я послушался его и едва опустился на кровать, как вспомнил ещё кое-что – здесь с нами был Птицеголовый. В паху предательски напряглось, и я почувствовал, что мне больно от узких плотно облегающих мои бёдра штанов, больно от майки, едва задевающей соски, больно от всего – от внимательного взгляда Джоша и от осознания того, что должно со мной сейчас случиться. – Послушай, Зак, он скоро придёт к тебе. Ты ведь чувствуешь его? Я бы хотел сказать, что это не так, но зачем? Зачем вообще что-то говорить человеку, который собирается отдать тебя монстру? – Молчи и позволь ему сделать всё, что нужно, – упираться было бессмысленно, сейчас Джош был сильнее меня, но я мешал ему, пока он меня раздевал; я цеплялся за его руки и чувствовал, как слабею с каждой отвоёванной им тряпкой. – Не противься, Зак, поверь мне, всё будет хорошо. – Не будет! Не будет! Он прижал меня к постели и успокаивающе зашептал: – Ты не сможешь уйти отсюда, если не позволишь ему быть с тобой. – Господи, Джош, – меня накрыло от накативших страха и чувства униженности, – это какой-то ритуал? Ты хочешь сказать, что скоро сюда снова заявится то птицеголовое чудовище и трахнет меня? – Зак, успокойся! Он один может вытащить тебя отсюда, слышишь?! Я не слышал, я ничего не хотел слышать. И продолжать этот дурацкий разговор тоже не хотел. – Уходи. – Зак… – Хочешь посмотреть, как он будет это делать? Я наблюдал, как он молча встаёт и идёт к двери, и больше всего на свете хотел его остановить. «Побудь рядом, подержи меня за руку, мне так страшно», – в сложившейся ситуации все эти слова, произнесённые даже в мыслях, были нелепы, и у меня самого вызывали один лишь истерический смех. Почти сразу, как Джош скрылся в дверном проёме, появился Птицеголовый. Тьма вползала в комнату и разрасталась в пространстве мягкими чёрными перьями, она впитала в себя почти весь доступный свет и оставила мне на обозрение лишь смутные контуры. – Привет, Зак, – поздоровалось чудовище и в несколько плавных шагов оказалось подле меня. – Я не представился в прошлый раз, меня зовут Хью. От всего его вида меня бросило сначала в жар, потом в озноб – надо мной нависал огромный полуголый мужик с головой ворона. Птицеголовый повторил заново всю церемонию с ощупыванием моего лица, провёл большим пальцем по губам и ухватил за челюсть, заставляя приоткрыть рот. Может он хотел оценить состояние моих зубов, прежде чем перейти к делу, или такова была его обычная прелюдия перед соитием с омегой, но в любом случае я почувствовал, что хочу убить его, когда всё закончится и я снова буду в состоянии владеть собой. Затем он переключился на мои шею, грудь, живот, бёдра, теперь он трогал меня, едва касаясь кончиками пальцев. Эти бесконечные пассы руками, которые он производил надо мной, пока я корчился от похоти, только утвердили меня в моём намерении. Я еле сдерживался, чтобы не спросить, всегда ли он такой тормоз или только когда у него под носом течный омега. Если бы не Джош, который хотел, чтобы я был паинькой, и если бы не ненавистная течка, Птицеголовый получил бы весь мой яд, но, увы, обстоятельства были не на моей стороне. – У меня такое чувство, что я тебе не нравлюсь, но сейчас мы оба заложники ситуации, поэтому предлагаю просто расслабиться и получить удовольствие. – Поддерживаю, – процедил я сквозь зубы, – может, уже начнём? Его огромный член покачивался как раз на уровне моих глаз. Я пообещал себе, что если он меня не покалечит им, то я убью его быстро, без мучений. Джош говорил, что всё будет хорошо, и мне следовало ему верить, но пока что единственное, чего мне хотелось, – отползти поближе к стенке и слиться с ней, превратиться в равнодушную глыбу, которой плевать, кто, чем и как к ней прикасается. Птицеголовый поднял руки к клюву и потянул его вверх. Плащ из чёрных перьев медленно скользнул к его ногам, а птичья голова оказалась на самом деле просто капюшоном. Сквозняк подхватил отпавшие от плаща пух и перья, и они закружили вокруг нас, а потом опали, прилипая ко всему, чего касались. Я даже застонал от облегчения, по крайней мере, Птицеголовый был вполне обычным человеком, а не кошмарным порождением экологии, генной инженерии или бесновавшегося внизу тумана. – Твои перья забили окна, теперь тут стало совсем темно. – Подумал, что лучше немного притушить свет. – Смешная шутка. Ха-ха. Разговор иссяк. Джош был прав, когда велел мне молчать и позволить Птицеголовому делать своё дело. От того, что мы, собственно, до сих пор не начали, похоже, хуже было только мне, Птицеголовый держался вполне молодцом. Да, у меня течка, а он в четыре раза здоровее меня, и даже если я ненавижу его в этот момент всем сердцем – это ничего не изменит. Я смирился. Это как с болью, которая достигла своего пика, и её уже невозможно терпеть. Полка заскрипела под его весом, но выдержала. Лёжа на боку, он принялся разглядывать меня. Медленно провёл ладонью в паре миллиметров от моего бедра, так что все волоски встали дыбом, и мне пришлось стиснуть зубы. Я так надеялся, что все прелюдии уже закончились и дело пойдёт немного бодрее – сближение, стыковка, фрикции, химическая реакция и небольшой перерыв. Если мне повезёт, то я отделаюсь всего лишь парой дней этой вынужденной близости, если нет – мне может светить целая неделя. Меня никто не спрашивал, хочу ли я чувствовать руки абсолютно чужого мне человека на своей коже, нужны ли мне его поцелуи – я омега, омег не принято спрашивать. Можно воспринимать всё это, как угодно, как помощь или как плату за то, чтобы выбраться отсюда. В конце концов, это должно было когда-нибудь случиться. Пусть делает, что хочет, главное – после я смогу отсюда уйти. Я не понимал, почему он медлит и изводит меня, зачем ощупывает, вылизывает, поворачивает то так, то эдак. Разве не понятно, что я не стану его просить или стонать, умоляя поскорее мне вставить? Мне нужно сохранить хотя бы остатки моей гордости и свободы. Я не доставлю ему удовольствия видеть себя полностью униженным, полностью в его власти и распоряжении, не стану ему помогать. Наверное, он думал, что я должен быть благодарен ему – ведь он не был груб и, наверное, так пытался расшевелить меня. Просто я не хочу, это не мой выбор, это природная необходимость. Он чужой мне, хотя я не испытываю к нему отвращения и его запах скорее приятен, чем отталкивает меня. – Прости. Я не могу, – сказал Птицеголовый. Ещё миг назад я чувствовал, как его член упирается между моих скользких ягодиц и губы терзают мою шею, руки сжимают мои мышцы и кожу, оставляя отметины, и вдруг он взял и отстранился. Это было крайне жестоко. Я мог сопротивляться, браниться или быть пассивным бревном, но я не мог получить отказ. – Ты сдохнешь от похоти, если уйдёшь, – угрожать было глупо, и это я понял сразу же, по скрипу освободившейся от его веса полки. Он собирался оставить меня с моими проблемами и смыться. – Не могу. Я чувствую себя насильником. Это был удар ниже пояса. Конечно, я считал его насильником, но мне и в голову не приходило, что его это волнует. – Помоги мне, – собрав смазку у себя между ног, я провёл ладонью по его члену, – пожалуйста. – Я знаю, что ты несколько лет сидел на таблетках. Не представляю, что с тобой произошло, что ты никого к себе не мог подпустить. Не хочу, чтобы ты ненавидел меня, Зак. – Трахни меня либо катись к чертям! – Болезненный спазм выгнул меня, и я застонал. Не думал, что и это мне придётся сделать самому. Я с трудом встал на четвереньки и, поскольку он все ещё стоял рядом и нерешительно наблюдал за мной, подтянулся и обхватил его за шею. Я приклеился к нему словно пиявка, обхватив руками и ногами и источая дурманящий сок. – Я не знаю, красив ты или безобразен, или ни то ни другое, я даже не уверен в том, что ты обычный человек, но сейчас всё это не важно. Даже то, что я ненавижу тебя только потому, что не могу оттолкнуть – всё это не важно. И ты можешь думать, что я тебе не подхожу, или тебе меня просто жаль, и я тебе никто и имя моё ты забудешь, как только закроешь за собой ту железную дверь, но сейчас ты вставишь в меня свой огромный член и постараешься не порвать. Это всё, о чём я тебя прошу. Хорошо… Хью? – Это значит, ты не против? «Ом, шанти, шанти, шанти…» Всё его тело окаменело, и только лёгкая дрожь обхвативших меня рук выдавала его колебание. Он повалил меня на спину и, вздёрнув мои ноги себе на бёдра, вошёл, легко, как нож в подтаявшее масло. Я застонал, но не от боли, хотя она тоже была, а от ощущения наполненности, которого мне так не хватало. Я смотрел, как напряглись мышцы на животе и руках Птицеголового, как блестел пот на его коже и сгорал от желания. Каждое его движение, каждое прикосновение заставляли меня тянуться к нему. Слиться с ним, пропитаться им, получить его всего, чтобы наконец-то пожирающий меня огонь, выплеснулся. У меня не хватало сил, чтобы самому прижаться к нему, и я хотел сказать что-то вроде «ещё» и «ближе», ощутить замкнутость не только внутри, но и снаружи, вот только теперь мне было совсем не до разговоров. Я не мог справиться с собственным телом, я больше его не контролировал. Моя зависимость от Птицеголового стала похожей на шаткий мост между жизнью и смертью. Если бы он выпустил меня из своих рук, оставил здесь одного, эта жуткая ненормальная течка убила бы меня. Может, я как-то сумел дать понять это Птицеголовому, потому что он подтянул меня к себе и прижался всем корпусом так, что я, наконец, смог обнять его, провести ладонями от лопаток до ягодиц, дотянуться до губ. Его язык оказался у меня во рту, и мне хватило всего нескольких толчков и его руки на моём члене, чтобы кончить. Я не заметил, как мои стоны и конвульсии перешли в его. Он растягивал меня изнутри, а я сжимался, не давая ему выйти. Я делал это не специально, просто мой организм всеми средствами желал взять «своё». Теперь мы были связаны. Инь и Ян, преходящие друг в друга. Один оргазм затихал и как морская волна его догонял следующий. Когда нас накрывало, мы с Птицеголовым хватали ртом воздух и стонали друг другу в шею или в рот. Мне казалось, я способен раскрошить его кости, если обниму ещё чуть сильнее или, что наша кожа вот-вот расплавится, потому наш пот превратился в кислоту, сжигающую границу между нами. Близнецы были правы, сцепка – это то, что можно получить только от альфы, и этот множественный оргазм даже рядом не стоял с тем, что Гэри называл «потискаться». Когда Птицеголовый смог выйти из меня, то без сил лёг рядом, а я – просто даже говорить не мог. Мы получили небольшую передышку перед следующим раундом. Всё моё тело налилось приятной истомой, и я подумал, что этот альфа оказался не так плох, как я опасался. Однако не успел я расслабиться и насладиться покоем, как этот гад укусил меня. Не больно, но это был собственнический и очень интимный жест, мне это не понравилось. – Я не повторю одну и ту же ошибку дважды. Не знаю, что он имел в виду, но я не планировал найти себе проблем по окончании течки, я хотел уйти с Джошем, найти Рэя и забыть обо всём как можно скорее. – Что это значит? Он не ответил, сгрёб меня и отключился. Интересно, альфы всегда так после секса? Я вот отлично себя чувствовал, был уже в состоянии не только двигаться, но даже, кажется, встать и спокойно ходить на своих двоих. Я должен был найти Джоша и сказать ему, что выздоравливаю. Перебравшись через неподвижное тело рядом, я встал, подошёл к двери и попробовал открыть её. Наверное, я был ещё слишком слаб, мне не удалось сдвинуть её даже на миллиметр. Тогда я отправился к душевым, возможно, водопровод всё ещё функционировал, и мне удастся принять душ. На ободранных стенах крепились покосившиеся трубы, кое-где душевые головки отвалились и ручки у кранов были свинчены. Мне удалось открыть один, на первый взгляд, целый. Воды не было. Кто-то положил руку мне на плечо, и я, вздрогнув, обернулся. Это был Джош. – Зак, – он обнял меня. – Ты должен уходить. Разбуди его и выйди вместе с ним за ту дверь. – Я должен? – меня охватил гнев. – А ты?! – Я не могу. Мне захотелось схватить его за грудки и встряхнуть. – Ты издеваешься? – во мне кипела злость, столько злости, что я готов был начать крушить всё вокруг к чёртовой матери. Он качал головой и снова пытался обнять меня. – Да почему, Джош? Что на этот раз у тебя? Кто так важен, что ты снова решил меня бросить?! – Прости, Зак. Я не могу. Не потому, что не хочу, а потому, что это невозможно. – Что всё это значит?! – Ты совсем ничего не помнишь? – его глаза смотрели с грустью. – Вспомни, ты всё поймёшь, если вспомнишь. В моей голове вдруг мелькнул образ человека, лежащего в ванной, и я отшатнулся от Джоша, будто он влепил мне пощёчину. – Нет. – Разве ты сам не понимаешь, что здесь что-то не так? Сколько времени ты уже здесь? Когда ты в последний раз ел, пил, спал? Это не может длиться бесконечно. Здесь ещё ни разу не наступили день или ночь. А ещё нельзя преодолеть футбольное поле в несколько шагов и взлететь на крышу здания едва запыхавшись. Ты не можешь надолго сосредоточить взгляд на каком-либо предмете. Всё выглядит искажённым, абсурдным. Не много ли странностей? Джош поднял руку и провёл по моим волосам, а потом показал мне чёрный локон, который остался в его ладони. Я увидел, как мои волосы осыпаются мне на плечи и на пол. Сначала они были чёрными, а потом краска испарилась, и проступили привычные мёд и карамель. Ответ дрожал на моих губах. Мне хотелось вцепиться в Джоша и замереть, запечатать этот момент, пока моя иллюзия не начала рушиться. – Ты ведь больше не принимаешь ванну, только душ? – Пожалуйста, не надо, Джош. – Ты должен отпустить меня, Зак. Рэй почти на месте, я уже вижу тёплые бирюзовые волны Индийского океана. Как же я скучал по ним. А это место, – он окинул взглядом унылые серые стены и царящую вокруг разруху, – не слишком весёлое, чтобы оставаться здесь вечно. Джош взял меня за руки и переплёл свои пальцы с моими, а потом поднял наши руки так, что его запястья и предплечья оказались на уровне моих глаз. Теперь мне были слишком хорошо видны огромные бескровные порезы. Я опустил глаза в пол, чтобы не смотреть, но обнаружил, что стою по щиколотку в красноватой воде. Дверь с надписью «не входи, убьёт» с грохотом распахнулась, и на меня обрушилось то, на что я так долго не хотел смотреть. Как я ни сопротивлялся, меня втянуло туда, и я встретился с чуть прикрытыми глазами Джоша, взгляд его казался рассеянным, будто он смотрел сквозь меня. Кожа его была слишком белой, а вода, в которой он лежал, слишком красной. Мой собственный крик оглушил меня, а потом прибежал Рэй и увидел то, что видел я. Он вытащил Джоша из ванны, наложил жгуты из поясов халатов и, подняв его на руки, бросился к своей машине. Я бежал за ним и видел, как он достаёт из аптечки шприц, наполняет его содержимым одной из ампул и вкалывает Джошу прямо в грудь, но во взгляде Джоша ничего не изменилось, в нём больше не было жизни. Я просто стоял рядом и ничего не делал, превратился в деревянного истукана и не слышал ничего из того, что Рэй говорил мне. А потом машина Рэя сорвалась с места, и я остался один. Когда Рэй вернулся, без Джоша, и взял меня за плечи, я догадывался, что он скажет: «Он умер, Зак. Уже ничего нельзя было сделать», – это были те самые слова, значение которых я не мог вынести. Что угодно, только не это. Джош обнял меня. Теперь я знал, почему могу взлетать на крышу, не сбив дыхания и пересекать целое поле в несколько шагов, мне не нужна ни вода, ни еда. «Я мёртв», – но эта мысль не пугала меня. Я улыбался, мне больше не страшен ядовитый туман, мне больше ничего не страшно. – Я никуда не уйду. Я останусь здесь с тобой. Он замотал головой, и его лицо исказилось в гримасе ужаса. Из лопнувших труб мощным потоком хлынула красная вода, подбираясь к моим коленям, но мне было всё равно, главное – не выпустить его руки из своих. Джош стал сопротивляться, но в этот раз я оказался сильнее, я почти смог притянуть его к себе, а потом сзади подошёл Птицеголовый и резко дёрнул меня на себя. Джош этим воспользовался и разорвал мою хватку. – Оставь меня в покое! Ты – чудовище! Монстр! Отвали от меня! – кричал я, но ему было абсолютно наплевать на то, чего хочу я. – Ты не можешь решать за меня! – Вытащи его, – велел ему Джош, – вытащи, или я буду приходить к тебе каждую ночь, пока ты не свихнёшься. Птицеголовый тащил меня к выходу, и мне не за что было ухватиться, всё кругом скрывала красная мутная вода. – О господи, дай мне хотя бы в последний раз обнять его, – я, словно уж, пытался выкрутиться из его рук, только всё было бесполезно. Меня охватила истерика, и тёмная пелена упала на глаза. Кровь в моих жилах бунтовала. Так же, как красная вода уничтожала здание, где все мы находились, так и моя кровь уничтожала меня самого. Сердце качало её с такой скоростью, что грозило вот-вот взорваться. – Подожди, – приказал Джош, и Птицеголовый подчинился ему. – Приди в себя, Зак, посмотри на меня! Я обязательно найду тебя, я обещаю, мы снова встретимся. Только уже не здесь, слышишь? Я буду искать тебя там, так что без глупостей! Я увидел, как Джош тает, как растрескиваются стены и в комнату устремляются новые потоки красной воды. Птицеголовый открыл дверь и потащил меня за собой. Там, впереди, сиял ослепительный свет, слышались смутные звуки, напоминающие голоса людей. Я понял, что видел Джош, когда был в коме, потому что теперь я тоже это видел – жизнь, биение её пульса, сияние. Бхарго(15), что дарует истинное зрение, открыло мои глаза. Я понял всё, что пытался объяснить мне Джош. – Птицеголовый, ты в курсе, что мы с тобой сияющие создания? Он промолчал, только снова накинул капюшон и уставился вдаль своими круглыми немигающими глазами. Теперь я действительно видел, они там были – отблески. 15) Бхарго – в общепринятом смысле бхарго означает «свет». Как рентгеновские лучи способны показать то, что не видно невооруженному глазу, так с помощью бхарго можно увидеть душу.

***

Де-Мойн: Служба спасения Патрульный: «Служба спасения, брэк(16)!» Оператор: «Кто брэк? Слушаю вас». Патрульный: «Срочно дрон. Одна медкапсула. Примите координаты». Оператор: «Принято. Ближайшая клиника «Исцеление». Помощь в пути, тридцать». Патрульный: «Не продержится. В сознание не приходит. Зрачки сужены, на свет не реагируют. Были судороги. Пострадавший без браслета. Не могу снять информацию о повреждениях». Оператор: «Дайте отчёт». Патрульный: «Сигнал с камер. Трасса US 69. Пятнадцать минут назад столкновение внедорожник Shadow Hawk бетонное заграждение. Двое – водитель, пассажир. Водитель-альфа мёртв, пассажир-омега выжил. Документы на Кайла Рейнера и Зака Эванса». Оператор: «Отчёт принят. Ждите. Конец связи». 16) «Брэк» – произносят, когда прерывают диалог оператора с другими корреспондентами, означает «прошу слова вне очереди». Используется для передачи экстренной информации, требующей вызова или оповещения любых оперативных и аварийных служб.