Сияющие создания

***

Первый раз в Де-Мойн меня занесло по работе. Случайность на первый взгляд, но, тот самый камешек, что превратил размеренный штиль моей жизни в настоящее цунами. В филиал Skyjet Incorporated требовался управляющий, так себе вакансия, но на тот момент для меня было важно избавиться от опеки семьи и жить самостоятельно. Я подписал полугодовой контракт и прилетел в Де-Мойн. Поначалу город произвёл на меня гнетущее впечатление, в нём царило явное запустение. Транспорт худо-бедно имелся, но про удобные и быстрые авиетки, пришлось забыть. Небоскрёбы Де-Мойна конечно впечатляли, но жить друг у друга на голове – что за бред? Перестраивать подобные города было слишком дорого, и со временем они превращались в руины. Люди предпочитали перебираться в более комфортные места для жизни, с мягким климатом и малоэтажным жильём. Стояла жара, день выдался не из лёгких, и я мечтал поскорее вернуться в отель, скинуть одежду, принять прохладный душ и завалиться спать. Если бы не закипевший мотор в моём роботакси, этот день стал бы таким же обычным, как и предыдущие с момента приезда. Автомат извинился и сообщил, что через двадцать минут прибудет замена. Я был не намерен оставаться в раскалённом авто с выключенным кондиционером всё это время, поэтому с досадой хлопнул дверью, выбрался на безлюдную Мори-стрит и, следуя указателям, спустился под землю. Сто лет не был в подземке и ещё столько же обходил бы её. Люблю небо и простор, а в ловушке туннелей мне становится не по себе. Экран оповещения на моём браслете слабо мелькнул зелёным. Система безопасности идентифицировала пребывание здесь, как «приемлемое», но всё-таки включила защитное поле. Ещё бы, столько возможностей свести счёты с жизнью – броситься под поезд или нарваться на нож очередного безумца. Шум толпы и грохот поездов оглушили меня, поэтому я не сразу обратил внимание на замысловатую мелодию, доносившуюся из перехода между станциями. Слишком живая и эмоциональная, она разворачивала человеческий поток, покидающий экспрессы, и он скапливался в кольцо вокруг её источника. Некоторые проходили мимо, но всё равно, замедляли шаг и оборачивались. Мне захотелось узнать, что же их так притягивало. Так, благодаря той поломке такси, я узнал, что некто по имени Дэйви Пэджет может несколькими движениями смычка вылечить любую хандру, что он самый красивый омега, которого мне довелось увидеть, и что влюбиться с первого взгляда действительно возможно. Все мы стояли там и смотрели на него, расслабив челюсти и восхищённо округлив глаза. Очарованные альфы, готовые кидать к его ногам лепестки роз или схватиться друг с другом в смертельной схватке за его внимание и благосклонность. Язык музыки универсален, мы слышали, как этот парень с виолончелью говорил нам о своём одиночестве, о том что жаждет встретить его – того самого, единственного. Я был одурманен им и его музыкой, забыл, куда и зачем шёл. Мягкие волны светлых волос вздрагивали и трепетали вокруг тонкого, нереально прекрасного лица. Глаза были сонно прикрыты, и когда он поднимал взгляд, то смотрел как бы сквозь всех нас, никого не замечая. Его длинные пальцы, скользившие по грифу и виртуозно орудовавшие смычком, завораживали. Я простоял там не меньше получаса, прежде чем музыка стихла, и люди принялись ему хлопать. Коротко поклонившись и прижав руку к груди, он поблагодарил публику за овации, а затем сложил инструменты в футляр, который пристроил у себя за спиной и, немного вытянув левую руку вперёд, нерешительно покрутился на месте. Тогда я понял, почему он так странно смотрел. Он был слеп и держал в руке трость-навигатор, она сканировала пространство и сообщала о препятствиях и направлении движения. Эта щепоть ущербности в чистой гармонии и совершенстве показалась мне чудовищной несправедливостью. Никогда раньше я не чувствовал так остро стремления защищать и оберегать кого-то. Толпа расступилась, а я по-прежнему не мог двинуться с места. Моё сердце билось за защитным полем одного омеги, что забрал его, даже не догадываясь об этом. Я чувствовал, что не могу упустить этого парня и поэтому шагнул ему на встречу. На самом деле, это было рискованное решение. Встать на пути омеги означало активировать его защитное поле, а попробовать проломиться сквозь него – то же самое, что получить хороший удар в солнечное сплетение. Чрезмерная назойливость могла обернуться появлением патруля со всеми вытекающими последствиями. Но я не думал об этом, когда преградил ему дорогу и сказал: – Подождите, мне очень нужно с вами поговорить. Меня зовут Хью. – Он попробовал меня обойти, но я пресёк его манёвр, шагнув в сторону и снова загородив ему путь. Его пальцы напряжённо сжали трость, и я подумал, что сейчас он поднимет тревогу. Я пытался говорить уверенно, но в то же время не напугать его ещё больше. Порой признания, пусть и искренние, не всегда уместны. – Не уходите, выслушайте меня! Мы должны были здесь встретиться. – Вы ошибаетесь, наверное, вы меня с кем-то спутали, – он попятился назад. – Нет, я абсолютно уверен. Хотя… я даже не знаю вашего имени и оказался в этом месте по чистой случайности. – Пропустите, или я вызову патруль. Я прекратил наступать на него и замер, ощущая, что балансирую на краю пропасти. Если бы только он убрал свое защитное поле на пару секунд! Я был на сто процентов уверен, что мы идеально подходим друг другу, но то же самое должен был понять и он. – Посмотри на меня, – я неосознанно перешёл на «ты». – Ты бы не пришёл сюда, если бы не искал меня. Это ты сломал моё такси и заставил спуститься в своё подземелье. Так вот, я здесь! Посмотри на меня и скажи, неужели я ошибаюсь? – Проблемы, Дэйви? – пара тяжёлых рук легла мне на плечи. Двое крепких альф неслышно подкрались ко мне сзади, и недружелюбный голос одного из них я слышал у своего левого уха. Мои мышцы напряглись, и я дёрнулся, пытаясь сбросить захват. Не лучший способ показать свои добрые намерения, вступив в драку. Двое на одного – это полбеды, но вот патруль, который примчится на шум потасовки, – это уже серьёзно. Я не мог терять время, отсиживаясь под арестом, пока воплощение всех моих грёз исчезнет в неизвестном направлении, но и показать себя трусом, спасовавшим перед трудностями, было бы ещё хуже. – Нет! Просто старый знакомый, – наконец-то он протянул руку и неуверенно коснулся моего лица, изучая его. Я подался ему навстречу, ощущая, как его поле мягко расступается и впускает меня. – Всё хорошо. Мы собирались пойти пить кофе к Джотто. Чужие руки отпустили меня, и я сделал ещё один шаг вперёд, сокративший расстояние между нами до нескольких дюймов. Я смотрел в его незрячие глаза и думал о том, что сорвал джекпот. Амуры над моей головой оглушительно затрубили в фанфары, и пропасть под моими ногами отступила. – Если что, мы поблизости, Дэйви, – сообщил всё тот же холодный, враждебный голос. Кожа на моём лице горела. Мне хотелось немедленно прижать его к себе, смять в объятьях, чтобы в полной мере насладиться охватившим меня чувством, здесь и сейчас показать всем, что он мой. – Может, это покажется тебе странным, но некоторые вещи я просто знаю. Я знаю, что ты тот самый, кого я всегда искал. Пусть сейчас я веду себя чересчур прямо и безрассудно, но если не признаюсь тебе, то буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Я боялся, что он скажет мне, что я полный псих, или что-то вроде вежливого «извини, мне пора, в другой раз», но вместо этого он печально покачал головой и, привстав на цыпочки, прошептал мне на ухо: – Ты умеешь хранить секреты? – его лицо выглядело очень серьёзным. Я ответил: «Конечно», и тогда он продолжил: – Я никогда и никому в этом не признавался. Это слишком грустно, знаешь ли. Но я тоже кое-что знаю. – И что же? – Знаю, что я – слепой, – его слова были глухими, но отчётливыми, как будто он старался донести до меня очевидное, – и ещё бесплодный. Я – калека. И я не верю в прекрасного принца, который вдруг случайно свалится мне на голову. Никто в жизни не называл меня прекрасным и тем более принцем. Я был самым обычным, из тех, кто не выделяется в толпе. Но если, тот, кто забрал твоё сердце, считает иначе, метаморфозы происходят мгновенно – хорошеешь на глазах, даже чуть выше становишься. – Ну, извини, я уже свалился, и от меня не так-то легко избавиться. Я взял его за руку и притянул к себе. Никогда не испытывал особого восторга от того, что другое человеческое существо стоит рядом, но сейчас меня переполняла настоящая эйфория. – Ты всегда так прямолинеен? – он улыбнулся. – Хотя не могу не признать, это жутко романтичный подкат. Я хотел возмутиться, сказать ему, что это не просто какой-то там подкат, что мне сейчас море по колено и крылья бьются за спиной, но он добавил: – Только, если честно, твой напор немного пугает. В наше время трудно верить во что-то слишком хорошее. Сам не понимаю, почему до сих пор не сбежал или не вызвал патруль. – Потому что это было бы нечестно, вот так нагло взять и сбежать с моим сердцем. Ты же понимаешь, что теперь взамен я должен получить твоё. – Ого. После такого заявления, хочется одного – поскорее унести ноги. – Он не отнял у меня свою руку и не тронулся с места, но я на всякий случай переплёл наши пальцы. – Хотя все равно, ты ужасно мил… э-э-э… и мне очень неловко в этом сознаваться, после всех твоих признаний, но я не запомнил твоего имени. – Хью, – сказал я. – Хью, – повторил он. Когда хочется слышать своё имя из чьих-то уст снова и снова, всё становится ясно, как божий день. Со мною всё было ясно с той первой встречи в подземке, и до сих пор ничего не изменилось, моя несвобода от Дэйви с годами только окрепла. За последние три года мои чувства к нему превратились в гигантский айсберг, дрейфовавший в ледяном океане одиночества. После того, как Дэйви Пэджет вошёл в мою жизнь, а потом в один прекрасный день исчез из неё, больше ни у кого не было ни единого шанса занять его место. Вернуться в Де-Мойн снова было нелегко, слишком много воспоминаний связывало меня с этим городом. Они обрушились, вспыхивая призрачными образами, стоило только ступить на знакомые улицы. Де-Мойн принадлежал Дэйви. Принадлежал не в прямом смысле, конечно, а как птице – небо или ветру – поле, так и здесь, приезжая в этот город я подсознательно надеялся увидеть его. Именно Дэйви был причиной, по которой я пошёл на поводу у Габриэля и приехал сюда. «Де-Мойн, Квартал развлечений, Четвёртая улица, клиника «Исцеление». Спроси Ричарда Холла. Приезжай немедленно», – послание в духе Габриэля Бирна, бесследно исчезнуть на два года, а потом сбросить бестолковое голосовое сообщение, зная, что я брошу все дела и примчусь ради одной смутной надежды. Габриэль. Гэб. Жизнь беспощадно раскидала нас по разным углам ринга, заставляя соперничать во всём с самого детства. Ненавижу проигрывать. А с Гэбом было только так, и в какой-то момент я сдался и предпочёл сбежать. Жить где угодно, только не в его тени. Ему пророчили головокружительную карьеру и блестящее будущее. В корпорацию Reditum его пригласили, когда он был ещё студентом. Гэбу досталось всё, а мне разве только неприметное место в тени его славы. Он был не только гениален, но ещё и красив, как дьявол. Я становился словно невидимым, когда рядом появлялся он. Однажды я положил перед собой наши фотографии и провёл небольшой сравнительный анализ. По результатам получалось, что мы, конечно, похожи, но в случае с Гэбом кто-то искусно поработал с ретушью. Я мог бы возненавидеть его за всё, чего лишился по его вине, но он был слишком умён и дальновиден, чтобы это допустить. Он каждый раз бросал мне вызов и каждый раз заставлял принимать его. Я из кожи вон лез, чтобы ни в чём не уступать ему. У Гэба было пять лет форы, и поначалу это немного утешало меня. Ведь он так часто хлопал меня по плечу и говорил, что гордится мной: «Ты наступаешь мне на пятки, братишка». У него было звучное имя кинозвезды, раскатисто и с пафосом возвещавшее о том, что все должны восторженно поднять головы и взирать на явление героя, а у меня глухое и невзрачное – ледяная пустошь, глухая и скучная, как пейзаж в серых тонах. Наверное, мои родители зевали от тоски, когда оно пришло им на ум, хотя по большому счёту я на них не в обиде. Чтобы нести его гордо, пришлось закалять характер. Сложные отношения, но надо признать, именно благодаря брату я выработал в себе хорошую привычку к движению вперёд. Если вдруг я начинал топтаться на месте, к счастью или нет, в моей жизни всегда появлялся Гэб и давал хорошую встряску.

***

Когда я пришёл по указанному адресу, путь мне преградил угрюмый одноглазый охранник. – Меня зовут Хьюго Бирн, мне нужен Ричард Холл. Он ждёт меня. Одноглазый пристально оглядел меня с головы до ног, потом кивнул и скрылся за массивной дверью с многообещающей вывеской «Исцеление». Через несколько минут из-за двери выглянул худосочный омега в зелёной пижаме и спросил: – Это вы? Вы Хьюго Бирн? – Да, – подтвердил я. – Очень приятно, меня зовут Ричард Холл, – из дверной щели ко мне протянулась тонкая жилистая рука, и мне пришлось пожать её. – Вы приехали, чтобы помочь? – Я приехал встретиться с Габриэлем, – пожал я плечами. – Честно говоря, я не слишком понимаю, о чём идёт речь. – За вами следили? – глаза омеги сверкнули недоверием. Я заверил его, что не заметил никого подозрительного, и он сухо кивнул, приглашая меня внутрь. Присмотревшись к нему, я заметил, что одет он не в пижаму, как мне показалось сначала, а в изрядно помятую медицинскую униформу. На бейдже на его груди высвечивалось «Доктор Ричард Холл. Клиника «Исцеление». Тут меня осенила нехорошая догадка. Это заведение как раз походило на одно из тех, что сектанты «Прозрения» основывали в умирающих городах вроде Де-Мойна – маленькие частные клиники, где психически нестабильным альфам и омегам промывали мозги, после чего они бросали свои семьи и подавались в так называемые «общины», поселения за пределами «цивилизации», отрезанные от технологий, прогресса, живущие в нищете и беззаконии. Эти люди называли себя «прозревшими» или «беглецами», но по факту были несчастными бедолагами, одураченными кучкой мошенников. Принимая веру в сомнительное учение Джона Дэвиса – опасного преступника в розыске, они не только разбивали сердца своим близким, но и вероломно грабили их перед побегом, чтобы купить себе билет в мир иллюзорного счастья. – Где Габриэль? – я остановился и пригрозил: – Отвечайте немедленно, что это за место и где Гэб! – Я… – он остановился, устало потёр глаза, и меня окатило холодом: – Я не знаю. Он связывается со мной, только когда сам считает нужным. Габриэль сказал, я могу на вас рассчитывать, а «Исцеление» – это клиника скорой медицинской помощи, об этом написано на входе. – Послушайте… Ричард, простите, я не хотел орать, но… – мне стало стыдно. Я беспричинно накинулся на ни в чём не повинного человека, который ждал моего приезда и надеялся на мою помощь. Не знаю, что именно пообещал ему Гэб, но после моего внезапного выпада доктор заметно сник, даже опёрся рукой о стену, а потом вдруг начал оседать на пол. Я еле успел подхватить его и тут до меня, наконец, дошло, он едва жив от усталости. – Так, тихо-тихо. Гэб прислал меня помочь, и я обязательно помогу, а сейчас мы пойдём, присядем, и вы постараетесь ввести меня в курс дела. Я подставил ему свой локоть, и он тут же повис на нём. Мы медленно двинулись вперёд и вскоре оказались в помещении без окон, где стояли стол и пара кресел. При ярком освещении я смог разглядеть, что доктор Холл действительно измотан настолько, что вообще было удивительно, как он до сих пор на ногах держится. Красные глаза в тёмных провалах глазниц говорили о постоянном недосыпании, а дрожащие руки – о сильном напряжении и стрессе. Я налил ему стакан воды и сел напротив, приготовившись слушать. – Простите, – прошептал он. – Я не спал почти трое суток, а перед этим у меня была сложнейшая операция. Это частная клиника, но, понимаете, иногда приходится брать пациентов, направленных по горячей линии. Просто «Исцеление» оказалось ближе всего от места аварии, и поэтому его направили сюда. – Кого «его», доктор Холл? Я уже говорил, что не в курсе вашей ситуации. – Его… его зовут Зак Эванс по документам, но это не настоящее его имя. Документы сомнительные, из тех которыми пользуются люди из общин. Я решил проверить его по общей медицинской базе… – он закатил глаза и замотал головой из стороны в сторону с таким обречённым видом, будто собирался выдать мне военную тайну. – Если бы они только знали, кого привезли сюда… Господи… Доктор Холл молчал и раскачивался взад-перед, ритмично дыша, чтобы успокоиться. Я не хотел давить на него, однако пауза слишком затянулась. – Доктор Холл, возможно, у нас мало времени… – Да-да, – он вздрогнул и согласно закивал, затем потёр виски и, прокашлявшись, продолжил: – Вы в курсе проекта «Арктур»? Мои познания по этому вопросу были очень поверхностны, но я постарался выудить из памяти хоть что-нибудь. – Если только самую малость. Я тогда ещё пешком под стол ходил, но ясно помню, как мои родители до потолка прыгали. Это была сенсация. Представители Reditum pharmaceutical объявили, что нашли способ возродить человечество, излечить людей от бесплодия. Они заявили, что бич и чума нашего времени – аномалия Бейтсона, приводящая к дисфункции яичников у омег и иммунологическому бесплодию у альф, – наконец-то побеждена. Представили это, как проект «Арктур», и показали всем целый выводок детей с якобы её отсутствием. А потом ходили слухи, что это была просто очередная фикция или того хуже – запрещённые эксперименты над людьми. Очень грязные слухи. Корпорация Reditum как-то сумела замять это дело, и вскоре всё забылось. – Например, таких слухов как, – доктор Холл набрал в грудь побольше воздуха, а потом выдохнул, – те дети… всем им провели операцию на гипоталамусе и гипофизе. Впоследствии из них выжил только один. Всего – один! Считалось, что аномалия Бэйтсона приводит к развитию аденомы гипофиза, но это оказалось далеко не всё. Аномалия Бэйтсона приводит к самоуничтожению организма. Это отказ от возможности не только иметь потомство, но и вообще – жить. На самом деле, аденома возникала, как блок, она регулировала оптимальный уровень гормонов и нейтрализовала самый разрушительный эффект аномалии Бэйтсона – острый депрессивный психоз. Вы знаете о нём, как о синдроме Деспергера. Мы не просто так носим наши браслеты и проходим обязательные полугодовые осмотры. Все мы, как лабораторные мыши, подвергаемся анализу и исследованиям. Готов поспорить, что у вас, господин Бирн, хорошая сопротивляемость Деспергеру. Вы один из тех счастливчиков, которых миновала участь застрять в дыре, подобной Де-Мойну. Вы недоумеваете, какого чёрта эти ненормальные бросаются из окон или вышибают себе мозги. Я прав? Мне пришлось сжать челюсти, чтобы не выдать своего изумления. Доктор Холл был в курсе таких вещей, о которых даже в нашей семье, весьма приближённой к верхушке Reditum, говорили исключительно шёпотом. – Вы правы, доктор Холл, у меня хорошая генетика. Но вы несколько отклонились от темы. – Да, извините. Так вот, я проверил моего нового пациента по общей медицинской базе. Доктор Холл выпил воды, пригладил свои едва тронутые сединой волосы и уставился в одну точку. – И, – его манере тянуть кота за хвост мог позавидовать любой садист, – что вы выяснили? – Вы ведь знакомы с семьёй Ганди? – Разумеется, заочно. – Имя Арктур Ганди вам говорит о чём-нибудь? Я напрягся, вытягивая из закоулков памяти информацию о давнем скандале, связанном с этим могущественным семейством. – Точно не помню, кажется, лет двадцать назад была какая-то светская шумиха, связанная с ним. Говорили, что у него не всё в порядке с головой и вроде бы он умер, в результате какого-то странного несчастного случая. – Да, официально считалось, что он погиб, – подтвердил доктор Холл и, сделав паузу, добавил: – погиб вместе со своим маленьким сыном Амритом Ганди. – Послушайте, доктор, я не собираюсь клещами вытягивать из вас информацию, – вскипел я, – или играть в догадайку. Договоримся так – вы чётко и ясно выкладываете мне, что тут у вас происходит и какого чёрта Гэб прислал меня сюда, или я ухожу. – Хорошо-хорошо! Я ведь и пытаюсь вам всё это объяснить! Просто вы меня не слушаете! О, господи, – он нервно вскочил, попытался налить себе воды, но уронил стакан, забрызгав свои больничные кроксы и брюки. Мне пришлось усадить его и всё сделать самому, прежде чем он достаточно успокоился и заговорил снова: – Этот Зак Эванс, который не приходит в сознание в моей клинике уже два дня, на самом деле, это – Амрит Ганди. – Что?! – не сдержался я. – И это ещё не всё, – простонал доктор Холл. – Я провёл тесты на аномалию Бэйтсона. И знаете что, мистер Бирн? Она отсутствует. Он полностью здоров. Я потянулся к стакану, который не успел осушить доктор Холл, и опрокинул его в свой пересохший рот. То, о чём говорил этот несчастный, тянуло в лучшем случае на безумные фантазии, а в худшем, если это было правдой, – на то, что всем, кто в курсе ситуации, скоро наступит полный и решительный звездец. – Если вы правы, доктор, это означает, что проект «Арктур» не свернули, а потеряли над ним контроль или перенесли его в иную плоскость. Мы об этом пока можем только догадываться. Вы совершенно уверены, что это Амрит Ганди? – Я проверил всё на три раза прежде, чем связаться с Габриэлем. Я уже трое суток как на иголках, – он встал и, зябко обхватив себя за плечи, начал ходить от одного конца комнаты в другой. – С той информацией, которую я сейчас имею на руках, моя жизнь не стоит и гроша. И я переживаю не только за себя, но и за персонал клиники, понимаете?! Неужели вы всерьёз полагаете, что я всё это выдумал и разыгрываю перед вами параноика? Вы хотели, чтобы я изложил вам суть дела, так вот, я это сделал. Теперь очередь за вами. Я понятия не имел, что могу сделать для этого маленького доктора, по воле случая втянутого в гигантскую мясорубку под названием Reditum, и почему Габриэль отправил к нему меня. Я хороший администратор и отличный пилот, но я совсем не тот, кто способен вести войну с правительством и могущественными мультикорпорациями. Время шло на часы, а быть может, уже на минуты. Тот, кто первым доберётся до живого Амрита Ганди, получит многомилионные дотации на дальнейшее ведение проекта, до мёртвого Амрита Ганди – получит бесценный генетический материал для нового старта проекта. В любом случае, парню не повезло изначально. Его объявят продуктом интеллектуальной собственности под грифом секретно, разберут на кусочки и изучат под микроскопами. И то, что Габриэль втянул меня в это дело, означало, что он и сам увяз в нём по уши. – Он жив? Вы говорили, произошла какая-то авария? – Да, жив. Я так понял, что водитель автомобиля, в котором он ехал, уснул за рулём. В последний момент перед столкновением с бетонным заграждением он успел вывернуть и принять основной удар на себя, поэтому пассажир просто вылетел из машины и отделался несколькими царапинами да ушибами. – Тогда почему он не приходит в себя? – Думаю, он мог всё это видеть. Там водителю шибко досталось. Сработал стресс-фактор, включился активный защитный механизм организма, и парень впал в гормональную кому, – доктор снова принялся растирать виски, и мне было искренне жаль бедолагу, ему впору было спички в глаза вставлять. – Видимо, он несколько лет просидел на Es-блокаторах. Он почти искалечил себя ими. Репродуктивная система недоразвита. За это время у него не было ни одного контакта с альфой. Гормональный фон омеги в период созревания – вещь хрупкая и нетерпящая искусственного вмешательства. Нельзя вечно глотать пилюли, сдерживающие процесс. Видимо, авария стала последней каплей, и организм взбунтовался. – Где он сейчас? – В инфекционном блоке, – ответил доктор Холл. – Пойдёмте, Габриэль сказал, что вы должны обязательно взглянуть на него. Он оставил вам специальные инструкции. – Так он был здесь?! – крикнул я и встряхнул доктора за ворот. – Конечно, был. Он сделал для парня всё, что было в его силах, и покинул клинику примерно восемь часов назад. Габриэль сказал, что теперь всё в ваших руках. Вы просто должны следовать его инструкциям. Чтобы попасть в инфекционный блок, потребовалось раздеться и пройти дезинфекцию. Система просканировала наше состояние и объявила, что мы чисты. Лучшего места для размещения Амрита Ганди было трудно придумать. Доступ к блоку имелся только у Ричарда Холла и главного врача клиники, который, на своё счастье, был в отпуске. Блок представлял собой просторную герметичную камеру с одной медицинской капсулой, в которой пациент подключался к системе жизнеобеспечения. В любом замкнутом пространстве под полным контролем компьютера, я начинал немного нервничать. Я бы рехнулся, если бы в полном сознании оказался в таком вот стеклянном гробу. – Готовы увидеть надежду всего человечества? – доктор Холл подошёл к автоматическому пульту капсулы и ввёл код разблокировки. – Небольшое истощение, а так вполне себе симпатичный юноша. Кустарные тату – дикость в наше время, но ему, признаться, идёт. Жаль, волосы сбриты, должно быть, роскошная была шевелюра. Крышка медкапсулы поднялась, и в этот момент я понял, что хочу не просто врезать Гэбу, а послать его в нокаут, чтобы его гениальные мозги встряхнулись в черепушке и стали нормальными, как у обычных людей. – Зараза, – просипел я, чувствуя, как меня ведёт, и я словно зомби топаю к надежде всего человечества. Я протянул руку и дотронулся до него. Запах оглушил меня, и я буквально отключился от всего кроме его источника. Прошлось потрясти головой и сфокусировать зрение. Вот, значит, что чувствовали тогда Дэйви и Гэб. Нужно было срочно прийти в себя, избавиться от сентиментальных воспоминаний и жаркой волны похоти, накрывшей меня вот уж совсем не ко времени и не к месту. – Доктор, пожалуйста, закройте … – Что случилось? Вам плохо? – доктор Холл повернул ко мне своё изумлённое лицо, прежде чем я успел накрыть пах ладонью и со всей «любовью» вспомнить Гэба. – Мне… просто зашибись, – выдохнул я, ощущая, как распирает яйца и болезненно наливается член. – О… у него эструс. Я не сразу почувствовал, простите. Мой нос реагирует не так, как у альф. – Мне пришлось закусить губу, чтобы подавить стон, тем временем доктор Холл уже заблокировал капсулу и протянул мне шарик с видеокристаллом. – Это для вас оставил Габриэль. Он просил предупредить, что сообщение закодировано, вы можете просмотреть его только один раз. – Скажите, вы знали? Вы были в курсе, когда открывали? – Я даже не предполагал, что такое возможно, – по его лицу было видно, что он не лжёт. – Я слышал о синдроме Стивена-Джонсона, но даже подумать не мог, что когда-нибудь увижу его… э-э-э в действии. – Мне надо собрать мысли в кучу, док… решить, что теперь делать. – Бокс в вашем распоряжении. Если понадобится, со мной вы можете связаться по внутренней персональной линии. Звоните настойчиво, если что. Думаю, мне стоит немного поспать, пока вы… эм… изучаете инструкции Габриэля. Когда за доктором Холлом закрылась герметичная дверь, я вставил кристалл в свой браслет и включил запись. Запись была странной, ниже плеч тело Гэба почему-то не отображалось, поэтому казалось, что его бюст летает в воздухе сам по себе. – Привет, братишка, – он улыбнулся и подмигнул мне. В его синих глазах как всегда отражалось так много всего – ум, коварство, радость жизни, увлечённость делом – что, казалось, они светятся ярче, чем у всех прочих людей. – Если ты смотришь эту запись, значит за два года, что мы с тобой не виделись, ты ничуть не изменился… ну, за это я тебя, собственно, и люблю. Так вот, помнишь, как ты негодовал на тему несправедливости, что лежит в теории мнимой совместимости? Конечно, я помнил об этом – теория мнимой совместимости или синдром Стивена-Джонсона, названный по именам омеги Стивена и альфы Джонсона. Она заключалась в том, что некоторые омеги при угрозе для жизни способны подстраиваться под гормональный фон альфы и вызывать реакцию «истинной пары». Стивен и Джонсон были самым печально известным случаем, который сторонники теории приводили в пример. В общем, омега по фамилии Стивен, красивый, молодой и здоровый, сломал ногу, покоряя очередной горный пик. Очень невовремя началась снежная буря, и найти и эвакуировать его было практически невозможно. Альфа по фамилии Джонсон, по всем своим параметрам имеющий шанс заполучить Стивена только разве что в своих мокрых фантазиях, был в это время ближе всех к месту трагедии. По словам Джонсона, он сразу почувствовал свою «идеальную» пару и, естественно, без всяких сомнений и раздумий бросился на помощь. Джонсон сумел найти и вытащить Стивена, при этом получил сильное обморожение рук, впоследствии их пришлось ампутировать. Когда Стивен оказался в безопасности и пришёл в себя, его гормональный фон снова изменился. Никакой истинной пары, разумеется, не сложилось. – Так вот. Меня в своё время весьма интересовал данный феномен, и на твоё счастье, братишка, я сумел разобраться в этом вопросе. Я помогу нашему спящему красавцу верно определиться с выбором своей истинной пары. – В воздух примерно на уровне плеч вынырнула кисть Габриэля, и он продемонстрировал мне инъектор. – Вот эта чудесная сыворотка активизирует течку, а также она будет посылать сигналы СОС в его центральную нервную систему. Примерно через восемь часов наступит её активная фаза и первый альфа, который окажется поблизости, получит главный приз – чудесного омегу, готового и способного к размножению. Как ты уже понял, братишка, я дал Ричарду чёткие инструкции о том, что в следующий раз он сможет открыть капсулу, только когда рядом будешь ты. Вот так. Сам себе не нарадуюсь, какой я молодец и как хорошо всё придумал. Готово! Я этого не видел, потому что более чем на две третьих тело Габриэля было прозрачно, но я догадывался, что его руки неспешно ощупывали лежащего в капсуле омегу. Моего омегу! И если бы Гэб сейчас не был простым трёхмерным изображением, которое проецирует лазерный дисплей на моём браслете, я бы с преогромным удовольствием припечатал по его самодовольной роже. – Я примерно представляю, что ты сейчас чувствуешь, – он ухмыльнулся, – и если честно, я так рад за тебя, братишка. Можешь меня не благодарить, просто мне предоставился отличный шанс вернуть должок за Дэйви. Обе его кисти снова взлетели в воздух, и он театрально возвестил: – Омега на миллион, что скажешь, Хью? А то, сколько можно уже сохнуть по моему парню? Пора и тебе обзавестись собственной семьёй. Знаю, что ты у меня шибко разборчивый, поэтому решил упростить тебе задачу. Я сам нашёл тебе идеальную пару. Обещай мне наделать кучу симпатичных племяшек? Жду не дождусь, когда уже стану дядюшкой. – Грёбаный ты паяц, возомнил себя богом и думаешь, что тебе всё это так просто с рук сойдёт? Я из тебя отбивную сделаю, когда найду! Я тебя сам этой сывороткой накормлю! Он покивал головой, словно издевался, и продолжил: – Ты прав, всё так и есть. Всё, о чем ты сейчас думаешь и пытаешься мне высказать. Я не хотел втягивать тебя в это, но мне не обойтись без твоей помощи, Хью. А теперь, когда у тебя есть собственный резон вступить в игру, вероятность успешного исхода значительно увеличивается. Кстати, у парня изумительно приятная наощупь кожа. – Я будто наяву увидел, как Гэб опустил руку на обнажённую грудь омеги, и его пальцы скользнули вниз, вызывая во мне очередной приступ бешенства. – Омега в беде, Хью. Твой омега. Неужели ты допустишь, чтобы эту милую мордашку разобрали на молекулы и упаковали по пробиркам? Гормональная кома – дело поправимое в восьмидесяти процентов случаев. Всё в твоих силах, братишка. Полагаю, что в «Исцеление» ты прибыл примерно час назад. Надеюсь, милый Ричи тебя не сильно утомил. Славный парень, кстати. Вы с ним чем-то похожи. Работает на износ, суёт нос не в свои дела и постоянно попадает в какие-нибудь неприятности. Будет жаль, если ты не справишься, Ричи со своей стороны сделал всё, чтобы парнишка не попал в лапы сотрудников из Reditum. Я смогу сбить их со следа и задержать не более, чем на пару дней с момента твоего прибытия. Если тебе удастся вернуть парня с того света, я помогу вам спрятаться. Мы с Дэйви держим за тебя кулаки. Ты же знаешь, как он переживает. Ведь ты у нас такой добрый и благородный, и это очень несправедливо, что ты несчастен. Так что ты уж там постарайся… наебать злодейку-судьбу. Он хотел было отключиться, как вдруг добавил: – Кстати, про синдром Стивена-Джонсона… знаешь, почему все эти случаи попадают в категорию мнимой совместимости? Процесс взаимодействия двух объектов, обусловленный их взаимным изменением, переходит в перманентное состояние только при условии замкнутости цикла. Другими словами, Джонсон должен был трахнуть Стивена, тогда он получил бы свою «истинную» пару на-все-гда. Я бы для верности ещё предположил, что было бы просто великолепно, если бы трах закончился качественной сцепкой и меткой, чтобы уж наверняка. Но, увы. Снежная буря, сломанная нога и разрежённый воздух. Мотай на ус, братишка. Это всё, что я хотел сказать тебе… хотя, нет… есть ещё кое-что… знаешь, лилия Вуду, она снова цветёт, такое странное совпадение, не находишь? Может, хоть в этот раз ты не прошляпишь собственное счастье. Наступить на одни и те же грабли – это перебор даже для тебя, Хью. Или сейчас ты тоже отдашь его? Парни из Reditum будут тебе весьма признательны. С этими словами он снова мне подмигнул и отключился, а видеокристалл в моём браслете зашипел и испарился. Хотелось убить Гэба. Зачем ему было втягивать меня во всё это? Неужели он думал, что наплевав на все моральные принципы и привязав меня к кому-то насильно, сможет решить нашу с ним проблему? Что я забуду Дэйви и стану довольствоваться этим суррогатом, который он мне так подло подсунул? Я подошёл к капсуле. Во мне всё ещё клокотал гнев. Этот парень меньше всех был виноват в сложившейся ситуации. Мне не хотелось злиться на него, но я злился. Всё было так сложно. Нечестно. Нас обоих поймали в ловушку. Дурманящий аромат давно улетучился в вытяжке вентиляции, но навечно сохранился в моей памяти. Пальцы помнили тёплый бархат его кожи и как это было правильно – держать его запястье в своей руке, прикасаться к нему. Мне было невыносимо смотреть на него, лежащего под герметичным колпаком, и разрываться между желаниями открыть крышку медкапсулы и сбежать отсюда немедленно. – Амрит, – произнёс я, но имя показалось мне таким чужим, что желания повторить его не возникло. Этого парня искали, за ним охотились – бесценный опытный образец, собственность корпорации Reditum и совершенно посторонний мне человек. Наверное, он был даже красив, по-своему, но совсем не в моём вкусе. Слишком сухой и угловатый, даже в лице ни единого намёка на мягкость – резко очерченные скулы и подбородок, жёсткая насмешливая линия губ. Сбритые волосы и брови, порезы на голове, татуировки с черепами на руках, и суровая морщинка меж бровей дополняли картину. Габриэль был прав, сколько можно любить чужого парня и сколько можно его сравнивать со всеми. Было бы мне проще, если бы он был похож на Дэйви? Вряд ли. Наверное, тогда бы я взбесился даже больше, чем сейчас. Мне хотелось со всей дури шарахнуть по крышке капсулы, мне хотелось, чтобы этот… этот Зак Эванс открыл глаза, и я мог сказать ему, что он совсем не тот, кого я мог бы любить, выбирая сердцем. Гэб всегда мыслил какими-то неведомыми мне категориями, и ему было плевать по чьим головам он идёт к видимой лишь ему одному цели. Так что, злиться можно было сколько угодно на Гэба или на себя, но злиться на бедного парня, запертого в стеклянном гробу, судьбой и жизнью которого кто-то беспардонно распоряжался, было низко и очень глупо. – Зак… возможно, кто-то уже любит тебя, и кого-то уже любишь ты. Мне бы хотелось взглянуть на тебя, отбросив в сторону собственные чувства и эмоции, но на данный момент их слишком много. И пока я с этим не разберусь, вряд ли стоит связывать себя с кем-то ещё. Прости, Зак. Я не могу помочь тебе. Сейчас мне было необходимо найти Габриэля и поговорить с ним.

***

Два самых счастливых года своей жизни я провёл именно здесь, в Де-Мойне, в небольшой уютной квартире Дэйви. Однажды он обмолвился, что когда-нибудь выкупит её, потому что это именно то место, куда ему всегда хочется возвращаться. Действительно, куда бы мы с ним ни отправлялись – к тёплому океану или холодным фьордам – по приезде он неизменно повторял: «Наконец-то, Хью, я снова дома, как же мне хорошо». Я из-за этого досадовал, и как-то раз спросил: «Почему? Ты ведь мечтал съездить во Вьетнам, разве тебе было там плохо?», – а он рассмеялся и замотал головой: «Мне там было замечательно, ты же знаешь, с тобой я в любом месте счастлив, но здесь я отдыхаю душой, здесь я дома. У человека обязательно должно быть место, где ему спокойно». Я бы мог купить ему квартиру в любом месте, где бы он только пожелал, но он хотел именно эту. А я хотел, чтобы он был счастлив, поэтому на следующий же день выкупил её для него. У нас не было традиций с годовщинами и памятными датами. Мы устраивали себе праздники по наитию, то же самое касалось и подарков. Дэйви был мастером на сюрпризы, но всё равно, лучше всего у него получалось их принимать. Его радость и удивление всегда были искренними, как у ребёнка, всё равно, сколько стоил подарок или сколько усилий было приложено для его осуществления, и мне нравилась эта его черта. Мне всё в нём нравилось. Я знал, что хочу прожить с ним до конца жизни, и ждал целых два года прежде чем сделать ему предложение, только потому, что понимал – Дэйви нужно дать время разобраться в собственных чувствах. Я хотел его сердце не на время, а навсегда. Он не колебался ни секунды, я получил своё заветное «да» и в довесок целое море плещущего через край ужаса в его незрячих глазах. Объяснение было странным: «Ты – хорош, Хью, – его губы дрогнули в грустной усмешке, – а я так просто… нереально хорош. Слишком идеально, чтобы быть правдой. И мне страшно, что всё закончится как-нибудь неожиданно. Когда я совсем не буду к этому готов». Я не отнёсся к его словам серьёзно, они слишком льстили моему самолюбию. Тогда я просто наслаждался счастьем, близостью Дэйви, его любовью. В моей голове теснились только приятные мысли, мне не терпелось представить его как свою пару, официально сделать его частью своей семьи. Я хотел, наконец-то, показать ему город, в котором родился. Базель, самый красивый город на земле – необычный, красочный, сохранивший магическую атмосферу прошлого, несмотря на все метаморфозы, связанные с прогрессом. Я спал и видел, как мы будем неспешно гулять по набережной Рейна, есть горячие каштаны и пить ароматный кофе. Смешно подумать, самой большой проблемой на тот момент для меня был выбор: Фиджи или Бора-Бора для медового месяца. Уже после того, как мои мечты и моя жизнь рассыпались, словно песчаный замок, я оказался в Базеле вновь только потому, что узнал о смерти родителей. И вот теперь мне снова предстояло вернуться туда. Предстояло путешествие в ад. Я должен был посыпать свои раны солью, увидеть Гэба и Дэйви вместе. Понять, наконец, что тот ночной разговор с Дэйви два года назад был всего лишь капризом, навеянным сентиментальностью, свойственной его тонкой и чувствительной натуре. В этом весь Дэйви – бить туда, где больно, совершенно не осознавая собственной жестокости. Тогда, проснувшись от ночного звонка, я меньше всего ожидал услышать его голос. Он обрушился на меня, как шквальный ветер, оторвал от земли и закружил в вихре противоречивых эмоций. Болезненное счастье слышать своё имя в устах того, кого никак не можешь забыть. – Дэйви, – мои руки дрожали, и мне хотелось отключить звук, чтобы не поддаться искушению и сказать то, на что я больше не имел права. Мне не нужно было стоять рядом, чтобы видеть то, что с ним происходит. Как он сидит на полу, зажимая ладонью рот и беззвучно плачет. – Что случилось? – Если я завтра вернусь в Де-Мойн, в нашу квартиру… ты… приедешь? – Дежавю. Когда-то он уже задавал мне этот вопрос, и я оставил его без ответа. Смогу ли я снова вынести последующую за этим бесконечность дней, наполненных только невыносимой тоской по нему? – Пожалуйста, не молчи. Не могу так больше. Скажи, что ты приедешь. – Я… приеду. – Я падал в сияющую пропасть, где эхом звенел его голос «приедешь?», и мне казалось, что стоит только пошевелиться и иллюзия исчезнет. – Я написал Габриэлю письмо, что ухожу и всё кончено. Не смог сказать в глаза. Всё так запуталось. – Его приглушённые всхлипы били по моим натянутым нервам. – Ты правда приедешь? Я провёл в Де-Мойне трое суток. Я боялся хотя бы на минуту выйти из пустой пыльной квартиры, под завязку наполненной воспоминаниями, от которых хотелось лезть на стену. Моё сердце останавливалось от любого шороха. Оно истекало кровью целых три дня и три ночи, прежде чем я заставил себя покинуть Де-Мойн. Прежде чем осознал, что он не вернётся. Что он не покидал Базель и не отвечает на мои звонки, потому что всё это было ошибкой. Тогда я решился позвонить Гэбу. Чёрт возьми, они оба меня просто игнорировали! Мне стало ясно, что Гэб обо всём узнал. Ревность питала их страсть, а я горел в этом огне в качестве так и не смирившегося «бывшего». Я сказал себе, что это конец, просто мне нужно было увидеть их вместе, посмотреть в глаза Гэбу и удостовериться, что он даёт ему то, чего я дать не в состоянии. Я должен был знать, что Дэйви счастлив. Но Гэб как всегда поставил шах и мат моим планам. Он исчез вместе с Дэйви и не выходил на связь целых два года. Достаточно времени, чтобы успокоиться. По крайней мере, я так думал до того, как получил сообщение от Гэба и примчался в Де-Мойн. Я часто представлял себе нашу встречу, мысленно прокручивая миллион вариантов «как это будет», но тем не менее оказался совсем не готов к тому, что увижу. Гэб обожал эпатировать и часто своими выходками лишал меня дара речи. В этот раз он превзошёл самого себя. Бесконечный перелёт, бессонная ночь в «Исцелении», возвращение в Базель и два года самоистязания подкосили мои нервы настолько, что в первую минуту я не почувствовал ничего кроме холодного оцепенения. То, что я увидел, не укладывалось в голове. Это было похоже на бред или сон. – Ты так предсказуем, братишка, – бюст Гэба торчал из механизма, внешне напоминавшего четырёхрукого андроида Robotics последней модели. Я попятился назад, пока не упёрся спиной в закрытую дверь. – Извини, я по-домашнему. Всё никак не могу привыкнуть к новому гардеробу. – Что это? – мой вопрос был адресован не только его новому внешнему облику, но и всему, что я видел вокруг. – Гэб, чёрт побери, что тут происходит?! – Здравствуй, Хью, ты, наверное, устал с дороги? Хочешь, я приготовлю что-нибудь перекусить? – О боже… Дэйви. Он был повсюду. Около меня, протягивая ко мне тонкую прозрачную руку, чтобы коснуться моего лица, около Гэба, прижимаясь к нему спиной и позволяя обнимать себя. Он лежал на огромной софе, бесстыдно вытянув свои длинные голые ноги и покачивая чему-то в такт изящной узкой ступнёй. Он поднимался и спускался по лестнице на второй этаж, едва касаясь перил кончиками пальцев, выходил и заходил в межкомнатные двери, ведущие в холл. Он сидел на высоком стуле и играл на своей виолончели. Я наблюдал его с множества ракурсов, слышал его удивлённый возглас: «Хью!» или «Габриэль, он вернулся!». Всё это происходило одновременно и наполняло пространство безумной какофонией. Я шагнул ему навстречу, ощущая, как его прозрачное тело мягко скользит назад, не позволяя мне провалиться в свои голограммные формы. – Я так рад, что ты приехал, – его невесомая рука оказалась в моей ладони, губы приоткрылись, словно для поцелуя. – Как долетел? – Габриэль! – заорал я и бросился к нему, желая удостовериться хотя бы в его реальности. Мои пальцы легли на прохладный пластик, прикрывавший его грудную клетку. Он обхватил меня за плечи и придержал, не позволяя потерять равновесие и плюхнуться на колени. – Что всё это значит?! – Давай присядем, братишка, Дэйви организует кофе и что-нибудь перекусить, и мы спокойно поговорим. Все Дэйви согласно кивнули и вдруг схлопнулись в одного, который отправился на кухню, а я без сил опустился в кресло, заботливо предложенное мне Гэбом. – Итак, ты здесь, – спокойно сказал он. – Как себя чувствуешь? – Как я себя чувствую? – к нам подкатилась пара роботов-официантов, каждый из которых услужливо замер около подлокотников наших кресел. Гэб одной парой рук взял блюдце и кофейную чашку, а второй шоколадный десерт и пару воздушных кокосовых шариков, которые незамедлительно отправил себе в рот и принялся с наслаждением жевать. Из кухни возвратился Дэйви, разделился на две копии, одна из которых легко и непринуждённо присела на подлокотник моего кресла, а вторая в том же положении заняла место возле Гэба. – Ты издеваешься? – А, прости, уточняю: я имел в виду твоё физическое состояние. То, что у тебя от увиденного крыша едет, я и так вижу. Меня интересует гормональный фон. Яйца от напряжения ещё не лопаются? Меня бросило в краску. Беспочвенную издёвку я легко мог проигнорировать, но к сожалению, его слова били прямо в цель. Я был слишком занят, пока летел сюда из Де-Мойна. Потребовалось отключить автопилот и пойти на некоторые хитрости, пересекая Атлантический океан. Разогнать свой скайджет до предела было не так-то просто. Серия Blackbird для гражданских весьма консервативна – безопасность превыше всего, максимальная скорость, которую можно выжать, три с половиной маха, и то если очень постараться. Но, застав Гэба и Дэйви в Базеле и усевшись в уютное кресло для переговоров, я расслабился. Теперь моё тело снова горело и ныло от возбуждения. – Не беспокойся, я славно успел подрочить на твоё сообщение в «Исцелении». – На это я, собственно, и надеялся, – усмехнулся Гэб. – Как там доктор Холл? Когда видел его в последний раз, он скверно выглядел. – Ещё бы. – Первый шок прошёл, и во мне начинала закипать злость. Мою руку сверху накрыла прозрачная ладонь – это был такой привычный жест, которым Дэйви пользовался, чтобы успокоить меня, что на какое-то мгновение мне даже показалось, что я реально ощущаю тепло и тяжесть его тела. Дэйви, что сидел рядом с Гэбом тревожно качнулся в мою сторону и его незрячие глаза встретились с моими. – Господи, Гэб, я прошу тебя, перестань. Убери эти чёртовы голограммы. – Хью хочет, чтобы ты оставил нас одних, любовь моя, – пропел Габриэль, с нежностью глядя на свою копию Дэйви. – Да, конечно. – Дэйви кивнул и улыбнулся. Улыбка вышла грустная и немного обиженная. – Понимаю, вам, нужно побыть вдвоём. Оба Дэйви синхронно коснулись наших скул, скользнув поцелуем, а потом, чуть дрогнув, растворились в воздухе. Я больше не мог сдерживаться и спрятал лицо в ладонях. Голова была тяжёлой, и мне казалось, что я могу отрубиться в любую минуту. Хотя более разумным в данной ситуации было бы поскорее проснуться, открыть глаза и увидеть обычное утро обычного дня в своей квартире за сотни миль отсюда. – Ну что, братишка, формальность встречи соблюдена – семейный завтрак, беседа, обмен любезностями. Я вижу, ты на ногах не стоишь. Давай-ка, выспись, у меня пока всё равно дела. Поговорим позже. – Гэб, ты в своём уме? Не время спать… – я почувствовал лёгкий укол в предплечье и заметил, как робот-официант втягивает инъектор в паз на боку. – Всё-таки… ты такой предсказуемый, Хью.

***

3 года назад. Базель. Особняк семьи Бирн – Да что с тобой, Дэйви?! – в ванной комнате шумела вода, и я уже хотел беспардонно вломиться туда, но тут до меня внезапно дошло, в чём было дело. – Эмм… я могу войти? Ответом мне было молчание. Всё пошло наперекосяк, едва мы прилетели в Базель. По пути до родительского дома Дэйви уговорил меня заехать в ботанический сад, чтобы полюбоваться на трёхметровый Аморфофаллус – лилию Вуду. Последний раз лилия Вуду цвела лет тридцать назад – редкое событие, и что касается меня, то я вполне бы удовлетворился прямой трансляцией. Сомнительное удовольствие – дышать тухлятиной и толкаться среди желающих увидеть чудо воочию. Но Дэйви сделал большие грустные глаза и попросил: «Я ужасно хочу посмотреть на неё, Хью. Завтра она уже отцветёт». Естественно, «посмотреть» для Дэйви означало посетить это мероприятие. Если я мог представить вонь разлагающегося трупа, глядя на картинку, то у него было всё наоборот – для создания «картинки» требовалась вонь трупа. В итоге после перелёта и толкотни на выставке у него разболелась голова. Не успели мы доехать до дома, как Дэйви совсем поплохело. Он внезапно заартачился насчёт предстоящего знакомства с будущими родственниками и завёл странный разговор о том, чтобы всё отложить и поехать в гостиницу. Естественно, мы поругались, наверное, первый раз в жизни, потому что ничего похожего я даже припомнить не мог. Каждый упёрся рогом, и мы молчали остаток пути. Когда я открыл дверь и подал ему руку, чтобы помочь выбраться, он заявил, что возвращается в Де-Мойн. Не знаю, что было тому виной, лилия Вуду, расшатанные нервы или его противостояние мне, но моё терпение лопнуло. Я молча выгреб его из авиетки, игнорируя невнятные мольбы, и понёс в дом. Дверь нам открыл Габриэль, он стоял и как будто ждал нашего прихода. На его лице застыли такие неподдельные изумление и радость, что я даже поинтересовался, всё ли в порядке с его драгоценным мозгом. Поставив Дэйви на ноги, я представил их друг другу: – Дэйви – это мой брат Габриэль, – Гэб протянул руку и очень осторожно пожал безвольно висящую руку Дэйви, от чего тот дёрнулся и, уткнувшись мне в грудь, закрыл лицо руками. – Прости, Гэб. Я отведу его наверх. Он плохо себя чувствует. Гэб медленно кивнул и посторонился, пропуская нас. Я недоумевал, что не так. Дэйви вёл себя загадочно, и я понятия не имел, что с этим делать. Пока я спускался за чемоданами, он заперся в ванной. Тонкий аромат, едва ощущаемый из-за закрытой двери, начал кружить мне голову. Теперь всё встало на свои места. Странно, что я раньше его не почувствовал. Обрадовавшись, что всему имеется разумное объяснение, я расслабился и выдохнул. Я решил, что Дэйви было неловко оказаться в чужом доме во время течки. В такие дни он предпочитал привычную обстановку квартиры в Де-Мойне. Решив дать ему время освоиться, я отправился в гостевой душ. Мне стоило бы задуматься хоть на минуту и всё проанализировать. И пусть всё равно пришлось бы вынуть собственное сердце, оставить его на пороге родительского дома и бежать, куда глаза глядят, но, по крайней мере, я не сделал бы так больно Дэйви. Я не оттолкнул бы его, будто именно он был виновен во всём случившемся. – Дэйви, ну что с тобой? Это же просто течка. Это же хорошо. Я рядом, и мы дома. Это теперь и твой дом, – я пытался успокоить его, вытащить из-под одеяла, в которое он замотался, и прижать к себе. Я хотел поцеловать его, но он закрыл лицо руками. – Скажи что не так?! Я отнял его ладони от лица, но он отвернулся. Если бы только я не был таким ослом в тот момент, то понял бы, что это значит. Но я решил, что лучшее сейчас – делать всё то же самое, что делает здоровый альфа со здоровым омегой в период течки. Оттрахать его так, чтобы он позабыл всё своё стеснение и стонал в голос, когда кончал. Я думал, что мой член – это решение всех проблем и то, как ошибался, понял лишь, когда Дэйви подо мной напрягся и вцепился не в меня, а в одеяло. Он не хотел, он просто терпел меня. Разве может влюблённый и жаждущий секса омега так себя вести? Нет конечно. Мне стало дурно. Я хотел отстраниться от него, но не успел. Раздался грохот и, обернувшись, я увидел как в комнату, выбив дверь, ввалился Гэб. Он одним рывком стащил меня с кровати и откинул в сторону, встав между мной и Дэйви. – Ты… – прежде чем до конца осознать происходящее, я кинулся на Гэба. Мой кулак обрушился на его скулу, сбив с ног. Ответ стоял передо мной. Абсолютная гормональная совместимость – один шанс из тысячи, и тот не в мою пользу. Худшее из всего, что могло с нами случиться. – Это из-за тебя! – Дошло, наконец? – он поднялся и посмотрел мне в глаза. Первый раз в жизни я не видел в них привычного снисхождения. Это была настоящая ярость, холодная и едва сдерживаемая. – Вечно ты тормозишь, братишка. Сцепились мы с ним тогда не на шутку и молотили друг друга, не жалея сил. Тот самый случай, когда даже у таких, как Гэб, инстинкты перевешивают здравый смысл. Если бы не Дэйви и со своими «пожалуйста, не надо» – они иногда до сих пор эхом звенят у меня в ушах – не знаю, чем бы всё это закончилось. Он каким-то образом умудрился влезть между нами, и ему тоже досталось под горячую руку. Не знаю, что вернуло нам с Гэбом человеческий облик, но в какой-то момент мы остановились. Дэйви прижимался ко мне спиной, и руками упирался в грудь Гэба. И Гэб вдруг отступил. Мне не трудно было догадаться, что он прочитал на лице Дэйви. В его незрячих глазах иногда так много эмоций, что сердце щемит. – Хью, пожалуйста, давай уедем? Давай вернёмся домой? Я… сейчас оденусь. Я… – на миг у меня возникла безумная идея взять его за руку, сесть в авиетку и сделать вид, что ничего не случилось, – хочу вернуться в Де-Мойн. Ты ведь поедешь со мной? Поедешь? Теперь я не мог даже обнять его. Между нами была пропасть, в которую я падал, пытаясь зацепиться взглядом хоть за что-то, чтобы не повредиться рассудком. Из всех людей на земле, мне нужен был только один – он, Дэйви, слепой музыкант, которого я встретил в подземке Де-Мойна. Самый красивый омега из всех, что я видел в своей жизни. Чужой омега, истекавший подо мной, но не для меня. Всё, что сейчас здесь происходило, было понятно без слов. Мой прекрасный мир рухнул. Никто не виноват, просто так сложилось. Я не хотел говорить ему этих слов, но у меня не было выбора. – Прощай, Дэйви. – Я оторвал его руки от себя и, стиснув за запястья, подтолкнул к Гэбу. – Будь счастлив. Гэб принял его в свои объятья и не выпустил, даже когда Дэйви принялся кричать и вырываться. – Свози его на Фиджи. Он хотел побывать там. Я выскочил из дома не оборачиваясь, как будто за мной гнались адские бестии, и остановился перевести дух, только когда за спиной были тысячи миль и Атлантический океан. Дальше бежать было уже некуда. Я не помню, как прошёл первый месяц жизни без Дэйви, но я как-то выкарабкался. Со временем стало легче. Я даже смог иногда звонить ему и почти не рассыпаться на атомы, слыша его голос.

***

Во рту было сухо, член стоял колом, онемевшие руки не слушались, и везде он – запах навязанного мне Габриэлем «счастья». С ума он, что ли, свести меня хочет? Я попробовал встать – перед глазами цветные пятна и ноги совсем как не родные. И главное, ради чего он меня так «уложил», не понятно. Голова была дурная, как с похмелья. Что он там сказал? Дела у него, а меня вырубил и спать отправил, чтоб под ногами не путался или финт какой не выкинул. Я тоже хорош, сколько раз наступал на те же грабли. У Гэба всегда так, на первый взгляд сплошной хаос и ни черта не понятно, а потом оказывается, что всё это было по плану. Никакой свободы выбора, бежишь точнёхонько по крошкам, которые он незаметно раскидал. Понял это, и обидно стало как в детстве. Как-то раз, я тогда совсем мелким был, мы с Гэбом играли в шахматы. Когда сообразил, что он обложил меня со всех сторон, так психанул, что доску перевернул, а короля в окно выкинул. Думал, если партия официально не закончена, то и поражение моё не совсем настоящее. Гэб – гений, у него голова по-другому работает. Ему ничего не стоит разобраться в самых сложных вещах. У меня месяц уходит на то, на что ему нужен лишь день. Я продираюсь сквозь железный занавес своей обыкновенности – мозги кипят, стресс, и я всё время на пределе, а ему хоть бы что – машина, а не человек. Я ведь и в Де-Мойн сбежал в основном от Гэба, устал вечно с ним тягаться, получил два года покоя. – Ты как, Хью? – И где его этому научили? Просто по имени позвал, а у меня мурашки по коже. Я еле сдержался, чтобы не застонать. Гэб создал для меня изощрённую пытку – бесплотный Дэйви. Дэйви-призрак. Говори, смотри и даже трогай, правда безуспешно. Предусмотрительно, что тут сказать, я бы сейчас вряд ли смог сдержаться. – Хочешь… что-нибудь… кофе? Габриэль освободится через час, не раньше. Можно пока позавтракать. Смешно, стоило только оказаться наедине, и неловкость начала сочиться из каждого слова. «Я хочу тебя, Дэйви. Хочу стереть из памяти всё, что случилось здесь три года назад. Хочу увезти тебя прочь отсюда. Хочу, чтобы тот парень – Зак, перестал быть моей головной болью и причиной ненормальной болезненной эрекции. Только разве нужна тебе эта моя правда? Поэтому пусть будут кофе или что там ещё», – за эти мысли хотелось хорошенько себя стукнуть. Осталось только утонуть в жалости к самому себе, и можно будет табличку на лоб вешать – «самый унылый чувак на земле». – Ничего не нужно. Спасибо, Дэйви. Он сказал, что тогда приготовит только на себя и скрылся за дверью. Мне потребовались все силы, чтобы встать и добраться до ванной комнаты. То ещё удовольствие дрочить, когда перед глазами то Дэйви, то Зак, то оба сразу. Я пытался выкинуть из головы обоих, но ничего не выходило. Я злился, если перед моим мысленным взором оказывался парень моего брата, такой же желанный, как и в день нашей первой встречи. И злился, если в моих фантазиях появлялся лысый, тощий незнакомец в жутких татуировках. Незнакомец в коме, стоит добавить. Я чувствовал его так, словно он находился не за океаном, а совсем рядом. Его запах снова скручивал внутренности в узел и дурманил голову. Обмотавшись полотенцем, я вернулся в комнату и застал там Дэйви. Он сидел на кровати, подобрав под себя ноги и излучая сексуальность. На нём была длинная майка, чуть прозрачная, идеально дополнявшая его образ привидения, и если бы не его бесплотность, искушение было бы непреодолимым. Знал ли он, что творил? Сейчас и когда звонил мне, обещая вернуться? – Что ты здесь делаешь? – Я беспокоился. Тебе плохо, я же вижу. Не могу просто сидеть в своей комнате, когда ты тут… Дэйви не закончил фразу, но по тому, как беспомощно протянул в мою сторону руку, а потом, словно опомнившись, опустил её, я понял, что он хотел сказать: «Я скучаю по тебе. До сих пор…» Ох уж это его «вижу». У Дэйви оно значит – слышу, чувствую, знаю. Сканер, который не обманешь мнимой бодростью и поддельной улыбкой. Его эмоции всегда искренние и сильные, как будто материальные, меня от них то в жар, то в холод кидает. Когда Дэйви говорит «люблю», ему невозможно не верить. Если бы я мог распознать в нём хотя бы грамм фальши, то давно бы выкинул его из головы и жил своей жизнью. – Скажи мне, Дэйви, какую роль во всей этой затее играешь ты? – Что? – Не прикидывайся, будто ничего не понимаешь. Где ты сейчас на самом деле, Дэйви? Эта чёртова голограмма сводит меня с ума. – Зачем ты так? – его губы обиженно поджались, а в глазах появился влажный блеск. Никто не может заставить меня чувствовать себя мудаком так, как это умеет делать он. – Почему ты называешь меня голограммой? Вчера и вот сегодня опять. Он встал, подошёл ко мне, и его пальцы невесомо сомкнулись на моих запястьях. Это было уже слишком. Я просто прошёл сквозь него, желая показать, что больше не хочу участвовать в этом спектакле. Дэйви упал и скорчился на полу. Выглядело это ужасно. «Держи себя в руках, это только кажется, словно ты ударил его – слабого, незрячего. Это иллюзия. Обман», – приказал я себе. – Больно, – прошептал Дэйви, и голограммные слёзы щедро брызнули из его глаз. – Не думал, что ты когда-нибудь... «Я бы в жизни на тебя руку не поднял!» – я был в бешенстве, мне хотелось кричать об этом, но как только я приблизился к нему, он отшатнулся, будто я действительно мог его обидеть. Даже в виде голограммы он сводил меня с ума, заставлял чувствовать себя последним дерьмом. – Прости. Мне жаль. Он кивнул, вздёрнул руку вверх и стал слепо шарить по воздуху, пока я не позволил ему переплести его призрачные пальцы с моими. Было так странно смотреть на него, касаться, но не чувствовать ни его веса, ни его тепла. «Ты бы ведь не стал играть в эту глупую игру, если бы у тебя не было на то серьёзных причин?» – я заглянул ему в лицо и вдруг понял, что для него это не игра. Он действительно верит во всё, что происходит. Я положил его руку к себе на шею и подхватил его на руки, как если бы он был настоящим. Даже немного подкинул, вроде более удобно перераспределяя его вес, и Дэйви сразу же успокоился, обмяк в моих объятьях. Это было жутко, у меня даже мороз по коже пошёл. – Я знаю, что ты до сих пор не простил меня и злишься. Но я не специально, Хью. Я хотел сказать тебе тогда, но просто сам толком не понимал, что происходит. Ты же помнишь, я просил тебя поехать в гостиницу. Я не хотел, чтобы всё так вышло. Ты ведь веришь мне, Хью? – Конечно, Дэйви. – Я не должен этого говорить, но мне тебя не хватает. Я скучаю. Очень. Очередной удар под дых и у меня еле хватает терпения не психануть, сделать всё правильно – открыть дверь в их с Гэбом комнату и осторожно уложить его на широкую, аккуратно заправленную кровать. – Зачем ты мне позвонил тогда ночью и сказал, что уйдёшь от Гэба? – Я хотел уйти, правда. Хотел, но не смог, – он снова ухватил меня за руку и потёрся щекой о мою ладонь. – Я принадлежу ему… пусть и не выбирал его сердцем. Но тогда я попытался – купил билеты и позвонил тебе. Помню, как сел в авиетку, чтобы поехать в аэропорт, а потом снова проснулся здесь. Теперь он не позволяет мне выходить из дома. Я даже позвонить никому не могу. Я так рад, что ты приехал, Хью. – В смысле, не позволяет? Дэйви указал пальцем на тонкий ошейник на своей шее, похожий на обычное украшение. – Он блокирует все мои попытки выйти на любые внешние сети. Я здесь заперт. – Что здесь вообще происходит? – я бы обнял его, если бы только мог, но пустота в моих руках усугубляла ощущение абсурда и нелепости всего происходящего. – Что случилось с тобой и Гэбом? – Что ты имеешь в виду? – его брови удивлённо вспорхнули вверх. – Почему Гэб ходит в костюме четырёхрукого робота, а ты… где ты сейчас на самом деле, Дэйви? Скажи мне, и тогда я смогу помочь тебе. – О чём ты? Я не понимаю. Ты сейчас очень странно ведёшь себя, Хью. Он поёжился, и я понял, что он не лжёт. – Ты ведь вчера был с нами и слышал, что мы говорили о клинике «Исцеление». Ты что-нибудь об этом заешь? – Да, – он виновато покачал головой и продолжил: – В этой клинике был тот, с кем ты можешь быть счастлив. Прости, мне нелегко думать о нём без неприязни. Это ревность, и это плохо. Но Габриэль сказал, что он – твоя абсолютная пара. И мне жаль, что он сейчас в коме. Наверное, если бы можно было с ним познакомиться, я бы так не нервничал. Надеюсь, он замечательный. Я правда хочу, чтобы ты был счастлив, Хью. – Почему ты сказал, что он там был? – у меня неприятно засосало под ложечкой. – Ну, потому что сейчас он здесь. Разве ты не чувствуешь его? – на лице Дэйви читалось удивление. – Пока ты спал, Гэб переправил его сюда. – Что?! – Прости, я думал, ты знаешь. Он открыл капсулу и сказал, что хочет сделать тебе сюрприз. – Где он?! – Внизу. В лаборатории. Ну, конечно. Запах. Мне не мерещилось. Я бросился вон из комнаты, кубарем скатился вниз по лестнице и оказался у пуленепробиваемых дверей в лабораторию Габриэля. Они были открыты. – Я тебя уже заждался, братишка, – Гэб стоял над капсулой, изучая датчики. – Вот скажи, тебе совсем не жалко парня? Ты хоть в душе подрочил, а он и этого не может, бедняга. Что с ним сейчас творится – похоть, вероятно, дичайшая. Ещё немного и, боюсь, он перегорит. Все жизненные показатели на пределе. Перед тобой надежда всего человечества, на блюдечке буквально, а ты нос воротишь. – Заткнись, Гэб, и закрой эту чёртову капсулу, – прошептал я. – Иначе… иначе… – Ладно, как скажешь, – он запустил усиленный режим очистки воздуха и закрыл капсулу. – Обычно люди на гормональном пике трахаются, а не треплются. Но ведь у тебя ко мне столько вопросов, и они все такие важные, что ну прямо никак не подождут. Я прав? – Заткнись, Гэб, просто заткнись! – чтобы не упасть, я опёрся о крышку капсулы. Мне не верилось, что он так легко уступил. Я пытался собрать мозги в кучу и понять в чём подвох. – Почему на меня-то это так действует? – Хреново тебе сейчас, да? Но на ногах всё же держишься, это отлично, – он довольно потёр руки, – значит, с дозой я всё правильно рассчитал. Максимальный выброс гормонов, братишка, тут уже не до прелюдий. Как думаешь, он красивый? Дэйви вот красивый, но по-другому – он холёный, аристократичный. А этот весь какой-то дикий, жилистый, как абориген из джунглей. – Как ты можешь быть такой бездушной сволочью, Гэб? – Обижаешь, – он покачал головой и даже всплеснул всеми своими четырьмя руками. – Я, между прочим, всё это ради тебя делаю. – Ага, – зло процедил я. – Ну, ладно, ты меня раскусил. Ради тебя плюс немного мести. Заметь, месть не в приоритете. – Что ты сделал с Дэйви, чёрт возьми?! Вообще, что за странная херня вокруг происходит? – Наконец-то! – Гэб, точно шоумен, щёлкнул пальцами и, указывая на меня, заорал: – Вопросы – это хорошо! Вопросы – это шаг от агрессии к конструктивному диалогу. И тут у меня есть, что предложить тебе, братишка. Во-первых, это, конечно же – барабанная дробь – о-о-о-тветы! А в случае нашего плодотворного сотрудничества… так, дайте-ка подумать, чего же хочет мой маленький Хью больше всего на свете? Может быть, вот этого? Он присел на воображаемый стул и начал весьма похоже изображать Дэйви за игрой на виолончели, при этом напевая «Une vie d'amour(17)» из старинного мюзикла. Это была та самая мелодия, которую Дэйви играл в подземке Де-Мойна. Именно она подарила мне два счастливых года, которые я до сих пор не мог оставить в прошлом. – Остановись, Габриэль, – я повернул голову и увидел Дэйви. Он выглядел очень бледным, даже несмотря на свою прозрачность. – Ты ведёшь себя как циничное чудовище. – Упс… как неловко вышло, – Гэб отбросил прочь воображаемую виолончель и смычок, подошёл к Дэйви и, ухватив его за талию, закружил, продолжая напевать: – Вечная любовь, жить, чтобы любить, до слепоты и до последних дней, один лишь ты, жить любя, одного тебя… Их танец был похож на маленький смерч, поднявший с земли призрачные невесомые листья. – Зачем ты так с нами, Габриэль? – Дэйви обнимал его за шею, доверчиво прижимаясь и позволяя кружить своё бесплотное тело вокруг меня, полностью опустошённого и подавленного. Даже капсула с «надеждой всего человечества» в этом танце на моих костях смотрелась довольно символично – словно хрустальный гроб с принцем, которого я никогда не поцелую. – Почему Хью называет меня голограммой? Габриэль, умоляю, скажи мне, что происходит? – Просто наш Хью очень расстроен, сам не понимает, что несёт, – одной парой рук Гэб продолжал обнимать его, а другой притянул к себе его лицо и поцеловал, так, словно Дэйви был реален. – Обещаю, любовь моя, он так больше не будет. Скоро всё закончится. Ты ведь хочешь, чтобы Хью был счастлив? – Хочу, – Дэйви покорно кивнул. – Потерпишь один день, милый? Двум глупым альфам нужно расставить точки над «i». – Не хочу оставлять вас одних. – Так нужно, милый. Не беспокойся, мы просто поговорим. – Обещаешь? – Обещаю. Гэб кивнул, и Дэйви в его руках растаял, как сон. – Ты слышал? У нас мало времени. Поторопимся, братишка. Как насчёт небольшой прогулки на площадь Барфюссер? Мне нужно кое-что показать тебе. 17) Une vie d'amour – (фр.) жизнь в любви.

***

Авиетка немного покружила над площадью, прежде чем мы сумели припарковаться на крыше стилизованного под старину торгового центра. На площади было людно, туристы, как обычно, толпились возле сувенирных магазинов. – Нам довелось родиться в странное время, Хью. – И что же в нём странного? Гэб вдруг неожиданно рассмеялся и, притянув меня к себе, заговорщицки произнёс: – Скоро сам узнаешь. Обещаю, дальше будет, как говорится, только страньше и страньше. Помнишь изображение с коровой? Я улыбнулся, одна из тех загадочных картинок, что на первый взгляд похожа на абстрактную мазню. – Конечно, до сих пор удивляюсь, почему увидел её, только когда ты нарисовал мне контур. Ведь картинка была очевидна с самого начала. – Сегодня, ты снова попробуешь её разглядеть. Я усмехнулся и развёл руками. Загадки, предложенные Гэбом, обычно представляли целый квест, который мне волей-неволей приходилось пройти. – Как я понимаю, отказ не принимается? – Ты ведь хочешь узнать, что случилось с Дэйви? – Одну свою руку он опустил мне на плечо, другой что-то набирал на планшете, а две другие были заняты тем, что разминали ему шею и плечи. Заметив, что я разглядываю его, он подмигнул мне. – Лишняя пара рук – это что-то. Не понимаю, как я раньше без них обходился. – Хорошо. Я согласен искать твою «корову», но у меня есть одно условие, когда всё закончится… – Подожди, – перебил он, зажав ладонью мой рот, – дай я сам угадаю. Ты хочешь стать великим светлым властелином, чтобы повсеместно причинять добро, и ещё клёвый прикид, как у меня? Красуясь передо мной, он поиграл искусственными мускулами на руках, расправил складки зелёного килта, щёлкнул подтяжками чёрных гольф и лихо сдвинул на бок берет. Кожа на голом торсе там, где были стыки с костюмом киборга, выглядела нездоровой, отдавала трупным цветом и помимо воли приковывала к себе взгляд. – Может, уже снимешь это? Не жмёт костюмчик-то? Выглядит не очень. – Ты прав, ужасно жмёт, – с этими словами Гэб вытащил из кобуры, прикреплённой к поясу, инъектор и приставил его к своей шее, – пора сделать укольчик. Ну, что, как я теперь выгляжу? – Как четырёхрукий робот из рекламы, на которого частично натянули человеческую кожу и отправили в бар для престарелых омег. Спасибо, хоть меня не заставил так нелепо вырядиться. Ты, конечно, всегда любил повыпендриваться, но думаю, это уже слишком. – Ой, ладно тебе, – он бросил презрительный взгляд на мой вполне обычный костюм из адаппласта. В последнее время я отдавал предпочтение трансформерам, легко подстраивающимся под погодные условия и новые модные веяния. – Признайся, ты просто мне завидуешь. Один только килт чего стоит. Национальная одежда – это круто. Ты забыл свои корни, братишка. Наша фамилия – Бирн(18), и в нас течёт ирландская кровь! – Слушай, ты сам говорил у нас мало времени. Зачем весь этот маскарад? – Затем, что я буду тебе помогать искать «корову». Я, как хороший старший брат, буду идти рядом и присматривать за тобой. – В таком-то виде? – я скептически поморщился. – Мы рискуем отрастить себе хвост из толпы туристов, которые примут тебя за аниматора. – Спорим, за аниматора они будут принимать тебя? – его губы расползлись в улыбке, которая не сулила мне ничего хорошего. Я инстинктивно отшатнулся от него, опасаясь, что он нацепит на меня одну из своих хитроумных экспериментальных приблуд. – Старые рефлексы, братишка? Он рассмеялся, а я незаметно перевёл дух. – Хорошо-хорошо, обещаю, что не буду устраивать фарс. Просто выслушай меня внимательно. Во-первых, я принимаю твои условия. – Но… – Я тебя умоляю, Хью. Ты хочешь голой, ничем не прикрытой правды и Дэйви на блюдечке с голубой каёмочкой. – Я хочу, чтобы ты позволил ему самому решать, – кровь бросилась мне в лицо, – что для него лучше. Он не твоя собственность. – Да-да-да. Уже скоро, если Дэйви этого действительно захочет, я отпущу его на все четыре стороны. И, конечно же, если ты всё ещё будешь хотеть Дэйви, я не буду стоять на твоём пути. Ну, что по рукам, братишка? – И ты вот так запросто от него откажешься? – хоть Гэб никогда раньше не врал мне, сейчас его обещания выглядели фикцией. – Отойдёшь в сторону без всяких уловок и ухищрений? Габриэль перестал заниматься ерундой, и на миг мне показалось, что я вижу в нём обычного человека – ранимого и одинокого. Человека, у которого тоже есть слабости. – Рад, что ты так уверен в себе. Иногда кроме слепой уверенности в собственных силах ничего другого не остаётся. Я не буду лгать тебе, утверждая, что всё будет просто. Нет. Пока ты не видишь этой самой «коровы», ты не видишь и всей значимости «если». Возможно, скоро для тебя всё изменится. Твои чувства, твоё мироощущение, привязанности. Я не просто так сказал «если ты всё ещё будешь хотеть Дэйви». – Хорошо. Я согласен. – Тогда переходим к «во-вторых». Твоя задача – найти «корову», как ты уже понял. Но это ещё не всё. От тебя требуется не только решить задачу, самое главное, на финише тебе нужно будет сохранить психическую адекватность. Сам понимаешь, если к концу у тебя сдадут нервишки и потечёт крыша, я не смогу отпустить ни тебя, ни Дэйви. Плюс, миссия усложняется тем, что большую часть времени тебе придётся решать свои гормональные проблемы. Если ты сумеешь убедить свой член следовать всей той моральной чепухе, что сидит у тебя в голове, я подниму все свои четыре руки и сдамся. – Не беспокойся, Гэб, у меня крепкие нервы. Длительное проживание с тобой под одной крышей превратило их в стальные канаты. – Тогда начнём, пожалуй. Сейчас я хочу, чтобы ты вспомнил Боба, нашего робота-уборщика. Уж что-что, а Боба я запомнил на всю жизнь. Тут даже напрягаться особо не нужно было. Когда Гэбу было двенадцать лет, он забавы ради написал вирусную программу для систем типа SH – «умный дом». Маленький жучок, замаскированный под кусочек человеческой кожи, незаметный и практически неощутимый, выдавал себя за хозяина с администраторскими правами, подключался к домашней сети и передавал заранее прописанную команду. Мне такого жука Гэб налепил на шею сзади, прописав для робота-уборщика «возвращаться на базу; интервал времени - рандомно», а в качестве базы указал меня. Родители только что приобрели этого монстра, новое слово роботехники – и сантехник, и садовник, и горничная, и много чего ещё в одном флаконе, с виду – жуткое насекомое с кучей насадок. Гэб назвал его Боб. На все мои возмущения наша домашняя SH отвечала, что выполняет моё собственное задание. Целый день, пока я не нашёл зловредного жука-нашлёпку и не уничтожил его, Боб таскался за мной по всему дому, а поскольку у него имелись ключи от всех дверей, включая ванную комнату, туалет и мою спальню, я нигде не мог от него спрятаться. Боб вдруг срывался, не закончив свои домашние дела, и тащился прямиком ко мне в кровать, или в душ, или даже туалет, смотря, чем в это время я был занят. Гэб хохотал, как гиена, и заверял меня, что Боб – первый робот, который влюбился в человека. – Вот, здесь усовершенствованная программа, – Гэб разжал ладонь и протянул мне кристалл, – скачай её на свой браслет, она подключается к спутнику и может управлять всем, что тебя окружает в радиусе мили. Чтобы у тебя не возникло сомнений, предлагаю какую-нибудь наглядную команду, как тебе голосовая, например: «О, Повелитель, чем я могу служить тебе?» – Лучше пусть все роботы при виде меня поскорее убираются куда-нибудь за пределы моего могущества, – я пытался шутить, но мои мозги уже начинали потихоньку скрипеть. Было не понятно, зачем Гэб притащил меня на людную площадь и собирался сделать «Повелителем» роботехники на милю в округе. – Что от меня то требуется? – Смотри и делай выводы. Кстати, это хороший вариант. Действительно, пусть при виде тебя в страхе разбегаются. Себе, если ты не возражаешь, я для чистоты эксперимента поставлю статус «игнорировать». Готово. Идём? Я вперёд, ты метров на пять позади. – Идём, – согласился я, и мы вышли из авиетки. Следуя инструкциям Гэба, мы спустились к пассажирским лифтам, держа дистанцию. Я проследил, как он спустился на первый этаж и смешался с посетителями торгового центра. Его не замечали! Ни дурацкий костюм, ни пара лишних рук не вызывали ни у кого желания поглазеть, словно Гэб был для всех невидимкой. А вот стоило мне спуститься вниз, как произошло нечто неожиданное. От меня наутёк бросились не только машины-полотёры и погрузчики, но и почти вся публика, до этого праздно шатавшаяся от павильона к павильону. Люди в ужасе смотрели на меня, а потом сломя голову бросались бежать. В считанные мгновения вокруг не осталось никого, только Гэб и несколько растерянных туристов, которые с опаской глазели на него. Туристы, подходили ко мне и друг к другу, задавая один и тот же вопрос: «Что это за фигня вокруг происходит?» Я спросил у них, не видели ли они ещё чего-нибудь странного. Туристы кивком указали на Гэба, который в этот момент занимался тем, что примерял на себя меховое манто и маску для сноубординга, которые стащил с манекенов. Пришлось заверить их, что это промоакция от Robotics. Моё объяснение их удовлетворило, они сделали пару фото на фоне мародёрствующего Гэба и покинули подозрительное место. – Ну, как тебе? – поинтересовался подошедший ко мне Гэб. – Славные вещицы, пожалуй, я возьму. – Только не говори, что ты затеял всё это ради шубы и маски. – Просто они удачно подвернулись мне под руку. Теперь не придётся удалять фото у той парочки. К тому же оставил людям занятные впечатления на память. Хочешь ещё прогуляться или домой уже? – Домой. Я понял, что ты снова провернул тот фокус с техникой, но не понял, почему люди тоже сбежали. – Не сказал бы, что ты меня сейчас обрадовал своими умозаключениями, но такая скорость обработки информации для тебя вполне закономерна. «Домой» – это хорошее предложение. Поддерживаю. – Расплатись за шубу, пока не ушли, – посоветовал я. – Я тебя умоляю, – простонал Гэб. – Нас здесь вообще не было. Я почистил все хвосты, пока ты трепался с теми парнями, и у нас есть целых десять минут, чтобы мне не пришлось повторять всё заново. Идём уже. По дороге домой я молчал, а Гэб философствовал. Почему-то он говорил об одиночестве. О парнях на одну ночь, что ведут себя как разноликие клоны друг друга, о коллегах, соседях и приятелях, что фоном мелькают в повседневной жизни. И нет совсем никого, к кому хотелось бы «прислониться сердцем». Я бы не удивился, если бы услышал такие речи от Дэйви, но от Гэба – это было что-то из области утреннего бреда, когда мозг ещё не вполне включился в реальность. – Разве ты не чувствуешь этого, Хью? Столько народа вокруг, а стоит подойти к кому-нибудь поближе, и все они разбегаются. Они словно статисты, которые понятия не имеют, как вести себя вне того сценария, который привыкли отыгрывать. Тех, с кем мы плотно общаемся годами – по пальцам пересчитать. В кои-то веки, он говорил как нормальный человек, может даже открывал передо мной душу, но я был слишком занят собственными думами – о Дэйви, о парне по имени Зак и об очевидном образе «коровы», контур которой буду должен в ближайшее время обрисовать Гэбу. Хаос в моей голове не позволял определиться даже с направлением в решении заданной мне задачки. Что такого очевидного я должен был увидеть в сегодняшнем спектакле? Может, вся акция была просто спланирована заранее, но зачем? – Мне придётся отлучиться на часок-другой, так что не скучай, скоро буду. Кстати, если ты передумал на счёт Зака, лаборатория в твоём полном распоряжении. – Нет уж. Спасибо. – Тогда вот, возьми, изучи на досуге. Гэб впихнул мне в руки какую-то коробку, дверь авиетки с моей стороны открылась, и я растерянно выбрался наружу. – Хочешь подсказку? – я хотел подсказку, но гордость, как всегда мешала открыть рот и признаться в этом. – Присмотрись к Дэйви. Что за странный намёк? Только окончательно меня запутал. Я поднялся к себе в комнату и высыпал на кровать содержимое коробки. Там оказался какой-то старый хлам: деревянные чётки, статуэтка Будды, кожаные браслеты с часами и черепами, фотография, с которой смотрел красивый улыбающийся омега. Про таких обычно говорят «горячая штучка». Его лицо показалось мне смутно знакомым. «Он напоминает… – мысль выстрелила неожиданно, – это Арктур Ганди на фотографии, и это вещи Зака. Мне не показалось, что на них его запах. Зачем Гэб отдал их мне?» Теперь я внимательно рассмотрел каждую из вещиц, пытаясь представить, кто такой Зак Эванс. Обратил бы я на него внимание, если бы не было всей этой искусственной химии, которая нас связывала сейчас? И поймав себя на мысли, что начал фантазировать уже за пределами обычного интереса, я разозлился. Какого чёрта я вообще думаю об этом? Мне сейчас нужно решать ребус с «коровой». Я должен понять, зачем Гэб устроил весь этот спектакль. Я сложил вещи назад в коробку и после этого с полчаса слонялся по дому в тщетных попытках игнорировать странный намёк Гэба – присмотреться к Дэйви. Я явно что-то упускал. За исключением призрачного тела, Дэйви оставался Дэйви. Он определённо вёл себя, как реальный Дэйви из плоти и крови. Такое не сыграть, у подделки всегда остаётся её кукольность. Она не способна на импровизацию. К тому же я абсолютно не понимал, что могло быть общего у Дэйви и тех роботов и людей в торговом центре, которые при виде меня разбежались прочь. Я бы и рад был уложить всё по полочкам, но мои выводы выходили настолько бредовыми, что не могли иметь ничего общего с реальностью. Кроме того, были и некоторые отвлекающие моменты. Как, например, киборги – персонажи из области фантастики. Даже если Гэб заставил шевелиться две лишние пары рук, как свои собственные – это не более, чем костюм со спецэффектами. Это было очевидно, но почему-то всё равно беспокоило меня. Хотелось побиться головой о стену. Время бездарно текло сквозь пальцы, а к разгадке я не приблизился ни на шаг. – Хью, тебе сообщение от Габриэля. Он настаивает на том, чтобы ты просмотрел его немедленно. – Дэйви возник неожиданно. Просто воздух вдруг стал менее прозрачным и отражённый свет передал в мой мозг его образ. Чуть прикрытые глаза, взгляд сквозь меня, голые ноги и сползшая с одного плеча майка. – Прости, я спал. Он меня разбудил и просил срочно тебе это сказать. В лаборатории для тебя есть какие-то файлы, которые ты должен просмотреть. «Слишком уж настойчиво предлагается мне эта самая лаборатория, – подумал я, всем нутром ощущая вероломное коварство Гэба. Мне снова хотелось спастись бегством. Оказаться где-нибудь подальше от семейного гнезда Бирнов. – Нет уж, дудки! Я не хочу попасть в западню из гормонов течного омеги, которого Гэб пытается вручить мне». – Я не пойду в лабораторию. – Вот как. Почему? Неужели ты так боишься этого парня, запертого в той штуке? – Дэйви уже начал спускаться вниз и обернулся. – Габриэля сейчас нет дома или, может, ты и мне не доверяешь? – Что за вздор, – промямлил я и поплёлся за ним. Мы вошли в лабораторию и Дэйви, чувствуя моё замешательство, подошёл почти вплотную и прошептал: – Я его видел. Касался его лица, его тела. Он молод и… красив. У меня нет права на ревность, но ничего не могу с собой поделать. Всё время сравниваю себя с ним… мне так трудно отказаться от воспоминаний о нас с тобой. До сих пор не могу смириться с тем, что между нами всё кончено. Я не такой сильный, как ты. В тот день ты просто взял и отдал меня Габриэлю. Понимаю, что сегодня я должен сделать то же самое. Так будет лучше для всех нас. – Для всех нас будет лучше, если кое-кто кое-кому просто перестанет морочить голову. – Ты иногда бываешь таким толстокожим, Хью. Ты не понимаешь, каково это, когда сам себе не принадлежишь. – Он прикрыл глаза и, зябко поёжившись, обхватил себя за плечи. Обнять бы и согреть, провокация ходячая. – С утра, когда Габриэль открыл капсулу, я был там. Знаешь, этому парню, Заку, сейчас должно быть очень плохо. Скажи, почему ты не хочешь быть с ним? – Я его не выбирал, мне его навязал Гэб. Это только химия, которую можно игнорировать. – О, Хью, поверь мне. Эту химию очень трудно игнорировать. – Дэйви сделал шаг и замер, точно ожидая от меня чего-то. А я только бессильно сжал кулаки. Полжизни сейчас бы отдал за возможность обнять его. – Мне трудно тебе в этом признаться, но я должен. Я говорил об этом Габриэлю и будет честно, если скажу и тебе. Если бы тогда, в тот день ты всё-таки увёз меня в Де-Мойн, я бы по-прежнему любил только тебя, но… я бы всю жизнь жалел о том, что не смог узнать свою истинную пару. – Ответь, Дэйви, если бы Гэб отпустил тебя, ты бы ушёл? – Пожалуйста, Хью… меня на части разрывает, когда я думаю о тебе и о Габриэле. Ты не понимаешь, как это – быть с тем, от кого у тебя крышу сносит так, что сам себя не помнишь. Ты очень хороший, Хью. Нет, ты – идеальный, а Габриэль порой ужасен и невыносим настолько, что я хочу убить сначала его, а потом себя. Но… близость с ним всё меняет. В его объятьях мысль о том, что я могу потерять его, невыносима. Я допускаю, что запутался, променял любовь на страсть. Поэтому… попробуй побыть в моей шкуре, проведи с этим парнем из капсулы хотя бы несколько часов. Если после этого ты всё ещё захочешь быть со мной, обещаю, я вернусь к тебе. Мы уедем в Де-Мойн и вычеркнем всё время проведённое врозь, как будто его никогда не было. – Серьёзно? Говоришь, мне стоит пойти и трахнуть другого, потому что ты, Дэйви, не знаешь чего хочешь?! Послушай, если ты несчастен с Гэбом, давай прямо сейчас просто вернёмся в Де-Мойн! Да – нет, белое – черное, я – Гэб! Он помотал головой, и прежде чем я понял, что он собирается сделать, Дэйви дал голосовую команду отсоединить пациента от системы жизнеобеспечения и открыть капсулу. Запах обрушился на меня с такой силой, что я упал на колени. – Прости, Хью. Я делаю это ради нас с тобой. Габриэль не оставлял тебе никаких сообщений. – Собрав все силы, я бросился к дверям, но налетел на силовое поле, которое мягко оттолкнуло меня. На запрос «выпустить» система посоветовала обратиться к администратору. Прежде чем рассыпаться в воздухе, Дэйви подошёл к раскрытой капсуле и произнёс: – Тебе очень повезло. Хью – тот самый альфа, с которым хочется остаться навсегда. Не упусти свой шанс, Зак Эванс. Если ты не так хорош, как думает мой муж, через два часа ты умрёшь. Жаль. Ты так молод. Но это всё же лучше, чем целую вечность оставаться овощем. Тандем злого гения и святой простоты – ядерная смесь. Я выругался и решил, что теперь они оба – и Гэб, и Дэйви – могут катиться к чертям. Моё терпение лопнуло. Почему эти двое считают, что им всё позволено? Я подошёл к капсуле, надеясь, что пока не настолько одурманен и ещё могу думать головой, а не членом. Выход был только один, включить режим ручного управления и вернуть медкапсуле герметичность. После третьей неудачной попытки система меня заблокировала, порекомендовав обратиться к администратору или вызвать службу спасения, если связь с администратором в данный момент невозможна. Теперь, когда стеклянный колпак был поднят, а все щупальца медкапсулы отсоединены, Зак мог сойти за крепко спящего. Дэйви был прав, он молод и красив, притягателен даже без дикого выброса феромонов. Я вспомнил как возмущался, когда узнал, каким оружием природа наделила омег: – А что, если это будет старый и страшный омега? Вдруг он захочет именно меня?! Он потечёт, и я пойду за ним, как тупой баран на заклание, да? Это несправедливо! – Ты слишком самонадеян, братишка. По статистике на одного омегу приходится десять альф и тебе придётся весьма постараться, чтобы тебя вообще кто-то захотел. К тому же течка после шестидесяти встречается нечасто. И будь уверен, если такое случится, даже самый старый и страшный из омег будет казаться тебе сладкой знойной мечтой. – Но я так не хочу, Гэб! Не хочу спать со страшным шестидесятилетним омегой! – Ну, тогда я могу соорудить для тебя гермошлем. Если всегда будешь его носить, то для всех омег этого мира ты станешь недосягаем. На эскизе, который Гэб набросал, когда пообещал избавить меня от домогательств омег, я был изображён с круглым прозрачным шаром вокруг головы, к которому крепились антенны и трубки со шлангами от кислородного баллона. Баллон с кислородом нёс робот-уборщик Боб, параллельно занятый натиранием полов и кормлением венериной мухоловки. Такая перспектива умерила мой пыл, и я смирился. Уж лучше старый и страшный омега, чем этот аквариум на голове. Передо мной лежал почти герой моих детских страхов. Он, конечно, не был старым и уродливым, но одно всё же было очевидно – этот Зак Эванс лишил меня собственной воли, не пошевелив при этом даже пальцем. На нём теперь концентрировались все мои ощущения и чувства. «Дотронься до меня, попробуй меня, возьми меня. Я – блаженство, о котором ты мог только грезить», – кричал неподвижный и беззащитный перед моей обидой и яростью человек. Я мог бы убить его, немного сжав ладонь на его горле, но всё дело было в маленьком и непреодолимом «бы», потому что это «бы» превращало «чужое» в «моё». Насмешка Гэба – «омега в беде, твой омега, Хью» теперь звучала совсем по-другому. Просто он знал, каково чувствовать другого человека, как самого себя. Его боль и страх, его желание. То, как в бешеном ритме чужое сердце качает кровь, его тело, наполненное огненной лавой кипящей между бёдер и обжигающей нетерпением каждую клетку. И мой собственный мозг, принимая все эти послания, быстро превратился в согласное на всё желе. Господи! Как Гэб смог продержаться так долго и не убить меня, пока я трахал Дэйви? Почему Дэйви мне это позволил? Они же оба в тот момент должны были меня ненавидеть. Моё сознание рассыпалось на части. С одной стороны был Дэйви, ждущий меня за порогом лаборатории – «проведи с ним несколько часов, и если после этого ты всё ещё будешь хотеть меня, я к тебе вернусь». С другой – Зак, парень, с которым я ни словом не перекинулся, но от чьей близости мой член превращался в гигантский баклажан. Нет, моя любовь к Дэйви никуда не делась, но она стала такой далёкой и холодной, словно серп луны на небе ясным днём. Сейчас Зак Эванс своим сиянием затмевал всё, что когда-то было мне столь дорого. – Привет, Зак, – прошептал я, собрав всю оставшуюся волю, чтобы не наброситься на него, как голодное животное. Быть романтично-старомодным и хотя бы формально познакомиться перед тем, как затащить парня в постель – всё, что я мог сделать в данных обстоятельствах. – Я не представился в прошлый раз, меня зовут Хью. Пришлось опереться на борта капсулы обеими руками, чтобы сохранить лицо и не рухнуть, собирая запах носом, губами, языком. Мне хотелось шептать его имя – Зак. Я вдруг подумал, что оно ужасно идёт ему: Зак, тугой и хлёсткий, словно плеть. Я едва касался его кончиками пальцев, а через меня словно пропускали электрические разряды. Казалось, если я позволю себе что-то большее, он меня просто поджарит. «Если ты сейчас его не трахнешь, через два часа он сгорит от выброса гормонов. Его сердце не выдержит, и ты будешь виноват в том, что он мёртв. Более того, если ты и дальше будешь стоять и мяться, словно долбаный девственник, тебе придётся распрощаться с собственными яйцами. Они не резиновые и скоро лопнут от напряжения, – сказал я себе и избавился от одежды. – Главное, не торопиться, и не покалечить нас обоих». – У меня такое чувство, что я тебе не нравлюсь, но сейчас мы оба заложники ситуации, поэтому предлагаю расслабиться и получить удовольствие, – я прижался к нему всем телом, ощущая облегчение от того, как его запах смешивается с моим. Мне хотелось крови Зака. Пометить его немедленно, привязать к себе и сделать невидимым для всех прочих альф. «Я идиот, разговариваю с тем, кто вообще-то вряд ли меня слышит. – Во мне боролись злость и желание, и меня мучила совесть. – Хочу убедить себя в том, что я вовсе не похотливый извращенец, собирающийся трахнуть человека, находящегося в коме, а благородный рыцарь, спасающий жизнь ближнему». Лазерные светильники, реагирующие на все мои телодвижения, резали глаза. Я ударил по пульту с сенсорами, отвечающими за свет, и комнату укутал полумрак. Этот сброс адреналина немного привёл меня в чувство. Я перевёл дух. – Подумал, что лучше немного притушить свет. Темнота подействовала благотворно. Я даже смог лечь рядом с Заком, не ощущая себя при этом героем порнофильма. Может ли чьё-то тело быть настолько совершенными? О, да. Гормоны творят с нами невероятные вещи. Я провёл ладонью в паре сантиметров от его бедра, оглушённый одной лишь мыслью, что это божественное создание может стать со мной одним целым. Если бы только он открыл глаза и ответил мне! Я хотел слышать его стоны и рваное дыхание, чувствовать, что он отвечает мне. Шальная мысль, что сейчас я смогу заставить его очнуться, кружила голову. Наверное, мои мозги полностью выключились, и я думал только членом, пока целовал его сухие, жаркие губы, вылизывал шею, бедра и запускал пальцы в сочащийся смазкой анус. Поэтому на меня словно ушат воды опрокинули, когда я почти кипел от желания войти в него. Я тёрся членом между его скользких ягодиц и уже хотел толкнуться внутрь, в жаркую тесноту, как вдруг почувствовал чужую ярость и отвращение так же ясно, как будто он кричал: «Слезь с меня, мудак! Я просто не могу сопротивляться! Мне плохо! Отвали от меня!». А если бы я был на его месте, если бы не мог и пальцем пошевелить, но всё чувствовал? Это унизительно – быть беспомощным в ситуации, когда какой-то извращенец подкатывает к тебе свои яйца, когда твоя единственная защита – мысленные проклятия. Совсем не удивительно, что я их услышал. – Прости. Не могу. – Я попытался отстраниться от Зака, дать почувствовать, что не сделаю ничего, что ему так противно. Кое-как сполз на пол, ноги тряслись, центр тяжести сместился в пах. Как только наша кожа перестала соприкасаться, перед глазами всё поплыло, и я вцепился в борта капсулы. Только спустя вечность я смог взять себя в руки. – Чувствую себя насильником. Подсознание услужливо развернуло картинку, где доктор Холл объяснял мне, что передо мной сейчас лежит не течный поработитель всех альф, а глубоко травмированный омега, годами избегавший контакта с альфами и предпочитавший им Es-блокаторы. – Я знаю, что ты несколько лет сидел на таблетках. Не представляю, что с тобой произошло, что ты никого к себе не мог подпустить. Не хочу, чтобы ты ненавидел меня, Зак. «Тоже мне, рыцарь с членом наперевес», – я не представлял, как перед ним извиниться за своё животное поведение, и за Гэба и даже Дэйви со всеми его «тебе повезло» и «через пару часов ты умрёшь». Но в этот момент я отчётливо осознал, что готов отползти от него и ждать, пока сам не сдохну от похоти, или дать клятву быть с ним навсегда, и в горе, и в радости, как говорится, но только по обоюдному согласию. По его телу пробежала лёгкая дрожь. Мне показалось, что он стонет, или быть может даже, что я слышу своё имя. Наверное, ничего этого на самом деле не происходило. Просто я – похотливый мудак, пытающийся убедить свою совесть в том, что Зак меня тоже хочет. – Это значит, ты не против? Мои руки тряслись, как у наркомана. Чувствуя, что карабкаться назад в капсулу нет ни сил, ни желания, я подхватил его под ноги, закинул их себе на плечи и провалился в него, словно был неотъемлемой частью головоломки по имени «Зак». Вот только бы ещё теснее прижаться к нему, дотянуться до его губ. Звёзды перед глазами, грохот в ушах и сладкий жар в преддверии взрыва – капкан захлопнулся. Зак излился в мою ладонь, от пряного запаха его семени меня накрыло окончательно. Острое наслаждение вырывало из меня хриплые короткие всхлипы. Узел набухал и набухал, пах выворачивало жаром, дрожью, и я боялся, что отключусь, раздавлю под собой Зака. Я ловил его слабое дыхание, пил его и после всё начиналось заново: взрыв, хрипы, стоны и мысль-вспышка – только бы не вырубиться. Понимание, что я уже никогда не смогу согласиться на меньшее, не было откровением. Откровением была улыбка из-за того, что я весь с потрохами принадлежу этому дикому омеге с обритой головой и татуировками на теле, и мне от этого невыносимо хорошо. – Я не повторю одну и ту же ошибку дважды. «Я укушу его… попробую его крови, даже если он мне глаза выцарапает, когда очнётся. – Кожа на его шее была тонкой и нежной, словно лепестки цветов. Затейливый узор, колючий и бархатный, как иней на стекле, опутал шею, обежал ключицы и обвил плечи. У меня захватило дух. – Катитесь все в ад, кто считает метки пережитками прошлого!» «Мой» – самое приятное слово для любого альфы и самое понятное предупреждение для всех, кто вздумает посмотреть на чужого омегу. 18) Бирн – ирландская фамилия, Byrne [Бирн] — «ворон».

***

Мне снился кошмар, в котором я жил в подземном бункере в пустыне. Я был женат на демоне с чёрными, как уголь, глазами, волосами цвета золотых барханов и языком, ядовитым и острым, словно жало. Он был ненормально сильным для омеги. Однажды даже завалил меня носом в кровать, применив какой-то хитрый захват, спустил штаны и сказал, что теперь он будет сверху. Заявил, что опыт у него в этом деле уже есть, и я могу не бояться за свою девственную задницу. Правда, до меня он спал только с омегами, но это неважно. Жопа – плюс-минус нюансы – у всех одинаковая. Я называл его Заком и мог любоваться им часами. Правда, только пока он спал, когда презрительная ухмылка покидала его тонкие губы, и он вполне походил на обычного человека. Он позволял себя любить, трогать и целовать, как нормальный и адекватный омега, только когда выдыхался после нескольких раундов в спарринге со мной. Все эти бои портили мне кровь, потому что я дико боялся навредить ему. Иногда во время секса он меня душил, если думал, что я собираюсь кончить раньше него. Его это заводило. В итоге мы кончали вместе, и я получал от него свою маленькую порцию нежности, он говорил мне: «Хью, обними меня крепко и считай от пятнадцати назад». Я прижимал его к себе и считал, и когда я произносил «один», Зак спрашивал: «Как думаешь, мы живы?», – что за странный вопрос, я пожимал плечами и отвечал: «Какая разница, главное, что мы вместе». У нас было четверо детей и все – омеги! Копии своего жуткого папаши. И я даже всыпать им не мог, когда они слишком проказничали. Ну, потому что, омеги же. Мы с Заком ждали пятого малыша и всё, что я слышал от своей «дражайшей половины», что я – чудовище, похитившее лучшие годы его жизни, а мои отпрыски – вампиры и кровососы, постоянно требующие его внимания и вытягивающие из него последние силы. Как-то я решил сделать ему приятно, освободить от нашего присутствия на целый день. Взял квадроцикл и увёз детей охотиться за пустынными зверьками. Вечером вместо благодарности он обозвал меня бездушной сволочью и предупредил, что если ещё раз выкину подобный фокус, он сбежит от нас в Индию. Каждый вечер перед сном я молился, чтобы пятым родился альфа, иначе в Индию придётся бежать мне. Я даже не мог с уверенностью сказать, что Зак любил меня. Иногда он смотрел так, что мне казалось, будто он хочет убить сначала меня, а потом и себя. Странно, но в эти минуты я был особенно счастлив. В эмоциональном и чувственном плане наши отношения напоминали вулкан кипящих страстей и занимали почти всё моё свободное время. Если честно, это были пугающие отношения.

***

– Прости, братишка, что я тебе кайф ломаю, но мы должны бежать. И прямо сейчас. – Я сонно высказал Гэбу своё возмущение о том, какого хрена так врываться. На меня он мог пялиться сколько влезет, но вот на Зака – категорически нет. Я не помнил, как уснул, прижав его к груди, точно приклеенного. Он так и не пришёл в себя, хотя был скорее жив, чем мёртв. Его тело было горячим, словно печка. – Вся королевская конница и вся королевская рать мчится сюда, чтобы забрать собственность Reditum, поднимай задницу, хватай своё сокровище и бежим. – Куда?! Подожди, Гэб, с Заком что-то не так, мне кажется у него жар! – Да-да. Я знаю. Жар – это хорошо. Течка прекратилась. Организм перестраивается. Если через пару дней придёт в себя, жить будет. Не тревожься, братишка, вот если бы он был холодный и начал коченеть, тогда это было бы печально. Скоро прибудет авиетка от клиники Цилла. Советую одеться, если не хочешь встречать гостей голышом. Не хотел этого признавать, но твой безвкусный адаппластовый костюм – весьма кстати. Наряды менять будет особо некогда. Ты поедешь с Заком до клиники. Мы с Дэйви встретимся с вами позже. Сейчас нам лучше разделиться. Я попробую отвлечь внимание на себя. – Но… – Серьёзно, Хью, не будь таким тормозом. Выйдешь через левый туннель на задний двор дома Делаэ. На крыше будет ждать авиетка. Так, и вот что ещё, дай сюда свой браслет. – Я протянул руку с идентификатором, с ужасом наблюдая, как Гэб в считанные секунды раскурочил его и снял с моей руки. Мои банковские счета, медицинская карта, страховка, открытые визы, паспорт, связь со скайджетом – всё это теперь было для меня в недосягаемости. – Походишь пока вот с этим. Так, я получил новый браслет и стал успешным стоматологом Арно Делаэ, женатым на весьма чахлом омеге Йохане, страдающим дисфункцией опорно-двигательной системы. На запястье Зака Гэб застегнул другой браслет, и Зак превратился в Йохана. Я облачил Зака в свободную одежду и закрепил его в инвалидном кресле с антигравитационной подушкой. Через десять минут после того, как Гэб назвал меня тормозом, я уже садился в просторную авиетку с логотипом Циллы в компании двух сотрудников клиники. На мой запрос о Цилле сеть выдала фотографии пасторальных пейзажей в кантоне Тургау и рекламу реабилитационных, терапевтических и спа-программ. Неплохое место, чтобы скрываться, и для Зака то, что нужно. По прибытии в Циллу нас заселили в люксовую палату с релаксационной капсулой и обычной двуспальной кроватью. В карте Йохана Делаэ значилось, что долгое время он лечился от депрессии, возникшей на почве невнимания к нему и частых измен со стороны супруга. После аварии, виновником которой был злополучный Арно Делаэ, Йохан Делаэ был парализован и потерял память. В Циллу супруги прибыли на лечение в связи с ухудшением состояния Йохана после его последней течки. Сейчас Йохан, вроде как, находился под действием успокоительных, обезболивающих и снотворных препаратов. История была похожа на сюжет из низкосортного любовного чтива. Я не сомневался, что Гэб придумал эту на редкость мерзкую легенду, только чтобы снова меня позлить. Теперь я понимал, почему сотрудники клиники так возились с Заком, а со мной избегали встречаться даже взглядом. Мне и самому на какой-то миг поверилось, что я смотрю на Йоханна Делае – жертву домашнего насилия в руках самодовольного альфа-самца Арно Делаэ, который с невинной рожей везёт супруга на курорт подлечиться, а на самом деле пытается скрыть следы своих низких злодеяний. Что тут сказать, судьба иногда лиха на поворотах: ещё буквально позавчера ты был просто хорошим парнем с разбитым сердцем, вчера – счастливым альфой, обретшим своего истинного омегу, а сегодня – тираном-узурпатором, издевающимся над тем, кто слаб и зависим. Зака разместили в релаксационной капсуле, и хоть она была постоянно открыта, и я мог дотрагиваться до него в любое время, мне было этого мало. Однако из-за дурацкой легенды я мог только сидеть рядом и держать его за руку. В глазах сотрудников я видел, что в искренность моих чувств не верит никто. Репутация Арно Делаэ была настолько испорчена, что я не представляю, как он мог с этим жить. Младший медицинский персонал под малейшим предлогом объявлялся в палате – процедуры, лекарства, убрать, помыть – я практически не оставался с Заком наедине. Возможно, меня подозревали в том, что я сижу с ним, потому что хочу его убить и всё свалить на халатность служащих клиники. Кстати Йоханн Делаэ был очень богат, и в случае его смерти единственным наследником оставался Арно Делаэ. Сутки пребывания в Цилле превратили меня в нервного параноика. Я начал сомневаться во всём, что случилось со мной с момента прибытия в Де-Мойн, и впал в прострацию. Радужная эйфория после гормональной экспансии, которой я был подвергнут, прошла, эмоции улеглись, ясности не прибавилось, а стремительный водоворот событий вытянул из меня последние силы. Попытки разложить факты по полочкам и найти пресловутую «корову» казались тщетными. Пришлось признать, что я по уши увяз в безумном квесте, в который втянул меня Гэб, и уже не в состоянии оценить где правда, а где ложь. Личность Йоханна Делаэ – парализованного больного омеги, теперь выглядела более реальной, чем личность Зака Эванса – мифической надежды на возрождение рода человеческого. Гэб мог нанять доктора Холла разыграть тот спектакль в Де-Мойне. Я ведь в глаза не видел даже тени каких-то там агентов из Reditum, что считают Зака собственностью корпорации и охотятся за ним. Я любил Гэба, но никогда не заблуждался на его счёт. Жизнь с ним, несмотря на насыщенность и познавательность, в конце концов подвела меня к желанию сбежать. Все равно куда, лишь бы подальше из поля его зрения, что я и сделал, как раз перед тем, как встретил Дэйви. Гэбу было выгодно всё происходящее, в этом случае он убивал двух зайцев одним выстрелом: проверял теорию мнимой совместимости и избавлялся от меня в отношениях с Дэйви. Гениально, чёрт побери! Меня по-прежнему мучила загадка, которую Гэб продемонстрировал мне в торговом центре на площади Барфюссер. В новостях я нашёл только сообщение о том, что вынужденная эвакуация жителей из центра Базеля была проведена в связи с информацией о заложенной в здании торгового центра взрывчатке. Информация впоследствии не подтвердилась, причин для паники не было и прочая новостная чепуха. У меня от всего происходящего реально крыша ехала – Дэйви выглядел, как фантом самого себя; Гэб, как четырёхрукий киборг; я, как идиот, который вляпался не пойми куда. Что я должен был увидеть очевидного в том, что таковым совсем не выглядело, я не понимал. К тому же мне было стыдно. Дико стыдно. Я же верный и постоянный. Я думал, я однолюб. Но за несколько часов, проведённых с Заком, всё изменилось. Пробовал убеждать себя, что всё дело в химии, но выходило слабо. Неужели я не любил Дэйви? И разве мог любить Зака, парня в коме, которого в первый раз увидел всего два дня назад? Теперь я понимал, что не будет никакого Де-Мойна. Наверное, и Дэйви это тоже знал. Была ли у него хоть капля сомнений на мой счёт? Что скажет Зак, когда очнётся и увидит меня? Я пометил его без согласия, пребывая в эндорфиновом приходе от сцепки. А если он так и не выйдет из комы, если он умрёт? Гэб говорил, что в наше соглашение входит моя психическая адекватность. Сумею ли я сохранить её, когда мы снова встретимся? Я взял Зака за руку и переплёл наши пальцы. В окружающем меня хаосе он внезапно показался мне единственной точкой опоры. В палату зашёл пожилой омега, и я боковым зрением увидел, как он возмущённо закатил глаза. – Артист, – прошептал омега себе под нос, и я опешил от такой неприкрытой наглости. – Вы что-то сказали? – Вам показалось, мистер Делаэ. Я прошу прощения за беспокойство, но у меня послание для Вас и вашего супруга от некоего Стива Джонсона с пожеланием скорейшего выздоровления. – Мало того, что мне от себя самого тошно было, так ещё и от мудака Арно Делаэ, за чьи прегрешения я ловил на себе косые взгляды. – Я оставлю пакет на бюро. Какой ещё Стив Джонсон с пакетом? Мнимая совместимость – Стивен-Джонсон. Догадка, что это Гэб передал мне послание, выдернула меня из меланхолии, и я, вскрыв пакет, обнаружил кристалл с записью и обыкновенную бумажную открытку, развернув которую прочитал: «Если тебе всё ещё нужны ответы, даю вторую подсказку». Далее буквы исчезли, и проступил рисунок, той самой «коровы». Гэб с самого детства обожал такие фокусы. Чтобы без случайных свидетелей просмотреть запись на кристалле, я закрылся в ванной комнате и включил воду. Послание Гэба по времени занимало не более пяти минут и состояло из хронологического клипа о всех важных прорывах в науке за последние сто пятьдесят лет, а также исторической справки о демографическом кризисе, связанном с проблемой перенаселённости. Немного статистики по естественной рождаемости и смертности за тот же период. Вот только статистика была какая-то на удивление кривая. По ней выходило, что на Земле в настоящий момент проживало не более миллиарда людей. За последние сто пятьдесят лет численность сократилась на семь миллиардов. Хотя вспоминая школьный курс обществознания, я был уверен, что нас должно быть никак не меньше пяти. Последние значимые достижения в робототехнике были сделаны более ста лет назад. В общем, откровенное несовпадение общеизвестных данных и данных Гэба. Кому и зачем могла потребоваться эта фальсификация? Внезапно в моей голове всё встало на свои места. Люди и машины на площади Барфюссер и кривая статистика отлично вписались в схему, хотя озарение всё-таки больше напоминало бред. Вторая подсказка делала контур «коровы» очевидным. Теперь игнорировать реальность было просто невозможно. После первых «да ну на фиг» и «этого не может быть» возник резонный вопрос: «Тогда кто все эти люди?», а что было самым хреновым, я снова вернулся к первой подсказке – присмотреться к Дэйви. Все пазлы стояли на своих местах, я смотрел на «корову», которую показал мне Гэб, и холодный пот стекал по моей спине. К тому же я был не уверен, что рассудок, который я был обязан сохранить по условиям договора, ещё при мне. Я собирался усомниться в большей части человечества. Мне хотелось проверить свои догадки, прямо здесь и сейчас, развязать охоту на ведьм – это ли не подтверждение моего возможного безумия? Что будет, когда Они поймут, что я теперь знаю о них? Кажется, я был близок к истерике, мне срочно требовалось увидеть Гэба. Пусть он снова посмеётся над моей глупостью, и пусть это окажется самым грандиозным из всех его розыгрышей. Я прожил с Дэйви два счастливых года, неужели всё было ложью? Я же за него тогда Гэбу чуть глотку не перегрыз. Думал у меня чувства, любовь – первая и последняя. А выходит, что всё это время я за суррогат цеплялся? Нет, не может это быть правдой, Дэйви самый человечный из всех людей, что я когда-либо знал. Последнюю рубаху с себя снимет и отдаст. Он талантливый, умный, нежный, искренний. Он – слепой, в конце концов. Зачем делать машину слепой? Я просто всё не так понял. Смертность, рождаемость. Бред всё это. «А если кто-то заподозрит, что Йоханн Делаэ фальшивка? Нет, Гэб не отправил бы нас в место, где нам угрожает опасность. Я спокоен, чёрт побери. Моя паранойя от нервного переутомления, нам ничего не грозит», – кому я врал? Мне нужно было хоть с кем-то поговорить. Кристалл после просмотра испарился, и никаких способов связаться с Гэбом не было. Я был просто не в силах сидеть и ждать чего-то неопределённого. Однако сумбур, царивший в моей душе, мешал собраться с мыслями и прикинуть дальнейший план действий. – Мистер Делаэ, простите за беспокойство, – позади меня включилась связь с администратором клиники. Хоть видеосигнал был односторонним, я все равно дёрнулся, как будто меня застали врасплох за моими мыслями, – в холле вас ожидает гость. Он представился Рэем Джонсоном и просил передать, что приехал по поручению Стива Джонсона. Что мне ему ответить? – Я сейчас спущусь. Мне не хотелось оставлять Зака одного даже на минуту, но не вытаскивать же его из релакскапсулы. Я синхронизировал наши браслеты, настроив их так, чтобы датчик движения сработал при малейшем шорохе, и поспешил к ожидавшему меня посланнику. – Рэй Джонсон, – он протянул мне руку, и я растерянно пожал крепкую сухую ладонь. Передо мной стоял альфа с лицом боксёра после недавнего жёсткого боя. Ему бы самому впору побыть пациентом клиники и отлежаться денёк-другой. Он чуть приблизился и еле слышно прошептал: – Они уже знают о вас. Нужно немедленно убираться отсюда. – Убираться? – переспросил я. – Кто знает? – Агенты Reditum. Соберитесь, Хью. В этот момент сработал датчик, кто-то был рядом с Заком. Я показал Рэю сигнал, и он кивнул. Мы, не сговариваясь, со всех ног бросились назад в палату. Очень вовремя, надо сказать. Двое альф в форме санитаров, как раз собирались вывезти Зака. Прежде чем я успел кинуться в рукопашную, Рэй выпустил в каждого по заряду из шокера. – Не беспокойся, они пробудут без сознания не больше десяти минут. – Этот Рэй был слишком хорошего обо мне мнения. Я не только не беспокоился, но еле сдержался, чтобы не пнуть гадов. – Придётся бежать через окно, полагаю, все выходы внизу уже заблокированы. – Мы на третьем этаже, – напомнил я ему и с сомнением посмотрел на Зака. – Я позаимствовал у клиники медицинский беспилотник-эвакуатор с трапом, так что главное – снять силовые решётки. – Здесь стоят силовые решётки?! – моему возмущению не было предела. – Это же клиника, а не тюрьма! – В этом мире вообще много вещей, которые на самом деле являются не тем, чем кажутся. – Это я уже понял, – мы обменялись тяжёлыми знающими взглядами, из тех, что внезапно делают чужих людей своими в доску. Я задумался, как быть с силовыми решётками. – Мы можем создать брешь, если центральная сеть решит, что зданию конец. – Например? – Генератор поля запрограммирован так, что в случае угрозы извне он концентрирует щит в координатах, где произойдёт столкновение. Скажем, если в здание летит самолёт или другой объект по своей скорости и массе представляющий угрозу. – И где нам взять такой объект? – Мой скайджет стоит в ангаре Мюлуза. Это пять-семь минут полёта до клиники. Если бы у меня был мой прежний браслет, я мог бы направить его на Циллу. Сбивать в воздухе гражданский скайджет не станут, побоятся. Так что придётся воспользоваться щитом. – Если ты дашь мне коды доступа, я смогу подключиться со своего браслета. Я продиктовал код, испытав невольную зависть к таким навыкам. Даже зная коды доступа, угнать чужой скайджет из охраняемого ангара – высший пилотаж. Рэй развернул хьюды(19), на которых высветились две карты – ангары скайджетов в Мюлузе и территория Циллы, и запустил расчёт синхронизации операций, а потом я увидел, как практически одновременно поднялись в воздух беспилотник на стоянке клиники и мой скайджет. – Сейчас начнётся, – сообщил Рэй и расплылся в улыбке. – ЦС(20) клиники засекла объект со странной траекторией и распознала в нём угрозу. В подтверждение его слов из динамиков донеслось монотонное предупреждающее пиликанье, а потом администратор попросил всех сохранять спокойствие и отойти как можно дальше от окон. Рей увеличил масштаб карты Циллы, и на экране стало видно, как сетка силового поля охватывает всё здание. Пиликанье повторилось, и я услышал, как кто-то пытается разблокировать дверь из коридора. Сетка поля на мониторе плавно потекла вверх и расправилась в виде купола над крышей здания. Беспилотник, что завис возле нашего окна, открыл люк и выбросил сначала две двухметровые клешни, фиксирующие место для трапа, а потом и сам трап. Стекло осыпалось мелкой крошкой и проход был готов. – Три минуты до столкновения, – сообщил Рэй, – берём носилки, ты идёшь первый, я замыкаю группу. Эти пару шагов в каких-то десяти метрах над землёй дались мне нелегко. Я не успел подумать о том, что мог оступиться и уронить Зака, когда бежал по трапу или, что нас может накрыть взрывной волной от скайджета или зацепить одним из его обломков. Но что-то глубоко внутри меня съёжилось от ужаса, заставляя кровь бежать быстрее, а мозг работать в режиме предельной концентрации. У нас почти всё получилось, когда я обернулся и увидел, что один из похитителей пришел в себя, поднялся на ноги и наставил пушку на Рэя. – Берегись! Рэй среагировал мгновенно, выстрелил, не оборачиваясь, как будто у него на спине имелась дополнительная пара глаз. Наш преследователь мешком рухнул вниз. Я перевёл беспилотник в ручной режим, и мы рванули прочь. Щит Циллы выдержал столкновение. Зрелище снизу завораживало – огненная волна от взрыва прошлась по дуге, разрослась в полыхающее облако, из которого обломки моего любимца устремились в разные стороны, точно стая перепуганных чёрных птиц. – Что теперь? – спросил я. – Теперь самое сложное. Я должен доставить вас в Убар. Это база, расположенная под песками Руб-эль-Хали. – Рэй ткнул пальцем на карту, и сенсоры, вспыхнув жёлтыми волнами, показали мне крупным планом бескрайние песчаные дюны. – Координаты, куда вам с Заком нужно добраться. Там есть всё необходимое для жизни – ядерный реактор поддерживает работу холодильных камер с провизией, добычу пресной воды с горизонта залегания более тридцати метров под землёй, электричество, тепло, связь со спутником. Есть даже оборонный комплекс от незваных гостей. Чудесное место, тихое. Спокойно там. Ты слышишь меня, Хью? – Конечно, – кивнул я, вспомнив свой недавний сон. Какое забавное совпадение. Бункер в пустыне. Я ведь ни разу не видел глаз Зака открытыми. – Боже, пусть они будут обычными… голубыми, например. – Всё хорошо? – нахмурился Рэй. – Нервничаю немного, – признался я, понимая, что только что озвучил свои мысли вслух. – Спокойно там, говоришь? – Ну да. Барханы медленно ползут под сменяющими друг друга луной и солнцем. Никуда не нужно спешить. – А где Гэб? – Он уже в Убаре, ждёт вашего прибытия. – Почему ты помогаешь нам, Рэй? – Потому что – это то немногое, что я могу сделать, чтобы искупить вину и отблагодарить Габриэля за помощь. Смотри, – Рэй немного поколдовал над панелью управления и вывел на монитор картинку, где наш беспилотник подёрнулся рябью, словно отражение в озере, и я увидел обычную авиетку из таксо-парка, – теперь мы сможем добраться до ангаров и угнать ещё один скайджет. Он так резко перевёл тему, что я не стал расспрашивать его дальше об искуплении вины и его обязательствах перед Гэбом. Хотя мне очень этого хотелось. 19) Хьюд - голографическая дисплей-панель управления браслетом. 20) ЦС – центральная система управления.

***

Это была чистейшая авантюра. Украсть скайджет, принадлежащий Reditum – неслыханная наглость. – Смотри, – Рэй развернул хьюд: основной и несколько вспомогательных экранов в режиме реального времени транслировали воздушные ворота Мюлуза. Графические значки скайджетов, готовых к вылету, вспыхнули, Рэй пробежался по ним кончиками пальцев, отображая данные о владельцах и о курсе полёта, заложенном на ближайшее время. – Нам нужен тот, который не требует взлётно-посадочной полосы, с крейсерской скоростью не менее четырёх с половиной махов, с медицинской капсулой и курсом на Аравийскую пустыню. Мы не должны выглядеть подозрительно. Все отклонения от маршрутов и графиков полётов будут отслеживаться. – А куда ты собираешься деть пассажиров? Они же сразу крик подымут. – Я с сомнением поглядел на выбор Рэя. – На Конкордах двадцать мест, не считая пилотов. – Так, вот список, – Рэй увеличил облюбованный им скайджет, выводя информацию на дополнительный экран, – два пилота, пять пассажиров. Летят на какой-то симпозиум в Йемен. Ты прав, проблемы из-за пассажиров нам не нужны, придётся от них избавиться. – Ты спятил? И вообще, чего уж мелочиться, зачем нам гражданский скайджет? Давай уж тогда у военных Валькирию сопрём – двадцать четыре маха и через двадцать минут мы на месте. – Я понимаю, ты сейчас шутишь насчёт военных, но при других обстоятельствах я бы обдумал твоё предложение, тем более на Валькириях я когда-то летал. – Рэй обернулся и поймал мой кислый взгляд. – Так что не будем лезть на рожон и возьмём самый обычный, гражданский. А пассажиров я пересажу на другой скайджет. Вот, видишь? Техники нашли неполадки, Конкорд Ангар КА-12 меняем на КЕ-10. Поломка позволяет, не привлекая особого внимания, сдвинуть график вылета на полтора часа. Вуаля. Сообщение отправлено. Подтверждение от первого и второго пилотов получено. Так, теперь пассажиры. Готово. Это оптимальный вариант, Хью. Заку нужна капсула. Капсула есть только на Конкордах. Аргумент? Ещё какой. Это был запрещённый приём. Гэб сказал, что Зак сильный и у него хорошие шансы выжить, но нужно быть безголовым дебилом, чтобы таскать его за собой без надлежащих условий. – Не нравится мне всё это. Слишком гладко складывается, как будто нас на этом Конкорде уже ждут с распростёртыми объятиями. Ты же сразу знал, что мы полетим именно на нём, зачем было устраивать весь этот фарс с разъяснениями? Умничать в стиле Гэба, ну не свинство ли? Я человек простой. Взломать ЦС небольшой клиники, ну, может, ещё как-то. Но, хозяйничать в ЦС Мюлузских воздушных ворот и до сих пор сидеть, расслабленно покачивая носком допотопного армейского ботинка… это реально круто! По всем протоколам безопасности мы уже давно должны лежать мордой в пол. Кто он вообще такой, этот Рэй Джонсон? – Я думал об этом, и это были не объяснения, а мысли вслух. В каждом плане есть свои изъяны, но это лучшее, что я могу предложить. Моя задача – привезти Зака в Убар в целости и сохранности. Это единственное, что до сих пор оправдывает моё существование. Не люблю, когда в словах одни намёки. Но он скорее всего уйдет от ответа, если я спрошу его в лоб. – Хорошо. Пусть будет Конкорд. Надеюсь, через четыре часа мне не придётся сказать тебе о том, как ты был не прав. Рэй кивнул, и выражение беззаботности разом слетело с его лица. Пошарив в карманах, он протянул мне крохотную чёрную капсулу с программным кристаллом. – Держи, новая коллекция одёжек для тебя, форма пилотов Reditum в каталоге три. Я развернул хьюд и установил обновление. Секунд десять я переливался всеми цветами радуги, как глубоководный радужный кальмар, пока адаппласт, обтягивающий мою кожу с ног до головы, подгонял костюм под заданный фасон. – Капюшон, не забудь. – Не забуду. – Я накинул капюшон, и он тут же преобразовался в форменную фуражку. Рэй проделал то же самое. – Я думал, твои ботинки настоящие. – Просто когда-то у меня такие уже были. Привычка. Наверное, после побега из Циллы удача была на нашей стороне. Мы без препятствий добрались до ангара КА-12 и готовились подняться на борт. Рэй непринуждённо жестикулировал и нёс какую-то чепуху, создавая видимость беседы между двумя приятелями и пытаясь меня отвлечь. Я кивал, улыбался, даже что-то отвечал, но нервы мои звенели, отдавая десятком килогерц в ушах. Я слишком переживал за Зака. Он мог очнуться в те самые пятнадцать минут, пока находится в чемодане, который за мной катил робот-носильщик. Что он подумает, если откроет глаза в этой тесной темной коробке? Что, если кислородная маска сместилась и ему не хватает воздуха? Немного успокоиться я смог, только когда поместил его в медицинскую капсулу, наблюдая, как множество щупалец заботливо опутывает неподвижное тело. Система диагностики запустила программу сканирования, и на мониторе замелькали данные о состоянии каждого органа в отдельности и всего организма в целом. Стандартные процедуры для больных в коме – парентеральное питание, гигиена, массаж. Интересно всё-таки, какого цвета у Зака глаза? Сейчас он выглядел почти умиротворённым. Когда я смотрел на него в лаборатории Гэба, он казался мне туго натянутой струной, теперь же – просто крепко спящим парнем. Моим парнем. Тонкая полупрозрачная рубашка на завязках, едва прикрывающая бёдра, вездесущие щупальца, бесстрастно занятые своим делом и бесстыдно проникающие в самые потаённые уголки его тела – картина, от которой мне пришлось сглотнуть ком в горле и опустить нижнюю, затемнённую крышку медкапсулы. Хоть Рэй и занимался в это время подготовкой к полёту, я не мог прикоснуться к Заку. Пока что щупальца медробота ему требовались больше, чем мои руки. – Он в порядке? – спросил Рэй, когда я занял кресло второго пилота. Я кивнул. Хотелось ущипнуть себя, чтобы проверить – не сон ли всё это. Очень уж быстро и кардинально изменилась вся моя жизнь. Я лечу на край света с двумя людьми, которых едва знаю. – Тогда пора. Приготовься. Как только мы набрали высоту и вышли на максимальную крейсерскую скорость, Рэй включил автопилот. – Перекусим? – Сублиматами(21)? – я пожал плечами. – Звучит не так чтобы заманчиво, но всё же лучше, чем совсем ничего. – Это же обычный скайджет, а не ресторан. Да и некогда особо разъедаться. – Рэй встал, потянулся, разгоняя кровь по затёкшим мышцам, и направился в бытовой отсек. – Я должен кое о чём спросить тебя, Хью, и рассказать кое-что важное. Это касается Зака. – Ну, что же, – я последовал за ним и сел напротив, опустив между нами небольшой откидной столик, – заинтриговал. – Габриэль хотел, чтобы я задал тебе один-единственный вопрос. Полнота информации, которой я смогу делиться с тобой, зависит от того, что ты мне ответишь. – Ладно. Спрашивай уже, что ли. – Почему люди покинули площадь Барфюссер? – Хочешь знать, разглядел ли я эту чёртову «корову»? – Не знаю, о чём ты сейчас, просто ответь на вопрос. – Хорошо. – Я набрал в грудь побольше воздуха и выдохнул, а потом ещё раз и ещё. – Потому что это были… не люди. «Это объяснение казалось мне логичным еще пару часов назад, но не сейчас, когда я произнес эти слова вслух. Параноидальный бред!» Я замолчал, ожидая реакции. Он не рассмеялся. Даже не улыбнулся. – Так это что, правда? – слова вырвались сами собой, и Рэй медленно кивнул. – Но это же слишком… – Слишком невероятно? Масштабно? Слишком неожиданно, чтобы быть правдой? – Да, – выдохнул я. Рэй вертел в руках термокружку с кофе, к которому так и не притронулся. Его взгляд стал рассеянным и блуждающим, как будто сейчас он был где-то совсем далеко. Мы оба молчали с минуту, а потом он заговорил: – Всю свою жизнь я был частью системы. Я родился в стенах Reditum, и меня готовили к единственной миссии, важность которой составляет и смысл, и необходимость самого моего существования. Моя задача состояла в том, чтобы найти, оберегать и сделать счастливым одного-единственного человека. Признаюсь сразу, – он вытащил у себя из-под рубашки маленький мешочек на шнурке, на мгновение задержал его в ладони и нехотя положил передо мной, – я не справился. – Что это? – Арктур Ганди. Вернее, его прах. – Причём здесь… – я вжался в спинку кресла не в силах оторвать взгляда от предмета, который меньше всего ожидал увидеть в данной ситуации. – Это же… отец Зака! – Да. Если Зак когда-нибудь захочет узнать о том, что произошло с его отцом, ты сможешь ему об этом рассказать. – Да что всё это значит, чёрт возьми?! – Прости. – Он прикрыл глаза и сделал пару глубоких вдохов. – Мне трудно говорить об этом. – А ты думаешь, мне легко?! Знакомься, это отец твоего омеги! Пардон, его прах! Рэй поднял ладони в успокаивающем жесте и затем вернул мешочек себе на шею. Мне нужно было взять себя в руки и слушать дальше. В конце концов, это мне нужна была информация, и Рэй был единственным, кто мог её дать. – Ладно. Всё, молчу. – Арктур Ганди – собственность Reditum. Знаешь, в чём разница между ним и тобой? Он об этом знал. Знал, где живёт и что собой представляет его жизнь. Reditum – не просто корпорация, монополизировавшая многие рынки, рынок медицины и фармацевтики в том числе. Reditum – это мегалаборатория в масштабах одной отдельно взятой планеты. А ты, Хью – маленькая подопытная мышка, которую посадили в специальный аквариум и за которой пристально наблюдают. Ты даже помечен специальным кольцом, – Рэй поднял руку и похлопал себя по запястью в месте, где крепится браслет, – которое в режиме реального времени передаёт о тебе все данные в единый исследовательский центр. Твоя среда обитания, твои контакты на 80% искусственные. Тебе всю твою жизнь отводят глаза, если ты слишком близко подходишь к стенам своего вольера. Ты –собственность Reditum. Ты – продукт евгеники. А ещё – ты большая редкость. Даже в самых больших городах, общее количество людей не превышает 25%. – Тогда кто все эти… другие? – В основном это андроиды двух классов, на сленге ролевики и крауды. Ролевики – те, что непосредственно вступают в близкий контакт с людьми – семья, любовники, друзья, коллеги, соседи и так далее; крауды – те, что играют фоновые роли, массовка – обычно они не привлекают к себе внимания, ты их просто не замечаешь. – Ты хочешь сказать, что… – внезапно мне припомнилась лишняя пара рук Гэба и вопрос, который я хотел задать, застрял у меня в горле. – Да. Очень редко людей окружают люди. – Но почему?! – Из-за Деспергера. – Господи, а Деспи-то тут причём? – Хорошо, попробую объяснить. Только придётся начать с самого начала. Общеизвестно, что когда-то людей на Земле было слишком много. Посчитав, что проблема перенаселения скоро достигнет критического уровня, правящая элита приняла меры для сокращения численности. Частично стерилизация населения была проведена через вакцины, продовольствие и воду. Ко всему прочему сильно изменились ритм и условия жизни, девизом которой стало – сам за себя и сам по себе. Опомнились, только когда человеческое бесплодие приняло угрожающие масштабы. Население катастрофически сокращалось. Много стариков и мало детей – жуткое зрелище. В первое время проблему удавалось решить путём искусственного оплодотворения, но впоследствии выяснилось, что рождённые после ЭКО дети бесплодны. В какой-то момент картина будущего стала очевидна. Города наводнили лжепророки, шарлатаны-целители, похитители-торговцы детьми. Началась паника. Чтобы предотвратить хаос, было объявлено, что решение найдено. Провели массовую диспансеризацию. Заодно посчитали оставшихся и снабдили браслетами для контроля. И действительно, после этого жизнь вроде бы начала налаживаться. На улицах снова стали появляться дети, молодёжь. Здоровые, красивые, жизнерадостные – все как на подбор. Люди успокоились, а компания Robotics, успешно протестировав первую серию андроидов среди людей, запустила их в массовое производство. Временные меры, чтобы остановить панику, как тогда считалось. Никто не мог предугадать, что такое решение проблемы создаст новую, ещё более опасную – к бесплодию прибавился Деспи. Пока бились над тем, чтобы устранить Аномалию Бэйтсона – мутацию, ведущую к генетическому бесплодию, упустили другую чуму, выкосившую ещё почти треть населения. Оказалось, что человечество не может адаптироваться в новых условиях. Дети стали рождаться со скрытой дисфункцией – не способностью к социальному взаимодействию и коммуникациям, через каждого второго склонные к суициду. Им все условия для жизни, а они её просто не хотят. Срабатывает какой-то скрытый механизм, и человек бросается из окна или пускает пулю в лоб. Внешне Деспи может себя никак не проявлять, поэтому чаще всего суицид происходит внезапно. Расстройство изучили. Выяснили, что не лечится, однако, если создать специальные условия – семья, круг общения, где такого человека понимают, где он чувствует себя нужным, где он всегда находится под присмотром – в 80% случаев смертельного исхода удаётся избежать. Ролевики – это считай, высококлассные сиделки-психологи. Куча нянек на протяжении всей жизни вокруг одного единственного человека. – Этого просто не может быть. – В моей голове хаотично прокручивались разные моменты жизни. Я мог принять, что нелюди – это кто-то проходящий мимо, не имеющий ко мне никакого отношения. Но мои родители, мой брат, мои друзья и Дэйви – они настоящие! Машины просто не могут быть такими. Неужели я настолько слеп, что не видел никакой разницы? Всё это так же странно, как если бы мне сказали, что это я ненастоящий. – Бред. Хочешь сказать, людей теперь в пробирках выращивают? – Пробовали. Но выяснили, что такие особи нежизнеспособны. Эксперимент провалился. Так что здесь всё по-прежнему, в процессе вынашивания и рождения без участия человека не обойтись. Семьи, где альфа и омега – люди, и у них есть общий ребёнок, очень большая редкость. Обычно, омега и ребёнок – люди, альфа – ролевик. Но иногда бывает и так, что ребёнок – человек, а окружение только ролевики. Берут маленького человечка, сажают в такой вот искусственный аквариум и наблюдают за ним. Когда наступает половая зрелость, подбирают ему пару. Чистая евгеника, никакой романтики. Чаще всего подходящей пары не существует, в смысле, не существует в качестве подходящей по возрасту особи. Эту проблему решают банки спермы. Тогда идёт такой расклад: омега – человек, альфа – ролевик, искусственное оплодотворение. У одного омеги редко бывает более одного ребёнка. Так что, несмотря на все усилия человечество стремительно вымирает. Ещё каких-то сто пятьдесят лет назад – целых восемь миллиардов, сейчас уже менее одного. – Откуда ты всё это знаешь? – Я отвечу на этот вопрос, но сначала я должен тебе кое в чём признаться. – Это касается Зака? – от нехорошего предчувствия засосало под ложечкой. – Да. Но в первую очередь это касается меня. Кроме ролевиков и краудов есть ещё одна группа андроидов, очень немногочисленная – элита. Их называют Ар-Ди, по первым буквам имён прототипов. – Рэй усмехнулся. – Слишком дороги для массового производства и слишком зациклены на одном объекте. Их используют, чтобы подобраться к тем людям, которые в курсе того, что вокруг происходит. Твой брат считает, что они похожи на людей, даже больше, чем сами люди. Рэй замолчал, изучая моё лицо. Я прислонил ладонь к своему правому глазу, чтобы скрыть нервный тик. – Оцениваешь мою адекватность и душевное равновесие? – спросил я. – Твой брат заверил меня, что ты крепкий орешек. – Я не хочу, чтобы это было правдой, – простонал я. – Господи, ну почему всё так? Дай я сам угадаю, Ар-Ди – это первые буквы имён Рэй и Дэйви? – Ты… в порядке? – Скажи мне, что ты не Ар-Ди и я буду в порядке. – Ты сталкивался с Дэйви? – Рэй хитро усмехнулся. – Модель совершенного омеги. Очень красивая, просто невозможно пройти мимо. – Да, сталкивался. – Я рассмеялся. – Знаешь, я сегодня понял, что частенько западаю на андроидов. Вот и ты мне нравишься. Необъяснимая симпатия с первого взгляда, даже несмотря на твою расквашенную рожу. Ну, давай же, добей меня. Ответь на мой вопрос. Ты человек? – Я рад, что нравлюсь тебе. Ар-Ди для этого и созданы. – А-а-а… чёрт! Полагаю, Гэб считал, что достаточно подготовил меня к этому разговору. Но одно дело смотреть на безмолвную «корову» и совсем другое, когда она сама подходит к тебе и сообщает, что всё не то, чем кажется. Рэй – машина. Искусственная подделка человека, поражающая своей правдоподобностью не только внешне, но и внутренне. Ещё пару минут назад я был уверен, что он человек. Человек, к которому я чувствовал необъяснимое расположение. Казалось, наши с ним чувства, эмоции и ощущения имеют одну природу, но это было не так. – Человек… – Гэб просчитался, я оказался не готов. Меня душили воспоминания. Дэйви, который прижимался ко мне и говорил «люблю». Всё было искусным спектаклем, когда игра актёра так хороша, что невозможно не верить. – Люди… что они значат для тебя? – Хочешь знать, что я думаю о человечестве? Или ты имеешь в виду что-то более конкретное? – Я о человеческих чувствах. Если Ар-Ди, говорит что любит, это ведь на самом деле … просто программа, прописанный алгоритм действий для совершенного омеги? Рэй потёр глаза, будто снимая усталость, и улыбнулся, наблюдая за моей реакцией. Мне и самому было интересно понять, что я сейчас чувствовал. Машина – это машина, человек – это человек. А когда машина ничем не отличается от человека, сохранить трезвость мыслей не так-то просто. – Наши тела сделаны по образу и подобию ваших тел. В случае необходимости моё синтетическое сердце способно заменить твоё. Оно будет точно так же болеть, если кто-то его разобьёт. – Рэй сжал мешочек на груди и вздохнул. – В нас заложен жизненный опыт, наработанный поколениями, и модель сознания, вобравшая всё лучшее от представителей человечества. Чтобы понимать человека, мы должны его чувствовать. Не просто знать разные вещи, а на себе испытывать их природу. Для Ар-Ди контакт с человеком – это, по сути, симбиотическое слияние. Настраиваясь на психику и нервную систему определённого человека, мы проецируем то, что с ним происходит, на себя. Это похоже на эхо. Можно почувствовать, что такое любовь или ненависть. Чем теснее контакт, тем громче эхо – твой человек счастлив или ему плохо, и вот по твоим нейронам бегут импульсы в центр удовольствия или тебя скручивает от странной фантомной боли. Этим Ар-Ди отличаются от всех прочих андроидов. Мы зависим от вас. Вы чудесный бесконечный мир чувств и ярких эмоций – сияющие создания, без которых всё становится бессмысленно. Я видел, что он хочет сказать что-то ещё, но не решается. Не в моих привычках настаивать, но тут чутьё подсказывало, нужно дожать. – Твоим человеком был Арктур Ганди? – Арктур. Когда я нашёл его, он жил под именем Джошуа. Джош. Знаешь, как Ар-Ди настроены на своих людей? То же, что и в истинной паре альфы и омеги. Гормоны зашкаливают, крышу сносит. А Джош меня игнорировал с самой первой встречи. Как будто блок какой-то поставил. Не знаю, как объяснить, но это жуткое ощущение. Будто медленно умираешь. Я к нему даже прикоснуться не смел. В первый раз дотронулся, только когда у него течка началась. И то, с боем. Ужас. Я не должен был его трогать, или наоборот, это было просто необходимо, я до сих пор не знаю. Когда его не стало, я понял, что значит быть бесчувственным. Когда не знаешь другого состояния – это нормально, но после встречи с ним, для меня всё изменилось. Мне трудно ответить на твой вопрос. Проекция чужих чувств провоцирует ответные реакции. Джоша больше нет, и я никогда не говорил ему, что люблю его. Сейчас, когда я говорю об этом тебе, моё сердце тяжелеет, от груди по телу расползается холод, и мне хочется закрыть глаза и погрузиться в вечную темноту. Его ответ обрадовал меня и в то же время расстроил. Грань искусственности в Ар-Ди была так тонка, что мне хотелось повторить за Гэбом – слишком похожи на людей, похожи даже больше, чем сами люди. – Ты хотел рассказать что-то о Заке. – Зак был сильно привязан к Джошу, так сильно, что когда тот умер, он предпочёл об этом забыть. Смерть Джоша – моя вина. Моё появление спровоцировало конец. Я не справился. Если Зак когда-нибудь захочет узнать, что тогда произошло, ты сможешь рассказать ему. Зак прожил со мной два года, он считал меня своим другом. Почти отцом-альфой, которого у него никогда не было. Я вынужден был стать им, потому что отнял у него Джоша. Я виноват перед ним. За всё это время я так и не решился сказать ему это в глаза. Иногда люди не хотят правды, а я не мог сделать ему ещё больнее, потому что он и так был на пределе. – Если считаешь себя виноватым, извинись сам. Почему я должен делать это за тебя? – Вряд ли это будет возможно. – Он сказал это с таким видом, что я сразу закрыл рот, а он пожал плечами и продолжил: – Джош почему-то боялся меня, и ещё, он сразу же понял, кто я. Джош и так был нестабилен, а я, сам того не желая, запустил последнюю стадию Деспергера, на которой исчезает страх перед смертью. Человек становится ко всему безразличным, ничто не держит его за жизнь, что не всегда заметно со стороны. Я не разглядел всего этого в Джоше, а он перерезал себе вены. Мягкий, эмоциональный и общительный, даже не подумаешь, что внутри лишь едва тлеющий фитиль. Не трогай за живое. Не подходи. Последнее, что он сказал было: «С тобой так хорошо, Рэй. Никогда и ни с кем мне не было так хорошо. Стоило столько лет прятаться, чтобы вернуться к началу? Ты подделка, Рэй, теперь я сам себе противен». – Скверная история. Я так понимаю, ты намерен просто смыться и оставить меня разгребать всё это? – Прости. Другого выхода нет. – Что значит «нет»? – Скоро в Reditum поймут, что кто-то угнал их скайджет. Все Конкорды оборудованы системой слежения, поэтому этот Конкорд должен исчезнуть. – Ты же шутишь сейчас? – Джош однажды сказал, что если бы он мог куда-то поехать, то тёплые воды Индийского океана были бы ему как бальзам на душу. – Рэй? – Шучу, конечно. – Он встал и хлопнул меня по плечу. – Просто спрячусь там, где меня никто не найдёт. Встретимся снова, когда страсти вокруг вас поутихнут. – Дурацкая шутка. – Спасибо, что переживаешь за меня. Никогда не думал, что скажу это альфе, но… ты мне тоже понравился, с первого взгляда. – Эм… вернёмся в кабину пилотов? Я покраснел, и он это заметил. Чёрт бы побрал всех Ар-Ди с их уловками. 21) Сублиматы – таблетки еды.

***

После того как Рэй объявил, что до точки назначения осталось двадцать минут, начались приготовления. Он вновь лишил меня и Зака браслетов, на этот раз ничего не дав взамен. Хоть я и рад был избавиться от фальшивой личности Делаэ, один вид голого запястья заставлял меня нервничать. Как вообще можно жить, будучи отрезанным от общей сети? Без связи и доступа к информации? Он собирался оставить нас с Заком в пустыне, вручив только маячок, по которому нас сможет обнаружить Габриэль. Тройные предосторожности. Рэй сам не в курсе, где точно находится база Убар. Перспектива оказаться в пустыне без возможности отправить сигнал SOS была пугающей. За свой костюм я не переживал, как только мы окажемся в агрессивной среде, мой адаппластовый трансформер перестроится, скроет тело от ультрафиолета и отрегулирует температуру до максимально комфортной. А вот как быть с Заком? Может, я был излишне мнительным, но мне не нравилось его состояние и идея вытаскивать его из капсулы и тащить по пустыне в обыкновенном антигравном кресле. Адаппласт вещь офигенная, но он не скажет, что наступило критическое обезвоживание или температура тела отличается от нормальной. А без браслетов я вообще слеп, элементарного тестирования общего состояния не сделать. Гэб должен был подобрать нас максимум через полчаса после посадки. Я спросил, что, если Гэб нас не найдёт. Ответ мне не понравился: «Тогда найдёт кто-то другой. Не волнуйся, Хью. Пока жив Зак, ваша с ним ценность слишком велика, чтобы позволить просто умереть в песках». «Понятно, – подумал я, – без Зака я ноль без палочки». Без меня меня женили. Сцепка, метка – всё, что связывает альфу и омегу на физическом уровне, работало безотказно, но вот внутри до сих пор царил хаос. Я пробовал прислушаться к сердцу, но столько всего случилось за последнее время, что погрузиться в себя не было никаких шансов. Пески встретили нас сухим жаром раскалённой сковороды. Куда ни кинь взгляд, одна картина – замершие волны песка, казавшегося чуть красноватым в лучах вечернего солнца. Рэй стиснул мою протянутую руку и крепко без слов пожал её. Я хотел обнять его и сказать «до скорой встречи», но от подобной сентиментальности веяло чем-то трагичным, вроде бы дурацкая шутка Рэя была вовсе и не шуткой. Когда Конкорд превратился в точку и исчез, оставив за собой еле заметный туманный след, я включил маячок. Просто стоять на месте было невыносимо, и я двинулся на запад, толкая перед собой антиграв, к которому был пристёгнут Зак. Нервы сдавали, как будто Рэй унёс с собой остатки привычной и знакомой мне реальности, оставив в апокалиптическом сне. Дышать вдруг стало трудно, голова кружилась, грудь сжимали тиски. Я вынужден был опуститься на землю, чтобы перевести дух, и вдруг понял, что это лишь эхо. Это не мне, а Заку было плохо. Он не дышал, сердце не билось. – Господи, я не готов! Не готов к такому! – стараясь не уйти в панику, я положил его на землю и попытался вспомнить основы реанимации. – Раз, два, три, четыре, выдох… Пот заливал мне глаза, и моё собственное сердце от страха разрывалось в клочья. Минуты казались вечностью. Наконец я услышал шорох позади себя и увидел фургон на огромных колёсах. – Хью! Где вы? – Дэйви распахнул дверь и, прислушиваясь, высунулся наружу. – Нужна медкапсула! Дэйви, скажи, что она есть в этом фургоне! – Есть! Сейчас открою дверь! Сможешь донести его? Я подхватил Зака на руки и в несколько прыжков оказался у подножки задней двери. Дэйви открыл капсулу и посторонился. – Господи, благослови того, кто изобрёл эту штуку! Мои руки изрядно тряслись, пока я запускал программу реанимации. Я смотрел на ровную линию на экране, не смыкая век и задержав дыхание. А потом линия вдруг сломалась и дрогнула и ещё, и ещё. Я не сразу заметил, что на плечо мне опустилась вполне реальная рука и сжала его. – Оно бьётся. Слышишь? Я кивнул, но всё никак не мог оторвать глаз от электрокардиограммы. – Где Гэб? – В Убаре. Он отправил меня встретить вас. Через пятнадцать минут будем на месте. Вот уж не так я представлял нашу встречу. «Попробуй побыть в моей шкуре, проведи с этим парнем хотя бы несколько часов, и если после этого ты всё ещё захочешь быть со мной, обещаю, я вернусь к тебе», – эти слова были мостом в прошлое, который медленно тлел в пламени реальности. «Ар-Ди для этого и созданы», – мне просто нужно было убедиться, развеять иллюзии и дать мосту догореть. – Хорошо выглядишь. Совсем не изменился с нашей первой встречи. – Спасибо, Хью. – Он положил свою руку поверх моей и чуть сжал, привычно, успокаивающе, как делал это уже тысячи раз. – На самом деле, я вызвался встретить вас, потому что хотел поговорить с тобой наедине. Понимаю, сейчас для этого не самое лучшее время. – Совсем не лучшее, – согласился я, и мне мучительно захотелось обнять его. Если голограммного Дэйви ещё хоть как-то можно было игнорировать, то этого, пусть и из искусственных плоти и крови, – очень трудно. – Теперь ты всё знаешь, – он улыбнулся. – Не всё, – возразил я, – но многое. – Ты знаешь достаточно, чтобы трезво оценить своё отношение ко мне, – Дэйви хотел отнять свою руку, но я не позволил, – ты знаешь, кто я. «Если твоим человеком был Гэб, зачем ты столько времени провёл со мной?» – хреновый вопрос на тему больного самолюбия. Что я теперь мог? Только молчать и держаться от него подальше. Разве это нормально, любить андроида? Да и вообще выяснять с ним отношения по этому поводу. Похоже, в моей жизни вообще всё шиворот-навыворот. Из огня да в полымя. А бессловесный роман с человеком в коме и вовсе лежит за рамками нормальности. – Я знаю, кто ты, Дэйви. Скажи, зачем был нужен весь этот цирк в Базеле? Ты же меня с ума там сводил. – Это был не я. – Дэйви покачал головой. – Это была голографическая копия, которую сделал Габриэль. – Копия… – я почувствовал, как желудок опускается вниз. Бесцеремонность Гэба, жестокая и порой переходящая все границы, была одной из причин нашего отдаления друг от друга. – Значит, ты не в ответе за всё, что творила твоя копия в Базеле? Момент, когда я был заперт с течным омегой, и вся та высокопарная чушь насчёт возвращения в Де-Мойн моментально выплыли из памяти. – Не совсем так. Хоть это и копия, но это моя копия. И то, чего тебе не смог сказать я, ты услышал от неё. Мне хотелось убить Гэба. Снова. «Уже сегодня, если Дэйви этого действительно захочет, я отпущу его на все четыре стороны. И, конечно же, если ты всё ещё будешь хотеть Дэйви, я не буду стоять на твоём пути. По рукам, братишка?» – Всё было враньём. Не знаешь, Дэйви, почему он так меня ненавидит? – Нет. Этого я объяснить не могу, – голос Дэйви вдруг стал сухим и жёстким, – но если ты перестанешь упиваться жалостью к себе, я смогу объяснить, почему он тебя так любит. Собственно, поэтому я и хотел поговорить с тобой наедине. Он вряд ли скажет это сам, а ты вряд ли догадаешься. Габриэль опять пожалеет тебя и соврёт, что просто должен уехать. Не хочу, чтобы ты вёл себя как последняя скотина до самого конца, а потом жалел об этом. Дожили. Это я-то – последняя скотина? Гэб снова обвёл меня вокруг пальца, бросил в качестве одного из ингредиентов в кашу, которую сам же и заварил. – У твоего брата четыре руки и кожа трупа, – он вопросительно поднял брови, как будто я тотчас должен был что-то из этого уразуметь. – Он всё ещё носит этот дурацкий костюм киборга? – усмехнулся я. – Ты ведь немного знаком с доктором Холлом? Так вот, у доктора Холла золотые руки. Если бы не он, вряд ли бы мы с тобой вообще сейчас разговаривали. – Что ты хочешь этим сказать, Дэйви? – я устал и начал терять не только терпение, но и нить разговора. – Причём здесь всё это? – Я хочу сказать, что… это моя вина. Я – Ар-Ди. Неужели ты так и не понял, как мы опасны для вас? А я зациклился не на одном человеке, а на двух. Омега Ар-Ди живёт эмоциями и чувствами человека, мы, как суккубы, провоцируем вас на всё большие и большие дозы. Разве ты до сих пор не помешан на мне, хоть и знаешь правду? В ту ночь, когда я сказал тебе, что вернусь в Де-Мойн, Габриэль хотел остановить меня. Он уже знал о том, кто я такой, и просто не дал мне добить тебя. Мои уши отказывались слышать его, а мозги анализировать, особенно со слов «не дал мне добить тебя». Дэйви нёс какую-то чушь, от которой у меня адски начала трещать голова, а он всё не унимался. – Я бы приехал к тебе, а потом вновь бросил бы тебя. Мне хотелось чувствовать всё это. Ревность. Желание. Ненависть. Любовь. Обиду. Весь этот водоворот страстей, который без вас – невозможен. Мне нужны пиковые эмоции. И они, в конце концов, сожгли бы тебя. Это перестало работать с Габриэлем, потому что он знал, кто я, и мог себя контролировать. И он жалел тебя, не раскрывая правду о мире, в котором ты живёшь. Ар-Ди-омега – сладкий убийца. Ар-Ди-альфа – то же самое, по сути, только методы немножко другие. Мы хороши и человечны на первый взгляд, но только на первый. Наше общество не несёт человеку ничего хорошего, оно в итоге высушит и убьёт его. – Ясно, ты – зло, Дэйви. Древнее и могущественное. Грешный, грешный омега. Об этом все знают с тех пор, когда первый из омег скормил то злополучное яблоко своему альфе. Ничего нового, Дэйви. Лучше ответь, что с Гэбом? Ты упомянул доктора Холла и четыре руки Гэба, и я, честно, не понимаю, что ты имеешь в виду. – Габриэль тогда пытался догнать меня. Случилась жуткая авария. Он очень сильно пострадал. То, что от него осталось, а это очень немного, Хью, доктор Холл сложил в синтетическое тело. Таким образом, он продлил его жизнь на пару лет, но эта пара лет практически подошла к концу. Всё, что он делает сейчас – всё это ради тебя, Хью. Поэтому… не будь мудаком, время идёт на часы. Может быть сутки, но не больше. – Что ты несёшь, Дэйви?! – я схватил его за плечи и тряхнул, желая только одного, чтобы все эти признания оказались очередной игрой. – Что вы с Гэбом на этот раз затеяли?! Что вам ещё от меня нужно?! Я не верю тебе, ни единому слову, слышишь?! Я уже не понимал, ради чего должен был сохранить рассудок и какие цели преследовал, ввязываясь в эту историю. Моя жизнь летела под откос от всей этой правды, которую я рад был бы не знать. – Мы почти на месте, Хью. Прошу тебя, успокойся! – он железной хваткой взял меня за грудки и встряхнул в ответ. – Злись на меня, если хочешь! Но Габриэль здесь ни при чём! Тонкие руки, в жизни не державшие что-то тяжелее электронной виолончели, а на деле способные в одно движение проломить мою грудную клетку – ещё один сюрприз от омеги Ар-Ди. – Дэйви, – я замер, а потом обнял его так, как делал это всегда. Его пальцы разжались, и он прильнул ко мне, – ты нашёл такое неподходящее время для своих признаний. Скажи, почему всё-таки ты выбрал его? – Я понял, что нужен ему. Только я могу быть рядом с ним. – Только ты? – Его одиночество не может разрушить обычный человек. Габриэль невыносим настолько, что люди бегут от его общества, едва он покажет им хоть малую часть себя настоящего. А я могу противостоять ему. Тем временем фургон остановился, а из-под песка перед нами выросла закрытая платформа – лифт в подземелье. Спуск был длинным и по ощущениям тянул этажей на девять-десять. Дэйви вновь положил руку мне на запястье и прошептал: – Пожалуйста, побудь с ним тем, кем ты был до тех пор, пока не встретил меня. Габриэль ждал нас на входе в просторную залу, освещённую так ярко, будто через имитацию купола с небом над нашими головами действительно светило солнце. В этот раз он был одет в свободные штаны с красным психоделическим принтом и длинный белый жилет с рваными полами. Глаза были подведены чёрным, кожа на открытых частях тела была ещё более жуткого пепельного оттенка, чем во время нашей последней встречи. Если бы не рассказ Дэйви, я посчитал бы этот наряд очередным маскарадом. – Привет, братишка, – он протянул мне одну из своих рук для приветствия, а другой обнял, похлопывая по плечу. – Привет, Гэб. – Как добрались? – У Зака сердце останавливалось. Хорошо, что фургон был с медкапсулой. – Что-то ты подозрительно тихий, даже ни разу с кулаками на меня не кинулся. Где мои любимые братские объятия с катанием по полу? – Гэб… – Сдал всё-таки, – он окинул притихшего Дэйви менторским взглядом и разочарованно покачал головой, – испортил мне весь сюрприз. У моего брата то ещё понятие о сюрпризах. Я каждый из них до конца жизни помнить буду. – Ты обещал мне голую, ничем не прикрытую правду, не забыл? – Как я мог, братишка. Конечно, помню – правду и Дэйви на блюдечке с голубой каёмочкой. Дэйви можешь забирать прямо сейчас, а с правдой придётся немного повременить. Хочу осмотреть Зака. Я рассчитывал, что он прибудет сюда уже на своих двоих, а ты мне – «сердце останавливалось». Встретимся в блоке «В» через полчаса. Располагайся пока. Здесь чертовски много места. Гэб деловито крутанулся на пятках и отправился вслед за погрузчиком, катившим капсулу с Заком в медблок. Я обернулся на Дэйви. На древнее зло было жалко смотреть. – Ты же сам говорил, что он невыносим, – я легко сжал его предплечье, чтобы успокоить, – этот грубый выпад означает только то, что ты сам себе хозяин. Дэйви вырвал руку и отшатнулся от меня. – Это означает, что я не нужен ни тебе, ни ему! Прежде чем я успел сказать ещё хоть слово, он нагнал Гэба и преградил ему дорогу. Гэб молча приподнял его и переставил в сторону. Это повторилось ещё два раза. Потом завязалась небольшая перепалка, в которой Дэйви что-то шипел, а Гэб только качал головой. Такие настоящие человеческие страсти. Я всё-таки до сих пор ревновал. Должен был думать о Заке, но после того как гормональное безумие улеглось, моё сердце снова замолчало.

***

Я стоял, смотрел на солнце и облака, неспешно плывущие по искусственному куполу, и чувствовал себя совершенно опустошённым. Эти несколько дней между Де-Мойном и подземной базой Убар разрушили не только мои представления об окружающем мире, они отняли у меня моё прошлое. Что касается будущего… о нём думать не хотелось вовсе – наблюдать закат человечества и самому догорать в его лучах. Вера в то, что Зак если и очнётся, сможет переломить ход истории, была слаба. А ещё… был бы я также спокоен, как Гэб, зная, что жить мне осталось не более суток? Вряд ли. Мой брат всегда был для меня загадкой. Ко мне подъехал робот-дворецкий и развернул схему Убара. Блок жилых помещений располагался в восточном крыле. Я выбрал первые попавшиеся апартаменты и отправился в душ. Вода смыла грязь и усталость, но не щемящую тревожность. В шкафу обнаружился гардероб в стиле пустынных кочевников. Я выбрал одежду в спокойных тонах – топлёное молоко с выбитым бледно-оливковым орнаментом, сверху накинул длинный тёмно-синий жилет. Теперь нужно было найти Гэба. Решая, идти в медблок или попробовать связаться с ним через робота-дворецкого, я выбрал первое, чтобы заодно проверить, как там Зак. Подходя, я услышал голоса. Это был Гэб и ещё кто-то смутно знакомый. – … нужно сделать в самое ближайшее время. Это даст ему, по крайней мере, ещё двадцать лет. – Доктор Холл, стоявший ко мне спиной, бурно жестикулировал. – У нас нет времени искать донорское сердце. – Ты прав, Ричард. Но нам и не нужно. У нас уже есть отличное синтетическое сердце. – Габриэль, ты же… – Именно. – Но… – доктор Холл, вероятно, проследивший за взглядом Гэба, обернулся, и повисла неловкая пауза. – Что всё это значит? – слова застревали у меня в горле. Мне очень не нравилось то, что я услышал. – Ты вовремя, Хью. – Гэб сделал приглашающий жест подойти и открыл медкапсулу, в которой находился Зак. – Есть хорошая новость и плохая. Плохая – он умирает, хорошая – есть способ ему помочь. – Два года на Es-блокаторах никому бы не пошли на пользу, – доктор Холл постучал пальцем по экрану на крышке капсулы, где тревожно-красным высвечивалось сердце. – Это… – я хотел сказать «нечестно», но слово застряло в горле, инфантильное и нелепое, оно словно парализовало меня. – Идём, Хью. Гэб поручил Зака заботам доктора Холла, а меня увлёк в просторный кабинет, примыкавший к медблоку. – Сорок лет назад в корпорации Reditum произошёл раскол, – начал Гэб. Я хотел сказать, что Reditum сейчас интересует меня меньше всего, но он коснулся указательными пальцами ушей, показывая, что я должен слушать. – Я постараюсь быстро изложить суть и, боюсь, братишка, более удобного времени нам с тобой для этого не представится. Э-э-э… всё началось, когда семья Ганди поставила Robotics ультиматум о ликвидации двух третей андроидов класса RO, то есть ролевиков. Люди должны жить среди людей и воспитываться людьми. Ганди объявили, что решение проблемы бесплодия найдено и продемонстрировали свой нашумевший в то время проект «Арктур». Ганди призывали прекратить искусственное вмешательство в жизнь человека, потому что и так уже слишком много жертв принесено на алтарь науки. Постоянное вмешательство дало отрицательные результаты и на протяжении последних десятилетий наблюдается ускоренная тенденция к вырождению. Естественно, представителям прочих правящих семей это не понравилось. Признать глобальность своих заблуждений и вред, который они нанесли, означало снять с себя большинство полномочий и передать их Ганди – семье с самыми незначительными на общем фоне ресурсами и капиталом. От них отмахнулись, но решили, что они могут представлять угрозу. В связи с чем Robotics выпустила новую серию андроидов, известных как Ар-Ди. Отличить их от человека практически невозможно даже тем, кто в курсе, что вокруг происходит. Ганди со своими проектами и разработками ушли в глубокое подполье, а Reditum и Robotis занялись шпионажем и устранением значимых фигур в клане ренегатов. Например, миссия Ар-Ди Рэя состояла в том, чтобы найти и вернуть Арктура корпорации Reditum. А миссия Ар-Ди Дэйви состоит в том, чтобы выбить из игры меня, в идеале уничтожить. Не хочу, чтобы ты заблуждался на счёт них. Ар-Ди крайне исполнительны. Они всё доводят до конца. Самое удивительное, что с человеческой точки зрения все их действия будут выглядеть оправданными. С виду они добры и милосердны, но в итоге Ар-Ди, утирая искренние потоки своих синтетических слёз, понесут ромашки на могилку, в которой ты будешь лежать именно по их вине. – Дэйви уже признался в том, что он зло и великий грешник. – Правда? – Гэб ухмыльнулся. – Дэйви. Дэйви. Дэйви. Отличная стратегия. Ангельская личина себя исчерпала, теперь он – прекрасный грешник на вечном пути к раскаянию. – Ты несправедлив к нему. – Братишка, – Гэб сжал губы и указательным пальцем постучал себе по лбу, – я пытаюсь сказать, что тебе нужно снять свои розовые очки и включить голову. Дэйви способен на глазах десятков свидетелей совершить что-то вроде избиения младенцев, а потом на суде сделать большие невинные глаза и сказать: «Это не я». И ему поверят, будь уверен, и ещё прощения попросят за то, что судили. – Не представляю, что он сделал, что ты такого о нём мнения. Гэб запрокинул голову и громко рассмеялся. – Хью, посмотри на меня, так или иначе, всё это заслуга Дэйви, – он провел руками вдоль тела, демонстрируя искусственный корпус. – Ар-Ди манипуляторы, они сами рук не пачкают. Ты сам сделаешь то, что ему будет нужно. Так вот, почему я, собственно, так углубился в этот вопрос? А потому, что у меня есть одна очень веская причина избавиться от него и только один шанс это сделать. – Что ты хочешь этим сказать, Гэб? – я старался держать себя в руках, но чувствовал, что вот-вот могу сорваться. – Причиной, по которой в нашей с тобой жизни появился Ар-Ди по имени Дэйви, стало моё присоединение к ренегатам, поддерживающим Ганди. Убар – моё детище. Спустя десять лет подготовки этот проект стал реальностью. Кроме Убара существует ещё пять убежищ: база Арунта в Австралии; Сонор в Северной Америке; Атакама в Южной; Тар и Тал в Азии. Здесь будут жить только люди. Никаких человекоподобных андроидов и уж тем более Ар-Ди. Я не могу допустить, чтобы Убар постигла участь Трои. А Дэйви, уж поверь мне, способен превратить это место в пепелище. Альфы передерутся из-за него, а омеги изведут друг друга в интригах. – Я жил с ним два года! По-твоему, я был настолько слеп?! – Конечно, – подтвердил Гэб. – Ты был влюблён, как идиот. Слепее просто и быть не может. Кстати, ты до сих пор пускаешь на него слюни. Дэйви всего-то безукоризненно следовал плану и отрабатывал свою легенду. – Хочешь сказать, он может даже течку подстроить?! – Дэйви всё может. Поверь мне, течка – это самое безобидное из того, что может Дэйви. – Я думал, ты любишь его. – Конечно люблю. Мы идеально подходим друг другу. – Ты меня совсем запутал! – Дальше будет только хуже, – «успокоил» меня Гэб. – Я объяснил тебе причину, а теперь хочу поговорить о шансе. Так вот, единственный шанс избавиться от Дэйви – поймать его в ловушку обстоятельств. Поверь мне, братишка, я не знаю ни одного человека способного ликвидировать омегу Ар-Ди. У них всегда припрятан туз в рукаве, и они способны выкрутиться из любой на первый взгляд безвыходной ситуации. Но вот если Дэйви сам решит пожертвовать собой, тогда мой план сработает. – Ты рехнулся, ты сам слышишь, что сейчас несёшь?! – Зак умирает. Ему нужно новое сердце. Сейчас. И это сердце есть у Дэйви. Попроси его, он тебе не откажет. Он действительно хочет, чтобы ты был счастлив, Хью. Искреннее желание, как ни странно. Двойственность его природы – его сила и слабость. Он убивает тебя, но делает это любя. Или он любит и тем самым убивает. Итог всё равно один. А на тебе он зациклен. Попроси его о том, что под силу только ему. – Как ты можешь?! – я не выдержал и вскочил, стул подо мной с грохотом опрокинулся. Я хотел ещё что-то сказать, но начал задыхаться от бешенства. «Это же Дэйви! Неужели ты сможешь так запросто взять и распотрошить его?!» – Ладно. Тогда я сам скажу ему. – Ты сумасшедший сукин сын, Гэб. Ты даже перед смертью ведёшь себя, как жестокосердная сволочь! – Может я и жестокосердная сволочь. Но хотя бы адекватная, в отличие от некоторых. У тебя человек умирает под боком. И не какой-то там чужак, которого ты в первый раз видишь, а твой омега, которому ты, между прочим, даже метку поставил. Что, прошёл порыв чувств-то? Цепляешься за андроида, как будто на нём свет клином сошёлся, и при этом сволочь – это я, ха! – Гэб рассмеялся, страшно, захлёбываясь, окончательно выводя меня из равновесия. – А знаешь, братишка, я тут внезапно подумал, у меня ведь есть ещё одна причина, которая, наверное, будет тебе более понятна, чем все мои предыдущие расшаркивания. Вот чисто по-человечески, расставим между нами точки над «i»? Дэйви – мой, и как бы ты не плясал вокруг него – этого не изменить. Я сдохну и заберу его с собой. Так тебе ясно? Я пулей вылетел из кабинета и чуть не натолкнулся на доктора Холла, который едва успел отскочить с дороги. В этот момент я даже смотреть не мог ни на Гэба, ни на его маленького приспешника-доктора. Мне нужно было убраться от них подальше и успокоиться. Мне нужен был план. Иногда мне кажется, что доверие в мире существует только затем, чтобы его обманывали. Я доверился Гэбу и теперь поплатился за это. У меня больше не было моего браслета и, следовательно, доступа ко всем благам, которые делают человека независимым в таких ситуациях. Я не мог вызвать спасательный скайджет, не мог связаться с Рэем, который, наверное, уже загорал, как планировал, где-то в тёплых водах Индийского океана. Надо мной тонны песка и беспощадное солнце. «Так. Стоп. Думай. Думай. – Мои голова и нервная система трещали от стресса. Время шло, а ответа всё не было. Минуты проносились с ужасающей скоростью, а я по-прежнему был в тупике. Все шестерёнки в моей голове отказывались двигаться, как будто кто-то бросил в систему маленький камешек. Нужно было сосредоточиться, абстрагироваться от страхов и эмоций. И как только мой пульс пришёл в норму, решение стало очевидным. – Здесь должны быть скайджеты, если только Гэб не возомнил себя мифическим Моисеем, который сорок лет держал кучу народа в пустыне. Мне просто нужно найти Дэйви, и вдвоём мы сможем вытащить Зака, а там, может, и доктор Холл одумается. Мы сбежим отсюда и найдём новое сердце. Всё получится. Если Гэб так переживает за этот свой Убар, пусть и сидит тут один». Поймав робота-дворецкого, я ввёл запрос «Апартаменты – Дэйви». Указатель на схеме замигал зелёной стрелочкой, и я последовал туда, надеясь что застану его и мне не придётся бегать по всей базе. – Дэйви, это Хью, нужно поговорить, – ответа не было. Проклиная собственную беспомощность, я пару раз врезал кулаком в панель передатчика и уже хотел развернуться и уйти, как двери неожиданно открылись. Он стоял весь в белом, словно облако в сиянии солнца и, протянув мне навстречу руку, сказал: – На тебе лица нет. Успокойся, иди сюда. Если бы я мог обернуться вокруг него, создать своим телом защитный кокон, я бы сделал это, не раздумывая. Когда его ладони легли на мою грудь и щека коснулась плеча, моё самообладание рухнуло. Я сплёл руки в замок за его спиной и, смакуя трепетную сладость от его близости, сам себе поклялся, что не позволю Гэбу уничтожить его. – Дэйви, скажи, здесь есть скайджеты? – он немного напрягся в моих руках, а потом кивнул. – Мы должны бежать отсюда. Мы заберём Зака и улетим. Доверься мне, хорошо? Гэб не в себе. – Хью, – его ладони скользнули вверх, пока не замерли сначала на моей шее, а потом на затылке, – объясни толком, что ты задумал? – Просто поверь мне, так нужно. Помнишь, ты сказал что то, о чём твоя копия говорила мне в Базеле – это всё равно, что твои собственные слова? Так вот, это было обещание, Дэйви. Если я всё ещё буду хотеть тебя, если я всё ещё буду любить тебя, ты бросишь Гэба и уедешь со мной. Сдержи его, слышишь?! – А как же Зак? – глаза Дэйви ещё секунду назад ясные, как погожее небо, превратились в две стылых полыньи, и меня обдало холодом. – Ему необходима медицинская помощь, которой здесь ему не окажут, поэтому мы заберём его отсюда. Я не брошу его умирать здесь. – А Габриэль? Ты хочешь бросить его в таком состоянии? Чтобы он умер в одиночестве, потому что мы с тобой предали его и сбежали? – Габриэль сделал всё, чтобы я хотел быть от него так далеко, как только могу. Значит… ты не полетишь со мной? – Нет, Хью. Но я готов помочь тебе спасти Зака. – Ты знаешь, где стоят скайджеты? – Дэйви кивнул. – Тогда я вернусь за тобой позже. – Хорошо. Думаю, к этому времени… я буду уже свободен, – он грустно улыбнулся. – Да. И вот ещё что, постарайся не попадаться Гэбу и доктору Холлу на глаза? Ты будешь моим козырем в рукаве. Договорились? – Ладно. Я буду твоим козырем. – Дэйви прильнул ко мне всем телом, а потом привстал на цыпочки и прижался губами к моим губам. Зелёный чай и мёд, тёплая мягкая ловушка, из которой не хочется выбираться. – И всегда им был. Я надеялся, что Гэб убрался из медблока, от доктора Холла я сумею отделаться. Погрузчик, беззвучно катившийся за мной до самых дверей, издал мелодичную трель и остановился. Далее, видимо, требовалось особое разрешение на доступ. Моё сердце стучало как безумное, пока я переводил оборудование в автономный режим. Не более полутонны веса вместе с Заком, десять метров идеально гладкой поверхности пола – дотолкать капсулу до погрузчика для меня не проблема. – Что ты делаешь?! – вот ведь принесла нелёгкая. Доктор Холл в несколько прыжков оказался рядом со мной и развернул панель управления. – Ты с ума сошёл, его сейчас даже шорох убить может! – Отойди по-хорошему. Или лучше пойди и сними блок на доступ с погрузчика. – Идиот! – доктор Холл принялся тыкать, показывая мне вспыхивающие красным значки. – Видишь это! А это?! Даже не дыши на него сейчас! Неужели ты хочешь, чтобы он умер?! Столько сил, чтобы вытащить его! Господи боже… – Я увезу его туда, где ему помогут. – Его нельзя увезти, Хью. Его нельзя тревожить. Даже крышку открывать не следует. Нужно исключить любые раздражители. Замереть. Застыть. Тянуть время. Как тебе объяснить, твердолобый ты человек? Магомет не может идти к горе, понимаешь? Гора сама должна прийти к нему. – Посмотри, – в горле у меня пересохло, но другого выбора не оставалось, – проверь меня на совместимость тканей. – Ты в своём уме, Хью? – Я не дам ему умереть! – В любом случае… – доктор Холл внезапно осёкся, и я проследил за его взглядом. Дэйви обошёл погрузчик и направился в нашу сторону. Он встал позади меня и шепнул: – Иди, я с ним договорюсь. Я сумею его убедить помочь нам. Я кивнул и пошёл к погрузчику, краем глаза отметив, как Дэйви положил доктору Холлу руки на плечи и стал что-то говорить. Доктор сначала выглядел напряжённым, но потом расслабился и стал внимательно кивать, с чем-то соглашаясь. Наверное, дипломатия совсем не мой конёк. Дэйви отпустил доктора и направился ко мне. – Найди другой погрузчик. Этот не работает в медотсеке. Другой стоит сразу за поворотом в восточный сектор. Доктор Холл нам поможет. Трудно описать словами облегчение, которое на меня накатило. Мне показалось, что я стал невесомым и могу бежать, не касаясь земли. Внезапно меня прошиб холодный пот. Идиот, тормоз, дурак несчастный… как последний болван попался на тот же трюк. Собрав все силы, я бросился назад и со всего размаху влетел в силовое поле, которое мягко приняло меня и тут же отпружинило назад. Дежавю. Он, отгороженный стеклом и противоударной сеткой, и я снова ничего не мог поделать. – Нет… зачем ты… Многое в жизни можно делать неправильно, так, чтобы это не принесло облегчение, а наоборот, только обострило боль – кричать про себя, плакать в себя. Дэйви прислонил ладонь к стеклу и включил громкую связь. – Я люблю тебя, Хью, и всегда любил. Ты идеальный, Заку очень повезло. Сегодня ты доказал, что я не ошибся в тебе. У Ар-Ди очень хороший слух. Нечеловечески хороший. Всё, что тебе сегодня говорил Габриэль, по сути, предназначалось для моих ушей. Благодаря тебе сегодня я услышал то, о чём мог только мечтать. – Дэйви закрыл глаза и немного подался вперёд. – Он хочет забрать меня с собой. Знаешь, Хью, это очень странно, но я не чувствую, что Габриэль боится смерти, хотя мне самому… мне очень страшно. Я хочу попросить прощения за всё зло, которое причинил тебе. Я рад, что могу искупить это. И я рад, что у меня есть такой выбор. А теперь… уходи. У меня совсем не осталось времени, а мне так хочется ещё хотя бы немного побыть с ним… Тишина, болезненная и звенящая. Её тонкие, скользящие по коже лезвия испытывали меня на прочность. «Брось мне вызов, кричи!» – шептала она, но моё горло, казалось, было забито сухим струящимся песком. Единственный звук, который я был способен выдавить из себя, – свистящий хрип. Как же трудно дышать. Мои ноги утонули во льдах, а в моей груди поселилась знойная пустыня. Мои глаза слезились, от её горячего дыхания и губы запеклись, высушенные последним, прощальным поцелуем Дэйви. Из кабинета вышел Гэб и замер около доктора Холла, скрестив на груди одну пару рук. Он всё слышал. Он всё знал. Предвидел конец этого представления и просто ждал, когда всё закончится. – Дэйви. Его имя, как птица, слетело с моих губ и растворилось. Только между мною и им, самым красивым омегой, которого я встречал в своей жизни.

***

«Чудесное место. Тихое. Барханы медленно ползут под сменяющими друг друга луной и солнцем. Никуда не нужно спешить», – я хорошо помнил даже выражение лица, с которым Рэй произносил эти слова. Вся жизнь впереди, чтобы это прочувствовать. Вчера умер Гэб. В последние свои часы он уже почти не мог двигаться и говорить. В самом сердце Убара есть маленькая площадь, где цветут деревья и вода стекает по ступеням огромных каменных глыб. Гэб всегда любил воду. Он сидел в антиграве, словно четырёхрукий бог и созерцал, как струи сливаются, разделяются, охватывают влажными объятиями всё на своём пути и исчезают, достигая земли. Я сидел у его ног. Я не знаю, какими были его последние слова и были ли они. Меня сморила усталость, и я заснул, а проснувшись, обнаружил, что он уже мёртв. Его ладонь покоилась на моей голове, которую я во сне прислонил к его бедру. Мой брат имел уникальную способность оставлять в памяти шрамы. Мне больно думать о нём, мне его ужасно не хватает. Его и Дэйви. Думаю, он действительно забрал Дэйви с собой. Долгий поцелуй и бесконечная ласка прощания. Эти последние объятия сделали Дэйви счастливым. Я видел, он больше не боялся. Уже третий день я практически живу в медблоке. Я пугаю доктора Холла, потому что у меня есть скверная привычка говорить с тем, кто вряд ли меня слышит. Но чаще всего я сплю. Сажусь рядом с Заком, беру его за руку и через некоторое время вырубаюсь. А иногда я злюсь. Я и раньше злился. Мне казалось, что всё кем-то уже решено за меня, есть какой-то план, в котором мне навязали участие. Теперь я тоже злюсь, потому что этот план почему-то не работает. Зак так и не пришёл в себя, хотя сердце Дэйви спокойно бьётся в его груди. Я часто вспоминаю свой сон и думаю о том, как всё могло бы быть, если бы он очнулся. Я поставил ему метку, но не могу дать никаких гарантий, что всё будет хорошо. Я хочу сказать ему что-то вроде: «Я не знаю, люблю ли тебя сейчас, но я абсолютно уверен, что любил тебя тогда. Я был очень счастлив с тобой. Я верю в вещие сны», – но молчу, потому что Зак не заслуживает моих сомнений. Господи, пусть его глаза окажутся чёрными. Пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста… *** Я смотрел на Птицеголового, а он смотрел на меня. Пристально и задумчиво, как смотрят на плывущие по небу облака. Он сильно изменился с нашей последней встречи. Его свечение как будто ускользало от меня. И я не понимал, происходило это из-за того, что он удалялся, или из-за того, что бледнел. Я смутно ощущал течение времени, пространство и расстояние. Наверное, поэтому я чувствовал Птицеголового одновременно и здесь, и где-то далеко, сейчас и когда-то ещё. – Он очень громко думает. – Он тоже смотрел на Птицеголового, только не пристально и задумчиво, а безмятежно. – Знаешь о чём? Я пожал плечами. – О тебе. Он говорит, что хочет знать, какого цвета твои глаза. И ещё, что он верит в вещие сны. – Ничего не знаю о вещих снах. Странный он, Птицеголовый. Если так хочет, почему не посмотрит? – Мне нравится его сон. – Что за сон? – Посмотри сам. Он толкнул меня меж лопаток, и я упал в темноту. Покой, который окутывал меня пока я был рядом с Ним, покинул меня. Наверное, я бы умер от страха, если бы кто-то очень близкий не держал меня за руку.