* * *
Внезапное известие о случившемся повергло её в такой шок, что несчастная с час сидела не двигаясь на полу. Она случайно заметила записку из серой бумаги, которую просунули в широкую оконную щель. Почерк был Валентина, но убористей обычного, чтобы все вместилось на этом клочке. Когда Василиса немного успокоилась, то вскочила и начала лихорадочно собираться. Ближе к полуночи прибудет повозка, которая доставит её в Медоносец, как написал Валентин. Их со знакомым схватили во время уличных беспорядков и обещали казнить, если они не выдадут своего главаря. Почему-то именно воровское уличное братство перестало быть угодно мэру Перекати Поля. Хотел ли он получать с них больше денег, чем раньше, а те не согласились? Этого Василиса не знала, но она тоже оказалась под ударом, если бы осталась в городе. Ни для кого не секрет, что она жила вместе с Валентином, и как он ею дорожил. Что делать, если его казнят, когда она уедет? И что... Как дальше жить? Где? С кем? И главное зачем? Василису последние пару недель и без того душила депрессия, и спасал только Валентин. Он обещал, что они скоро уедут из Перекати в другое место и будут жить с своём маленьком домике, на который он тайно копил. Где находился его тайник, Василиса не знала и не могла взять с собой те деньги, поэтому уехала без них налегке. В небольшой тряпичный рюкзак влезла запасная тёплая кофта и личные вещи с документами. Ключ она оставила в щели в окне, на случай, если Валентин вернётся, у него наверняка забрали всё, когда обыскивали. Но все же она без сожаления оставляла старый дом – холодный сырой полуподвал. "Надейся, что в Медоносце тебя поселят не в такой же, – одёргивала себя Василиса, – если кому-то вообще будет до тебя дело" Минуло полночь. Она зашла за угол дома, спотыкаясь на неровной брусчатке и закрывая нос платком, от уличных испарений её мутило. Повозка уже ждала в условленном месте. На таких обычно перевозили мешки с мукой, оные и сейчас громоздились друг на друге, оставляя немного места для человека комплекции Василисы. Сонный и хмурый возница не стал ей помогать взбираться на повозку и удобно (насколько позволяла ситуация) разместиться. Он молча наблюдал, и когда девушка, поджав под себя ноги села между мешками, медленно и негромко сказал: – В двенадцать утра мне надо быть в лавке у пекаря, никаких остановок до Медоносца. Из-за вас я и так на три часа позже выезжаю. Возражения не последовало, Василисе тоже хотелось поскорее оказаться подальше отсюда. Как вытерпеть ночь в дороге, она не задумывалась.* * *
На первом этаже было обманчиво тихо и прохладно. Сбросив кеды, она позвала: – Андрей! – Я в гостиной, читаю, – тут же отозвался тот. – Встречать меня не будешь? – девушка ухмыльнулась, что-то припоминая. – Люба, ты же просила тебя не встречать и меньше чем на метр не приближаться... – грустно сказал Андрей. Он явно уже не читал, а стоял у прикрытой двери гостиной и теребил брелок вставленных ключей. – Ну и молодец. Я тебя проверяла, – Люба быстро прошла в свою комнату, – за это я разрешаю тебе приготовить ужин. Вчерашняя ссора поставила его на место, и он теперь безвылазно сидел с книгами у камина и с умоляющими щенячьими глазами смотрел на Любу, когда она заглядывала в комнату. Месяц назад Андрей написал ей и представился сводным братом по отцу и пригласил Любу к себе в гости в Медоносец. Но очень быстро она выяснила, что это оказалось ложью, хотя своего отца видела только один раз на похоронах матери. А мать быстро свели в могилу некромантия и алкоголь. Что Андрею надо было от Любы, она понятия не имела, но его небольшой домик в центре Медоносца ей нравился больше съёмной комнаты с тараканами в соседнем селе. Короткое время она позволяла ему робкие ухаживания, прекрасно понимая, что это никакие не братские чувства. А буквально вчера устроила такую головомойку, что он будет ходить по струнке, пока она не разрешит. Никакой романтикой и не пахло. От его вечно засаленных жидких волос пахло так отвратительно, что Люба удивилась, что ее не вывернуло раньше, чем Андрей подкрался к ней вплотную, чтобы чмокнуть в щеку. Ее псевдосводный брат всегда был при деньгах, но одевался и жил более чем скромно, но не отказывал ни одной просьбе Любы. И внезапная встреча с Лизой Любу очень обрадовала. Хоть какое-то развлечение в этой трясине. И если она сможет завершить начатое и привезти доказательства того, что миротворец убит окончательно, то получит столько денег, что сможет уехать далеко отсюда к морю, например, и начать жить заново. Оставить полуголодные юношеские годы и унизительные наёмничьи и навсегда закрыть эту страницу. Можно ещё выучиться на кого-нибудь, найти хорошую работу и остаться в том месте до конца жизни. Но все это были мечты, потому что Люба не знала, как нужно убить Лизу, чтобы и в этот раз её не спасла подружка-целительница. И сделать это будет непросто, она ощутила, что противница уже не та неопытная простушка, которая надеется на удачу и только. Через неделю, не раньше, Лиза назначит ей время поединка. А пока есть время найти и изучить новые яды, для которых ещё не придумали антидоты, а Люба знала, что такие есть.* * *
О случившемся нужно было срочно рассказать Лене. Но Лёша мялся весь вечер, понимая, что ему достанется, когда она узнает о тайных занятиях на мечах. Но у меня был такой потрясённо-расстроенный вид, что вопросы посыпались сами, и отвечать на них пришлось горе-учителю. Подруга изо всех сил старалась сохранять спокойствие и не ругать нас, что на середине пошла выпить воды и вернувшись присела на кресло, обхватив руками голову. – Я не знаю, что с ней теперь делать. Хоть самой вызывать эту ненормальную на поединок и потом прятаться в деревенской глуши за убийство. Отложим разговор на завтра, мне сейчас нехорошо, – Лена прижала руку к груди и встала. Лёша рванул её проводить до комнаты, но та с усмешкой заметила, что до уборной сама дойдёт. И обратно тоже. И руки лучше с её плеч убрать. Когда она ушла, мы молча стояли напротив друг друга и слушали, как шумит смываемая в туалете вода. – Такой реакции я не ожидал, – осторожно заметил Лёша, – что с ней? – Может быть, беременна? – в шутку предложила я. – Не шути так, – он помрачнел и вышел на улицу прогуляться. Я немного просидела в кресле, теребя бахрому на подлокотнике и подумала, что надо бы зайти к Сене и узнать, что он думает о Любе. Но эти размышления прервал голос Лены: – Зачем ты ему сказала? – Что? – я повернулась в сторону коридора, – а-а... – Теперь он меня достанет с расспросами, – она подошла ко мне и добавила со сложной смесью паники и удовольствия в голове, – я не планировала детей ещё лет десять. Но раз уж случилось... Мать говорила, что после моего рождения её сила резко скакнула вверх. Но, может быть, это произошло из-за того, что она больше стала заниматься... Но пока не попробуешь, не узнаешь. Она развела руками и погрозила мне пальцем: – Только Лёше ничего не говори. Думает, что в нашем примирении виноват он. И он ведь прав... Лена пожелала мне спокойной ночи и заметила, что завтра нужно будет связаться с Вероникой Николаевной и попросила напомнить об этом в случае, если она забудет. И посетовав на рассеянность в последнее время, ушла спать. А я резко передумала говорить сейчас с Сеней о Любе. По крайней мере до завтра пока не будет готово решение, что делать. Иначе к Лене добавится ещё один претендент на поединок.* * *
Когда Василиса проснулась, было не меньше шести утра, по крайней мере солнце уже взошло. Несмотря на все потрясения вечера она уснула так легко, что и сама не заметила. Ног она не чувствовала и побоялась шевелиться, пока ничего не болело, впереди наверное ещё часа четыре пути. Возница заметил шевеление и, не оглядываясь, бросил Василисе небольшую холщовую сумку, в которой оказалась вода и несколько кусочков хлеба. Но девушка пока не хотела есть, а через некоторое время и не смогла бы – вестибулярный аппарат был на пределе. И скоро они съехали с широкой дороги на мягкую грунтовую с указателем "Медоносец", что не могло не радовать. Въезд в сам город Василиса проморгала, глубоко задумавшись об их с Валентином судьбах, и заметила, что поля сменились домами, когда они подъехали к лавке, которой предназначалась мука. Спрыгнув на землю, она еле устояла на ногах. Девушку поддержала высокая плотная женщина в свободном синем платье в пол. Василисе с высоты её роста казались высокими очень многие, по сравнению возницей, которому она доставала до плеча, рассмотреть на лицо незнакомки она не смогла. – Вы Василиса от Валентина? Я Хинна, хозяйка пекарни. Проходите, отдохните здесь, – женщина провела её мимо кухни в небольшую светлую комнату с небольшим диваном и парой стульев. – У вас есть знакомые в Медоносце? – продолжала свой монолог Хинна, вытаскивая из кармана передника булочку, завёрнутую в бумагу. – Только Лиза, если она ещё в городе, – Василиса с благодарностью приняла пищу, – знаете, она миротворец. Кажется, этого говорить не стоило, но хозяйка кивнула, не задавая лишних вопросов. – Я могу передать ей записку от вас, а если будет нужно, то и проведу к ее дому, – спокойно ответила Хинна. Гостья кивнула, слегка поражённая осведомлённость булочницы. Также она добавила, что они с Вероникой давние подруги, но Василиса понятия не имела, о ком она говорит и просто кивнула. Василиса долго сидела над запиской, пытаясь решить, что стоит писать в ней, о что нет. То, что она в Медоносце по острой необходимости? Пожалуй, да. Про Валентина сейчас писать не стоит. Она расскажет о нем при встрече, Лиза обязательно захочет встретиться с ней.* * *
Рано утром к нам пришла Вероника Николаевна. Она уже была в курсе происходящего, в том числе и о моих успехах с мечами. Она сразу запретила кому бы то ни было вмешиваться в эту историю с поединком, но и не питала иллюзий относительно моих способностей и вероятности успеха. Отозвав Лену на пару слов, Вероника Николаевна попросила оставить нас с ней одних для короткой беседы. – Лиза, я понимаю, что задача кажется непосильной, – она тщательно подбирала слова, – но ты должна прислушаться к себе и до конца постичь себя, и дар миротворца защитит тебя. Не знаю как, но он это сделает. У вас ещё есть время, чтобы найти к нему ключик, и это примерно неделя. Я понимала, что это верх бестактности, но всё же задала вопрос: – Что случилось с моей мамой? Почему дар не спас её? – Ты второй спрашиваешь меня о маме. И второй раз я уклонюсь от ответа. Но скажу, что ситуация не была под контролем. А Насте не хватило чуда, не хватило времени и веры в себя. А мы не смогли её защитить, – Вероника Николаевна изменилась в лице так сильно, словно переживала тот момент смерти моей мамы снова и снова. Я сжала ее похолодевшую руку, лежащую на столе, в знак поддержки. – У тебя все это есть. Я не могу сказать, что ты сильнее ее. Ты психически и эмоционально стабильнее её и сможешь подчинить своей воле силу дара. И тебя окружают люди, которые готовы тебя учить и поддерживать всегда. И любить любой. А любовь – мощная сила, которую нельзя недооценивать. Позволь этому человеку больше тебе помогать, откройся ему, – собеседница разглядывала наши сплетённые руки, избегая смотреть мне в глаза. Непросто об этом говорить, когда и собственная история была довольно драматичной. Она хотела её рассказать, но не могла подобрать слов, и открыла мне свои мысли. Вероника Николаевна никогда не делала тайны из того, что пожизненно и фанатично была увлечена историей в любимых формах. Об этом знали и коллеги, и друзья. И её возлюбленный тоже. Но он почему-то думал, что это временно и пройдёт, когда у них будет семья. Но девушка сразу предупредила, что из всегда будет трое: он, она и история. Но он продолжал верить, что с появлением детей что-то изменится, что его дама сердца забросит свои древние свитки. Нет, ничего не изменилось. И Вероника Николаевна осталась незамужней с двумя детьми. А он ушёл, так и не поняв, что был не в силах изменить её, а менять нужно было своё отношение, если действительно любишь. Правда, ушёл не навсегда и помогал с детьми, а потом и вовсе предложил им пожить у него, когда они выросли. Так Вероника Николаевна снова осталась одна спустя почти двадцать лет, и никто больше не мешал ей заниматься историей. В её случае любовь всей жизни была одна, и не к этому человеку. От молчаливого сидения напротив друг друга нас отвлёк шум в соседней комнате, мы сидели с чаем на кухне. – Что случилось? – я приоткрыла дверь и выглянула в гостиную. Кажется, у нас была гостья, и она очень хотела увидеть меня. Вероника Николаевна поднялась вслед за мной и ахнула от удивления. На пороге почти в коридоре стояла высокая женщина в темно-зелёном плаще со скрещёнными на животе руками и отказывалась говорить о том, почему почтила этот дом своим присутствием. – Хинна, здравствуй! Проходи. Ты к Лизе? Вот она, – Вероника Николаевна мягко взяла меня за плечи и провела в центр гостиной. – Да, Вероника, я помню, ты говорила, как она выглядит, – Хинна шагнула ко мне и протянула мягкий наощупь конверт из пожелтевшей бумаги. Содержимое короткой записки меня сильно встревожило. Подошедшая Лена заглянула через плечо и тоже не обрадовалась. – Где она сейчас? – тихо спросила подруга, – она нездорова? – Не знаю, мне не жаловалась. Только худая больно, ей надо хорошо кушать, – сокрушённо признала наша гостья. – Василисе есть где жить в Медоносце? – Лена начала искать свою сумку в куче вещей на одном из кресел. – У меня поживёт, – просто сказала Хинна, – уж я её хорошо кормить буду. Но я вас к ней не пущу, пусть поспит ребёнок, всю ночь в дороге провела. Не найдя сумки, Лена выпрямилась и строго посмотрела на Хинну: – А вечером мы сможем с ней увидеться? – Да, – коротко кивнув Веронике Николаевне, она исчезла так же как и появилась. Через пару часов ушла и Вероника Николаевна, оставив мне после себя тягостное чувство, от которого веяло ледяным дыханием смерти. Или воззвать к силе миротворца и победить, или не найти точки опоры и умереть, болезненно проживая последние дни перед поединком. Второе меня совсем не устраивало. Но что есть эта сила? Уже пора поверить, что она в самом деле есть. Сеня сказал, что ему уже бояться нечего и хотел утащить меня на прогулку, но я затянула нудную песню о своём непонятном предназначении. – Лиза, тебе надо вернуть свой цвет волос, – просто сказал он, не делая попытки возразить. Слабо понимая, как это поможет, я пожала плечами и спустилась в ванную; мы сидели в верхней чердачной комнате. Никаких заклинаний произносить не нужно, только лишь пожелать вернуть так, как было. Не очень верилось, что наложенный Вероникой Николаевной морок будет повиноваться мне. Я налила в кувшин прохладной воды из-под крана и, наклонившись над раковиной стала мочить волосы. Ничего не происходило до того момента, как кувшин почти опустел. Последние капли окрасились в темный цвет и, быстро смешавшись с другими в водовороте раковины, исчезли. Отжав волосы, я повернулась к зеркалу и изумлённо застыла. Вместе с рыжими волосами вернулись и веснушки и снова знакомо облепили щеки и нос. Сами волосы, казалось, стали короче, по крайней мере, сохли быстрее. Но я возилась с ними пятнадцать минут, не меньше. Когда я вернулась обратно в комнату на чердаке, Сеня встал и с нескрываемой радостью в голосе признался: – Я очень скучал по твоим волосам. Я смущённо улыбнулась и подошла к нему на расстояние вытянутой руки. И он, все угадав без слов, сам меня обнял, сжав так крепко, что я почувствовала, уткнувшись носом, какие у него жёсткие ключицы. Сеня взъерошил мне волосы на затылке и накрутил пару прядей на пальцы, словно любуясь и рассматривая их на свет, лившийся из узкого проёма открытого окна. Через матовые стекла он не проникал. Наконец наигравшись с волосами, Сеня оставил их в покое. Я почувствовала касания его холодных пальцев на шее и подбородке. – Я не закрыла дверь, – кожа отзывалась теплом, расходящимся волнами по всему телу, задевая тонкие струны где-то внутри. Я заставляла себя не вздрагивать и стоять спокойно, насколько это возможно, но ноги непонятно почему становились ватными. – Плевать. Леша сюда не заходит. Ты не замечаешь, что Лена устраняется от опеки над тобой? – Сеня крепко взял меня за плечи, видя, что я еле стою, и заглянул в глаза. – Замечаю, – прошептала я, отворачиваясь и чувствуя сильное биение своего сердца и комок, подступающий к горлу. – И я не делаю ничего, что можно скрыть, – он посадил меня в кресло, будто опасаясь, что я сейчас упаду в обморок, и распахнул окно пошире. Когда мне стало лучше, Сеня сказал, что мы сейчас пойдём гулять. Надоело прятаться. Через несколько дней поединок с Любой, какая уже разница, раз она заодно с теми людьми, которые хотели убить меня и Сеню. Сейчас нас никто не тронет, по крайней мере он так думает. – Как давно я не был на улице! – молодой человек с удовольствием вдыхал свежий воздух в лесистом парке, который находился недалеко от дома. – С того дня, как мы здесь живём, – добавила я и запрокинула голову, рассматривая кроны деревьев, которые качались на ветру, бродившем высоко над нами. Здесь внизу было полное безветрие. На улицах Медоносца было душно и пахло горячими камнями мостовой и сухой травой газонов. В парке было легче дышать и вполне комфортно находиться в тени под раскидистыми ветвями. Все вокруг дышало покоем, и Сеня держал меня за руку и вёл по дорожке куда-то вперёд, вглубь парка. Изредка на дороге попадались пустующие лавочки – в это время мало кто гулял. Тишина разбавлялась непрерывным и тихим щебетом птиц где–то наверху, недалеко от своих гнёзд, которые можно было разглядеть невооружённым глазом. Между деревьев мелькнула и начала приближаться знакомая фигура. Я узнала нашу сегодняшнюю гостью Хинну. Её крошечная спутница казалась совсем девочкой рядом с этой статной дамой. Василиса? – Василиса! – выпустив руку Сени, я побежала по редкой траве, едва не врезаясь в деревья. Они остановились и подождали, а Сеня, ничего не спрашивая, побежал за мной. – Лиза? – это действительно была она. Я обняла Васю и сразу отметила, как она похудела с нашей последней встречи. Лицо потеряло часть кукольного очарования и, заострившись, казалось взрослее. А тонкое льняное платье, явно скроенное её рукой, сидело будто не по размеру. На плечи был наброшен шерстяной платок, хотя на улице было очень тепло, даже жарко. Хинна скупо кивнула мне в знак приветствия и подозрительно взглянула на Сеню, который не выходил утром из своей комнаты и её не видел. – Это Сеня, он со мной, – быстро сказала я, не убирая рук с напряженных плеч Василисы, – что–то случилось? – Да. Я не хотела писать в записке, чтобы не пугать вас, – вздохнула девушка. Хинна отошла, чтобы не мешать нам поговорить, – у нас в Перекати массовые беспорядки и столкновения с властями. Из–за чего не знаю, но братство воров выступило первым. Валентин вместе с ними. И их схватили… Василиса поникла и, помолчав, продолжила: – Он попросил меня уехать в Медоносец, чтобы…. Видимо, она в первый раз рассказывала о произошедшем и не могла подобрать правильных слов. – Чтобы не подвергать тебя опасности, – подсказала я. – Да. И меня могут использовать для давления на него. В Медоносце меня смогут защитить? – Конечно детка, тебе не о чем беспокоиться, я уже говорила об этом, – Хинна внезапно возникла за спиной у Василисы, – Медоносец неофициально, конечно, но считается главным городом измерения, и все важные решения без него не принимают. В Перекати не посмеют никого казнить без одобрения от нас. Медоносец не раз пресекал беспредел их властей. Я убрала руки за спину и невольно отступила назад под грозным напором Хинны. Она не была довольна тем, что мы раньше положенного увиделись и поговорили с Василисой. И от меня не укрылось то, что эта суровая с виду женщина сильно привязалась к ней меньше чем за день и всячески оберегала, в том числе и от нас. – Лиза, – Василиса понизила голос, и я слегка наклонилась к её лицу, – я друг поняла, что люблю его. Если умрёт он, то умру и я, – она порывисто меня обняла, словно давая понять, что нам пора прощаться до завтра. Помахав Сене рукой, девушка догнала быстро удаляющуюся Хинну. Мы постояли ещё немного, глядя им вслед и двинулись дальше по своему непредсказуемому маршруту. – Ты слышал, что она сказала? – невольно вырвалось у меня. – Да, конечно, – Сеня подхватил меня под локоть. – А ты любишь меня? – я убрала его руку со своей и остановилась, ощущая, как к лицу приливает кровь. – Да, – он коснулся моего подбородка, точно желая увидеть мои глаза. – Ты уверен? Я должна знать точно, – мне стало стыдно от своих слов, – и ты будешь со мной как с миротворцем не смотря ни на что? – Это единственное, в чем я уверен, когда мир вокруг рушится и меняется, – Сеня сильно сжал мои плечи и отчаянно, но непоколебимо твёрдо поцеловал меня. Так отчаянно и страстно, что случайно прикусил мне губу. Это был первый и самый нелепый, но искренний поцелуй в моей жизни. – Прости, я не хотел, – кажется, ему ещё никогда не было так неловко за свои импульсивные действия. – Ещё как хотел! – через силу пошутила я, сплёвывая кровь и ощупывая нижнюю губу пальцами, – но больше так не делай, в следующий раз по зубам дам! Теперь он больше не боялся проявлять свои чувства в полной мере и был уверен, что мне не безразличен. Меня окатило сбивающее с ног чувство эйфории так сильно, что на мгновение закружилась голова. Это произошло совсем не так, как я представляла, без романтического лоска, под гнетом которого я ощущала себя великовозрастной дурой, которая знает про поцелуй только то, что в нем участвуют губы. Оказалось, что не только губы… – Я пойду с тобой на поединок с Любой, – сказал Сеня после долгого молчания и плутания по парку на обратном пути. – Этого не нужно делать. Она и так непредсказуемая, а если и тебя увидит… Со мной пойдёт Василиса. Не спрашивай почему, я не знаю. Увидела её и поняла это, – не стоило добавлять, что это сила миротворца мне подсказала. Словно какое–то раздвоение личности. Одна небольшая и незаметная часть меня словно нашептала второй, что надо делать. С этого момента и до поединка я уже не сомневалась, внутренний голос поможет мне победить в любом случае и теперь осознала, что он был со мной всегда. И в семь лет, и в тринадцать, но едва заметной тенью. Словно голос интуиции, но который не ошибается, потому что знает точно. На всех немногочисленных занятиях с мечом теперь присутствовала Лена. Лёша в открытую не ругался, но когда бил плашмя и попадал по незащищённой части тела, то я точно знала, что там будет синяк, который пройдёт ещё нескоро. Далеко мы не продвинулись, лишь изучили защитные позы и наработали реакцию, что я теперь могла худо–бледно, но отбить почти любую атаку, и с последнего занятия накануне поединка ушла без свежих синяков. У нас с Сеней все получалось гораздо лучше, и он шутил, что целоваться не мечом ворочать. Василиса порывалась меня расспросить, как нам спасать Валентина и нужно ли связываться с мэром города. Но я отговаривалась грядущим поединком, прямо говоря, что никто не знает, чем он закончится. И Хинне нельзя было рассказывать, что её подопечная будет присутствовать на поединке.* * *
Кажется, я на выпускных экзаменах в школе волновалась больше, чем перед грядущей встречей с Любой. Лена не находила себе места, беспокойно ходила, почти что металась по гостиной, раскачивая внешне спокойного Лёшу, который теперь мрачно посматривал на часы и ждал, пока я соберусь и спущусь, чтобы сопроводить нас с Василисой. Местом встречи была назначена та самая опушка, где мы с Любой случайно повстречались, но без посторонней помощи я бы сама её не нашла. Перед выходом я проскользнула в чердачную комнату, где ждал Сеня. Он поманил меня к окну и стал рядом так близко, что я не сразу сообразила, что надо выглянуть на улицу. На крыльце переминалась с ноги на ногу Василиса в тёплой кофте в этот раз одетая по погоде. В это раннее утро было очень прохладно. – У нас минута, и Лёша пойдёт тебя торопить сам, – тихо сказал Сеня, глядя тоже глядя на Василису, – все ждут тебя. И не давая мне опомниться, поцеловал на прощание. Теперь к лёгкой тревоге примешивалось новое непонятное чувство, что я вдруг поняла, для чего вообще–то нужен поцелуй и что должно следовать за ним у нормальных влюблённых людей. – Не знаю, что именно ты сделал, прибереги это для более подходящего момента. Но лучше бы ты меня покусал, я была бы злая, и точно уделала бы Любу! – я смущённо поправила куда–то съехавшую широкую лямку майки и набросила на плечи ветровку. – В следующий раз сразу говори чего хочешь, – Сеня в упор посмотрел на меня и добавил, – я хотел сказать что–то ободряющее, но вышло совсем не то. В общем… Это импульс любви. Тебе подвластно все. И меч, и смерть, и все стихии. И теперь я вижу, что у Любы нет ни одного шанса на победу… – Спасибо, – я прервала его, – но мне действительно пора. – Возвращайся скорее, – он улыбнулся, но его настроение выдали опущенные кончики губ. Я шагнула к плотно закрытой двери. – Лиза! – Что, – моя рука замерла на ручке. – Ты ничего не забыла? – Что? – я с неохотой обернулась. – Меч. Меч с немым укором валялся у окна, где я его выронила.