Стань укротительницей Моих Диких Зверей © Джио Россо
Помо… Помогите. Где я, чёрт вас за ногу? От кислого запаха медицинской стерильности запершило в горле; я мотнула головой, вернее — попыталась. Не получилось не то что пошевелиться — даже замычать. Дьявол! Спину будто облили бензином и подожгли, а ноги… Что с моими ногами? Незнакомый мужской голос, раздражённо-усталый, скрипучий, будто его хозяина разбудили за три часа до будильника, раздался прямо над головой: — Что случилось? Кажется, я знаю ответ. Я так надеялась, что мне это приснилось, но… — Не знаю. Я нашёл его на дороге недалеко от леса, — буркнул Тео. Врёт и не краснеет. Не то чтобы я знала это наверняка — не уверена, что Тео вообще умеет заливаться краской. — Наверное, он удирал от охотников. Он? Он?! Я девочка — разве не видно? Тео Рейкен, стыдно в твоём возрасте не знать, чем самцы отличаются от самок! — Это странно — манулы здесь не водятся. Откуда он взялся? Вернее, она — это самка, — я рада, что мы прояснили этот неловкий момент. — Да и кому понадобилось стрелять в кошку аконитовыми пулями? Строго говоря, стреляли не в меня — технически я всего лишь вовремя свалилась с дерева. На лицо Тео Рейкена. — Не имею представления, кому это взбрело в голову. Может, браконьеры? Манул всё-таки редкий зверь, — отмахнулся Тео. — Так что с кошкой? Жить будет? Не уверена — меня будто распотрошили, а потом обмотали кишечник вокруг позвоночного столба. Если я всё ещё жива — тем хуже для меня. Я с усилием разлепила веки, будто приклеенные к сетчатке глаза, но не увидела ничего, кроме привычной темноты, прерывающейся красными искрами и расползающимися кругами. — Если и так, то ходить не сможет. На снимке видно, что пуля разорвала позвоночник. Окончательное слово, конечно, за тобой, но я бы рекомендовал рассмотреть вариант усыпления — кошка не выживет в условиях дикой природы с парализованными лапами. Себя усыпи, садист! Авада кедавра, нахрен! Надо сваливать из этой живодёрни. — Мя-а-а-у!.. — жалобно. Взбрыкнув, я опёрлась на передние лапы и врезалась в раскрытую ладонь Тео — он намертво пригвоздил мою голову к столу… Или это не стол? Чёрт разберёт. Сильные пальцы по-злому взъерошили мой загривок, зарываясь в пушистую шерсть. — Усыпление… М-м, пожалуй, в другой раз. Я о ней позабочусь, — в интонациях сладкоголосого маньяка; он так сказал это, будто собрался утопить меня в реке. Зная Тео Рейкена, я не удивлюсь, если именно это он и попытается со мной сделать, когда узнает, кто я такая, вернее — какой стала. Определённо не прежняя Ева Картер; если Тео Рейкен стал первым удачным экспериментом Врачевателей Страха, то я — их самое большое разочарование, их единственный оглушительный провал. Раздался хлопок, и пальцы, игравшие с шерстью, собрали кожу на меховом загривке в кулак. Тупая боль прострелила до кончика хвоста — уж лучше бы мой несчастный позвоночник не срастался. — Мя-а-а-а… Садюга. Доктор, что вы там говорили насчёт усыпления? — Уже регенерируешь? Ну хорошо, так я и думал, — ледяной тон прошил меня насквозь. — Кто ты, нахрен, такая? Тео, это же я, Ева!.. Вернуть себе человеческий облик не хватает никаких сил. А что, если Тео забыл про меня? Что, если я изменилась настолько, что он меня не узнает… такую? Что, если выгляжу, как чучело? Что, если всё, что между нами было… Боже, да ничего ведь и не было! Навыдумывала себе всякого… Идиотка. Зачем я вообще сунулась в этот Бейкон Хиллс? — Не хочешь превращаться? Чудно. Тебе придётся, милая. Я не оставлю тебе выбора, кем бы ты там ни была. Скотина неблагодарная. Если кого и следует усыпить, так это тебя.***
— Да… Нет. Я сказал тебе… — его приглушённый голос рычал будто внутри моей отяжелевшей головы. Я выскользнула на пол из складок ткани, обнимавших моё срастающееся тело уютной свежестью, такой головокружительно мужской — кажется, Тео завернул меня в одну из своих футболок до самых ушей. Я врезалась лбом в дверь, протискиваясь в узкий проём. Так, что это тут у нас? Лестница. Это легко. — Нет. Нравится тебе это или нет, мы на одной стороне, Скотт. Наверное, у тебя есть причины мне не доверять, но только не в том, что касается Врачевателей Страха, — его тон был надтреснуто уравновешен, но слетавшие с языка слова разбивали густой воздух, сдавленный стенами дома; Тео бил своим голосом наотмашь. В самую цель: — Они забрали у меня кое-что важное. Кое-что, принадлежавшее мне по праву. О чём это он? — Что именно? — вопрос прошуршал в незнакомом мужском голосе сквозь помехи динамика смартфона. Тео выдохнул сквозь зубы; мой чуткий слух выцепил в равномерном сердечном ритме пропущенный удар. — Это не имеет значения. Изматывающая пауза. — Извини. Это вопрос безопасности моей стаи. Короткий гудок и беспомощная ругань, звук глухого удара — наверное, Тео выпустил телефон из руки. Что-то разбилось над моей головой, встретившись со стеной раздробляющим звоном, будто мой собственный череп — вдребезги; я рефлекторно вжалась животом в прохладное дерево ступеньки. — Дерьмо! Не ты, так твоя стая, МакКолл. Электрическая тишина, свист поверхностного дыхания, нервная одышка; шерсть на спине встала дыбом, и желудок скрутился морским узлом. Тео… Его сердце, будто ободранное от кожи, сжатое в шипованные тиски, ощущалось пульсирующим яблоком, застрявшим в моей глотке. Господи, что с ним? Промахнувшись мимо ступеньки, я кубарем скатилась вниз по лестнице и растянулась на полу. Паскудство! — Я думал, все кошки умеют приземляться на четыре лапы. Какая-то ты бракованная. Не то слово. Прижавшись к полу, я прокралась на шелест его сбившегося дыхания и, стукнувшись мордой о плюшевый угол дивана, замерла между ног Тео. — Химера с генами манула. Не пантеры, не гепарда или хотя бы горного льва, а лохматого неуклюжего кота с короткими лапами, — ядовитый смешок. — Что за дичь? — я задаю себе этот вопрос каждое утро. — А второй набор ДНК от кого? От краснощёкого суслика? Вообще-то, от филиппинской кобры. Девяностопроцентная летальность. Но какой в этом смысл, если я не вижу, в кого плеваться ядом? — Тоже мне хищник. Как ты убиваешь? Втираешься в доверие к сильным и независимым женщинам предпенсионного возраста? И всё же… — Тео прервался, склонившись надо мной. — И всё же почему ты меня спасла, м? Почему в тебе столько боли, Тео, что у меня загорчило на языке? Считать её, расшифровать, как дорожную карту, присвоить и расщепить на молекулы эмоций. Потёршись о джинсы, я описала «восьмёрку» между его ног; ладонь Тео зависла над моей спиной перед тем, как накрыть макушку. Сейчас. Вот так… Его надломленная душа потекла сквозь пальцы и ртутью расползлась по венам, придавив мою тушку низко к земле. Боже, Тео. Господи, почему в твоей боли столько… меня? — Что это, мать твою, было? — пинок ботинка под ребро; я запищала, проскользив пузом по полу. — Кто ты. Нахрен. Такая?! Проще показать, чем объяснить. Крохотные кошачьи суставы треснули, расползаясь; я вытянулась во весь рост, прикрывая наготу обеими руками. — Е… Ева, — просипел Тео. Я вяло кивнула; его боль всё ещё шумела в ушах, булькала вскипевшей кровью — измученная, я еле держалась на ногах. — Мне бы чем-нибудь прикрыться, — пропищала я. — Прикрыться… Да. Да, конечно, — послышалось жужжание расстёгивающейся молнии. — Вот, возьми. Отлепив руку от обнажённой груди, я слепо сомкнула пальцы перед собой — конечно, промахнулась. Тео поймал меня за запястье и вложил свою толстовку в мою раскрытую ладонь. — Ева, ты… Ева, ты что, не видишь? — Не вижу, — пробормотала я, влезая в широкие рукава. Это что, теперь его размер? Да в эту толстовку можно закутаться в два оборота и ещё останется запас ткани! — Я ничего не вижу, Тео. Совсем, — я опустила лицо, чтобы не смущать его видом своих когда-то ясных голубых, а теперь, вероятно, помутневших расфокусированных глаз. — Это всё ДНК манула… Бракованный кот попался, с дефектом. Битый ген. Строго говоря, предполагалось, что я не буду превращаться в кошку — стану целителем. Кошки… лечат. Только вот эксперимент не удался… Химера «два-в-одном» — яд и лекарство, меч и щит; эксперимент не удался: я — всего лишь научный выкидыш помешавшихся на алхимии врачей. — Я всего лишь грёбаный эмпат с генами слепого кота. Зачем я говорила ему всё это? Мои слова — легче воздуха, почти не имели веса. А вот молчание Тео давило на затылок, вынуждая гнуть голову, будто на шею повесили тяжёлый груз. — Тео, скажи хоть что-нибудь. Пожалуйста, не молчи, — взмолилась я. — Ева, — наконец он откашлялся. — Ева... Ева, — повторял и повторял моё имя, как заклинание. — Ева, это правда ты? А кто же ещё? — Могу задать тебе тот же вопрос, — я скривилась, давясь горечью. — Я ведь, в отличие от тебя… …Даже не вижу твоего лица. Господи, я бы отдала десять лет жизни, чтобы тебя увидеть. Тео, это едва можно вытерпеть — то, как иссыхается моя память, как твои черты стираются во мне, вытравливаются до белого листа, медленно умирая в моей голове. — Это я. Ева, это я, — с нажимом произнёс Тео, нависнув надо мной. Он подобрал мои руки и, рывком притянув к себе, вложил в ладони своё лицо. — Я здесь. Какая кожа холодная — просто ледяная. Он перестал дышать, позволяя бродить кончиками пальцев по лицу ото лба к небритому подбородку и обратно: мягкие скулы, орлиные брови, нос картошкой, губы, изогнутые луком, и любимая родинка на щеке. Да, это ты, Тео Рейкен. Абсолютно ты. Но… — Ева, что-то не так? — Всё так, — помотала я головой. — Просто всё в тебе стало таким… — Каким? — Мужским. Кричаще мужским. Его губы дрогнули, расползаясь неуверенной улыбкой под моими пальцами. — А вот ты ни капельки не изменилась, Ева, — чушь. — Всё та же Ева Картер. Светленькая. Не удивлюсь, если второй набор генов у тебя действительно от какого-нибудь суслика или хомяка, — он выцедил шутку, не оборвавшую напряжения. — Вообще-то, от змеи. Так что полегче на поворотах — я плююсь ядом на три метра, — пробубнила я. — Жаль только, что Нагайны не получилось. Тео едко усмехнулся: — Нагайны… Тебе всё ещё нравится этот очкастый хрен из Хогвартса? — Вообще-то, мне всегда нравился Волдеморт. У тебя с ним столько общего, — фыркнула я. — Не внешне, слава богу. А впрочем… я ведь не знаю, как ты теперь выглядишь — может, ты стал страшненький. Квазимодина. Тео рассмеялся; что-то между нами треснуло, и стало легче дышать. — Ты не меняешься, Ева. Зачем тебе ген змеи? Плеваться ядом у тебя и так получалось лучше всех. — А у тебя лучше всех получалось выводить меня из себя, Тедди, — буркнула я; раньше Тео смешно ругался, когда раздражала его звучанием уменьшительного имени, но не теперь. — Взаимно, Ева. Никто не бесит меня так, как это делаешь ты, — совсем не сердито. — Без этого было как-то… Пусто. Болезненно. Неправильно. — Скучно, — какое скупое слово — от него я подавилась собственным сердцем. Безнадёжная идиотка. — Да я посмотрю, не особенно ты здесь и скучаешь, — я сменила тему, поставив безудержный поток рефлексии на паузу — обо всём подумаю потом. — Кто в тебя стрелял? Ты кому-то опять перешёл дорогу? — Всем, — уклонился Тео. — Ева, честно говоря, сейчас не самое подходящее время, — замялся он. — Давай обо всём поговорим позже. Пойдём — я лучше покажу тебе, где принять душ, а то ты вся в крови… И добил контрольным поцелуем в лоб — целомудренной холодностью сжатых губ. Так не целуют даже младших сестёр.***
Вот неуклюжая! Даже помыться теперь — сродни запутанному квесту. Выронив из мыльной руки бутылку с шампунем, я, чертыхаясь, опустилась на корточки и слепо ощупала пол. Ах, вот она! Полочку удалось отыскать с четвёртой попытки. Безнадёжная. Беспомощная. Идиотка. И зачем я только притащилась в этот чёртов Бейкон Хиллс? Ясно же было, что Тео не захочет меня такой — слепой, как крот, на оба глаза. И на что, дура, надеялась? У нас с Тео — несколько лет общего прошлого, совместного от безысходности; в нём ничего не было, кроме Врачевателей Страха. В нём не было никаких «нас». А что, если я сама — страшненькая? Подурнела и даже не знаю об этом. Я коснулась кончиками пальцев своего лица — кожа мягкая, да и только. Я не помню своего отражения в зеркале. А вот тело… Шея длинная, выпирающие ключицы и частые косточки рёбер. Грудь с маленькими сосками полностью заполняет ладони. Живот, гладкий лобок… — Почему же ты остановилась, Ева? Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт! В плеске воды утонуло присутствие Тео Рейкена — своим обострённым слухом я не смогла вовремя уловить ни его сердечного ритма, ни свиста поверхностного дыхания. — Подглядываешь за мной, когда я моюсь? Бессмертный, что ли?! — я зашипела, выпустив свою кобру погулять. — Иди отсюда, пока не покусала. Тебе со мной не обломится. — Не обломится? — Тео с рыком отдёрнул штору, забираясь под душ. Я толкнула его в грудь, обороняясь, и выставила ладони перед собой. Мамочки… Этот кусок раскалённого гранита под насквозь промокшей футболкой — Тео Рейкен? Какие шансы против этой машины для закатывания врагов в цемент у беспомощной меня? Не ядом же в него… в самом деле. — Не обломится, — пискнула я. — Я искала тебя вовсе не для этого. Мои запястья хрустнули под его пальцами — Тео не дал мне убрать ладони с его груди. — И для чего же? — Чтобы ты знал, что я жива, зачем же ещё? — только половина правды. — Когда-то мы были с тобой друзьями. Схватив меня за горло, Тео вбил моё тело лопатками в холодный кафель. Господи, его сердце! Да оно же сейчас разнесёт ему грудь! — Ты считаешь, что мы были с тобой друзьями… Ева? — злая нежность, мягкость хищника, подбирающегося к добыче; столько порочного желания. «Ева» — в моё короткое имя уместилось всё: власть, деньги, слава — всё то неправильное, чем люди болезненно хотят обладать. — Да, — выплюнула я. — А в чём, собственно, проблема? — В чём проблема?! Ева Картер, ну ты и… Оборвавшуюся мысль завершили его губы. Не поцелуй, а наказание. Тео раскрыл языком мои губы, больно смыкая пальцы вокруг горла. Грубая щетина царапнула дрогнувший подбородок; грудь скрутило судорогой — воздуха в ней отчаянно не хватало: Тео выпил меня до дна. Я вдыхала ртом опьяняюще свежий запах, такой невыносимо мужской. Такой невыносимо мужской поцелуй. Тео… Я заскулила в его жадный рот, отталкивая. — Не… Не трогай меня. Только не теперь. Тео, прошло полтора года, а ты даже не пытался меня найти! — Ева, я даже не надеялся, что ты жива, — выпустив горло, он поставил руки по обе стороны от моей головы. — Я был уверен, что эксперимент на тебе провалился, а ты ведь знаешь, как врачи поступают в случае провала. И клянусь, они за это поплатятся. Они поплатятся за то, что я думал, что ты… — Тео не договорил. — Лучше бы так оно и было, — я потёрла слепые глаза и зажмурилась. Дьявол, почему так больно? Чёртова эмпатия! Я уже не могу разобрать, где кончается моя боль и начинается — его. — Лучше бы мне было не выживать. Тео шумно сглотнул. Суставы в его кулаках хрустнули — будто внутри моего живота. — Ева, — начал он пугающе доброжелательно, — любимая, клянусь, я никогда не хотел делать тебе больно, но если снова услышу от тебя это… я ударю тебя. Чтобы сделать мне больно, ему не нужно было меня бить. «Любимая» — жестоким словом Тео ударил меня наотмашь. В упор расстрелял. — Прости, — я уронила голову на его плечо и потёрлась носом о ворот мокрой футболки. — Да подавись. Послышался скрип и влажный шлепок — кажется, Тео избавился от своей насквозь промокшей одежды; он больно дёрнул меня за руки, чтобы накрыть моими ладонями свои голые плечи. — Как бы я хотела увидеть тебя, Тео. Он выдохнул; тихий стон растворился в плеске воды. Я скользнула вниз по его плечам, исследуя кончиками пальцев сильные руки — наверное, красивые: стальные бицепсы, сгибы локтей, пересечённые выпуклыми венами, широкие предплечья. Тео довольно заурчал, когда я коснулась бьющейся артерии на его шее, и запрокинул голову. Тео, какой же ты красивый под пальцами. Сильная мужественная грудь; я задела сосок, спускаясь по ней к напрягшемуся животу, обвела пупок. Тео сжал мою руку, направив вниз. Это… — Господи, — выдохнула я. — Тео, ты… Какой ты твёрдый. Немыслимо. Твёрдый. Он толкнулся мне в руку, растягивая своим внушительным размером кольцо из сложенных пальцев. — А что ты хотела, Ева? — хриплая усмешка. — Стоишь передо мной… совсем голая. Совсем голая. Я потянулась прикрыться, но Тео развёл в стороны мои руки, не дав спрятать грудь. — Не закрывайся, — прошептал он. — Хочу смотреть на тебя, пока буду делать тебе хорошо. Его пальцы, обведя линию подбородка, раскрыли рот и оттянули нижнюю губу; я замычала сквозь последовавший поцелуй, подставляясь под злые ласки его рук. — Тео, — я жалобно всхлипнула, позволив развернуть себя к стене, и врезалась лбом в кафель. Тео перебросил мои мокрые волосы через плечо и оцарапал зубами линию шеи. Издевательские прикосновения его пальцев не насыщали — очертив шершавыми подушечками вздёрнутые соски, он сомкнул ладони на талии. — Какая ты худенькая, Ева, — усмехнулся Тео мне в плечо. — Совсем маленькая. Это ты — большой. Я вскрикнула, ощутив его пальцы между ног. Господи, что он вытворяет со мной? Изматывающее желание скрутилось горящим обручем вокруг живота; душа внутри плавилась, пульсировала маленькой точкой в центре солнечного сплетения. Тео, что ты делаешь со мной? Я стиснула зубы, протяжно зарычав. — Ева, — кусая мои плечи, Тео пнул меня под коленом, принуждая шире раздвинуть бёдра. — Нежная девочка. Ты так течёшь… Весь мир катастрофически сузился до кончиков его пальцев, мокро скользивших вокруг клитора; я не могла дышать — только мотала безвольной головой, вдавливаясь лбом в кафель и хлопала ртом, рвано втягивая влажный воздух. — Тео!.. Ноги подогнулись. Тео удержал меня от падения, подхватив под живот. И разрывающая боль, оборвав вышибающий душу оргазм, разрезала меня между ног. — Тео, — пропищала я, впившись ногтями в его предплечье. — Тео! Жёсткие толчки рвали меня между ног, и я давилась криком, до крови прикусывая язык. Слёзы драли слепые глаза; я обнимала себя за живот, будто разлетаясь на куски, и, клянусь, мне нравилось. Мне нравилось, как Тео делал мне больно, и какое-то грешное, мазохистское наслаждение прошибало меня до последнего позвонка. — Тео!.. Он брал от меня то, что принадлежало ему по праву. — Ева, ты… — Тео замер и, потянув за волосы, забросил мою голову к себе на плечо. — Ева, у тебя никого не было? Захныкав, я до боли зажмурилась, помотав головой: — Ты первый. Тео выругался, обвив меня под грудью тесным кольцом рук. Режущая боль будто вытекла из меня — он забрал её до последней капли, не оставив взамен ничего, кроме… — Ох-х… Тео, ты… Ещё… Я прогнулась спиной, стараясь принять его глубже. Пригвоздив меня к стене, Тео обвёл пальцами влажные складочки, туго обхватившие его член, и утробно зарычал, зарывшись носом в волосы на затылке. Невыносимо. Его рваные вздохи и рычание плескались в ушах, и раскалённый прут вместо позвоночника жёг меня изнутри; я кричала, срывая голос. Тео обнимал ладонями мои кулаки, вдавленные в кафель. Господи, пусть это не заканчивается никогда, я… — Тео!.. Он застонал на выдохе, кончая на моё бедро. Мир лопнул, расползся по краям, взорвался ослепляющими красками; темнота в моих глазах вспыхнула лицом моего Тео — каким я его помнила когда-то. Я будто прогорела дотла. Вывернутую наизнанку, скулящую от удовольствия, Тео притянул меня к себе, уложив на своё загнанное сердце. — Только посмей теперь, мать твою, уехать, — он обессиленно зарычал, убирая налипшие пряди с моего лица. — Шею тебе сверну. Моя гадюка. Я помотала чугунной головой, потёршись мокрым поцелуем о его крепкую грудь: — Никуда, только… — Только что? — Только не надо мстить за меня Врачевателям Страха. Ты ведь об этом говорил с этим Скоттом, да? — я вздохнула, нежно обхватив Тео за шею. — Когда сказал, что они забрали у тебя что-то важное, принадлежавшее тебе по праву, ты имел в виду меня. Тео дёрнулся в моих руках, попытался отстраниться, но затем ранил мой висок раздробляющим поцелуем, так ничего и не ответив. — Тео… Это слишком опасно. — Ева, за то, чего они лишили меня… — он прервался; от повисшей паузы во рту стало кисло, — я убью их всех. Клянусь, выпотрошу каждого, как курицу… Я проглотила подступившую к горлу желчь. — Тео, но я здесь, с тобой! — я почти взмолилась, вложив сомкнутые друг с другом кулаки в его горячую ладонь. — Теперь твоя месть не имеет смысла. Тео огладил кончиками пальцев мой подбородок, скулы и брови перед тем, как тронуть поцелуями уголки безнадёжно ослепших глаз. — Ошибаешься, Ева. Всё обрело смысл именно теперь.