Но море всей своей водой Тебя из сердца смыть не сможет © Максим Горький
Прочь из этого города. Прочь к чёртовой матери. Бежать от Дикой охоты, от Всадников, будь они неладны, бежать из этого проклятого города очертя голову. Тео собирался прогрызть горло шерифу Стилински в секунду, когда хлопнет распахнувшаяся дверь камеры, Лиаму — хотя бы попытаться. Или скормить их обоих Призрачным всадникам. Или договориться. Подобрать убедительные слова. «Когда Всадники будут затягивать кнут на твоей шее, я буду бежать в противоположную сторону. Я с тобой, пока мне это выгодно… Лиам», — сорвалось с языка. И, чёрт подери, это были убедительные слова. Прямые и честные. Тео назвал всё своими именами — сам не знает почему. И остался. Предчувствие, похожее на невидимую преграду у дорожного знака с крупными буквами «Бейкон Хиллс», перечёркнутыми косой чертой, выло в его голове: Тео должен остаться, должен любой ценой расправиться с Призрачными всадниками. И сделал это. Выстоял. Тео Рейкен — недоделка Ужасных докторов, оборотень-фальшивка, оставивший в Аду почти всё, что было в нём сильного, — он выстоял один против пятерых Призрачных всадников. У него хватило сил. Тео проехался по ним катком — он дрался так, как если бы у него были с ними личные счёты. Какая-то нечеловеческая, больная злость затапливала его голову густым кипятком… и делала его сильнее. Отбитые почки, лёгкие, печень; Тео прокусывал щёку, чтобы не скулить, и плевался кровью. Тошнило от удовольствия. Ему хотелось убивать. Нет, не так — мстить, будто Дикая охота, которую исповедовали эти полоумные уроды, не только выкосила весь Бейкон Хиллс, но забрала у Тео Рейкена что-то очень важное и принадлежащее ему по праву. Они живьём вырезали огромный кусок из его груди. Но что именно? Он ждал, что Всадники покинут город, и вернутся все, кто был забыт. Космическая пустота в нём рассосётся — Тео расшифрует её, как программный код, и поймёт, отчего так мучительно хочется сдохнуть. Будто скелет в нём расплавился, вместо мышц — рыхлая вата, и весь мир выцвел, как старая фотоплёнка. Ни запаха, ни вкуса, ни даже воздуха. Чуда не произошло. Вокзальные огни блестят впереди, как маяк в открытом море. Их тусклый свет прорежает темноту летней ночи. Тео бестолково бредёт по рельсам и смотрит на свои разбитые до костей, уже зажившие кулаки. Ради чего он дрался? Ради города, который так и не стал ему родным? Ради Скотта МакКолла, ради его чёртовой стаи, ради Стайлза, мать его, Стилински? Да пусть они катятся ко всем чертям. И вдруг — приглушённый разговор, едва различимый за хрустом веток в лесу. Тео спотыкается, зацепившись носом ботинка за шпалу, и замирает, вслушиваясь. А затем идёт на мужские голоса, перепрыгивая через рельсы. — Она ушла с одним из Всадников. Я не смог её остановить. Я ничего не смог сделать для неё, Скотт, — в тоне Стайлза звучит глухая, тоскливая, даже виноватая горечь. — Она не заслужила такого. Нельзя оставлять всё как есть. — И что ты предлагаешь? — Нужно рассказать обо всём Тео. Он имеет право знать. Возникшую паузу заполняет тяжёлый вздох. — Имеет право? После всего, что натворил? — Скотт издаёт скептический смешок. — Ты сам знаешь, что это за человек. Для достижения своих целей он ни перед чем не остановится. Если бы только у Тео была цель! Он замирает у дерева и задерживает дыхание, чтобы не обнаружить свое присутствие. — Он заслуживает шанс, — с уверенностью произносит Стайлз. — Не ты ли год назад говорил, что Тео нельзя доверять? Все повелись на его сладкие речи, и только ты один… Стайлз всегда неплохо разбирался в людях. — Вот именно, Скотт, — обрывает он. — Когда я сказал, что с Тео что-то не чисто, никто мне не поверил, даже ты. И я оказался прав. Именно поэтому ты должен поверить мне теперь. Я уверен, что мы обязаны дать ему ещё один шанс… — Не нужен мне этот шанс, — выплёвывает Тео в воздух, выходя на поляну. Скотт оборачивается к нему, и Стайлз отталкивается от дерева, перед тем как сделать шаг вперёд и оттеснить друга в сторону. — Мне не нужны ни ваше снисхождение, ни стая, ни вторые шансы. Всё, что мне нужно, это получить свой школьный диплом, а потом я уеду из города. «Она ушла с одним из Всадников». Кто такая эта «она»? Тео сухо сглатывает и нервно проводит ладонью по волосам. Не очень-то и интересно. Стайлз стреляет в Скотта решительный взгляд и упрямо сводит чёрные брови к переносице. — Это твоё дело, — Стилински делает несколько шагов ему навстречу. Тео застывает на месте, борясь с желанием отступить и избежать случайного прикосновения — кожа у него будто ободранная, не защищает душу и пропускает в сердце чужую боль, как дуршлаг. — Но я должен рассказать тебе про Еву Картер. Ева Картер. Е-ва Кар-тер. От звучания её имени в голове становится тепло и сладко. Тео проговаривает его про себя — в нём слышится что-то мурлычащее, кошачье; он даже чувствует приятную тяжесть на груди, будто под подбородком свернулась уютным калачиком спящая кошка. — Понятия не имею, кто это такая. — Тебе просто нужно вспомнить, — Стайлз протягивает руку, кажется, вовсе не для примирительного рукопожатия и выжидательно замирает. — Ева сказала, ты теперь эмпат. Как и она. — Эмпат? Что это значит? Стайлз ничего не отвечает. Тео мнётся и озирается по сторонам, перед тем как принять рукопожатие. В секунду, когда он касается холодной руки Стайлза Стилински и вытягивает через короткое прикосновение его грызущую вину… — О… Будто в животе вырастает второе сердце, и восхитительная боль окатывает его приятными мурашками — Тео хватается за неё, жадно впитывает, вздрагивает всем телом и почти не дышит. Дышать и не получается — слишком много воздуха. Слишком много света в кромешной ночи. Небо над головой кружится, ширится и растёт. И земля под ногами твердеет. Тео никогда не был настолько сильным, способным проломить кулаком бетонную стену, свинцовый купол, любую преграду, которая вырастет на его пути к… — Ева, — выдыхает он. — Ева… Ева, его девочка. Он видит её лицо, видит её спящую с разбросанными по его подушке руками. Распухшие от его поцелуев губы. Светлые волосы, к которым хочется прикоснуться. Маленькие пальчики на детских руках, которые тянет исцеловать. Голый живот над кружевом микроскопических трусиков. Острый подборок, гордо вздёрнутый нос и строго поджатый рот — даже во сне. Будто сейчас вскочит на ноги и выкрикнет: «Называй вещи своими именами, Тедди!» «Тедди» — звучит ужасно и совершенно не злит. Обнажённые ноги… Боже. Его руки влюблены в узость её девичьих щиколоток… — Ева, — её имя падает в него со звоном. Он видит, как свет фар ударяет в окно спальни, и фура проносится с рёвом по трассе рядом с домом. Ева хмурится сквозь истончившийся сон, но не просыпается — Тео вздыхает с облегчением. Он бы переломал руки любому, кто бы рискнул её разбудить. — Ева. Болит улыбка; Тео задыхается и запрокидывает голову. Прижимает к губам раскрытую ладонь, вспоминая её последний поцелуй. И смотрит на Стайлза. — Попляшет она у меня. Вот ведь гадюка лохматая! Его девочка. Его прекрасная боль.Эпилог
10 апреля 2017 г. в 01:02
Примечания:
Сердечное спасибо всем, кто поддерживал моё нестабильное вдохновение своими отзывами) Не представляете, как мне дорога ваша поддержка!
С любовью, ваша ju1iet.