Один дома

В этом чёртовом доме — в особняке семейки Боровских — Чечен лоханулся по-крупному. На самом деле Чечен, конечно же, был вовсе не Чеченом, а погоняло такое приобрёл потому, что отвоевал там, в Чечне, полтора года. Вернулся с располосованным осколками животом и с контузией. Повезло — многие с его призыва и вовсе не вернулись. Лёху-другана в соседний двор матери «грузом двести» привезли. А в Чечне мир воцарился, дружба и жвачка, «чехи» весь Кавказ под себя подмяли, телик хоть не смотри. Да Чечен и не смотрел, хуле он там не видел. Вспоминать войну он не хотел, но и забыть не старался. Что его, то его, он ни от чего не отказывался, сам убивал, и его убивали. Но не убили, вот и всё. И больше он убивать не хотел. Прочухавшись немного после госпиталя, Чечен оставил хату сеструхе с малыми и отчалил в большой областной город — чтобы все привязанности разом отсечь, как Будда учил. Отсёк… и заделался Робин Гудом. Смешно, но когда этот фильм по телику показывали, все серии, — десять лет назад — он сам в Робина из Шервуда играл, с луком и стрелами носился. А теперь он не играл, он и в самом деле грабил богатых и раздавал деньги бедным, самым бедным, какие есть. Только вот шайки у него никакой не было. Батя, бывший комбат, его крышевал, авторитетом был в этом городе, потому-то Чечен туда и подался. И никого больше над ним не было, кроме Бати и Господа Бога. Пиздец как хорошо ему стало. * * * Психуя, Кай Боровский становился хуже бешеного кошака — чуть ли не в горло вцепиться норовил. Когда Боровский-старший со своей новой лялькой задумал отвалить на курорт и взять Кая с собой, он в самый последний момент передумал. Отец попробовал было поорать — но Кай уже пошёл вразнос так, что самому противно стало. Да и похуй, лишь бы все свалили поскорее и глаза не мозолили. А потом он и охрану из особняка попёр, вместе с экономкой. Нахуя сдались эти дармоеды, когда дом на сигнализации? Дармоеды между тем вымелись с явным облегчением — никто не рвался оставаться наедине с Каем Боровским, чтобы исполнять его капризы. Ну и фак в кулак. Кай не знал — то ли ему позвать компашку и забабашить пати прямо на лужайке перед домом, то ли самому куда-нибудь забуриться — он пока не решил, куда. Валялся нагишом на широченной, как космодром, кровати в отцовской спальне, по глотку попивал «Чивас» восемнадцатилетней выдержки и гонял шкурку, лениво посматривая голубую порнушку с видака. Скукота кромешная, но с папахеном и — как её там? — с Дариной или Мариной на курорте точно было бы не веселее. Тем более, даже не в Турции и не на Мальте, в Сочняке сраном. Ближе к полуночи Кай наконец поднялся с измятого замызганного покрывала и, зевая во весь рот, поплёлся в ванную — пёрышки почистить. Остановившись перед зеркалом, он с удовольствием себя оглядел. Бледный, гибкий, выхоленный — подарок в студию! Глаза синие-синие — не от контактных линз, а от мамочки, за бугор умотавшей с норвежцем-инструктором по горным лыжам. Волосы белокурые, мягкие — тоже от неё, а что клоками торчат — так это стилист постарался. Дорогущий, между прочим, сука, пидор, всё Каю глазки состроить норовил. Но он был не во вкусе Кая. — К разврату готов! — с удовольствием произнёс Кай и томно потянулся. Почесал белый гладкий живот наманикюренными ногтями, оставляя красные следы, и задумался. Может, ему стоило сегодня поехать к Мастеру? Давно не встречались. Но такие встречи с кондачка не происходили, надо было заранее договариваться. Кай дотронулся тонким пальцем до своего ошейника — узкой кожаной полоски с шипами-стразами — и вздохнул, передёрнув худыми плечами. Ладно, нахуй, подумал он отрешённо. Сначала — мыться, а там видно будет, что делать, а чего не делать. * * * Чечен отключил камеры по периметру двора и дома — как всегда, легко. Недаром он подолгу готовился к каждой операции — всё дотошно разузнавал, выпытывал. У него были свои источники информации — прислуга, само собой. Теперь, когда хозяин со своей прошмандовкой и сыночком-барчуком отбыли в аэропорт, а потом отчалили и экономка с охранниками, дом оказался в полной власти Чечена. Он любил и всегда предвкушал эти неторопливые мгновения работы в чужом богатом гнезде. Никогда не хватал что попало, сколько бы оно ни стоило, брал только бабки, желательно валюту, рыжьё, брюлики — всё то, что можно было легко и быстро сбыть. Он миновал тёмный холл внизу, равнодушно косясь на дорогое барахло. Тонкий игольчатый луч фонарика выхватывал из темноты то золочёные рамы картин высотой в его рост, то белые голые тела мраморных статуи, то кабаньи головы, прибитые к доскам, как в средневековом замке, и прочую лабуду. Такого добра он уже навидался за время своих вылазок в особняки богатеньких буратин. Он дошёл почти до верха мраморной лестницы, неслышно ступая по устилавшему её ковру, когда из холла второго этажа на ступени перед ним вдруг упал слабый отблеск света и донёсся какой-то невнятный тихий звук. Чечен замер, как вкопанный, машинально отключив фонарик. Мысленно он выматерил себя в гроб, в душу и в Бога мать. Он лоханулся — позорно, как последний долбоёб. Кто-то из семейки Боровских остался дома, не уехал! Пора было рвать когти, но, разъеби всё конём, как же не хотелось! Куш тут дожидался немалый, а с баблом Чечен в последнее время изрядно поиздержался. И прекрасно понимал: уйди он сейчас отсюда, куш этот будет для него потерян с концами — хозяева наверняка насторожатся, обнаружив неисправность своей охранки. Сменят систему или ещё что-нибудь придумают. При этой мысли Чечен окончательно решил не отступаться. Может, всё к лучшему? Может, объявившийся «нежданчик» ещё и сейф в кабинете ему откроет, если знает код и если его хорошенько припугнуть? Никакого оружия Чечен при себе не держал — ни ножа, ни ствола. Этим добром он был сыт ещё с Чечни, чтобы таскать его на дело. Он и без того знал, что справится с любым — хоть голыми руками, хоть подручными средствами, если приспичит. А не справится и схватит пулю — так никто не заплачет. Сеструха и не узнает никогда. Ну, а что появится свидетель, могущий его опознать, Чечен всяко не опасался. Ни по одной ментовской базе он не проходил, у ментов не было ни его фоторобота, ни «пальчиков». Во время работы он всегда надевал тонкие чёрные перчатки, чёрную водолазку под горло и тёмные джинсы. И чёрную же шапочку-пидорчоночку, натянутую до подбородка, с прорезями для глаз и рта. Чистый ниндзя! * * * Кай как следует понежился в джакузи. Потом небрежно замотался в белое пушистое полотенце и прошлёпал через отцовскую спальню в коридор… но застыл на пороге. Чёткое ощущение того, что в пустом тёмном доме, кроме него, есть кто-то ещё, по-звериному вздыбило ему волоски вдоль позвоночника. Даже задница мурашками покрылась. Блядь, это его и пугало, и будоражило! У Кая мелькнула мысль: а не запереться ли ему в этой спальне? Но если какой-то хер моржовый влез к ним в хату, то почему сигналка не сработала? Он же включил её после ухода охранников, точно включил! Может, показалось? Сердце у него неровно и гулко забилось — адреналинчик взбурлил нехило. Такого приступа острого кайфа не давал ему никакой «аттракцион страха», никакие БДСМ-игрульки с заранее оговоренными правилами, никакой съём левых чуваков по клубам. У него сладко заломило в паху. Потуже затянув на бёдрах полотенце, Кай шагнул за порог, вздрагивая от страха и возбуждения. С мокрых волос капала вода, и эти капли льдинками обжигали ему голые плечи. — Бля-адь… — в восторге простонал он, увидев в полосе света, упавшего из распахнутой двери, чёрную высокую фигуру, застывшую на верхней площадке лестницы. * * * Барчук хозяйский, вот кто это такой, с досадой сообразил Чечен уже на лету, сбивая с ног тощего, почти что голого парня и беспощадно вминая его щуплое тело в паркет. У того как будто даже кости захрустели. Парень взвыл и сдавленно заматерился, беспомощно дёргаясь под ним. Влажная грива светлых волос закрыла ему лицо, полотенце съехало, оголив все причиндалы. Кроме полотенца, на нём красовался только какой-то странный ошейник, разукрашенный стразиками — как на породистом котёнке. За этот ошейник и дёрнул его Чечен — так грубо, чтобы захрипел и обмяк, перестав трепыхаться. — Не выёбывайся, шею сверну, — спокойно пообещал он. — А сделаешь, что мне надо, — так не сверну, — он невольно хмыкнул и полюбопытствовал: — Ты кто, сынулька хозяйский, что ли? Парень опять что-то хрипнул, и Чечен чуток ослабил хватку. — Да... Боровский. Кай. — А чего же ты вместе с папашкой на юга не отбыл? — задал Чечен следующий вопрос. — Расхотелось! — процедил парень, шмыгнув носом. — Какого хера вообще? Ты чего здесь забыл, падла? Он ещё и хорохорился, сучонок! Дёргался, пытаясь вывернуться, и из-под светлых прядей воинственно блестели синие глаза. Ишь ты… Кай! А где же Герда? Чечен даже развеселился. — Тебя не спросил, — отрезал он, легко вздёрнув парня на ноги, голой жопой к себе, и заломив ему за спину тонкую руку. Глиста в обмороке, а туда же, рыпается. Но против воли Чечен почувствовал к этому Каю некое уважение. Он скорее ждал, что облизанный со всех сторон барчук обоссытся со страху при виде него, а вот поди ж ты… Смачным пинком он направил парня вперёд по коридору. — Шевели булками, обсосок. В кабинет к папане веди и не пизди лишнего, тогда останешься цел. * * * У Кая всегда было чуткое обоняние, прямо как у добермана. Вот и сейчас он чуял, что от незнакомца пахло улицей. Свежим ветром. И едва уловимо — костром. Откуда его только вынесло, дикаря такого, ниндзю хуева? В маске, ёпта… Не иначе как навёл кто-то из своих, из обслуги, лихорадочно думал Кай, подталкиваемый «ниндзей» в спину. Рука, заломленная в локте, нещадно ныла, но от ощущения крепкой безжалостной хватки этого ворюги у Кая прямо задница поджималась. Такой волчара напялит, так уж напялит! Он даже сглотнул, враз представив себе такую заманчивую картину, и опять почувствовал, как бегут мурашки вдоль хребта. «Ниндзя» сам включил свет в кабинете, когда они перешагнули через порог. Выпустил руку Кая, видимо, не сочтя его опасным для себя противником, и несильно ткнул между лопаток, отпихивая от себя. Кай проворно отпрыгнул и повернулся, щурясь от яркого света, но с живейшим любопытством уставившись на своего обидчика. А тот, в свою очередь, уставился на него — его глаза в прорезях маски казались серыми, как сталь. — Штаны надень, чего мудями трясёшь, — ровно посоветовал он, и Кай не удержался, съязвил: — А что? Возбуждаю? Ощутимая, и очень, зуботычина отбросила его задницей прямо на твёрдый край отцовского дубового стола. Кай беспомощно выругался, ухватившись за этот край двумя руками, чтобы не грохнуться на пол. Провёл языком по зубам, почувствовав медный привкус крови. Мастер уж точно никогда с ним так не обращался. Никаких телесных контактов, никакой грубости. — Поаккуратнее, ты, — бросил он, холодея от восторженного страха. — Я с брекетами знаешь, сколько мудохался? Прикрыться он даже не подумал, хотя можно было, наверно, найти тут какую-нибудь скатёрку, если пошарить хорошенько. — Заткнись, — всё так же ровно посоветовал «ниндзя». — Хочешь трясти мудями — тряси, твоё дело. Бре-екеты у него! — передразнил он и добавил с едва заметным любопытством: — Ты что, голубой? — А ты что, в Инете про меня не читал? Там меня часто полощут, — окрысился Кай. Честно говоря, сперва его коробило, когда всякие писаки, раскопав подробности о его ориентации и его партнёрах, наперебой вываливали всё это в Сеть. Идиотская мысль мучила его — а вдруг мама в своей Норвегии или где она там находилась, найдёт и прочитает эту ебанину? Но потом Кай привык и даже сам подливал масла в огонь, откалывая всякие непотребные штуки в клубах — под вспышки блицев. В одних стрингах отплясывал или страпон облизывал, например. Томно извивался у шеста, оттеснив стриптизёра… — Нет у меня Интернета. И вообще я читать не умею, — равнодушно отозвался парень. Каю внезапно пришло в голову, что они, наверное, ровесники, судя по голосу и по гибкой, ещё не заматеревшей фигуре налётчика. — Ты что, Тарзан, питомец джунглей? — ехидно осведомился он. — Я Робин Гуд, — отпарировал тот, и его зубы блеснули в усмешке, очень белые на фоне чёрной маски. — И все рыщут за моею непокорной головой, чтоб петлёй худую шею сделать более худой. А я экспроприирую экспроприаторов. Граблю награбленное. Забираю у богатых и раздаю бедным. Инвалидам первой группы. Голос его стал серьёзным, всякая смешинка из него махом исчезла. — Чего, реально, что ли? — Кай вытаращил глаза. Но парень и вправду не походил на какого-то гопника, хоть и цедил блатные словечки. Что-то в нём было такое… настоящее. — Кончай пиздеть, — раздражённо буркнул он. — Где папашин сейф? Открывай. — А волшебное слово? — нагло ощерился Кай. Он прекрасно понимал, что сейчас в лучшем случае опять огребёт по морде, но не мог удержаться, чтобы не подначить этого… Робин Гуда. Какое-никакое, а взаимодействие! — Ты всё-таки в моём доме находишься, так что веди себя прилично, не быкуй. Сказал — и едва не зажмурился, когда «Робин Гуд» шагнул к нему. * * * Чечен видел, что Кай еле удерживается, чтобы не шарахнуться в сторону, но всё-таки удерживается. Гордый, зараза. Усмехнувшись, он взял его за тёплое худое плечо и хорошенько встряхнул — чтобы не борзел. — Я не в гостях у тебя, сучонок. Завали хлебало и показывай сейф. За время этой милой беседы Чечен как следует разглядел парня. Тому было лет двадцать на вид, и казался он сущим мозгляком. Если вправду был пидором, то под девку косил, на диете небось сидел. Плечи узкие, рёбра выпирают под бледной кожей, и ноги длинные-длинные. Чечен поспешно отвёл взгляд от этих ног и посмотрел Каю в лицо. Подсохшие длинные патлы Кая завились кудряшками, синие глаза вызывающе светились из-под них. И в этих глазах совсем не было страха. Ну ни грамма. Лишь какое-то лихорадочное веселье. То ли парень закинулся чем, то ли вообще был без башни. Золотая молодёжь, хуле. Падшая. Низко падшая. Чечен хмуро усмехнулся и терпеливо напомнил: — Ты глухой? Сейф. Взгляд Кая непроизвольно метнулся к здоровенной картине, висевшей над столом в углу кабинета — на картине изображалась какая-то старинная охота. Значит, сейф за ней. Чечену нельзя было больше портачить. Пацан вполне мог психануть и начать всерьёз нарываться. Мог отжать «тревожную кнопку», если такая здесь имелась. Чечену не хотелось ни убивать, ни калечить этого мудозвона, каким бы уёбком тот ни был. В конце концов, Кай не сделал ему ничего плохого, просто оказался не в то время и не в том месте — по собственной глупости и по глупости самого Чечена. Чечен вздохнул и сказал прямо: — Ты, долбоёб мелкий, мне тебя убивать резона нет. Но нарезать из тебя ремней мне никто не помешает. Найду на кухне вашей ножичек — и нарежу. А ты хоть заорись. Мы же одни тут. Он увидел, как расширились синие глаза Кая, и спокойно закончил: — Открой сейф, вывали мне бабло, брюлики, какие там есть, и разойдёмся по-хорошему. Не выёбывайся, не заставляй грех на душу брать, — добавил он, снимая с плеча рюкзак. Прозвучало это почти просительно, но Чечен уже понял, что просто так взять на понт этого сопляка вряд ли получится. Значит, придётся договариваться… или хотя бы попробовать. Однако, к немалому удивлению Чечена, пацан помедлил-помедлил и кивнул. И обронил величественно, несмотря на то, что всё ещё стоял голяком: — Мне насрать на отцовское бабло, провались оно. Так что открою, да, хуй с тобой, бери… Робин Гуд. Чечена даже слегка попустило от такой податливости. А Кай, разворачиваясь, как избушка, к картине передом, к нему задом, проговорил через плечо: — Может, хотя бы представишься? Буду знать, как к тебе обращаться. — Чечен, — ответил он, чуть подумав. Не стоило опасаться, что парень как-то распознает его по этой кликухе. Кай сосредоточенно сдвинул брови, чуть наклонив голову набок: — Чеченец, что ли? Или воевал там? Чечен промолчал, а потом коротко бросил: — Сейф. — Да щас, — огрызнулся Кай, снимая картину со стены и отставляя в сторону. За ней обнаружилась стальная дверца встроенного сейфа. Кай, непонятно и лукаво косясь на Чечена синим глазом, проворно набрал код и распахнул эту дверцу. А ещё через секунду в лицо Чечену смотрело чёрное дуло «беретты». Так серьёзно лохануться два раза подряд — это было для Чечена слишком! Он полуприкрыл глаза и скрипнул зубами. На лице Кая, в его взгляде светилось отчаянное торжество, перемешанное с возбуждением. Он только что не приплясывал на месте, но пушку держал как надо — двумя руками, подняв на уровень глаз, как в боевике. Чечен вынужден был себе признаться, что этого пидорчонка он недооценил. — Медленно подними руки! — звонко отчеканил Кай. — Медленно! И стой так, пока не скажу. Чечен спокойно выполнил это распоряжение и поинтересовался: — Дальше что? Ментов вызовешь? В отличие от парня, которому от ликования явно срывало крышак, он сознавал, что ситуация была патовой. «Эй, Гаврила, я медведя споймал! — Так тащи его сюда! — А он меня не пущает»… Чечену хватило бы мгновения, чтобы выбить у пацана пушку. Но и тому хватило бы мгновения, чтобы успеть из неё шмальнуть. — Нахера ментов? — Кай облизал пухлые губы, яркие, словно напомаженные. — Давай договоримся баш на баш? — В смысле? — Чечен поднял брови. Ему вдруг стало душно под чёртовой маской, и он невольно повертел головой, хотя давно притерпелся к такому неудобству. Парень будто подслушал его мысли про патовую ситуацию. — В смысле забирай бабки, забирай брюлики… — Кай закусил нижнюю губу, потянул носом воздух и выпалил на выдохе. — Только дай мне у тебя отсосать. Чечен на миг завис, не веря собственным ушам, ошеломлённо глядя в синие отчаянные глаза пацана и на его побелевшие пальцы, стискивавшие пистолет. — Охуел? — шёпотом спросил он. — Ага, — легко отозвался тот, не опуская ствола. — Сразу охуел, как только увидел тебя на лестнице, ты, Робин Гуд хуев. Бэтмен! Он коротко хохотнул, будто всхлипнул. — Псих ебанутый, — сказал Чечен, с усилием сглотнув. Как ни странно, он не чувствовал ничего, кроме изумления. Ни брезгливости, ни бешенства. Только изумление. Сыночек богатея Боровского, держа его под дулом «беретты», хотел у него отсосать?! — Ага, — опять согласился Кай, блеснув глазами над стволом. И добавил с вызовом, снова как будто подслушав его мысли: — Да блядь, тебе сам Кай Боровский отсосать предлагает, а ты тут титьки мнёшь! — Заткнись, — негромко произнёс Чечен, и Кай, видимо, уловив стальные нотки в его голосе, мгновенно смолк. — Дай сюда волыну. Он властно выбросил вперёд правую руку. Парень скривил губы, упрямо наклонил голову… и, внезапно решившись, повернул пистолет рукоятью вперёд и вложил в протянутую ладонь: — На. Дальше что? Они опять поменялись ролями. На тонкой шее Кая явственно пульсировала жилка, уходя под кожаную полоску чёртова ошейника. Чечен, подавив невольный облегчённый вздох, сунул «беретту» в карман», глядя только на эту жилку. Куча бабла и непалёный ствол. Всё-таки сегодня Боженька Чечена полюбил. Настало время вырубить этого долбоёба и мотать отсюда к херам. Но он стоял и чего-то ждал, как дурак, глядя на Кая. В его яркие, сузившиеся от волнения глаза. — Ошейник этот хуев тебе к чему? — хрипло спросил он. — Чтобы на цепочке тебя водить? * * * Кай не удивился, услышав этот вопрос. В конце концов, Чечен не первый его об этом спрашивал. Отец в своё время, узрев на Кае этот ошейник, просто на дерьмо изошёл: орал, слюнями брызгал, требуя снять и его не позорить. Хуюшки! Кай бравировал этим знаком своей принадлежности Мастеру. Пускай все видят! Но сейчас он почувствовал, что его щёки заливает краска. Да что за нахуй?! Он даже зубы оскалил, в точности, как пёс: — Угадал, молодец. Чтобы на поводке меня водить. Ты бы водил? Чечен предсказуемо мотнул головой и отрезал: — Нет. Ты человек, не шавка. — А я бы хотел твоей шавкой быть, — выпалил Кай и, не давая Чечену опомниться, присел на корточки у его ног. Ухватился за ремень его джинсов, рискуя получить коленом в зубы. Кай был почти уверен, что получит… но Чечен медлил. Медлил! Торопливо расстёгивая пряжку, Кай видел его серые глаза, непонятно блестевшие в прорезях чёрной маски. Чего бы сейчас Кай не отдал, чтобы увидеть его лицо! Он услышал невольный вздох Чечена и сам судорожно выдохнул, наконец потянув вниз молнию ширинки Чечена и сами джинсы. И светлые плавки — по бёдрам, до колен. Стянул и замер. Даже не оттого, что прямо перед его лицом заметно напрягся немаленький елдак. Обнажённый смуглый живот Чечена наискось пересекали два длинных шрама, корявых, вовсе не косметически зашитых и… настоящих. Кай крупно сглотнул, машинально подумав, что после таких ранений не выживают. Да у этого Терминатора небось все кишки наружу вывалились! Как же он выжил? Кай взметнул потрясённый взгляд к лицу Чечена, собираясь об этом спросить. Но внезапно почувствовал, как напрягся Чечен, готовый его оттолкнуть, поэтому промолчал. Ещё раз сглотнул… и вдруг прижался щекой к его исполосованному животу. Всё было по-настоящему. Этого парня убивали. На войне. Кай опять услышал удивлённый вздох Чечена. Он ещё ниже опустил голову, нашёл языком его член, лизнул длинно и почти отчаянно, моля только об одном — чтобы Чечен не опомнился и не оттолкнул его. Чтобы замлел и поплыл. Дал себя ублажить! — Погоди, — хрипло выговорил тот, и Кай едва не завыл. Но Чечен его не отпихивал. Он сделал то, чего Кай никак не ожидал: покачнувшись, как пьяный, он стянул зубами свои чёрные перчатки с обеих рук и кое-как затолкал в карман. Провёл пальцами по вискам охеревшего от неожиданности Кая и запустил обе пятерни в его волосы. Словно дал разрешение… на всё. На это. Даже мысленно Кай не мог назвать «это» минетом или отсосом. Он не знал, почему. Не знал, что с ним такое сотворилось при виде шрамов на животе Чечена. Он просто вобрал в рот его напрягшийся стояк и зажмурился. И заскользил губами, запорхал языком по всей длине этого стояка, стараясь, как умел, а умел он многое. Очень. Очень. Очень… Чечен глухо стонал и хрустел зубами, вмиг перестав себя контролировать. Он то стискивал в кулаках пряди волос Кая, то, чуть опомнившись, разжимал пальцы. Кай не обращал внимания на острую боль от этой хватки, на то, что задыхается, когда крупная головка вбивалась ему в самое горло. Он упоенно сосал, перекатывая в пальцах мошонку Чечена, а другой рукой неистово себе дроча. Так неистово, что сбивал коленки об паркет отцовского кабинета, елозя по нему. Перед его плотно сжатыми веками в полной темноте метали молнии, пульсируя вспышками в одном ритме с движениями рук и губ. Он почувствовал ладонь Чечена у себя на затылке и вдруг простонал, на миг выпустив изо рта его член: — Давай, надави! Заставь меня! Он и вправду этого хотел — и увидел в расширившихся зрачках Чечена искру понимания. Чужие пальцы властно надавили ему на затылок, требуя пропустить член в судорожно сжимавшееся горло, и Кай сладко замычал, задыхаясь и продолжая яростно надрачивать себе, не щадя собственного хера. Но этот крышеснос не мог продолжаться долго. * * * — Щас… спущу… — прохрипел Чечен, убирая руку. О чём он жалел, так это о том, что не встал у стены, у шкафа, к которому можно было бы прислониться. Ноги ослабели, колени задрожали. Вся кровь прилила к паху, голова кружилась, бёдра дёргались в рваном ритме, а яйца стали прямо железными и готовы были лопнуть от напора прихлынувшей спермы. Кай не отстранился, сжав его бёдра, наверное, до синяков. Только потом он выпустил его стояк из своего тесного рта, разомкнул губы и стал жарко ему дрочить. Глаза его заволокло туманной мутью, зрачки расширились во всю радужку, как будто он ширнулся. Он ширнулся им, Чеченом. Чечен выгнулся, снова вцепившись парню в волосы, кончая ему в раскрытый рот и на лицо, и каким-то остатками сознания понимая, что этот малахольный сейчас кончает тоже. Господи, это был чистый динамит, какой-то удар тока в сто тыщ вольт, а не парень. Кай Боровский, зараза, откуда ты только взялся?! Чечен слепо оглянулся и наконец привалился к чему-то плечом, надеясь, что на него сейчас не грохнется какой-нибудь книжный шкаф или, мать её, скульптура, которых дофига было в холле внизу. Каю пришлось упереться рукой в пол, чтобы не распластаться на нём, когда он потерял опору. Чечен видел, как он весь дрожит, кончая в свой кулак, и тихо всхлипывает. Кай даже голову опустил, словно прикрывшись растрёпанными волосами. «Горюшко», — подумал вдруг Чечен. Только одно это странное тоскливое слово, вроде совсем и не подходившее такому забалованному барчуку. Горюшко. Едва отдышавшись, Кай вытер лицо тыльной стороной ладони. Облизал воспалённые губы и только тогда посмотрел на Чечена. Чечен натянул штаны и хотел было поднять его с пола за локти, но передумал. Сам сел рядом с ним на пол, скрестив ноги. Сердце у него всё ещё колотилось, как бешеное, он незаметно перевёл дух, унимая его. Получилось. Чёрт, вот чёрт. А Кай, малахольный, взял и выпалил: — Забирай всё, бабло, брюлики, пушку… забирай, только скажи — ты ещё придёшь? Глаза его снова горели, как у волка, — если бывают синеглазые волки, конечно. Оборотни какие-нибудь. Вот не было печали… — Понравилось, что ли? Влюбился? — Чечен оскалился, мгновенно разозлившись, катнул желваками. Хотя знал, что злится не на Кая — на себя. На себя, идиота! Понравилось ли? Понравилось, блядь! Себе-то он никак не мог соврать и теперь только челюсти сжимал, сверля взглядом тонкое бледное тело Кая, лицо, на котором надежда сменялась вызовом, а потом — растерянностью. Чечен устало поднялся на ноги. Хватит. Пора было валить отсюда. Кай тоже вскочил. Он так ничего и не ответил насчёт «понравилось». Не возразил. Не разорался. Зато спросил, увидев, как Чечен, снова натянув перчатки, упрятывает в рюкзак содержимое сейфа — пачки баксов, какие-то цацки в коробочках: — Ты говорил… говорил, что как Робин Гуд… и про инвалидов… Памятливый, сучонок. — Слишком много я говорил, — угрюмо бросил Чечен, почти брезгливо закончив потрошить сейф. — И наделал… хуеты всякой. С тобой. На душе у него было муторно до невозможности. И недавнее возбуждение стучало в виски, и досада на себя, идиота, и тяжёлое недоумение от того, как вообще всё это могло произойти с ним. Он старался на Кая не смотреть, но посмотрел. Вздохнул и буркнул: — Ментам что скажешь? Папане? Что отсосал у налётчика? — Скажу, что ты меня стволом шугнул, я и открыл сейф, — Кай безразлично пожал худыми плечами. — Хотя… — он запнулся, — отец наверняка не поверит. Он знает, что меня не запугаешь… а, поебать! Он махнул рукой. — Почему не запугаешь? Жизни не жалко? — отрывисто осведомился Чечен, всё больше хмурясь. — А чего её жалеть? — оскалился Кай. Этот мелкий отморозок был до ужаса похож на него самого, понял Чечен. Балованный, ни разу не воевавший, не нюхавший пороху, не голодавший и не холодавший… но такой же бешеный. Чечен тряхнул головой, отбрасывая эти ненужные мысли. — В общем, так, — проговорил он тяжело и спокойно. — Забудешь всё, что тут было, вообще, понял? Ты меня никогда не найдёшь и больше не увидишь. Я тебя сейчас вырублю и свяжу, а сигналку, наоборот, врублю, чтобы менты приехали. Соври им покрасивее или правду скажи — как хочешь. — Тебя хочу, — пробормотал Кай, как в бреду, снова облизывая свои воспалённые губы. Чечен вполголоса выматерился от досады, а этот малахольный взахлёб продолжал: — Хочу тебя трахнуть, что угодно за это отдам, лишь бы раздеть тебя, маску эту ёбаную содрать, увидеть наконец, какой ты есть… и трахнуть. Вот за это я жизни не пожалею! Понял? Понял?! Только таких слов и не хватало Чечену, чтобы наконец взъяриться. От его удара Кай завалился на стол, второй удар вышиб из него дыхание и пустил из носа кровяную струйку, но он всё равно скалился лихо и тоскливо, как волк в капкане. Не скулил и не просил пощады. Чечена это не удивило. Быстро оглядевшись по сторонам, он схватил какой-то витой золочёный шнурок, свисавший с бархатных вишнёвых портьер, и в пару рывков оборвал его. Скрутил за спиной острые локти Кая и привязал второй конец шнура к ножке массивного стола, силой усадив Кая на паркет. Тот длинно потянул носом, хлюпнув алой юшкой, но сел, не сопротивляясь. Только сверкнул глазами и упрямо пробубнил: — Всё равно я тебя найду. Всё равно. Вот увидишь. Я все отцовы бабки потрачу, но найду. — Сейчас ещё вмажу, — безнадёжно пообещал Чечен, накидывая на плечо рюкзак. — Да и вмажь, — Кай уже откровенно смеялся, глядя на него снизу вверх запавшими глазами. — Напугал ежаку голой сракой! Летя вниз по лестнице, Чечен всё ещё слышал его хрипловатый яростный смех. «Чёрт, вот чёрт», — отчаянно думал он, сжимая кулаки. * * * Когда шаги Чечена стихли, Кай прислонился щекой к полированной прохладной ножке стола и прикрыл глаза. Ему было плевать, что он весь в синяках и кровище, плевать, что скрученные за спиной руки жжёт, как огнём. Плевать, что менты найдут его в таком вот измахраченном виде и голяком. Да пусть хоть фоток нащёлкают и в Сеть вывесят. Он напряжённо обдумывал, с чего начать поиски Чечена, кто ему сможет в этом помочь — понятно, что не менты — и сколько придётся за это заплатить. Но он точно знал, что Чечена найдёт. А дальше… дальше будет видно. Под окнами завыли ментовские сирены и завизжали тормоза, как в боевике. Кай подтянул коленки к груди и растянул в улыбке распухшие губы. — Бай-бай, Чечен, — прохрипел он. — До встречи.