Чудесная история

      Глаза… Пронзительные взгляды, смотрящие не то с укором, не то с лаской, болезненно отзывающиеся в душе непереносимой тоской. Родные, тёплые, любимые взгляды. Одна пара глаз сменяла другую. Они были знакомы до последней чёрточки, до мельчайшей морщинки, до каждой реснички. Сколько времени уже девушка не заглядывала в них? Но память сохранила черты, совершенно ясно, неповторимо, чётко, как живые… Слишком реалистично. Руки мелко задрожали, желая прикоснуться к коже родных, обнять, притянуть к себе со всей силой, до удушения. Прозрачная, солоноватая капля выступила меж закрытых век и покатилась по бледной, в переливах разных оттенков коже, оставляя за собой поблёскивающую дорожку. Дыхание стало рваным, как при болезни.       Вновь чьи-то глаза, неуместные, но возникшие по прихоти подсознания, ранящие своим взором и исцеляющие, воскрешающие и испепеляющие. Они знали всё и не знали ничего. Они были родными и были непомерно чужими, далёкими. Глаза бледные, как осеннее небо, с затерянным в них солнцем.       Выстрел. Даша подскочила на кровати, безжалостно вырванная из сна. Ей мерещился гул и звон в ушах. Оконные стёкла ещё мелко дрожали, за ними, тревожно посвистывая, пронеслась взбудораженная стая птиц. Трепет поднялся внутри, отдаваясь тяжёлыми ударами сердца. Сон еще болезненно стоял в голове. Девушка поднялась на ноги и тут же чуть опять не повалилась на кровать: мышцы заныли, напоминая о вчерашней конной прогулке. Возможно, она еще и простудила спину. Но сейчас это не имело никакого значения. Даша принудила себя держаться крепко, двигаться вперёд, едва осознавая, что происходит вокруг. Она ступала всё быстрее и быстрее босяком по деревянному полу, шагнула на лестницу, отчего-то вспоминая, что 16 лет назад именно в этот миг брат остановил свою сестру, тем самым спасая её жизнь в обмен на свою. Но Дария… должна была спасать себя сама. Ступеньки замелькали перед глазами бесконечной вереницей. - Что произошло?! – воскликнула девушка, едва завидев гостиную, а посреди неё – Дерека, невозмутимого, сложившего руки за спиной. На подоконнике у открытого окна лежал пистолет. - Доброе утро. Завтрак готов, - безразлично проговорил Дерек, - Не хотелось бы, чтобы он остыл.       Усмешка появилась на его губах. Девушка так и замерла на лестнице, словно примерзнув босыми ступнями к дереву. Застыла без движения, с растрёпанными после сна тёмными волосами, в серой старой отцовской футболке, которую любила использовать как пижаму, особенно теперь, так далеко от дома… Она обернулась статуей на несколько мгновений, после чего сделала неуверенный шаг на следующую ступень, с трудом соображая. Тёмные огни играли в глазах Дерека. Им не было слов для описания. - Ты стрелял? Чтобы позвать меня на завтрак? – девушка не сводила удивленного взгляда с учителя.       Он лишь улыбнулся так, что ответ стал сразу очевиден. Дария спустилась, прошла мимо него на кухню и села за стол, с любопытством оглядывая жареные котлеты. Настороженно отломила кусочек и съела, отмечая про себя, что блюдо весьма съедобно: - Ты умеешь готовить?       Дерек опустился на стул напротив неё, зажал в ладони кружку с горячим напитком и, услышав вопрос, замер, воззрившись на ученицу. На его лице отобразилось насмешливо-удивленное выражение. Он молчал долго, едва сдерживая смех, заставляя девушку внутренне смутиться, после чего произнёс: - Дария, я живу один и не хочу созерцать вокруг себя лишних людей, а потребность в пище у меня есть, так что…       Он вновь усмехнулся, поднося чашку к губам и делая глоток дымящегося, насыщенно-тёмного напитка. Даша задержала взгляд на его ладони, испещренной свежими царапинами: множеством мелких, словно проведенных красным карандашом и несколько более глубоких, припухших, с выступившими каплями крови. - Что с твоей рукой? – девушка почувствовала привычный ком в горле, возникавший каждый раз, когда мыслями она касалась красной жидкости, струящейся по телу множества живых существ. - Слишком много вопросов для утра, - оборвал её Дерек. - Надо чем-то обработать…       Учитель откинулся на спинку стула, сжал губы, смотря прямо на Дарию, постукивая пальцами по столешнице, будто выбивая ритм ударов сердца девушки. Ученица пыталась сохранить внешнее спокойствие и немного повела бровью вверх. Дерек сдался, шумно выдохнул, оглядел кухонные шкафы, пока не остановил взгляд на одном из них: - Хорошо, пусть будет по-твоему, - он отставил чашку в сторону, поднялся с места и извлёк из-за дверцы баночку с мазью. Устроился вновь за столом, открутил крышку и с должным вниманием обработал каждую царапину. Даша молча наблюдала за ним не то с удовольствием, не то с напряжением, выжидая, как он ответит на выпад. Закончив, Дерек встал, подошёл к девушке и, вытянув открытую ладонь, повелительно произнёс: - Руку!       Это была не просьба, а приказ. Даша повиновалась: вступать в спор с учителем не имело смысла и могло стать опасным для жизни. Дерек осторожно, но усердно втёр мазь в синяки. Поднял глаза на девушку, непривычно мягко улыбаясь, и произнёс: - Позволишь?       Не дожидаясь ответа, аккуратно запустил руку в её волосы, убирая шелковистые пряди с шеи, невесомо дотронулся до её плеч, ключиц, нанося мазь на царапины от когтей кыхя. Дерек, каждая черта которого была полна неизмеримой силы, Дерек, способный проламывать метровый слой льда, имел манеру касаться очень мягко, даже робко. Словно люди вокруг были слишком хрупкими, слишком ранимыми для его рук, как крылья бабочки, зажатые в пальцах ребёнка; словно учитель мог каждым движением переломить человека пополам, прожечь насквозь. Дерек боялся принести вред. И, вместе с тем, сквозило еще одно чувство, едва уловимое в его прикосновениях. Даша пропускала через себя подобное лишь однажды, когда притронулась к первым весенним цветам, их тонким, просвечивающим на солнце лепесткам, и не смогла ощутить их нежность, их лёгкость. Когда она смотрела на свои ладони и понимала, как они зачерствели, проклинала их за плохую чувствительность, потому что не могла уловить той неповторимой красоты бутонов. Когда притрагивалась вновь и вновь, пытаясь почувствовать ту неуловимую материю, такую прекрасную, когда отчаялась, когда поняла, что и все остальные предметы вокруг не сможет воспринять совершенно, а только какую-то их малую, неестественную часть. Это причиняло страдания, и она чувствовала их горьковатый привкус в каждом касании Дерека, потому что понимала его сполна и не понимала совсем в этот миг.       «Заботится, как о маленьком ребёнке, - думала Дария, - Точно старший брат о трёхгодовалой сестре».       Дерек закрутил банку с кремом и убрал на место. Странно было находиться рядом с ним так долго, наблюдая его жизнь, его привычки, его движения. Место Дерека – на книжной полке среди прочих трагических и печальных романов, его глаза должны смотреть с портретов Третьяковской галереи и останавливать в недоумении проходящего мимо посетителя. Он не был сотворён для жизни в реальных материях. Дерек был изящной, хитрой выдумкой, головоломкой, созданной Вечным Гением, чтобы показать Его мастерство. Но никак не нянькой для девушки. Однако новая роль, казалось, весьма его забавляла. И вот он теперь перед ней – ожившая картина, заговорившие страницы. - Ответь мне на вопрос, - Дерек закинул голову назад, в расслабленной позе устраиваясь на стуле, - Какое самое большое число?       Дария проскользила взглядом по его стеклянным, немного отстраненным глазам, и проговорила: - Ноль. - Ноль? – Дерек изогнул бровь, - Почему же?       Девушка пожала плечами: - Ты хочешь услышать безумие? - Да.       Дария помедлила несколько мгновений, раздумывая, формулируя мысли: - Наш мир состоит из бесконечностей: бесконечность чисел, времени, пространства… Иначе бы мы не смогли существовать, люди не выносят ограничений и замкнутости, а если что-то их задерживает, то они непременно это так или иначе разрушают. И чтобы удержать нас, создаются бесконечности, в которых мы не видим пределов, не можем достигнуть стен. А простейший метод создания бесконечностей – замкнутость, - девушка опустила взгляд вниз, вычерчивая на руке пальцем то 0, то 8 и изредка поглядывая на учителя, который теперь склонился над столом, неотрывно слушая, - Где-то за пределами видимого система замыкается сама на себя. Закон сохранения энергии, импульса, массы… Система сама себя поддерживает, сама себя сохраняет в балансе, как вечный двигатель. Но если где-то цепь замыкается, то после самого большого числа последует ноль…       Дария закончила, выжидая ответа.       Дерек молчал, лицо его было серьёзным, даже слишком. Ни капли насмешки над смелыми, безумными мыслями. Не было и задумчивости. Было нечто совсем иное… Как страх, будто только сделав еще один шаг, он вдруг увидел, что стоит на самом краю зияющей пропасти... Будто открыв детскую книжку, он вдруг прочёл ответ на загадку семи поколений… Будто в простых словах ученицы он услышал куда большее… Он пытался доискаться, откуда это вдруг взялось, откуда пришла волна, поднявшая цунами, откуда дунул ветерок, породивший ураган. Он давно догадывался, с чем столкнулся, но лишь теперь, получив ключ к сознанию девушки, он понял, что проиграл, что неспособен противостоять той силе, что мелькнула перед ним на миг, что он не готов был к такой встрече. И все чувства отражались в его чёрных глазах, и Даша видела это, и ей становилось не по себе, и мороз пробирался под кожу тем глубже, чем дольше Дерек молчал. Он различил что-то совсем иное, её слова вызвали ворох мыслей, совсем непростых. И он боялся. Не её. Себя. Заглянув в душу девушки, человеческую, ранимую, он вспомнил, что похоронил внутри себя и что выло порой ночами, требуя свободы. Дерек сжал ладони в кулаки, прикрыл глаза и тяжело вздохнул, отбрасывая мысли прочь: - Пойдём.       Он встал и направился к двери на улицу. Даша поднялась с места: - Дерек! - Что?       Она раскинула руки в две стороны и кивнула на своё одеяние. Особое впечатление на учителя произвели босые ноги. Он махнул головой, откидывая с лица чёлку, и проговорил: - Пять минут.       Девушка бросилась вверх по лестнице и через пять минут каким-то неведомым образом действительно оказалась на улице нормально одетая. К этому моменту Дерек уже сжимал в руке металлический прут. Солнце светило непривычно тепло. Дария отметила, что снег сошёл совсем, слез с крыш деревни инков, не прятался в тени. Землю покрывала мягкая подушка выжженной, пожелтевшей травы. Учитель протянул прут девушке, которая замерла в недоумении: - Согни.       Даша почувствовала холод железа на ладонях, напрягла все силы, чтобы изогнуть прут. Ничего не выходило. Ногти впились в кожу, руки дрожали. Она ослабила хватку, чувствуя, как боль отдаётся в мышцах вплоть до лопаток. - Не могу, - она вернула прут учителю, который смотрел на неё строгим, изучающим взглядом.       Дерек сделал резкий рывок руками, сгибая металл пополам: - Ты могла бы справиться. Металл не становится крепче. С каждой секундой он лишь больше надламывается. Ты слишком рано дала себе команду сдаться. Все ограничения твоих возможностей лишь в твоей голове.       Он выпрямил прут. Даша взяла железо в руки вновь, глубоко вдохнула и надавила с силой, чувствуя, как металл впивается в ладони. Она едва не прикусила язык. Напряжение лишь нарастало. Она сморщила лицо, чувствуя капли пота, выступившие на лбу. Мысленно проклинала улыбающегося Дерека. Ногти уже оставляли следы, дрожь сотрясала тело. Прут же казался совершенным, непоколебимо прочным. Девушка не хотела сдаваться, она иногда послабляла хватку, а затем набрасывалась вновь, с бешеной, озлобленной силой.       Отпустила, едва не роняя прут из пальцев, чувствуя приятное, болезненное наслаждение в теле, бросая беглый взгляд на изогнутый металл, а затем на Дерека. - Уже лучше, - проговорил учитель, - Но в следующий раз, прежде чем что-то делать, - Он выпрямил прут, - уточни, зачем это нужно.       Он открыто насмехался над ученицей. В глазах Дерека зажглись озорные огоньки. Даша оглядела красные полумесяцы на ладонях. Завтра они должны уже исчезнуть. - Продолжим, - проговорил Дерек, чем заставил ученицу немного вздрогнуть от плохого предчувствия.       До вечера он выдумывал разнообразные задания от висения на ветке дерева до отжиманий, явно наслаждаясь мучениями девушки. Даша уже с трудом переносила его улыбку. Всё время мыслями она возвращалась к Владу. Что пришлось перенести ему? Побег в ледяной замок уже начинал казаться отличной идеей.       Учитель совсем забыл об обеде. Да Даша и не хотела есть. Она хотела теперь просто спокойно умереть. Когда солнце начало красноватым отражаться в окнах домов, Дерек протянул девушке руку, помогая ей подняться с травы. Даша издала неясные звуки, ощущая боль во всём теле. А ведь вчера её мог бы просто раздавить Карагез… Какая лёгкая участь! Дерек окинул её взглядом, в котором читалось недовольство: - Ты могла бы держаться много дольше. Ты сама убеждаешь себя, что слаба, и сдаёшься, - его голос становился всё громче, говорил он всё быстрее, - В тебе сокрыто столько силы, человеческие возможности очень велики. Но ты жалеешь себя. И позволяешь сдаваться, едва приложив усилие. Чуть сделала движение – и отдыхаешь. Считаешь себя героем труда и великим спортсменом. Даже не пытаешься сделать больше, расширить возможности. Это непозволительно, особенно теперь, когда ты находишься в большой опасности и должна тренироваться постоянно, чтобы суметь однажды защитить себя.       Даша тяжело дышала. Сил что-либо ответить не было. Захотелось вновь просто упасть на траву, ощутить её дурманящий осенний аромат, закопаться уставшими руками в её желтоватые мягкие сети. Ещё очень хотелось убить Дерека. Задушить этой же сухой, ароматной травой. Но девушка всё никак не могла отыскать способа, чтобы привести в исполнение свой коварный план.       Вероятно, Дерек прочитал мысли ученицы, потому что они были слишком громкими. Он махнул головой, чтобы откинуть надоевшую чёрную прядь со лба: - Пойдём в дом. Я приготовлю что-нибудь поесть.       Дерек менялся на глазах, становился совсем человечным порой. В нём просыпались обычные, привычные для людей эмоции, понятные, не требующие изъяснений и глубинных поисков. Дария помогала ему с готовкой, вместе они смеялись, говорили на разные темы, рассказывали о своих мирах. Всё шло легко, не поддаваясь ни одному из законов логики. Жизнь умела удивлять. В этом состояло её особое искусство: она складывала события в удивительный, яркий пазл, сплетала хитроумную сеть из мелочей, создавая прекрасный узор. Она игралась с людьми, наблюдая, как они раскрываются, подобно бутону цветка, лепесток за лепестком, показывая всё новые стороны себя.       Когда Дария поднялась в свою комнату, Дерек сел писать письмо Джордану. В нём были следующие строки:       «… Я вполне доволен нашей ученицей. Испытывал её сегодня на протяжении нескольких часов и отметил для себя много важного: её тело слабо, не натренировано, но полностью находится во власти мозга. Измождённое, оно ждёт команды, прежде чем сдаться. Она способна изводить себя, доходить до предела возможностей и даже заходить за него. Боль утрачивает своё значение. Это, конечно, и очень опасно: она способна растерзать себя. Но у каждой медали две стороны, а до крайности я не позволю довести дело. Я чувствую, что теперь ответственен за неё.       В Дарии заложены первичные рефлексы мира Пи, притупленные земной жизнью. Я полагаю, что мне удастся восстановить их в ближайшее время и завершить эксперимент с успехом. Я знаю, что другие учителя относятся к моей задумке с неодобрением, но это меня не остановит. Я привык встречать сопротивление с их стороны. Верю, что Вам удастся разрешить этот вопрос, mon ami*. Не всё можно доверять учителям. Не все тайны можно раскрыть.       Я размышлял над Вашей идеей о камне Адрианды и даже принял некоторые действия, пока безуспешные. Мы оба знаем, что Дария нужна нам здесь, на островах, даже если порой это становится опасным. Она нужна мне равно как лекарство. Вы знаете это прекрасно, и никто более не должен знать, даже она. Лекарство в одночасье может обернуться ядом, и тогда все наши многолетние труды окажутся бессмысленными. Я уж не говорю о возможных последствиях…»

***

      Девушка долго стояла у окна, закутавшись в плед, всматриваясь в верхушки деревьев, едва различимые на фоне тёмного неба. Порой ей мерещились красные глаза в ветвях, но она отбрасывала эту мысль прочь: кыхи не залетали в земли холода. И от этого становилось неуловимо спокойно на душе.       Дария полагала, что после тренировки уснёт мгновенно, но сон не шёл вовсе. Она начала бродить по комнате, круг за кругом, стараясь ступать легко, чтобы не скрипели доски. Девушка вытащила из сумки стрелу и в задумчивости положила её на кровать. Дерек прав. Ей надо научиться защищаться.       Мысли медленно поднимались в голове, растекаясь подобно реке, скользя поверхностно по сознанию, позволяя фантазии рисовать забавные, яркие картинки. Ей вдруг послышалось, что в ночи она услышала перебор струн, их тихое дрожание. Девушка замерла. Звучала гитара, разнося свои ноты лёгкими бабочками.       Дария скинула плед и начала спускаться по лестнице. Между первым и вторым этажом она тихо села на ступени, оглядывая гостиную сквозь перила, сделанные в виде закругленных колонн. Свет не был зажжен, лишь слабо горел камин, дотлевая углями, поднимая иногда вверх яркие всполохи.       Дерек сидел в одном из кресел в темноте, перебирая струны. Замер на секунду, вслушиваясь в её шаги. Тихо хмыкнул. Он знал и ждал, что появится она. Ни одной доли сомнений. Ничего. Он чувствовал её. Понимал, что она не спит, что услышит и придёт. Кажется, он даже знал место, где она остановится, чтобы наблюдать. И он вступил в игру вновь, начиная медленный, протяжный мотив (Only ones who know – Arctic monkeys - прим. автора). Тихо вздохнул и запел. Спокойно, ровно, немного лениво перебирая слова, будто пребывая в задумчивости. Он чувствовал их каждой клеткой, произносил, проверяя, находят ли они отклик в давно ставшей безразличной ко всему душе, и словно позволяя словам впитываться в кожу девушки, струиться по венам вместе с кровью, наполняя ими её до предела, не оставляя места прочим мыслям.       Даша помнила, как Егор и Коля нашли гитару и играли на ней в компании учеников. Но только Дерека струны слушались совершенно, не издавая ни одной тончайшей неверной вибрации. Инструмент признавал лишь одного своего мастера. Дрожали струны, дрожал воздух, дрожало сердце, дрожали мелко стёкла и стены, разнося трогательные звуки во все уголки дома, и каждый предмет будто прислушивался, подпевал им; дрожало пламя, дрожали блики на лице Дерека. Дрожало всё пространство в унисон, пронизывая насквозь, вырывая душу, унося её в самые прекрасные уголки Вселенной.       И только блёклый призрак бродил здесь же, примечаемый лишь Дашей. Он опускался рядом с ней на ступени и тихо шептал на ухо что-то или что-то напевал. И музыка всё пыталась его вытеснить прочь, а он лишь набирал силу в её трепете и печально окидывал комнату взглядом бледно-серых, таких же, как осеннее небо, глаз, и незаметно брал девушку за руку. Даша сжала с силой невидимые пальцы призрака, и он растаял, как наваждение. Откуда взялось это проклятье – всегда носить его с собой?       Дерек смотрел то на струны и свои пальцы, ловко их перебирающие, то куда-то прочь, сквозь всё, за что мог зацепиться глаз, он не смел поднять взгляд на девушку. Он не обернулся ни разу, поэтому не мог сказать совершенно точно, была ли Дария здесь. Но он знал, что была. Что она сидела здесь же на ступенях, не отрывая взгляда, смотрела на него, ловя каждое мелкое движение, что не смела двинуться сама, не могла почти физически. Что почти не дышала, чтобы не упустить ни звука. И что голос его переворачивал всё внутри девушки, и простые слова поднимали бурю, заседали глубоко в сердце.       Дерек и Дария были рядом. Сидели в одной комнате. И были неизмеримо далеко, тайно наблюдая друг за другом, словно разделённые целыми мирами, хотя меж ними были лишь колонны перил. И этого нельзя было объяснить. Вместе, отыскавшие друг друга, легко понимавшие чувства, хотя и не всегда находя им объяснение, но при этом непомерно одинокие, потерянные, оставленные. Доигрывали последние ноты песни. Тоска разливалась в сердце, лекарства от неё не существовало, не в этот миг. Меланхолия затмила всё, они вдруг впали в сон, забылись в чём-то, каждый – в своём прошлом, накатывавшем волнами, накрывавшем с головой. - Ты больше не уходишь из дома? – проговорила Дария, чувствуя, что тишина, нагрянувшая после дрожания последней струны, стала совсем нестерпимой. - Нет, я бы не посмел оставить тебя одну. Ты должна знать, что находишься в безопасности.       Она усмехнулась: - Я раньше думала, что ты сбегаешь к своей любимой. - У меня нет любимой. Никогда больше. Я не отдамся этому чувству, - проговорил учитель безразлично. - Почему же?       Дерек молчал. Ждать ответа на этот вопрос не имело смысла. - Почему учителя обречены на одиночество?       Дерек оглянулся, повернувшись в кресле так, чтобы видеть девушку, и немного склонился вперёд. В темноте его силуэт был едва различим: - Ты должна понять одну вещь. Учителей никто не обрекает на одиночество. Они сами его выбирают.       Он глубоко вздохнул, потирая свои руки: - Все учителя прожили очень долго. И изведал каждый слишком многое. Ведь ты не будешь спорить, что Адриан не может быть ни с кем, кроме как с Гординией? Они вместе здесь. Они - одна единая душа. Им повезло оказаться здесь вдвоем. А кто-то утратил своих любимых, перенес так много чувств и страданий, что больше не способен чувствовать ничего, что больше нет сил вновь сжигать себя. Даже Георг. Он кажется совсем молодым, из прошлой жизни он помнит лишь обрывки. Я думаю, ты уже столкнулась с тем, что он против участия девушек в экспедициях, против того, чтобы они сражались. Он искренне верит, что женщины созданы для другого и кровь не должна касаться их рук. И всю свою былую жизнь он сражался за ту, что любил, чтобы никто не посмел притронуться к ней, чтобы никто не причинил ей вреда. Георг рвался на другой конец света, совершал невозможное, лишь бы уберечь её. А она отдала жизнь ради него, за него. Выкупила его ценой своей. Как, объясни мне, как он смог бы простить это себе? Как бы смог забыть? Как смог бы быть с другой? И каждый учитель подобен ему.       Взглянув на девушку, он тут же добавил: - Но не смей спрашивать, кого любил я и кто заставлял меня страдать. Это я оставлю себе. И другие учителя не расскажут никогда, а если расскажут, то соврут. - Но что… сделало тебя таким? – Даша, едва выговорив слова, вмиг поняла всю абсурдность вопроса. Спросили бы её, что сделало её такой, что ответила бы она? Сделало какой? Разве что-то не так? И о чём именно Вы желаете знать? Но Дереку, очевидно, его диагноз был известен точно, он сам поставил его, сидя долгими вечерами в пустом доме: - Счастье. Оно искалечило меня. Я получал ровным счётом всё, что хотел, всё доставалось мне легко, не требуя особых усилий. И в конечном итоге мёд стал мне горче редьки. Я быстро терял интерес ко всему, избирал новую цель, достигал, и тут же выигрыш наскучивал. Всего мне недоставало, всего было мало, и я не способен был уже утолить свой голод. Я бросался в огонь и во льды, слышал свист пуль у уха, но и это больше не тревожило меня, не волновало. И в одночасье мне безразличен стал весь мир. Ну а теперь я лишь ищу лекарство, тщетно пытаясь излечить себя, - Дерек замолчал, тяжесть повисла в пространстве, как тяжёлая гиря на душе. Карты вскрыты, но что с ними делать? - Любовь как пламя выжигает людей, - вдруг произнёс Дерек, - Горит, постоянно голодная, требующая пищи, чувств, страсти, эмоций. Причиняет боль, обращает в пепел всё, до чего может добраться. Зверь, которому нет покоя. И она не остановится, пока остается хоть что-то, хоть тлеющие угли. Она уйдёт, только совершенно сметая человека.       Девушка выдохнула, отводя глаза в сторону. Она была согласна с Дереком совершенно, но стерпеть его взгляд было невыносимо, она бы не посмела посмотреть в его глаза, хотя знала, что они, пронзительно чёрные, сейчас отыскивают в темноте её лицо. - И я говорю не о любви вообще, - Дерек повысил голос, поднимая его под самые своды потолка, пронзая словами с силой, - а о том чувстве, что сидит у тебя внутри, потому что оно разъедает тебя и потому, что я вижу блики этого страшного пламени на твоём бледном лице. Оно уничтожает тебя! Это даже не любовь, а болезнь! Скажи мне, ты способна его снести, Дария?       Девушка вздрогнула, с трудом хватаясь за воздух. Дерек нашёл способ отомстить за все расспросы. Ему не надо было спрашивать ни о чём: он всё знал, он читал её, как открытую книгу. Он видел призрака так же отчётливо. - Я не знаю, - Дария прикрыла глаза.       Дерек молчал несколько мгновений, едва ударяя пальцами по струнам, после чего произнёс: - Я сыграю тебе колыбельную. Ты очень утомилась сегодня. Послушай и отправляйся потом спать, - голос его звучал мягко. Даша выглянула сквозь колонны и прислонилась к одной из них головой. Приятная, мягкая, усыпляющая музыка наполнила комнату.