Глава 1
Небесный костер солнца поднялся высоко и разгорелся во всю силу. Астор тяжело распрямил трещащую спину, утер ладонью заливающий глаза пот. Любой другой стянул бы давно неновую рубашку, но Астору сделать так означало приговорить себя к смерти. Слишком много людей было вокруг, слишком много внимательных глаз следило за чужаком, пару дней как появившемся в этой глухой горной деревушке, куда привела его судьба. — Отдохнул бы, — посоветовала вышедшая во двор загорелая статная женщина в традиционном для горянок наряде — плотных штанах и свободной рубахе. — Мокрый весь. — Успеется, — устало улыбнулся ей Астор. Калима, так звали эту суровую хозяйку, в чей дом они постучались в поисках крова и заработка, посмотрела на него с сомнением, но больше ничего не сказала. Ей, вдове, матери пятерых детей, выросших и разошедшихся по свету, было не до того, чтобы нянчить чужака. Взрослый парень, пусть сам решает. Она удобнее перехватила мокрое белье и понесла дальше, развешивать на солнце. Астор, хоть и хорохорился, все же внял ее совету и не стал вновь хвататься за топор. Отполированное еще руками покойного мужа Калимы, а потом и сыновей, древко было тяжелым и уже наставило ему свежих мозолей. Несмотря на то, что не чурался работы и в бытность сыном лера, Астор за прошедшие почти две луны поднаторел в простых домашних делах. Хочешь или не хочешь, а надо как-то добывать себе в пути кусок хлеба и миску каши. Встреча с Альбертом в Полной Чаше осталось где-то в другой жизни. После были тяжелые бестолковые шатания в поисках верного пути, полные страха услышать за спиной топот копыт погони и окрики солдат, когда-то служивших самому Астору, холодные ночи на камнях и корягах, назойливые насекомые, норовящие залезть в нос или ухо, выворачивающий нутро голод… Он теперь знал, как это, когда грязная одежда липнет к мокрой от пота спине, как плохо холодная вода отстирывает пятна, как слабо утоляют голод кислые ягоды и костлявая полусгоревшая рыбешка и как неудобно соскребать ножом отросшую щетину. Постепенно он не то что привык, но научился со всем этим мириться. Подсмотрел, как деревенские прачки прибивают белье камнями, и начал за ними повторять, узнал, что запахи болотной мяты и лаванды отгоняют насекомых и принялся набирать их в дорогу… Их путь лежал вдали от людных трактов, но обходил и густые лесные чащи, где могло водиться зверье. Они выбирали дорогу вдоль рек, перебирались от ручья к ручью, иногда выходя к людям, чтобы подзаработать, узнать новости и спросить дальнейший путь. Астор шел избавляться от своих крыльев. Его жизнь окончательно разделилась на «сейчас» и «потом». С тех пор, как еще там, не отойдя далеко от Полной Чаши, он услышал об исцеляющем роднике, расположенном в горах. Так он выбрал свой дальнейший путь. Письма, переданные Альбертом, ждали своего часа в его заплечном мешке. Они были бесполезны, пока не наступит «потом». Дрова никак не хотели складываться в поленницу и все время рассыпались. Крылатому пришлось не раз и не два наклоняться за упавшими деревяшками и снова устраивать их на место. От тяжелого топора запястья его распухли и пальцы не слушались. Не лучшая работа для того, у кого за спиной два тяжелых отростка, грозящих прорвать хитро скроенную рубашку, но выбирать не приходилось. Ран-Кади в рубке дров был еще более бесполезен. Гость с Солнечных островов тоже нашел себе дело по душе. Астор бы это и делом-то не назвал, но вынужден был признать, что в те тяжелые времена, когда с работой не ладилось, Ран-Кади помогал им разжиться звонкой монетой. В один из тех редких дней, когда они рискнули перекусить в придорожном трактире, выяснилось, что южанин — умелец играть в кости. И пусть играли на материке немного не так, как в его родных краях, Ран-Кади быстро разговорился с тремя уже прихмелевшими игроками и был включен в их круг. Они ушли оттуда, конечно, не окупив свой обед, но частично восполнив затраты. Отряхиваясь от кусочков коры, наследник Старограда покинул приютивший его двор и огляделся. В горной деревушке охотников, лесорубов и скотоводов было от силы два десятка домов, и яркому и шумному, словно птица из теплых краев, чужестранцу затеряться было невозможно. Впрочем, Рану сложно было бы потеряться даже на столичной площади в ярмарку. Он не увидел его, услышал. Звонкий певучий голос лился горным ручьем из-под тенистого навеса, где часто отдыхали принесшие добычу охотники, а вечерами собиралась молодежь. Еще был далеко не вечер, но желающие побездельничать, когда солнце еще высоко, нашлись. Две девушки, одна — тонкая, как соломинка, смешливая и остроносая, с выгоревшими на солнце кудрями, другая — постарше и попышнее, с осанкой воительницы и сильными руками, выдающими привычку к тяжелому труду. Обе, и первая, похожая на мышку-полевку, и вторая, гордая соколица, вероятно, шли по своим делам, но болтливый южанин заставил их забыть об ожидавшем труде. — …Тонкая, как паутинка на ветру. Мастерицы островов сплетают ее в воздушное кружево и рисуют нитью целые картины. На этом кружеве застывают Боги, танцующие на морском берегу, пугающие чудовища, волшебные птицы, возлюбленные, взявшиеся за руки, и диковинные звери… — Ран-Кади сделал в воздухе движение пальцами, словно пробежался ими по невидимому музыкальному инструменту. Мягкая тряпичная обмотка скрывала их почти до самых кончиков, пряча от посторонних глаз перепонки. Астор настоял на этом, зная, как любит жестикулировать его друг, и не прогадал. Такие обмотки никого бы не удивили — мол, юноша просто хочет уберечь ладони от мозолей. Южанин сидел на высокой скамье, скрестив бронзовые лодыжки, позволяя старшей девушке заплетать его волосы в тонкие, украшенные шнурками косички. Вторая сидела с ним рядом и с жадностью внимала каждому слову. — А правда, что ткани у вас тоже картинами разрисовывают? — спросила она, с жадностью разглядывая пеструю рубаху Ран-Кади. — О да, истинная правда, — улыбнулся ей Ран. — У моей дорогой матушки, пусть весело ей живется в Рассветных палатах, было любимое… хаоми… платье из тончайшего шелка, в котором даже летний зной отдавал легкой прохладой. Золотые солнечные лики смотрели с него, вокруг них плескались океанские волны, а цепочка белых и розовых магнолий тянулась вдоль края. Горянки завистливо вздохнули и переглянулись. Астор, все еще наблюдавший за ними со стороны, заметил, что они держатся вовсе не так, как с другим юношей. Больше как с подругой-чужеземкой. Он пригляделся к ним повнимательней — все трое были одеты почти одинаково — штаны до колен и свободные рубахи, при этом наряд Рана выделялся на фоне некрашеного полотна, украшенного лишь скромной вышивкой. — А у тебя было платье с картинами? — с жадностью спросила «мышка», чем только подтвердила подозрения Астора. Так и не понявший, что его принимают за девушку, пусть узкобедрую и плоскую, но не лишенную необычной красоты, Ран-Кади весело рассмеялся. — Конечно же, нет. Такой наряд носят только… Астор! — тайна не раскрылась только потому, что южанин увидел своего друга. — Я здесь! Иди к нам! Ты только посмотри, какую красоту мне сделали, — он с гордостью указал на тонкие блестящие косички. — У нас, на острове Кораллов, тоже заплетают волосы в подобной манере, но совсем не так. — Красиво, — сдержанно отозвался наследник Старограда, удержав рвущийся смешок и превратив его в одобрительную улыбку. — Тебе очень к лицу. Новые знакомые Ран-Кади окинули его внимательными взглядами, переглянулись и тут же потеряли всякий интерес. Астор постарался не заметить мелькнувшей в чужих глазах жалости… и неодобрения. Его спина не была сгорблена и тело не казалось коротким, как у настоящего горбуна, но нарост, выдающийся через рубашку, отпугивал сильнее, чем кривой позвоночник. А еще их с Раном если не поженили, то зачислили женихом и невестой. Красавица чужеземка и изуродованный непонятной болезнью северянин — пара, хорошая разве что для грустных песен. Девицам хватило такта поприветствовать его вежливыми поклонами и назвать своим имена. Прятаться за вымышленным именем ему самому не было смысла, Ран уже все давно разболтал. К счастью, здесь в горах можно было не особо таиться. Ран-Кади все говорил и говорил — о прическах, гребнях из ракушек и жемчужинах, о расписных деревянных шпильках и многом другом, путая слова из языка материка и островного наречия. Как он умудрился речью не выдать, что он мужчина, Астор не понял. А может, и выдал, но девицы сочли это забавной ошибкой чужеземки. — Когда все закончится, Астор, когда ты достигнешь того, чего ты хочешь, я обязательно позову тебя к себе на Солнечные острова, — завершил свой рассказ Ран-Кади, обвивая тонкой рукой руку своего спутника. Старшая из девушек, которую звали Вилия, глядя на них, одобрительно усмехнулась, а младшая порозовела и умиленно склонила голову к плечу. Им было невдомек, что такое поведение Ран-Кади совсем ничего не значит, не говоря уже о том, что перед ними всего лишь два друга, которых свела прихоть Богов. По крайней мере, так считал Астор. — Мы будем купаться в море под приглядом Матери Луны, собирать ракушки на берегу, есть нагретые Отцом Солнце фрукты и танцевать на песке ночь напролет. Поверь, побывав единожды на Солнечных островах, ты захочешь остаться там на всю жизнь. — Последнее едва ли, — мягко возразил Астор. — Но зарекаться не буду… Вилия снова усмехнулась. Ловкие пальцы ее легко превращали блестящие волосы Ран-Кади в тугие и гибкие, как змеи, жгуты. Она не смотрела на них, а они все продолжали начатую работу. — Отправитесь после того, как ты искупаешься в ручье? — тихо уточнила она, все еще видя лишь воплощенную в жизнь красивую песню — двое влюбленных идут на край мира, чтобы исцелить недуг одного из них и жить счастливо на теплом морском берегу. Она, наверное, прямо видела, как они идут по мокрому песку, держась за руки. Астору стоило больших усилий не рассмеяться. — Да, — ответил за него Ран-Кади, и его грустный голос заставил северянина забыть по смех. Янтарные глаза смотрели несчастно и устало куда-то над плечом Астора. — После того, как он исцелится…***
Эту ночь, как и предыдущую, путники ночевали на крытом сеннике во дворе Калимы. Постелили два плотных одеяла на колючую душистую постель и устроились бок о бок, укрывшись третьим. Волосы Ран-Кади все еще висели тугими длинными жгутами, что приводило его самого в дикий восторг. Он время от времени встряхивал головой, чтобы снова ощутить, как они рассыпаются по плечам и спине. Прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за бревенчатых стен сенника, Астор, чувствуя себя самое малое вором, стянул рубашку и осторожно расправил крылья. Они не так зудели после того, как он намочил рубашку, чтоб хоть как-то успокоить нежную кожу, но ощущения были малоприятные. Оглядываясь, не наблюдает ли кто за ним, скользнул под одеяло и осторожно устроился на животе. Одно крыло закопалось в колючее сено, второе укрыло колени сидящего друга. Улыбка тронула губы Ран-Кади. Солнце давно село и в сеннике царила прохладная темнота, но эту улыбку Астор ощутил кожей. Зашуршало сено, а потом тонкие пальцы, соединенные перепонками, с нежностью погладили его крыло. Зашелестели заплетенные в жгуты волосы. Астор теперь хорошо различал лицо Ран-Кади и его задумчивый, застывший взгляд. Неожиданно серьезное выражение лица добавляло ему лет. Неясно откуда взявшиеся горькие складки залегли в уголках подвижного рта. Пальцы гладили крыло, с нежностью, словно любимого питомца перед долгой разлукой, а глаза укололи Астора ледяными иглами. Он тихо вздохнул и приготовился к спору, который начинался уже не раз и не два и заканчивался короткой ссорой, после которой следовало неуверенное примирение. Все происходило по одному и тому же порядку — Ран начинал отговаривать Астора от затеи с родником, Астор доказывал ему, что это единственный шанс, Ран твердил, что крылья это прекрасно, Астор возражал, что от них одни беды, после чего замолкал и молчал, пока Ран-Кади не приходил мириться сам. — Астор… — тихо позвал его южанин и крылатый внутренне подобрался, он уже знал, что услышит. — Расскажи мне сказку. — Что ты сказал? — удивленно приподнялся на локтях Астор. — Расскажи мне сказку, — повторил терпеливо Ран-Кади. Он легко соскользнул под теплое крыло, зашуршав колючим сеном, и устроился на боку, уложив локоть под щекой. — Вашу сказку. Только обязательно счастливую. Просьба застала Астора врасплох, и он несколько минут растерянно молчал, пялясь в темноту и вдыхая запах сена, ставший еще сильнее после возни Ран-Кади. Все слышанные в детстве сказки разбежались в панике, стоило о них подумать. — Сказку сложно вспомнить. А вот легенду могу, — неуверенно начал он. — О том, как наши предки начали использовать металл. Эту легенду ему в детстве перед сном рассказывал Гранан. Астору очень не хотелось сейчас думать о дяде, но с этой историей было связано столько приятных детских воспоминаний, что он не удержался и заговорил, как только получил одобрительный кивок от Ран-Кади. — Давным-давно, когда Боги еще не ленились и часто спускались на землю и бродили среди людей, а мир был юн, наши предки не знали ни о золоте, ни о звонкой стали, ни об удобной меди. Они использовали камни, глину и дерево, чтобы строить свое жилье, вести хозяйство и воевать. Но деревянные плуги ломались в сухой земле, глиняная посуда билась, а деревянные мечи разлетались в щепки. В то время жил в городе, которого уже давно нет, один одаренный ученый… Он как можно подробней рассказал ему о том дне, когда ученый, отчаявшийся найти способ упростить соратникам жизнь, обратился к Богам, и они дали ему обещание помочь, но лишь при условии, что просивший согласится сам донести до людей божественный дар. Ученый согласился, еще не зная, что ждет впереди. В тот же вечер на пороге его дома появился странный человек с драконьим хвостом и кожистыми крыльями — ученый не признал его, но это был Экротаг — дракон, покровитель наук и ученых мужей. Старший сын Великих родителей позвал смельчака с собой в непростой путь. Вместе они преодолели множество опасных приключений, вместе спустились к корням самой высокой горы, где ожидала своего часа железная руда. — Благие помыслы, верность своей цели и упорство делают человека несокрушимым, — любил говорить в конце Гранан, обнимая племянника за плечи. Астор рассказывал Ран-Кади эту легенду и сам словно переносился в прошлое, в то светлое время, когда отец был жив, а его дядя был ему близким другом, а не опасным врагом. Он словно наяву увидел кабинет Гранана, забитый под завязку книгами, с ломящимся от колб и реторт алхимическим столом. — А еще широта взглядов, — добавлял мягко Гранан, потирая уставшие глаза. — В этом мире, Астор, столько рамок, высоких заборов и закрытых дверей, что нет нужны строить для себя лишние. Если бы наш герой был ограничен, он бы едва ли согласился отправиться в путь с таким странным спутником. В том, чтобы отличаться от других, нет ничего дурного… — в эти моменты он оборачивался и улыбался своей тени — Лесная Тишина смиренно нес пост у двери, пока они беседовали. Когда их взгляды встречались, грубые черты чужеземного воина смягчались. Кто бы мог подумать, что несколько лет спустя эти двое захотят его смерти? — Хорошая сказка, — прервал цепь его воспоминаний сонный голос Ран-Кади. Южанин довольно улыбался, глядя куда-то в потолок через густые ресницы. — Я не слышал ничего подобного на островах. А ты мне еще что-то расскажешь, друг мой Астор? — В другой раз, — пообещал крылатый без особой охоты. — А сейчас пора спать. В эту ночь ему снился Гранан — предатель, погубивший брата и едва не погубивший племянника по неясной причине. Он, нездорово бледный и исхудавший, стоял у открытого окна и смотрел вдаль с усталой надеждой. За его плечом привычно возвышался Лесная Тишина.