Fleur.Бабочка

POV Марианна Следующее утро не стало лучше предыдущего. За окном все так же завывал бродяга ветер, вороша снег, устилающий землю. В такие дни не то что просыпаться, жить не хочется. Но есть вещи поважнее, чем нежиться в кровати, прячась от назойливого солнечного света. Есть вещи важнее внезапно объявившихся на вашем пороге сестер, и важнее первородных гибридов, дышащих вам в спину. Но как же все-таки велик соблазн оставить все дела позади, зарыться под одеяло и постараться представить, что этих проблем вовсе нет. Постараться стереть из памяти все, что заставляет плакать, все, что заставляет зубы стучать и колени дрожать. Но вы все равно вынуждены подняться с кровати, натянуть на себя одежду и, распахнув шторы, впустить в свой и без того не простой мир еще дюжину проблем. Следующее утро не стало лучше или проще предыдущего. Я поняла это, когда на лестнице вдруг услышала голоса, доносящиеся из кухни. - И в чем тогда дело? – это Кадэнс. Вот она снова лезет в жизнь сестры. И как ей только удается портить настроение с самого утра? - Да ни в чем. Просто она встала и не двигается с места. И не к нему, и не ко мне, - тихо ответил Деймон. - Знаешь, это нормально. Это Мари. Она порой даже при выборе кофе теряется, а ты хочешь большего… - протянула Кади. Эта фраза стала последней каплей. В груди вскипела ярость. Я чувствовала злость, незаметно прокравшуюся в самое сердце, чувствовала, как желание убить сестру начинает преобладать над желанием найти ответы в дневнике матери. Слукавлю, если скажу, что держалась до последнего. Если скажу, что сжав до боли кулаки, прислонившись к холодной стене, я подавляла в себе желание вырвать сердце надоедливой особе, удобно устроившейся в моем доме, в моей жизни. Я никогда не отличалась терпимостью. Эта фраза - то единственное, что может оправдать мои действия. Я не стала ждать, пока Кади отпустит в мою сторону очередную колкость или вконец запудрит мозги Деймона. Вместо этого, отпустив маленького чертенка в себе на волю, я буквально влетела в кухню, опрокинув на своем пути стул. Никто из них не мог ожидать этого, но, как я полагала, реакция Кадэнс была быстрее Сальваторе. Отбросив в сторону пакет с кровью, служивший ей завтраком, сестра бросилась наутек. Но, еще не успев и до лестницы добежать, она казалась прижатой к стене. Странно, что ощутив мои руки на своем горле, Кадэнс не предприняла попытку отступления. - Мало того, что ты поселилась в моем доме, так еще и в моих отношениях! Ты слишком много себе позволяешь сестра… - процедила я, впиваясь ногтями в ее нежную кожу. Кадэнс уставилась на меня своими большими серыми льдинками так, словно я обвинила ее в убийстве. Да, с таким невинным взглядом не поспоришь, но я не вчера родилась. Это мы уже проходили. Стоит лишь на миг довериться этим щенячьим глазкам - в следующую секунду Кади вонзит клинок мне в сердце. - Ой, ну не хочешь говорить о своих отношениях, давай поговорим о наших с Деймоном отношениях. Знаешь, пока ты спала, мы сильно сблизились… - преспокойно сказала мне Кади. Она инстинктивно чувствовала, что я не убью ее. И это было ее преимуществом. - Иди к черту, Кадэнс, – сказала я, ударив сестру наотмашь. Вам остается только представлять, какое блаженство я испытывала, подняв на нее руку. Да суд присяжных признал бы это аморальным, но девятьсот лет терпения… Иногда стоит хорошенько огрести, чтобы понять, что такое хорошо и, что такое плохо. К сожалению, вместо того чтобы стать намеком на молчание, этот удар положил начало драке. Потерев ушибленное место, Кади бросила на меня гневный взгляд и ударила в ответ. Резкая, сильная боль в животе заставила согнуться и ухватиться за стул. В глазах заплясали черные точки. В нашей семье не принято вот так нападать друг на друга, но баланс поддерживать больше некому. Я не стала ждать следующего удара. Одним резким движением, в две секунды, просто свернула шею сестренке. Отбросив тело, я повернулась к Деймону. - Теперь ты понимаешь, почему я сбежала от нее? Кадэнс невыносима, - прошептала я, не глядя на брюнета. Я просто не могла позволить себе встретиться с этим горячим, осуждающим взглядом. - И все же вырубить ее – это уже слишком, - тихо сказал Деймон. Возможно, он чувствовал вину за то, что позволил себе откровенничать с сестрой. А возможно, просто не хотел попасть под горячую руку. Не обратив внимания на эти слова, я подошла к Деймону вплотную и осмелилась взглянуть прямо в его голубые, почти прозрачные глаза. Не знаю, что хотела в них разглядеть. Может, надеялась встретить хотя бы толику одобрения своим действиям, а может, пыталась увидеть в нем ту любовь, которую чувствовала в Чистилище, целуя Клауса. По коже пробежали мурашки, когда вспомнила эти минуты. Сейчас, когда все позади, кажется, что ничего не было, что это галлюцинация, сон, не более. Но я уверена, что это было на самом деле. Тайное всегда становится явным, как бы глубоко оно не было закопано. И скоро правда о том, как я спасла кровную линию Майклсона, всплывет из омута молчания. - Чего ты хочешь на этот раз? – спросил Дей, проводя пальцем по моим ключицам, заставляя мое тело дрожать. Скрытый упрек в этих словах заставил меня поежиться. Но Деймон имел на него право. Ведь, как бы сильно я не хотела следовать своему плану, в конце концов, именно мой план провалился, нельзя было пытаться внушить ему не мешать. - Мне нужен дневник, - прошептала я. Вообще удивляюсь, как я смогла что-то сказать. В том состоянии блаженства, в которое приводят касания Деймона, можно лишь беспомощно хлопать ресницами. - Который из дневников вам нужен, мисс Лэстрейндж? – поинтересовался Деймон, продолжая выводить на моем теле причудливые узоры. - Желательно оба, но, зная тебя… - тут я осеклась, испугавшись, что любое неосторожное слово и бабочки в животе перестанут порхать. Сальваторе это явно забавляло. Еще бы не веселиться, когда перед тобой буквально тает Древний вампир. - Отдай мне мамин. Только ее, свой я потом заберу, - стараясь вырваться из этой паутины, я пихнула Деймона в бок. И, о счастье, это сработало! Как только зрительный контакт был разорван, ко мне вернулась ясность мысли. - Ну-ну, обязательно заберешь… - уклончиво ответил Деймон, вновь озаряя меня улыбкой, за которую любой стоматолог продал бы душу. *** Спустя несколько минут после происшествия в столовой Деймон отдал мне дневник в черном кожаном переплете. Ощутив в руках прохладное, немного тяжелое, но такое родное напоминание о маме, я невольно вдохнула носом запах исходящий от дневника. Сырость, старость и неизменный запах календулы. Именно этот солнечный, яркий цветок с нежными лепестками мама предпочитала гордым, колючим розам и даже легким, весенним подснежникам. Помню, как, вопреки еще не сложившимся тогда стереотипам, мама учила меня плести венки из календулы. Для Элисон не существовало других цветов: ромашек, одуванчиков, колокольчиков или ландышей. Ловко перебирая своими тонкими пальцами мои волосы, мама аккуратно и не спеша вплетала в них толстые стебли. Иногда цветок ломался, и мама отдавала мне оставшуюся часть. В то время, как остальные дети в деревне гадали на ромашках, я один за другим отрывала лепестки календулы. Но это так давно было. Тогда я еще не знала, что пройдет пару лет и все забавы останутся позади. На смену им придут ругань и войны с матерью. Не знаю, о чем я думала, когда говорила Деймону, что прочитаю дневник у мамы в комнате. Возможно, хотела отдать дань памяти человеку, изменившему мою жизнь. А может быть, просто хотела сбежать туда, куда вампирам вход запрещен. И даже если Кадэнс попробует войти, будучи человеком, мамина магия не пропустит ее, как не пропускала Деймона и Ребекку. Переступая порог маминой спальни, я вздрогнула, от двери исходил загробный холод, подобный тому, которым веяло от матери в мой день рождения. Но все же, поборов в себе желание развернуться и броситься прочь, я толкнула дверь, как назло больше не имевшую ручки, и вошла в обитель темной магии. Здесь ничего не изменилось. Все те же рисунки на полу, кровавое послание на кровати и кромешная темнота. В этот раз я не стала использовать заклинание озарения светом. Ограничилась обычным фонариком. Стащив на пол подушку, я прислонилась спиной к двери, чтобы не вызывать у Кади желания заглянуть в последнее место, где еще не ступала ее маленькая несчастливая ножка. *14 сентября, 1111 год. …Вчера я говорила с одной из ведьм соседней деревни. Раскинув лунный и солнечный камни в разные стороны, она взяла меня за руки и, встряхнув копной огненно-рыжих волос, принялась гадать. Признаюсь, первый раз столкнулась с такой магией. Ее нельзя назвать темной, но и под определение «светлая» она не подходит. На все мои вопросы о методах гадания, связях со звездами через камни и этой странной властью над временами суток Мэри-Энн отвечала, что существует нечто большее, чем тьма и свет. Свои способы получения энергии она называла «Извлечением». Но, к сожалению, это все, чего я смогла добиться от ведьмы. Я не верю в ее методы, но магия Мэри никогда нас не подводила. Все сказанное этой колдуньей сбывалось, а ее магия во много раз превышала нашу. Так что не было поводов для сомнения в ней. Но все же ее предсказание повергло меня в шок. Клянусь, что выпорю эту несносную девчонку, как только она вернется домой. Я и раньше подозревала, что связи с детьми Эстер к хорошему не приведут, а после вечера с Мэри я в этом уверена. Да, среди потомков Майклсон остались те, кому можно доверять. Взять, к примеру, Элайджу, Ребекку или Финна. Но есть и те, кого я бы никогда не пустила в свой дом. Чего не скажешь о моей беспечной дочери. Ах, Марианна! Как же ты подвела меня… Пригласить в дом того, кто погубит твою жизнь… Того, кто разрушит твое будущее, твое понятие о любви и доверии. Мне следовало разглядеть опасность в Коле и Никлаусе раньше, чем они появились на границе нашей деревни. Но, как бы я не пыталась отойти от темы, ни одно лирическое отступление не оттянет этот момент. То, в чем призналась мне Мэри-Энн, кажется бредом старой сумасшедшей колдуньи. Но не поверить ей будет еще большим сумасшествием. «Когда солнце трижды обойдет землю, когда птицы покинут гнезда и звезды на небе затянутся тучами, придет зло. Зло придет в твой дом далеко за полночь, не закрыв за собой дверь. Никого не будет рядом с тобой Элисон. Только он и неминуемая смерть, стоящая за его спиной. Белоснежные клыки разорвут твою кожу, чтобы навеки усыпить…» Как зовут это зло, откуда оно придет, колдунья не сказала. Да этого и не требуется. Никлаус Майклсон… Я знаю, это будешь ты. Ты придешь, потому что больше некому рассказать тебе о ней. Никто, за исключением меня и твоей матери, не знает, ни как разрушить «проклятье Солнца и Луны», ни как убить того единственного, кто может противостоять тебе. Но даже под страхом смерти я не раскрою тебе наши тайны. Я верю духам, пусть твоя семья вечно ненавидит тебя. Пусть ты убьешь меня. Но тогда и Марианна оставит тебя… Через три дня я умру. И я рада, что буду одна в этот момент. Рада, что ни Бен, ни Марианна не увидят, как их единственная защита падет. Мне есть, что сказать тебе Клаус. И когда ты придешь, я буду готова… * Для меня не стало новостью, что мамины записи будут полны ненависти ко мне. Но то, что мать знала о судьбе Клауса, то, что ей был известен способ убить меня… Хотя, по сравнению с предсказанием ведьмы, – это цветочки. Жаль, что я, в отличие от Элисон, недооценивала старушку Мэри-Энн и ее сомнительные делишки. Возможно, ничего бы этого не было, послушайся я однажды ее совета. Выходит, что и здесь не обошлось без моей вины. Я пригласила их в дом, я ослушалась провидицу, я влюбилась в Кола и, наконец, я доверилась Клаусу. Нет в мире ничего, чтобы рассказало мне о моих ошибках больше, чем эта маленькая книжица в холодных, оцепеневших руках. Но, как бы то ни было, мне необходимо нечто более значимое, чем походы моей матери к гадалкам, практикующим извлечение. То, что Элисон не сказала Клаусу даже под страхом смерти, то, что она утаила от всех… Мне необходимо заставить себя прочитать о проклятье Флер. *18 декабря 1093 года Скоро снег совсем заметет наши края. Ненавижу это чертово осознание беспомощности перед законами природы, закравшееся в мозг. Знаю, что темная магия позволяет мне управлять количеством осадков, но ради дочери, хотя бы на эти девять месяцев я должна была прекратить использовать тьму в своих целях. Хватило уже и того, что с помощью крови и призраков я узнала пол ребенка. Да, за такое мама меня по головке не погладит. Стелла пристально следит за магией, которую я использую. Как она говорит: «Если твои связи с тьмой накликают беду на девочку, я сама лично сожгу тебя на костре!». Да в плане заботы о плоде мама совсем помешалась. Она верит в то, что темные духи наградят ребенка несчастьем, ужасной судьбой. Но разве может быть что-то хуже знания, что твоя дочь никогда не состарится, никогда не сможет завести детей или унаследует судьбу вечно притворяться «светлой» ведьмой? Приближаются роды, я чувствую это. Совсем скоро маленькая наследница Тринити-Лэстрейндж появится на свет. Я уже выбрала ей имя, но никому не сказала. Стелла не устает твердить мне, что придуманное заранее имя принесет в семью беду. Не слишком ли много поверий и советов от друидов, а, мам? И все-таки я нарушила этот завет. Марианна. Так ее назовут. С этим именем она проследует по нескончаемой дороге жизни. Я не верю, что оно принесет удачу девочке, но пусть попробует. В конце концов, все наше существование основано на бесконечных пробах, ошибках и предположениях…* Почему-то эта запись вызвала у меня улыбку. Настолько широкую и лучезарную, что свет от фонаря на миг потускнел. Что бы мама здесь не написала, как бы ты не пыталась солгать самой себе, мы похожи гораздо больше, чем она признавала вслух. Столько неоправданного риска, за который она себя винила… Мама-мама! Ну почему ты так много не сказала мне? Почему отсутствие искренности и задушевных разговоров было в нашем доме негласным правилом? Почему любой личный вопрос воспринимался тобой в штыки? Чего ты боялась? Того, что я не пойму тебя или, напротив, последую твоему слишком искреннему совету? *21 декабря 1093 года Клянусь, если она выживет, я навсегда забуду о темной магии! Если она протянет больше месяца или года, если проклятье не настигнет ее, я покончу с этим… Пожалуйста, живи. Живи ради меня Мари… …Сложно описать словами то, что с трудом укладывается в голове. Вчера ко мне пришел Дерек. Расстроенный и бледный он упал на колени передо мной и молил о помощи. Сначала я и правда хотела помочь, ведь он не приходит по пустякам. Но это были первые семь секунд, а затем я узнала, какого рода помощь ему требуется. Оказалось, что Лорен, девушка из соседней деревни, больна. Ее организм не способен вынести всю тяжесть беременности, и ослабленный иммунитет дал о себе знать. Но если бы только она оказалась в беде… Ее новорожденная дочь, названная в честь праматери рода Клайн, умирала от странной никому не известной болезни. Тело девочки билось в лихорадке, а глаза были багровыми. Лорен проклинала Дерека и весь его род за эту хворобу. Она верила, что будь Кадэнс рожденной от человека, она бы никогда не познала такой боли. Я бы отказалась… Честно, отказалась, но любимый был так опечален. Я знала, какой груз вины он нес на плечах. Знала, как сильно он сожалеет об измене и о рождении Кадэнс. Только эта жалость сыграла ему на руку. Рискнув собственными силами, репутацией нашего рода и здоровьем дочери я ринулась в соседнюю деревню на помощь. Воистину странной и даже страшной была дочь Клайн. Над ее маленькой нижней губой удобно разместились фарфорового цвета клыки. Маленькие пальчики судорожно пытались сорвать невидимые петли сковавшие тело. Глаза горели адским пламенем. Еще только перешагнув порог, я поняла, что стало с девочкой. Со времен викингов существует понятие о вампире, рожденном от человека в черное новолуние. Флер – так называли дитя дьявола. Все, кто был причастен к его происхождению, получали проклятье, гораздо более страшное, чем вечная жажда крови. Первые восемнадцать лет жизни все у этого ребенка будет человеческим, хрупким. А позже в ночь восемнадцатого черного новолуния дитя станет монстром, обреченным на вечные страдания. Подобно вампиру, оно будет жаждать крови и подобно человеку будет слишком восприимчивым к боли. Жизнь на грани агонии и эйфории. Вечное, непобедимое желание рисковать собой, спасая других. Дитя дьявола никогда не сможет по-настоящему поверить или полюбить. Оно никогда не познает истинного счастья. Только наслаждение от крови. Только ложь, которой оно, бесспорно, будет владеть. Ложь станет второй личиной. Воистину ни одно чувство не будет полным или чистым. И ни одно существо не сможет закончить страдания Флер. И Кадэнс, на свою беду, стала именно такой. Но все же был способ излечить ее. Я, как довольно сильная темная ведьма, была невосприимчива к этому проклятью. Я решила забрать его, перевести на себя. Тогда еще не зная, что связь с дочерью была моей главной проигрышной картой. Вернувшись домой, я поняла, что врата Ада буквально распахнулись у моего порога. Нечто странное, темное и не имеющее четких очертаний кружило над кроваткой маленькой Мари. Едва заметив меня, существо затрясло постельку и юркнуло прямо в приоткрытые глазки Марианны. Зрачки из темно-карих стали сначала черными как ночь, а затем багровыми. Тело девочки затрясло, а затем я увидела все, что происходило ранее с дочерью Клайн. Я навлекла беду на самое дорогое, что было в моей жизни! И я никогда себе этого не прощу. И все же есть для нее спасение! Мне пришлось умереть на миг, один короткий миг, чтобы услышать от духов то, что очистит Марианну от проклятья. То, что избавит ее от мучений и лжи. Но и то, что убьет ее, не дав шанса ощутить сладость человеческой жизни. Аtramentum lacrimis – Чернильные слезы - это единственный способ прекратить существование Мари. Существо, порожденное человеческой рукой, нацарапавшей чернилами заклинание на бумаге должно сгореть вместе с этой бумагой. Так случилось, что и я, и Дерек приложили руку к заклинанию, написанному в наших дневниках. А значит сжечь наши записи и нашу дочь – это единственное избавление от проклятья. Но это было бы истинным кощунством – бросать дочь в огонь. Я нашла другой выход. Дневники. Для полного цикла нужны дневники всех трех. Отражение души Марианны будет заложено чернильными слезами в ее записях…* Захлопнув дневник, я отбросила его в самый дальний угол комнаты. Еще никогда я не была так близка к собственной смерти. Два дневника из трех были в моей власти, и даже побывали в руках врагов… Еле-еле передвигая ногами, я добралась до спальни Деймона. Вампир в те минуты как раз читал мой дневник. Выхватив записи из его рук, я размахнулась и, что было сил, метнула их на высокий дубовый шкаф. - Допустим, я не стану кричать на тебя за это, но все же было бы интересно послушать, почему ты вторглась в мое личное пространство! – воскликнул Деймон, окинув меня обеспокоенным взглядом. - Узнав судьбу этого дневника, ты сам больше никогда не захочешь касаться его, – вздохнула я, присев на край кровати.