… или же Операция «Шашлычки на выгуле»
Когда-то давно, когда увлекалась метафизикой, я слышала о том, что в каждом из нас есть частичка Бога. Бог есть Любовь, то есть, в каждом из людей есть хоть немного Любви, и каждый самостоятельно волен выбирать свой путь общения с Богом. Внутри нас также есть и наша собственная энергия, которую мы черпаем из бесконечного океана энергии. Мы можем управлять ей как внутри себя, так и вокруг нас. Во время своей смерти, например, когда мы погибаем насильственным способом, энергия, которую мы не успели потратить, высвобождается, создавая то, что люди называют «призраком». К чему я это всё? Да я просто не могу уснуть. Балу забрал меня с базы Дозора, весь такой важный и приятный, завёл в какую-то гостиницу и ушёл по своим делам, наказав мне оставаться здесь. Куковать весь день в одиночестве было не слишком-то комильфо, но я справилась, заставив себя уснуть. Сейчас же было уже где-то за полночь — это я определила по спёртым у него часам. Нет, мне не стыдно. Этот тип какой-то мутный, и он мне конкретно так не нравится, так что… Fuck that guy. Спать двадцать часов в сутки, как Гоголь, я пока не умею. Вообще то, что я в последнее время высыпаюсь, плохо сказывается на моём студенческом организме — я начинаю думать о том, как бы жить, а не как бы выжить. За Вегапанком, как показала практика, плыть придётся на другой остров. Тут меня уже успели узнать, и единственным способом замаскироваться является тот, который я когда-то любила, но сейчас это кажется глупостью. Тоника у меня есть не только зелёная, да и цвет глаз… голос спародировать не проблема, надо только выбрать, чей. А вот с одеждой выйдет беда. Тем более, я всё равно женщина, а к ним тут относятся… ну, без Балу я никуда далеко не ускачу. Разве что ночью, но в это время в Дозоре только всякие охранники работают, засыпая на стульях в коридоре с губной гармошкой в руках. Хотелось есть, причём неистово и не только мне. Гоголь уже начинал зариться на птиц за окном. Я старалась отвлечься от мыслей, которые забивали мою голову уже несколько часов. Отвлечься от мыслей о том, что Сойку искали. Искали давно и даже не на этом острове. Да что там — даже не в этом море! Родом мой сокамерник, как оказалось, был из Вест-Блю, и это было о-о-ой как далеко от этого острова. Неизвестно, зачем, но искал его какой-то господин Хамада, о котором Балу мне решил не рассказывать. Сумма на листовке с фотографией моего бывшего соседа внушала мне убеждение, что принц либо убил его любимую собаку, либо увёл у него жену, либо спёр что-то очень ценное. За что можно так ненавидеть человека, чтобы назначить за его голову сто с лишним миллионов бэлли? Охренеть можно. Мне становилось его конкретно жаль. Непонятно, откуда он такой вылез, весь загадочный и с именем Сойка (Господи, если это реальное имя, то жалость приумножается вдвое), но если он родился в том самом Вест-Блю, это значит, что из-за этого Хамады он не может вернуться домой. А если у него там семья и друзья? Связываться с ними по этим странным улиткам наверняка опасно — судя по тому, сколько этот хрыщ назначил за голову моего сокамерника, он не последний человек в том море, а, значит, может прослушивать телефонные линии, нанимать головорезов, подкупать влиятельных чиновников, и… И я слишком много об этом думаю. Стой, Диззи, мы не герои аниме и спасать мы никого не пойдём. Когда мы говорили, что Сойка «скоро выйдет», мы имели в виду то, что он отсидит положенный срок и отправится на свободу. Погодите, а если его кокнут в темнице? Господи, тьма тьмущая, жуть жуткая, Сойку становится жаль всё больше и больше. С другой стороны, он же довольно долго скрывался от этого Хамады, и наверняка даже от Дозорных… или, может быть, он действительно в чём-то виноват! Вдруг он и правда кого-то убил, причём не вынужденно, как я, а намеренно? Вдруг он украл какие-то важные документы или реликвию, а, может, вообще похитил ребёнка Хамады и что-то с ним сделал? Гоголь громко мяукнул, да так грубо, что я мигом отвлеклась от своих пространственных размышлений. Перевернулась набок, лениво свесив руку с кровати и гладя сидящего на паркете питомца. За окном тускло светила неполная луна, и этот самый свет едва-едва пробивался в комнату, из-за чего глаза Гоголя словно светились в темноте. Кот постукивал хвостом по полу. — Что такое? — я нахмурилась, сгоняя с себя остатки сна и плохих мыслей. Широко зевнула, садясь и ставя ноги на тёплый пол. Минилир оставался жарким даже ночью, и эта постоянная духота начинала непомерно раздражать. — Тебе тоже хочется есть? Еды в отеле не было, и это удручало. За окном слышался приглушённый хохот и музыка с какими-то арабскими мотивами, перекрывающая шум туристического района. Даже здесь женщинам можно было ходить только в платках, а в этих тряпках было просто невыносимо жарко… Аргх, ненавижу жару! Балу всё же разменял мои монеты на нормальные деньги, отдав мне всё без остатка. Купив в ближайшем ларьке что-то вроде шаурмы и пирог с мясом, я устроилась в тени какого-то здания прямо на пыльной мостовой. Здесь было не слишком шумно, да и людей не наблюдалось. — Вот, поешь, — я разломила пополам пирог. Сейчас нормальные магазины не работали, а потому купить даже сырого мяса было невозможно. Кот с осторожностью принюхался к содержимому пирога, и осторожно же начал глотать фарш. — Что, намного лучше нашей напичканной химией продукции? — я хмыкнула, разворачивая свой ужин. Правило не есть после шести было совсем позабыто. Смотреть на непривычно чистое небо было слишком увлекательно. Казалось, что там я могла найти ответы на все вопросы в своей жизни, и голову постепенно начали заполнять ненужные мысли, совершенно глупые. Нужно было думать о том, как мне добраться до следующего острова. Нужно было думать, как мне пробиться к Вегапанку. Нужно было думать о чём угодно, но не о том, сидит ли сейчас также под открытым небом Савва, спрашивая себя, где я сейчас нахожусь. Я безумно скучаю по ним. Настолько сильно, что даже не могу открыть альбом с семейными фотографиями, боясь увидеть на их лицах эмоции, которых там нет и быть не может. Улыбающиеся родители, застывшие на изображениях, не могут испытывать ужас или чувство вины за то, чего не могли предотвратить. Громкий и требовательный мырк Гоголя снова отвлёк меня. Я мелко вздрогнула и глянула на него — как оказалось, кот уже облизывался на мою недоеденную шаурму. — Нет уж, это моё, — я показала ему язык и в подтверждение снова откусила с половину ужина. Кот сразу отвернулся и улёгся на моих вытянутых ногах, потягиваясь. Нетронутое тесто валялось на земле. Конечно, было кощунством вот так раскидываться едой, но… Но меня не слишком культурно прервал возникший, аки чёрт из табакерки, Балу. В глазах его плескалось раздражение пополам с усталостью, и сам он слегка покачивался; от него немного пахло алкоголем. Винить его за пьянство я не могла, хотя захотелось спеть песенку из «Острова сокровищ» про вред выпивки. Мужчина (или же парень? Я до сих пор не пойму, сколько ему лет) был слишком уставшим, чтобы ругаться на меня за выход на улицу без нужных тряпок, поэтому просто привалился рядом. Гоголь немного подвинулся, подозрительно глядя на него и принюхиваясь. Я продолжала есть, всё ещё чувствуя жуткий голод. — Меня как будто через мясорубку провернули, — вдруг пожаловался он, прикрывая глаза. — А ты, я смотрю, бодрая. Пожимая плечами, неловко огладила голову Гоголя, почесала за ушами и заодно подтолкнула его ко мне на колени. Кот с радостью улёгся на моих вытянутых ногах. — Я проспала почти сутки, — яркое небо продолжало радовать глаз, и сотни тысяч звёзд на нём отвлекали от нужных мыслей. На языке вертелся какой-то вопрос, который я обязательно должна была задать, но никак не могла вспомнить, что хотела спросить. — Так что неудивительно. Ты можешь тоже пойти и поспать. Поговорим завтра насчёт того, зачем ты вообще сюда припёрся. — Как будто я… — он осёкся, вздрогнув так сильно, что задел меня плечом. Я постаралась отодвинуться, потому что прикосновения — это слишком уж лично. После слов идут взгляды, после взглядов — прикосновения. Прикасаться к кому-то без необходимости кажется неправильным. Я не слишком хорошо могу сдерживать свои мысли и так, а прикосновением не обманешь никак, если словами ещё можно попытаться… Ты прикасаешься — ты доверяешь, ты вверяешь человеку всё, что ты чувствуешь и о чём думаешь. Это я усвоила только после того, как связалась с плохой компанией и едва не пропала. Ночь навевала тоску, на душе скребли всё сильнее кошки, Гоголь шагал рядом. Сейчас часа три утра, вроде бы, на часы я давно не смотрела. Хотелось холодненького, например, снова пойти к МакДаку и тщетно надеяться, что до семи утра мне продадут мороженое. Но все лавки были закрыты, и даже ларьки позакрывали. Отстойно, одним словом. Оставалось лишь бездумно бродить и думать. И мысли были на редкость хреновыми, хотя так, в принципе, всю последнюю неделю точно. Я бы и дальше продолжала угрюмо пялиться в небо, не видя, куда иду, если бы меня снова не отвлёк Гоголь. Он вдруг выгнулся дугой, зашипел и почти что заорал, скаля клыки в полумрак, а затем с протяжным злым гудением сорвался с места, пугая меня ещё больше. Тупо моргнув, уже на бегу я встревоженно выкрикнула его имя, надеясь напрасно, что он остынет и придёт обратно. Он ждал меня на повороте, а затем, когда я добежала до него, вытягивая руки для его поимки, выскользнул из них с грацией ужа и кинулся прочь, вниз по улице. Ругаясь себе под нос и внимательно оглядываясь по сторонам, я снова побежала за ним, раздумывая, что вообще вселилось в эту меховую шапку. Бегает он слишком быстро для своего веса и комплекции, на спидах, что ли? Ужас, кого я воспитала вообще, пора в монастырь уходить и сбривать свои так тщательно отращиваемые волосы. Неизвестно, сколько мы ещё так бегали, но Гоголь вдруг резко затормозил, да так, что едва не врезался в глухую стену. Он обернулся резко ко мне, поднял хвост трубой и загудел, прижимая уши к голове. — Ты в своём уме, идиот? — дыхание было частым и жадным, словно я только что вынырнула из-под воды, и чтобы нормально стоять, пришлось упереться руками в колени. Каждый глоток воздуха давался с трудом, хотя я, вроде, не настолько хрупкая. — Какого дьявола ты рванул сюда на первой космической? Где мы вообще? Я посмотрела на сворованные у Балу часы и малость охерела от того, что уже четыре часа утра. Просто прелестно, режим полетел в жопу. Как и самообладание. Гоголь глядел напряжённо, где-то внутри его взгляда засел животный страх и вполне человеческое беспокойство, но наружу вырывалась лишь злоба. Зрачок совсем-совсем узкий, радужка чуть уменьшилась, и за несколько лет житья с ним я вполне могла определить, что же случилось — только что Гоголь спас меня из очень и очень большой передряги. Я не имею понятия, от чего мы убегали, потому что никаких подозрительных шумов я не слышала, но этот взвинченный кот с его ненормальным, незвериным поведением слышит, видит и чует лучше меня в несколько раз. Не мне сомневаться в его компетентности, в конце концов. Это звучит слишком глупо. Я присела на корточки, обхватывая колени руками и заглядывая в зелено-жёлтые глаза. Гоголь ответил мне долгим взглядом, из которого постепенно уходил страх и агрессия. — Реакционер, — буркнула я беззлобно, кисло улыбнувшись. — И что же там такого случилось? Серый мотнул головой и, казалось, нахмурился. Действительно, мимика у него всегда была более человеческой, чем у других котов, но с переходом сюда все только усугубилось… Что же стало с тобой, Тотошка? Я встала было и направилась обратно, как вдруг замерла, словно вкопанная. Я помнила это место, маячившее впереди, еще со вчерашнего утра. Точно! Именно его я видела из окна нашей с Сойкой камеры! Вот те же колонны и те же высокие кусты, похожие на инжир. Гоголь что, привел меня?.. Ах ты, удот хвостатый! Вздумал меня подловить и заставить освободить этого дрянного недо-самурая? Ты в своем уме, падла ты перекатывающаяся?! Как теперь мне отсюда выходить и оправдываться, если меня кто-то увидит, мать твою? Кот важно глянул на меня и сел на задницу, обвив хвостом лапы. Почувствовав адское желание эту самую пушистую задницу надрать, я уже готова была приступить к выполнению своей миссии, но… И снова это проклятое «но»! Почему меня вечно тянет не в те места, не в то время, и реакция у меня совсем не та? Надо было плюнуть, развернуться и уйти. Но нет, Диззи же умная, она услышала смутно знакомые голоса и пошла на звук. Притаилась за стеной, заметив сидящего около одного из окошек мужчину. Его силуэт резко выделялся на фоне остальной улицы. Загорелый, седой… сомнений в том, что это Балу, у меня не было. Ухмыляясь вполне себе недобро, он о чем-то разговаривал с моим бывшим сокамерником, который, вопреки своему обычному спокойствию, уже весь кипел от возмущения. -… Ну же, Сойка, мы с вами вполне можем поладить. Хамада знатно мне заплатит мне за то, что я приведу вас живым. Я прекрасно знаю, что вы можете вылезти отсюда сами. — Замолчи. Принц практически рычал, его голос казался непривычным и словно… двоился? Как это вообще можно описать? Словно несколько человек говорили одновременно. Очень зло говорили, стоит уточнить. Балу выглядел оскорбленным в лучших чувствах. Удивительно, что меня с моими хреновыми навыками скрытности еще никто не обнаружил. Но да ладно, любопытство, признаю, брало свое. Видимо, мои подопечный решил нажиться и приволочь Хамаде Сойку, чтобы получить деньги. А что? Пират — он и в аниме пират, хотя я удивлена: другие накама (или как тут это называется?) Эйса что-то не рвались за наградой посредством сдачи чужих голов и тел кому-то другому. — Ты не первый и не последний головорез, кто пришел за мной, — продолжал принц уже спокойнее, не теряя своего поистине царского достоинства. Вот я его не вижу, но он внушает. Даже не могу точно сказать, что именно он внушает, но это определенно факт. Словно сам царь снизошел до разговора с простыми смертными. Хотя пирожок мой он жевал совершенно спокойно и не по-царски. — Я не вернусь туда даже если захочу, — продолжал тем временем Сойка, а я следила за переменой настроения Балу. Сначала усмешка переросла в жуткий оскал, а затем пират и вовсе как-то помрачнел и затих. — Там нет ничего, что было мне дорого. Это чудовище, некогда бывшее моим отцом, не оставило от нашей семьи ничего. Оп-па! Какие, однако, раскрываются факты! То есть, погодите… Тот самый загадочный господин Хамада, собирающийся отвалить за Сойку кучу бабла — его отец? Версию с воровством это, конечно, не отменяет, но что-то принц слишком уж горько отзывается о семье… О, нет. Только не грустные флэшбеки. Отстаньте от меня с этим, пожалуйста. — Ох, — в голосе Балу сквозили язвительные нотки. — Ваша семья? Насколько я знаю, ваш брат был довольно надоедлив. Давно надо было вырвать ему его паршивый язык… Балу, сам того не ожидая, резко заткнулся и улетел в стену, больно о нее приложившись. Грохот стоял слишком уж оглушающий, так на него сверху еще и горшок с кактусом свалился, разбившись о голову. Понятия не имею, как он такое выдержал, но я сныкалась лучше, став еще незаметнее, и тихо охреневала от происходящего. Гоголь все время напряженно щурился в сторону окна. Создавалось впечатление, что оттуда повеяло могильным холодом и медленно-медленно потянулись во все стороны щупальца Страхоужасов. На землю рядом с ботинком оклемавшегося Балу приземлился первый ворон, громко каркнув. — Кажется, я сказал тебе заткнуть свой поганый рот, — о. О-о! Вот теперь-то кто-то действительно вышел из себя! Дошел до кондиции, так сказать! Причем этот приторный тон и «Вы» от Балу могли бы выбесить даже меня, но что-то подсказывает мне, что здесь что-то совсем не то. Брат, да? Языки, да? Что за пародия на Игру Престолов? Куда я, блять, попала? Пора драпать… Я осторожно огляделась, переставая следить за мужчинами, и внезапно обнаружила, что вокруг нас что-то дохрена ворон. Все они клокотали и размахивали крыльями, нервируя что меня, что Гоголя, что Балу, который уже осознал, что пахнет паленым и нужно валить, но-о… Принц, даже находясь за решеткой, не собирался его отпускать. Какой к дьяволу Сойка, если он напризывал тут кучу ворон и вот-вот превратится в Итачи Учиху, пафосно улетев на них в небо? — Я не вернусь в Казуки до тех пор, пока жив мой отец, — продолжал рычать своим страшным раздвоенным голосом Сойка. — После его смерти я, как единственный наследник, займу пост главы клана и выведу нас из той беды, в которую он нас завел. Если ты хочешь отвести меня к нему, тебе придется достать меня отсюда и убить. Я, — послышался хруст, и вороны начали усиленно трясти крыльями и собираться вокруг подскочившего Балу. — Понятно… — в глазах седого впервые за несколько дней, которые я его знала, отразился настоящий ужас. — Объясняю? Твою мать, мне, похоже, тоже пора бежать. Птицы накинулись на Балу, словно голодные псы на кусок мяса. Послышался громкий клекот и такие же громкие крики повалившегося на спину мужчины. Из окон начали выглядывать сонные люди (конечно, четыре утра, а тут такой шум!), глазея на ужасающую картину. Пребывая в немом шоке, я каким-то левым участком мозга поняла, что ноги мои давно подкосились, и я теперь просто рухнула на землю, во все глаза пялясь на то, как десятки птиц рвали пирата на куски. Гоголь шипел, выгнувшись дугой, словно и правда смог бы меня защитить, если бы я оказалась под «прицелом» приспешников Сойки. Когда раздался первый женский визг, я словно очнулась от глубокого сна или вынырнула из-под воды. Это нужно было остановить. Каким бы хреновым человеком ни был бы Балу, он не может просто умереть от стаи озверевших птиц. — Хватит! — я вынырнула из своего укрытия, сдергивая с себя тряпки и глядя прямо в глаза Сойке. Тот наблюдал за всем в окно, хмурясь, но в его взгляде я не видела осмысленности. Они горели красным огнем, и белок, казалось, стал черным-черным. Особенность освещения или… — Прекрати это! Прошу тебя! Глаза Сойки сверкнули в темноте багровым цветом, и я едва узнала его из-за красных полосок на посиневшей коже лица. Они обрамляли глаза, тянулись вдоль скул и над бровями, образовывали причудливый узор на шее. Это смотрелось красиво и дико одновременно, но совсем не этому нужно было уделять внимание. Взгляд загнанный и словно остервенелый, кипящий ненавистью и злобный до дрожи в онемевших ногах. Именно. Вот почему он внушал такое странное, несвойственное мне опасение. Одним своим взглядом он доводит едва ли не до истерики, и… — В смысле… Чувак, прекращай. Этот идиот, конечно, редкостный ублюдок, но давай обойдемся без убийств! Разве насилие — это выход? — опять язык думает быстрее мозга. И это при том, что у меня сейчас будет припадок, и что язык не способен думать в принципе. — Только подумай, сколько тебя будут тут держать за убийство! Так что, Итачи-сан, отзовите своих приспешников хаоса и расслабьте сжавшееся очко! Блять. Язык мой — враг мой, ибо взгляд Сойки стал еще более зловещим. Он рыкнул особенно громко, но шум за спиной постепенно стих. Вороны разлетались по своим делам, оставляя в покое полурастерзанного Балу. Мужчина захрипел, но пока не двигался. — Уходи, — голос Сойки перестал быть таким пугающим, и кожа его медленно приходила в нормальное состояние. — Ты отказалась помочь мне, поэтому тебе незачем лезть в мои дела. Если этот головорез решит еще раз сунуться ко мне, вряд ли ты сможешь ему помочь. Я поджала губы, отворачиваясь к Балу. Тот лежал, практически полностью растерзанный, и явно пребывал без сознания, что к лучшему. Ни к чему ему чувствовать всю эту боль. Лечить людей я, конечно, не умею, но оказать первую помощь и доставить его в больницу на своем горбу стоит попытаться. Вблизи мужчина выглядел еще более пугающим, нежели издалека. Все его тело было испещрено рваными ранами и ссадинами, темная кровь сочилась без остановки и, прежде чем меня оттолкнули в сторону подоспевшие врачи, я успела заметить полностью залитую алым левую глазницу. Пустующую. Удерживая рвоту внутри себя, я сглотнула вязкий комок в горле и натянула на себя положенные тряпки. Не было смысла куда-то сейчас уходить, пусть и оставаться наедине с Сойкой казалось дикостью. Да, он и за решеткой, но это нисколько не помешало ему так серьезно навредить Балу, который, фактически, не мог ему ничего сделать. Не бросать же в камеру динамит… Еще один громкий крик отвлек меня от моих пространственных размышлений. Тело Балу, которое аккуратно подняли на носилки, все как будто «поплыло», расплавилось, и от этого зрелища я не удержалась — едва успев приподнять тряпку, явила миру собственный поздний ужин (или ранний завтрак?), сгибаясь пополам. Гоголь с возмущенным мявком отпрыгнул от меня. Было видно, что эта пушистая скотина вообще не испытывает ни страха, ни отвращения. Гоголь сидел. Я сидела рядом. Сойка сидел через стенку от нас, нервно поглядывая через решетку. — Еще раз, — своим страшно-проникновенным голосом начал в сотый раз принц. — Почему ты здесь? Ответ был прост, аки решение задачек по матану в третьем классе. Гоголь сидел, не двигаясь, и при любой попытке сдвинуть его с места начинал неистово орать, царапаться и кусаться. Всего попыток было предпринято две, потом я осознала, что это гиблое дело, и теперь мы с кошаком просто пытались извести друг друга, устроив соревнование «кто больше на жопе без еды просидит». Пока что шли, что называется, ноздря в ноздрю, и мне даже спать не хотелось, ибо после увиденного недавно меня мутило и мелко-мелко трясло. Тело Балу, в какой-то момент просто расплывшееся в странную смесь из жировоска, и воняющее настолько отвратительно, что я уже даже не хотела есть, прочно засело в памяти. Мостовую быстренько отмыли, конечно, но меня все еще преследовал этот запах. Гоголь иногда тоже морщился. — Потому что я не могу уйти без Гоголя, — прошипела я. — А ему отчего-то приспичило посидеть рядом с твоей решеткой. Понятия не имею, что он от меня хочет. Серый проникновенно пялился в мои глаза, а я отвечала ему точно таким же взглядом. Вряд ли я понимала, чего он хочет, но постепенно вид кота начинал становиться все более и более разочарованным. Умел бы он говорить — скорее всего уже послал бы меня трижды в пешее-эротическое, а так только и мог смотреть в глаза. Хорошо хоть не шипел больше, а то он меня стал в последнее время здоровски так пугать. Мы сидели так уже около двух часов, и мне становилось все любопытнее, что же там за история у Сойки с его отцом и братом. Конечно, это грустный флэшбек, а я не какой-нибудь герой аниме, но интересно же! Вдруг у него есть какой-нибудь способ вернуть меня домой, и он поможет мне, если я каким-то образом помогу ему? Это заманчиво, но может случиться и так, что он не нуждается ни в чьей помощи, либо же отлично это скрывает. В любом случае, принц не выглядит человеком, который без проблем идет на контакт. Хотя в камере… — Мои вещи в комнате того охранника, — вдруг отчетливо шепчет мужчина, хватаясь рукой за прут решетки. Я беззастенчиво уставилась на его пальцы, на побелевшие и выпирающие костяшки. Дрался он, видимо, часто. И снова это кимоно, обнажающее татуировку… — Лук и походная сумка красного цвета. Прошу, — несмотря на просьбу в его голосе не было ни намека на мольбу. — Принеси их. И тогда я помогу тебе, если что-то понадобится. Окей. Он читает мои мысли. Я всеми силами сконцентрировалась на сырных крекерах, глядя ему прямо в глаза. Мне показалось, или он занервничал? — Что? — резко бросил он. — То, что я убил того головореза… Ясно. Мысли он не читает. Какое разочарование! Но это было заманчиво. Даже если у него нет какого-то плана по возвращению меня домой, с такими людьми надо дружить. Я потерла подбородок рукой и задумалась, щурясь на утреннее солнце. По идее, комната с вещами заключенных должна неплохо так охраняться, а ночь уже прошла. Конечно, я видела всего двух-трех Дозорных, но их может оказаться и больше, а я не собираюсь снова оказываться в камере. Сомневаюсь, что Балу с того света сможет явиться, чтобы вытащить меня снова. Стоп! Стоп-стоп-стоп! Я что, рехнулась? С какого хрена я так спокойно думаю о нарушении закона? Ну уж нет, никуда я не пойду и ничего красть не собираюсь. Я — законопослушный гражданин Российской Федерации, который за всю свою жизнь никогда ничего не крал. Да, даже несмотря на цены на канцелярские и художественные принадлежности! Задумалась еще пуще. Ох, превеликий Ктулху, я ведь уже и человека убила! Да еще и не одного, корабль же взорвала… черт, вот это действительно неприятно. Одно дело — читать об этом в различных книгах, но другое — сделать это самостоятельно и помнить об этом. И я даже практически не испытываю по этому поводу ничего! Нет, конечно, мне очень стыдно, и даже немного страшно (бояться себя — нормально?), но… больше ничего. Я в растерянности уставилась на Гоголя. Кот склонил голову набок и издал свое самое милое и тихое «мяу», словно поддерживая меня, и потянулся вперед, приложившись своей трогательной мордой к моей руке. Ну, «трогательной» она была бы, если бы он не был таким огромным. Ты точно не книззл, милый? Пару минут я пребывала в своих раздумьях, пока наконец не повернулась к Сойке. У того был полный странной затаенной надежды взгляд и очаровательная бородка. — Ладно, — я сжалилась и вздохнула. Поднявшись во весь свой небольшой рост, я отряхнула одежду. — Я постараюсь сделать это ночью. — Нет, — во взгляде Сойки отразилась настоящая паника. Мужчина скрылся в тени камеры, попытавшись не слишком явно обнять себя руками за плечи. — Они уже знают, где я, и это плохо. Прошу, постарайся сделать это до наступления темноты. — Ты что, охренел? — не слишком вежливо шикнула я на него. — Я итак тут рискую своей задницей, чтобы тебя вытащить. Так что изволь дождаться, Рапунцель. — Хватит давать мне такие глупые прозвища! — возмутился Сойка и притих, когда ему что-то крикнул стражник. Он явно не был рад такой странной побудке в шесть утра. — Зови меня Сойка или принц. Никак иначе! Я хмыкнула и издевательски ухмыльнулась, практически забывая про тот случай с воронами. Я нужна Сойке, так что вряд ли он меня убьет. — Я поняла тебя, Тыковка. Ох, Даймио, его лицо в этот момент было чертовски, просто-таки невыносимо привлекательно-охреневшим. База Дозора на Минилире, насколько я поняла, была не единственная. Вернее, в этом городе — был еще один побольше, и вот там была по-настоящему бандурная бандура. Там бы мне вряд ли удалось прокрасться на территорию базы, просто напялив парик и замаскировавшись под невзрачного парнишку. Я не являюсь воплощением изящества и гибкости, но перелезть через высокий забор там, где не было острых кольев, не было особой проблемой. Конечно, напевать при этом песенку про «бандито-гангстерито» из «Приключений Капитана Врунгеля» было необязательно, но меня так никто и не засек. Даже этих странных улиток на стенах не было, как будто тут у этих Дозорных аномальная зона с сохранившейся эрой палеозоя. Бр-р-р. Вещи хранились… хрен знает где. Нет, я серьезно, я понятия не имела, где мне их вообще искать. Очевидно, что в главном здании, а не вот в тех бараках. Кстати, бараки тоже маленькие какие-то. Нахрена им тут база Дозора, если Дозорных-то и нет? Просто так, чтобы показать, что остров принадлежит стране, состоящей в Мировом Правительстве, и бла-бла-бла? Господи, эти речи от Тьери навсегда останутся в моей голове… Лук и походная красная сумка. Гоголь ускакал искать их в другую сторону, и почему-то меня терзали сомнения, что он не найдет их первыми. Мой кот стал в разы полезнее меня, и это несколько удручает, если подумать. Освобождает меня из тюрьмы, приносит записки, шпионит, ворует вещи. Скоро сожрет Дьявольский Фрукт, найдет катану и станет каким-нибудь Дозорным или пиратом. Как там называются те… семеро? Шестеро? Ох, неважно, мой мозг просто не может запомнить столько вещей, не относящихся к моему будущему диплому или зачету. Чертова духота и жара были даже здесь. Одернув ворот кофты, я закопалась в различные ящики на каком-то складе. Итак, судя по тому, что тут только оружие, вряд ли я найду тут вещи Сойки. Пойти и посмотреть в другом здании, или же сунуться в основное через какое-нибудь боковое окно? На самом деле, выбор не так уж и велик, но стоит попробовать… В который раз поражаюсь, это я так схуднула, или у них с окнами проблема? Почему я так спокойно пролезаю в них? Странно-о-о. Похоже на какой-то кабинет. Почему везде пусто? У них учения, или, может, что-то вроде того? Покопалась в каких-то бумажках. Постер с Сойкой и еще некоторыми пиратами, всякие документы и рапорты, и… бинго! Письмо от некоего господина Хамады о том, что они будут рады забрать Тыковку сегодня вечером. Вот это, конечно, новость неприятнейшая из возможных. Хотя, он сможет добраться домой. Может, ему просто стоит поговорить с батяней? Вспомнив слова Балу про младшего брата и язык, я мотнула головой. Действительно, поговорить. Если бы мой отец вырвал язык Савве, я бы самолично постаралась засадить его в тюрьму или избить, хотя по натуре своей я личность неконфликтная. Не как Гоголь, он как неуправляемая бомба, которая вот-вот рванет, но еще не время. Он копит в себе всю злобу, а потом срывается, расцарапывая занавески и начиная орать дурниной в четыре утра. Нужно было срочно найти вещи Сойки, потому что мне совсем не улыбалось спасать его с чужого корабля. Как там Гоголь? Задумавшись, я не сразу уловила щелчок засова, и не сразу же заприметила сунувшегося в помещение мужчину. Он внезапно застыл на месте, так и не закурив, и уставился на меня, с чужими бумагами в руках и явно не Дозорной физиономией. В помещении как будто стало на пару градусов жарче. Я, судорожно раздумывая, как мне выйти из маячившего перед моим носом конфликта целой и невредимой, оттянула ворот кофты и положила бумаги обратно на стол. Мужчина типичной арабской внешности все же закурил. — И, — угрожающе начал он. — Что ты тут делаешь? Я открыла рот и тут же его закрыла, для надежности накрыв губы рукой. Не хватало мне еще снова проколоться. Так… думай, думай! Тебе срочно надо что-нибудь придумать, а то… — Ты от господина Хамады? — все же спросил он наконец. Я на секунду замерла, но тут же энергично закивала, поджимая губы. Конечно, я из свиты достопочтенного господина Хамады, которого ни разу не видела в лицо! Мужчина обошел стол и сел за него, когда я отскочила в сторону, стараясь сохранить нормальное выражение лица. — Мне сказали, что ты прибудешь немного позже, — продолжал, видимо, здешний командир, пока я решала, что делать дальше. Можно было бы треснуть его по макушке чем-нибудь тяжелым, а потом использовать, как заложника. Или… или просто и дальше претворяться. — Ты тоже попал под его странную политику отрезания языков? Снова кивнула, делая себе заметку не открывать рот просто никогда. Не перед этим мужчиной. Да-да, мне отрезали язык, я из свиты Хамады, а еще и Шиноби, и вообще, отстаньте от меня. Эх-х, Гоголь, Тыковка, где же вы? — Вы не надумали забирать его раньше? — его голос стал каким-то скучающим. — Он ничего не жрет с тех пор, как мы поймали его. Даже от воды пару раз отказывался. Я подумала и полезла за блокнотом. Вроде бы был у меня чистый в клеточку… «Он довольно упрям» Главное — не открывать рот и не пытаться общаться жестами. «Могу я его увидеть? Нужно убедиться, что это действительно он» — Твой босс мне не доверяет? — со скрытым наездом спросил мужчина, покосился на меня и смахнул пепел в богато украшенную пепельницу. — Мы присылали вам изображение по Ден-ден Муши. Я приподняла брови, типа настаивая на своем. Поколебавшись, мужчина махнул рукой и позвал кого-то по улитке. Они у них все же есть, просто они не используют их в качестве камер наблюдения… как странно. Знакомый мне уже стражник меня явно не узнал. Я старалась двигаться рядом с ним с максимальной грацией, которую только могла изобразить, вспоминая все свои походы на курсы актерского мастерства, пока учеба не начала отнимать все время. Шагать от бедра, спина выпрямлена, плечи расправлены, придать позе внешнюю расслабленность — и вуаля! Вы идеальны! Но не я. Когда Сойка увидел меня по ту сторону решетки, да еще и в другой одежде и другом «обличье», он нахмурился. Да что там нахмурился, на его посиневшей вмиг коже начали проступать те самые красные полоски! Идиот, он что, подумал, что меня опять поймали? А, ну я бы подумала также… Дернула плечом. Лишь бы он не затупил, лишь бы он не затупил… — Так что? — Дозорный наклонился ко мне, пока я строчила фразу в блокноте. — Вы насмотрелись? Тогда, может, отвести вас в бараки? Провести экскурсию? Знаете, девушкам опасно ходить у нас поодиночке… «Это точно он. Отведи меня назад к твоему боссу и, еще, собери вещи этого лучника. Господин Хамада расстроится, если пропадет кое-что ценное. И я парень» Все, пацан, это фиаско. Так ты, я готова поспорить, еще никогда не проебывался. С кислыми щами мужчина пошел впереди меня в помещение, где, очевидно, были вещи пленников, пока я кинула в Сойку смятую записку о том, что ему надо сидеть на своей заднице и не двигаться с места, пока мы с Гоголем постараемся все уладить. Сомневаюсь, что он мне доверяет, но поскольку он спокоен, можно сказать, что он доверяет моему коту. И снова этот пушистый комок нервов полезнее меня, черт! Нужно забрать его вещи и найти способ вытащить из камеры. Своровать ключи? А если тот главный Дозорный решит провести со мной время? Понятно, что мне тут нет доверия…, а если прибудет настоящий приспешник Хамады? Что я буду делать? Глядя на красную походную сумку и красивый, массивный лук, переливающийся металлическими вставками и притягивающий взгляд блеском лакированного темного дерева, я неожиданно все поняла и осознала. Мне просто нужно завертеться, аки игроку Времени, и успеть за несколько минут сделать то, что некоторые люди планируют и делают днями. Своровать вещи, спасти японца, найти Гоголя, свинтить с базы до приезда настоящего человека из того Кизуки (или как город называется?), да еще и успеть свалить с острова до того момента, пока за спасенным японцем не прибудет корабль. Дьявол... Операция «Шашлычки на выгуле» официально началась.***