Перо Света и Крылья Тьмы

Густой молочно-белый туман застилал все в радиусе метра. Дальше же не было видно ничего. Пугающая атмосфера беспамятства давила на неё, хотя она даже не осознавала, где находится. Было тихо настолько, что она слышала, как стучит сердце. Беспокойно, настороженно. Туман не позволял разглядеть ничего. Вокруг не было ничего. Лишь босые ступни холодным разрядом пронзал ледяной пол, а грубая ткань длинной рубахи неприятно терлась о кожу. Она шла осторожно, словно боясь сделать необдуманный шаг прямо в пропасть, которую может и не заметить. Ей все время казалось, что из-за тумана за ней постоянно наблюдают. Следят внимательно, глядя за каждым движением, не упуская ни момента, словно даже не моргая. И все казалось, что незримый наблюдатель бросится на неё из густоты тумана и сожрет, подавив полузадушенный вскрик, что запоздало вырвется из груди. Она была уверена, что этот самый наблюдатель есть. Что он здесь и рядом. Дышит в спину, или даже в ухо. В правое ухо. Обдавая своим холодным, как лезвие кинжала, дыханием и шепча всякие гадости. От них клонило в сон и появлялось раздражение от назойливых речей. Наблюдатель был подобен змее. Он кольцом, сотканном из самого тумана, обвивался вокруг неё, словно точно убеждая в том, что сбросить его не получится. И это так. Она уже пыталась от него избавиться. Несколько раз яростно смахивала рукой туман, который покорно растворялся в легком порыве ветра, но уже спустя меньше, чем минуту, туман, словно на зло ещё более плотный появлялся вокруг неё, а над ухом вновь возобновлялся шепот. — Ах если бы ты знала, как смешно наблюдать за твоими потугами избавиться от меня. Я есть твое сознание, девчонка. Голова мутнела, разбухая, казалось бы, от любой даже самой незначительной мысли. Очень хотелось лечь спать. Она постоянно возвращалась к тому, что хочется спать, чтобы погрузиться в глубокий сон, не слушая ядовитый голос этой мерзости, которая осмеливается ещё заявлять о том, кем является. Но это перекрывалось страхом. Этот голос не был пугающе-раздвоенным или рычащим. Он не был сладкозвучным или преисполненным злобой. Не был искушающе-хитрым или певучим. Но он словно вбирал в себя интонацию, тембр, акцент на слова всех тех, кого она знала. Его голос был идеальным сочетанием голосов дорогих для неё созданий. Это было подобно насмешке. Голос был похож на все голоса и ни на один одновременно, имея свое особое звучание. — Посмотри, где ты сейчас. Сейчас в клетке собственных страхов. Это отвратительно. — Замолчи! — закричала она, но ни один звук не вырвался из распахнутого рта. Собственный голос был уничтожен. Он словно иссох, и его унесло ветром. Он теперь ничего не представлял. Незримый наблюдатель был прав. В клетке собственных страхов она не имеет никакого влияния или значения. Х-ха. — голос на секунду запнулся, а потом наблюдателя прорвало, — Ха-ха-ха-ха-ха! Твое значение здесь утеряно, а ты все пытаешься мне приказывать! Как это нелепо! Она осела на колени, склонив голову, а в тот момент хватка наблюдателя усилилась, словно он хотел задушить её как можно быстрее, но все равно монолог продолжился. В сон клонило все сильнее, а держать веки распахнутыми было тяжело. — Ты потеряла все, чем гордилась, — рычит голос, — Все, что тебе было дорого! Теперь так будет всегда. Враги снова и снова будут заставлять тебя падать на колени и молить о пощаде, словно ты побитая псина. Девушка закрыла уши, надеясь избавиться от этого голоса, но он проникал в голову, в самую суть, а потому и голос его, четкие, дребезжал в каждом уголке её организма. — Ребенок мертв, — произнес голос, — Ты старалась, так старалась спасти её, но она все равно умерла. Погибла от ожогов и болевого шока, пока вы добирались до поместья, её не успели спасти. Образ Мэй, тут же воплотившийся в голове, отдался болью. Но слез не было. Она не могла не говорить, ни плакать. Она была каким-то призраком, практически не ощущая собственного тела. — Не стоит возвращаться туда, — промурлыкал голос, — Останься здесь. Тут есть только туман, здесь нет места твоим повседневным проблемам. Останься тут и усни. Её мутный взгляд взметнулся куда-то вперед, и она смогла сквозь дымку тумана разглядеть движения наблюдателя. Тот вился около неё, подобно ластящемуся к хозяину кошке, он обвивался диким плющом вокруг её рук и ног, и она практически тонула в этом плену, закрывая глаза, приготовившись погрузиться в абсолютное беспамятство. — Спи, Астрид, — проникновенно пропел голос, и она почувствовала, точно её гладят по голове. На последних словах голос стал шипящим: — Спи, как твои родители. Внутри появилось такое ощущение, что цепи, которые со скоростью летели вперед, нашли, за что зацепиться и резко дернувшись, остановились. Что-то внутри препятствовало падению в плен наблюдателя. А потому обвивающиеся вокруг девушки конечности немедленно прожгло словно огнем. Она завалилась назад, но вместо того, чтобы её корпус приземлился на гладкий пол, она провалилась в черноту. В её ушах задребезжал раздосадованный крик наблюдателя. Сердце затрепетало, а от чувства полета желудок судорожно поджался. Немой вскрик страха застрял в глотке, словно потеряв выход в неведомых тисках. Она чувствовала, что чем ниже она падала, тем холодней и больней становилось во всем теле. Правую руку даже обжигало. Волосы болезненно хлестали по лицу. — …рид… Тьма начала словно притупляться. Абсолютная чернота стремительно теряла насыщенный черный свет. — …рид!.. Блеклость все разрасталась, становясь темного, затем обычного, а после уже и светло-серого света. Тьма постепенно отступала, превращаясь лишь в ярко-черную кляксу наверху, словно она вылетела недавно из этой самой черной кляксы. — …А…трид!.. В голове громко ухнула мысль, что зовут её. Это её имя. Так же, как назвал её незримый наблюдатель. Астрид. Её звали Астрид Хофферсон. Это мысль пульсировала в голове ровно две секунды, вновь сменившись мысленными паническими воплями о том, что она вот-вот упадет. Её тело изогнется в неестественно-страшной позе. Хруст костей будет громким, даже слишком, если она не приземлится под правильным углом. Кости может быть даже прорвут кожу, легкие… А может быть она проломит голову и умрет быстрее, чем успеет почувствовать хоть малейшую крупицу боли. Да, возможно так и будет. Не хотелось бы мучительно умирать, наблюдая за тем, как её мозги выкатятся из проломленного черепа. О, как это будет страшно, мерзко, тошнотворно. Серость, которая постепенно превращалась в ослепительный свет, заставлявший зажмуриться, лишь подтверждала мысль о том, что она вот-вот упадет. Сердце стучало как-то ужасно медленно, она даже думала, что оно остановилось от страха. Но потом медленный, звонкий стух эхом отразился в ушах. Перед ней стоял кто-то темный, жуткий, тянувший к ней свои руки. — Астрид!!! Ослепительный свет тут же исчез, заменившись обыкновенным потолком. Тело, в момент беспамятства пребывавшее в сказочной легкости, резко потяжелело, причем настолько, что она с трудом смогла открыть глаза. Над ней навис Корн, в его зеленых глазах читалась тревога, а сама она распахнула иссохшие, потрескавшиеся губы в немом крике. Правая рука ныла, ноги болели, в некоторых местах челюсти покалывало неприятной тупой болью. Её грудь начала часто вздыматься, а сама девушка стала тяжело дышать. Было очень жарко, она лежала на сказочно мягкой кровати, укрытая одеялом и лежащая на двух подушках. Тело было слабым, но когда она вспомнила о словах наблюдателя, сообщившего ей о том, что Мэй погибла, резко налилось силой. Хофферсон подскочила на кровати, и к ней вернулся голос. — Г-где Мэй?! — она произнесла это чуть ли не плача, готовясь к самым худшим новостям. В глазах стало сильно жечь, стоило представить, что она не успела её спасти, хоть и желала этого всей душой. Ей голос был ужасно слабым, чтобы произнести это достаточно громко, потребовалось сильно напрячь голосовые связки. Корн на секунду напрягся, чтобы вспомнить о самой Мэй и сформулировать ответ. Астрид, восприняв это молчание, как сигнал того, что Корну трудно говорить о смерти девочки, поджала дрожащие губы, и слезы потекли из глаз, упав на одеяло и впитываясь в ткань. Хофферсон опустила голову. Корн, увидев эту реакцию, конечно же растерялся. — Эй, эй! — он тронул её за плечо, чуть потряхивая, и она сквозь слезы посмотрела на него. — Не переживай! С девочкой все хорошо! Она жива, и её раны зажили! Астрид смотрела на него несколько секунд, анализируя этот ответ в своей голове, а после все замутненное после беспамятства сознание накрыло волной спокойствия и безумного облегчения. На груди стало легче, с плеч словно упала гора. Всхлипы вырывались из настрадавшейся груди, а сама она подперла щеку кулаком, закрыв правый глаз. — Я. Я так рада, что с ней все хорошо, — она с трудом могла связно говорить, потому что язык совершенно отказывался шевелиться. — Я д-думала, что не успела. Корн слегка приобнял её за плечи, другой рукой поглаживая по голове. Он пытался произнести что-то успокаивающее, но Хофферсон не слушала его. Она была просто рада видеть его, понимать, что теперь она в безопасности. Волосы Астрид были изрядно спутаны, сама она за те дни, что демоны Игниса с достойным рвением искали её, сильно исхудала, глаза на фоне осунувшегося лица стали казаться болезненно большими, губы её потрескались, а сама кожа приобрела слишком бледный оттенок. Хофферсон выглядела очень уставшей. Под глазами пролегли мешки, а сама она с трудом могла говорить, так как ещё не оправилась. Девушка долгое время не могла успокоиться. Иногда она вздрагивала, вспоминая те отрывки, в которых безжалостно убивала демонов, и финальный — в котором она с нескрываемым наслаждением обрушила на лежащего судью все свое пламя гнева. Она не чувствовала себя виноватой, но ей становилось страшно. От самой себя. Может ли произойти так, что она не сумеет совладеть с собой и ненароком впадет в состояние Защитного Механизма. Вдруг она навредит кому-то ещё? В конце концов, она использовала эту способность лишь несколько раз, и только в одном случае сознательно, чтобы совладать с собой и спасти Мэй. Мэй… Мысли в голове на секунду замерли, а потом перестроились в совершенно иную форму. Теперь все тревоги ушли, осталось лишь несколько самых значимых. Хофферсон быстро подняла взгляд и посмотрела на Корна. Тот мигом перехватил зрительный контакт, повнимательнее вглядываясь в её лицо, стараясь уловить каждую её эмоцию. — Где Мэй, Корн? — тихо произнесла она, а её губы чуть подрагивали, она ещё не отошла от пережитого облегчения. — Скорее всего у Готти… — задумчиво произнес парень, — Представляешь, девочка талантливой оказалась. Все две недели за тобой ухаживала… Поила, расчесывала… — Две недели? — Хофферсон тут же зацепилась за ещё одну деталь, — Постой… Я была без сознания… Две недели?.. — в её голосе сквозило огромное изумление вперемешку с ужасом. Сколько она проспала. За это время черт знает что произошло! Где все? Где они вообще находятся? Где Мэй и почему Астрид была в отключке так много, при этом имея ран гораздо меньше, чем у Лэндоню — Да. Мы поняли, что ты использовала Защитный механизм, а потом я тебя встретил и… — Корн, — она перебила его, положив худое запястье на его плечо. — Постой. Давай ты объяснишь мне все по порядку. Олсен согласно кивнул и начал рассказывать все, что происходило после того, как Астрид потеряла сознание. Девушке на грани беспамятства не показалось, он действительно метнул в небо сигнальный огонь, созвав всех демонов, которые искали Астрид или место, в котором её держат в тех землях. Все прилетели очень быстро. Иккинга там не было, в тот момент он исследовал территорию на востоке от Крыла Дракона, они же в тот момент были на юге. Сразу несколько вещей очень удивили демонов: все с неверием смотрели на израненную Астрид, которая сама нашла путь к ним, на орудие, полыхающее в её руке таким же синим светом, как и её лихорадочно блестящие глаза, но самое большое удивление испытали все, когда увидели, что Корн, сидя на коленях перед лежащей Астрид и уже залечивая её раны, держал на руках человека. Ослен не стал врать и напрямую доложил, что от девочки хотели избавиться, так как она не представляла собой ровным счетом ничего и была на грани смерти. Но Корн тут же заставил всех замолчать, сказав, что этот ребенок важен Астрид и за его жизнь они ответят лично. Их обеих доставили в Крыло Дракона, подлечив раны максимально хорошо, насколько это было возможно. Готти всеми силами пыталась вытащить Астрид с того света. Защитный Механизм отнял у неё все силы, едва не сжег при этом душу. Ещё бы немного, и по окончанию источника сил Астрид, Защитный Механизм черпал бы силу из её жизненной энергии. Все-таки девушку удалось вылечить. Всю ночь Готти боролась за её жизнь, а после уже все могли вздохнуть с облегчением. Оставалось лишь дождаться восстановления сил Астрид, и девушка была бы уже полностью здорова. С ранами Мэй было тоже тяжко, но не так, как у Астрид. Кошмарные ожоги Готти смогла обработать лишь за несколько часов, которые были потрачены на то, чтобы отмыть девочку от грязи и прочистить от грязи раны. Иккинг, узнав о том, что Астрид нашли, вернулся в город за час. Он бешено рвался к девушке, крича что-то несуразное, когда демоны его останавливали. Но после к нему подошла Хедер, залепила пощечину, злобно накричав на него. Хэддок сразу же затих, и брюнетка, видимо, почувствовав укол совести, ведь Иккинг так переживал, как можно мягче объяснила ему, что за жизнь Астрид борется Готти и что там он помочь не сможет, при этом поглаживая его по макушке, как в детстве. В тот день Иккинг впервые с дня исчезновения Астрид смог уснуть. Если верить Корну, Мэй пришла в себя спустя сутки. Едва она увидела перед собой демона, а если быть точнее, то Забияку, то она впала в такой ужас, что впала в ужас и Торстон. Лэндон до дрожи боялась любого демона, отказывалась есть еду и не выходила на контакт сутками. Лишь когда близнецы намекнули ей, что они не желают зла, и на стороне Астрид (которая сейчас в тяжелом состоянии), то девочка с трудом, но все же переборола сомнения. Только тогда, когда её отвели в лазарет, и она увидела Астрид, пребывающую в бессознательном состоянии, заплакала, понимая, принимая все те ужасы, которые с ней произошли всего за две недели. Смерть отца, запугивание демонами, шантаж, удары током, постоянный страх и неспособность взять себя в руки или хоть кому-нибудь выговориться. Она даже не могла обвинить Астрид в смерти отца. Плача и утирая глаза кулаком, девочка лишь бормотала, что именно Хофферсон её вытащила. Она прижималась к боку Забияки, как нуждающаяся, словно это была её мама или сестра. А Торстон мягко успокаивала её, периодически обнимая. Девочку расспросили обо всем. О том, кто она, кем приходится Астрид, по какой причине оказалась вместе с девушкой, что она знает о демонах. Демоны хотели выведать как можно больше информации у Мэй, чтобы понять, что девочка из себя представляет и почему она важна Покровителю. Все же Лэндон с горем пополам, но смогла объяснить демонам, что сама того не зная, являлась главным орудием для шантажа Астрид. С помощью Мэй демоны Эклипсима хотели выведать информацию о местоположении Пера Света. Этот факт вызвал новый приступ отвращения к Эклипсиму у каждого. Никто не знал, как именно Астрид выбралась и где они находились, но вскоре до них дошла новость, что на границах города Эклипсима Черный Всадник один из особняков главного военного сгорел до тла, а оставшиеся там демоны — убиты. С того дня Мэй четко поняла две вещи: мир демонов делится на две части. И демоны, среди которых они находятся, не желают ей зла. Эклипсим и Игнис она совершенно не могла запомнить, поэтому лишь четко разграничила их на «черных» и «белых». А вторая вещь — это то, о чем она лично попросила Готти и близнецов — ухаживать за Астрид. Девочка для себя четко решила, что всеми силами будет помогать Хофферсон, которая спасла её и вытащила из того ада. Ни малейшего осуждения в её ясном взоре не наблюдалось, и этот факт заставлял демонов Игниса верить ей. Иккинг приходил проведать Астрид каждый день, но из-за важных дел в плане военных переговоров с другими городами Игниса, в которых он и Хедер, а так же семья Йоргенсонов принимали участие вместе с родителями, не позволял много времени уделять дополнительным делам. Рыбьеног полностью переменил военную стратегию. Шансы на победу то увеличивались, то уменьшались благодаря догадкам со стороны любого демона. Не было понятно, сможет ли Астрид победить Мать Смерти. Но Ингерман ни в коем случае не давил на Хэддоков, чтобы они ускорили процесс овладевания девушкой магии. Наоборот, лишь настаивал на том, чтобы Астрид как можно тщательнее могла прочувствовать силу каждой стихии. Хофферсон жадно усваивала всю информацию, которую давал ей Корн. Самого Олсена, так как большинство демонов, которым можно доверять, заняты подготовкой к битве с Матерью Смерти, которая будет примерно через месяц, назначили следить за Астрид вместе с Мэй. Корн под руководством Готти должен был следить, чтобы Хофферсон не умерла от бессилия и не провалилась в забвение окончательно. И в первой половине этого дня Астрид как ни в чем не бывало, восстанавливала силы, как резко нахмурилась, и девушку начало метать по кровати. Она что-то выкрикивала и активно брыкалась, словно всеми силами старалась выбраться из чьих-то оков, но судя по усилившимся метаниям, у неё это плохо выходило. В итоге проанализировав все сказанное, Астрид сделала примерные выводы, но её внутренняя просьба осталась такой же. А вскоре она озвучила её Корну: — Приведи сюда Мэй, пожалуйста, — тихо попросила она, посмотрев на него самым своим просящим взглядом, стараясь донести, как сейчас ей хочется увидеть девочку. Корн, не в силах воспротивиться, согласно кивнул, и, бросив напоследок: «Подожди минуту.», вышел из… помещения, лазарета? Только сейчас Астрид поймала себя на мысли о том, что совершенно не понимает, где находится. Это место не похоже на дом Хэддоков ни капли. Хотя бы потому что пейзаж за окном и местность совершенно отличается от той, где располагалось поместье. Но за окном как всегда присутствовало Крыла Дракона, что не могло не радовать и не приносить волны нового облегчения. Она просто завернулась в одеяло, наслаждаясь атмосферой умиротворения, которая была дана ей сейчас. Очень хотелось выпить чай и поговорить с Иккингом о чем-нибудь. Во время её обучения Хэддок всегда приходил к ней перед сном, и они всегда о чем-нибудь говорили, то споря, то смеясь. И вот сейчас она почувствовала острую нехватку этих будничных разговоров. Мысли прервал скрип двери. В дверном проеме стояла запыхавшаяся Мэй, которая смотрела на Астрид неверящим взглядом своих серых глаз. Она часто дышала, словно только что подорвалась с места, добежав до лазарета в считанные секунды. Она была одета в чистую одежду, похожую на форму лекаря, её короткие рыжие волосы были растрепаны, а сами руки перебинтованы в нескольких местах. На щеке была парочка пластырей. — А ну стой! — со стороны раздался злобный голос Забияки, которая, судя по всему, бежала со всех ног. — Куда побежала? Хофферсон думала, что со слабой улыбкой встретит девочку и пообещает, что в дальнейшем такого не повторится. Как бы не так. Возглас радости и безумного облегчения Астрид мог посоревноваться лишь с криком Мэй, которая громко завопила имя Хофферсон, подорвавшись и побежав к ней. Стоило лишь почувствовать, как к ней жмется маленькое тельце Лэндон, она почувствовала себя так хорошо. Ей стало так спокойно, как никогда прежде. Пока Мэй всхлипывала у неё на груди, обнимая ручонками за шею, пока бормотала что-то неясное, пока в проеме на них смотрели близнецы и Корн, Астрид на секунду смогла забыться в умиротворении и обвить худыми руками спину Мэй и проронить пару слезинок. Она дома.