Душа на кончике кремния

Глава 8

      «Десятого июня тридцать третьего года, в 7:37 утра по местному времени, в районе Иерусалима, на Храмовой горе, возник аномальный разрыв пространства в форме купола диаметром двести пятьдесят шесть метров…» — в который раз Кристина пересматривала запись. И каждый раз пыталась найти в ней что-то обнадёживающее. Но ничего не находилось. А чтобы кадры не мозолили глаза, окошко с видео девушка зафиксировала на одном месте, рядом с реальным монитором в изголовье сиденья перед ней. Да, от нечего делать она обнаружила, что всеми голографическими иконками и окошками можно управлять пальцами — перемещать и менять размер, прозрачность, закреплять в каком-то положении. При других обстоятельствах она восхитилась бы достижениями науки и технологий, но сейчас сил хватало только на отрешённую игру с бесполезным индикатором сердцебиения, перекидываемым в такт сердечному ритму из руки в руку.       «…через семь минут из наблюдаемого аномального разрыва появились существа, которые многие средства массовой информации идентифицировали как…»       Впервые за долгое время она сидела смирно и спокойно выполняла все указания Джимми: пряталась под пледом, на который накидывали ещё парочку бронежилетов, когда замечали в нескольких километрах крылатое создание, или проводила операцию «куст» только рядом с машиной и обязательно под пристальным присмотром робота.       «Сначала они вели себя неагрессивно, в какой-то мере пытались идти на контакт. Выступали с проповедью или чем-то наподобие её…»       Кристина даже перестала стесняться. Потому что ей уже было всё равно. Ведь то, что сообщали и показывали на записи, то, что говорил Джимми, — сущая правда. Мегаполис давно покинут всеми не для какого-то шоу или розыгрыша.       «Люди, особенно набожные, под влиянием тиражируемой средствами массовой информации неверной характеристики этих существ проявляли интерес к данным формам…»       Двигался автомобиль сейчас медленно и с частыми остановками по пустынным узким улочкам некогда славного и вольного Гамбурга. Город оставался красивым и ухоженным даже после исчезновения всех жителей чуть более года назад.       Конечно, природа потихоньку брала своё, окутывая улицы бурьяном. Но следы человека пока не стёрлись: выхоленные и радующие глаз здания, построенные на совесть трудолюбивыми немцами, всё ещё сопротивлялись и времени, и природе.       «В 9:03 по местному времени произошёл первый инцидент, или так называемое вознесение: группа людей добровольно склонилась на площади перед существами. После чего этими существа был произведён некий обряд, в результате которого вся группа буквально испарилась…»       Ближе к центру города располагались монументальные здания госучреждений и некогда крупных корпораций. Раньше здесь кипела жизнь: получали знания в высококлассных учебных заведениях студенты, строили и реализовывали планы компании местного и международного масштаба, занимался своими обыденными делами бизнес поменьше и попроще — всякие бутики, ресторанчики, клубы, пабы да супермаркеты.       «Всё это произошло на глазах сотен людей и снималось множеством камер. Информация разлетелась по всему миру за минуты».       Если не считать деталей, за десять лет в целом город не сильно изменился. Некоторые места — улочки, скверы, заведения — Кристина узнавала. Воспоминания о прогулках по Гамбургу были свежи — с точки зрения Кристины ещё каких-то несколько дней назад она с подругой забегала вон в тот магазинчик, укрываясь от проливного дождя. Потом вот в этой кафешке на кривом немецком пыталась сделать простенький заказ, а миловидный официант терпеливо пытался понять её и пропускал мимо ушей неуклюжие намёки клиентки дать ей свой адрес в социальных сетях. Олеся же еле сдерживала хохот, потому что подруги вполне могли изъясниться и на своём беглом английском, но они ведь не выбирали лёгких путей. А уж сколько сделано невообразимо красивых фотографий ночного Гамбурга, запечатлевших, как бьёт ключом жизнь города! И Кристина тогда заряжалась этой еле уловимой силой.        «В таком священном городе, как Иерусалим, многие этот инцидент восприняли как наступление конца света, даже несмотря на явные различия с описаниями в священных книгах. Поэтому некоторые добровольно шли на… „сотрудничество“ с этими существами».       Теперь всё это замерло, остановилось и стало никому не нужным. Не от чего заряжаться, неоткуда черпать силы. Теперь Гамбург вызывает совсем иные чувства: тёмные, липкие и беспощадные. Любые мысли о движении в сторону жизни тонули в них. И если даже от вида обезлюженного чужого города у Кристины разрывается сердце, то что с ней произойдёт, когда она окажется в Москве и там будет всё то же?       «Но основную часть местного населения и почти всех туристов охватила паника, люди старались покинуть город всеми возможными способами как можно быстрее. Заторы, давка, мародёрство, грабежи, насилие. Властям стало ясно, что ситуация выходит из-под контроля. В 9:41 по местному времени в Иерусалиме ввели военное положение. ЦАХАЛ в городе начал развёртывать войска…»       Брошенные автомобили и автобусы на проезжей части поблекли в грязи и пыли. К ним давно никто не прикасался, в один миг они тоже стали ненужными, бесполезными, так и застыв во времени. Лишь изредка ими интересовались роботы, чтобы разобрать на запчасти. Машинный каннибализм — таковы реалии нового мира.       «В 13:11 по местному времени произошло первое боестолкновение с существами. Не буду темнить, сейчас доподлинно неизвестно, кто спровоцировал бой. В нынешней суматохе уже не разобраться в тогдашней ситуации. Известно, что после первых потерь ЦАХАЛ нанёс удар по противнику с применением всех возможных средств, включая бронетехнику и авиацию. К 14:30 ситуацию в городе, казалось, удалось взять под контроль, оттеснив противника и изолировав его у аномалии на Храмовой горе…»       Откуда это знать Кристине? Это очевидно — никому, кроме как роботам, больше не нужны были блага цивилизации. Звери, которые потихоньку обосновывались в Гамбурге, вряд ли интересовались бы аккумуляторами вон в той «хонде» или «мерседесе». А предположить, что где-то бродит человек и по-тихому мародёрствует, не попадаясь на глаза «агентам» Джимми, — из области фантастики: в ключевых частях мёртвого мегаполиса несли дежурство стационарные боевые машины или колёсные роботы, а в небе, помимо свободолюбивых птиц, постоянно сновали дроны. Про вездесущие квадрокоптеры, сующие свой нос в каждую дырку в этом городе, и говорить не стоит. Если бы где-то здесь прятался ото всех одинокий человек, то смышлёный R17A2C, ставший Большим братом Гамбурга, об этом уже знал бы.       «Но в 15:12 всё изменилось. Из аномального разрыва… появилась армия (это мягко сказано) — сначала сотни тысяч, потом миллионы, если не больше… Точно неизвестно о количестве и характере этой армии. Известно, что ЦАХАЛ продержался всего чуть более двух часов. Потом вся эта армия существ хлынула на Ближний Восток, в Африку, а к следующему дню — на все остальные континенты».       Кристина удивлялась, как всё продумал Джимми или тот, кто составлял для него план: по пути следования были припрятаны необходимые припасы, заготовлены места, где можно укрыть такой большой бронеавтомобиль. Казалось, всякая мелочь, найденная в городе, шла в ход. Что уж говорить про топливо и генераторы. Каждая стоянка — это не только перекус для Кристины, но и заправка ненасытного маленького танка и зарядка роботов.       «Мир погрузился в хаос и тьму: кто-то кричал про Судный день и ждал „войско Господа“ с распростёртыми объятиями; кто-то готовился к тотальной войне за элементарное право жить. И мы сражались изо всех сил, но…»       До её сознания дошло, что такой масштаб Джимми поддерживать долго не сможет: топливо рано или поздно закончится, ресурс у генераторов и самих роботов не бесконечен, и количество запчастей к ним ограниченно. Конечно, сейчас кажется, что всего в изобилии, как и сублимированных продуктов, консервов и сухпайков… Но пройдёт время — и всё окончательно поглотит тьма каменного века. Первым звоночком будет отключение спутниковой навигации — космические аппараты без должного ухода и замены не проработают на орбите долго, от силы несколько лет. А без навигации Джимми больше не сможет планировать крупные операции. И тогда в бóльшей мере полагаться в этом увядающем мире Кристине придётся на саму себя, а умный робот станет ей просто помощником.       «Мы до сих пор не знаем, с чем имеем дело, — продолжал вещать американский полковник. — Убиваешь одного — на его место встаёт двое. Убиваешь следующего — теперь уже трое. Ещё — четверо. И так далее…»       И тогда роли поменяются — это уже ей придётся ухаживать за своим спасителем…       — Спаситель, — пробубнила девушка, пробуя это слово на язык. Но чувствовала ли она себя спасённой? Глядя на погрузившийся в ночной мрак мёртвый Гамбург, Кристина подумала, что лучше бы и не просыпалась. Ибо жить в кошмаре наяву — это не спасение. Нет смысла жить в мире, где нет никого, кто тебе дорог, где нет вообще ни одной живой души, кроме тебя. Где нет никакой надежды.       Где нет ничего.       «Было принято решение нанести массированный ядерный удар по аномалии… Но мы ничего не добились — только сровняли Иерусалим и окрестности с землёй… Распылили химическое оружие — и оно не помогло. В отчаянии были применены самые смертоносные штаммы боевых вирусов — ноль эффекта. Всё наше оружие массового поражения… всё это малоэффективно, если у противника неисчерпаемые резервы. По факту мы выяснили, что только ядерное оружие способно хотя бы ненадолго приостановить их натиск, всё остальное бесполезно».       Сквозь рёв семилитрового турбодизельного монстра послышалось тихое всхлипывание потерявшей всё на свете девчонки. Она поджала к себе коленки и не знала, что же теперь ей делать. Все мечты, планы, желания обрушились. Воспоминания о прошлом становились всего лишь красивым сном, а самые страшные кошмары воплощались перед глазами. Ей казалось, что просто тронется умом, если не увидит хотя бы одного живого человека, но…       «…По истечении двенадцати суток от человечества, не побоюсь этого сказать, почти ничего не осталось… Боже милостивый… миллиарды жизней…»       И где теперь ей брать силы? В чём черпать позитив? Раньше у Кристины была семья, друзья и врачи, желающие ей помочь. А что сейчас? Скулящий Вильгельм, который тщетно пытается утешить? Бездушные роботы, слепо следующие приказам? Не осталось и надежды на то, что хоть кто-то выжил.       «Эти твари, прикрывающиеся светлым образом ангелов, с такими темпами и умением точно определять, где находятся живые люди, к концу месяца гарантированно убьют последнего человека на Земле…»       Хотелось завопить: «В чём теперь-то смысл?!» И она его не находила. Как и сил, чтобы наконец-то начать терапию, ибо не было уже ради чего. Крепло желание выкинуть эти таблетки и прожить последние свои дни как нормальный человек. Если не считать, что теперь придётся прятаться, как крыса подзаборная.       «Этим существам не нужна наша планета, не нужны её ресурсы, не нужны наши технологии, даже не нужна рабская сила. Им ничего не нужно, поэтому все попытки договориться, хотя бы о капитуляции, терпели крах. Без сомнения, они хотят под корень вырезать само человечество… Уничтожить человечество полностью. И, видит Бог, они этого точно добьются — их не остановить. С этим мы смирились уже. Пусть. Я не знаю, для чего, почему, и никто не ответит на эти вопросы. И пусть. Главное тут другое: когда они своего добьются — они уйдут. Или как минимум отвяжутся от человечества. Мы в этом уверены».       Силы покидали Кристину. Она никогда ещё не чувствовала себя настолько опустошённой и бесполезной. Оставалось только проклинать тот день, когда согласилась на участие в эксперименте, из-за которого потеряла девять своих лучших лет. Девять лет общения с родными, девять лет для исполнения своих желаний. Невыносимо больно оттого, что даже не знает, как и где встретили свой конец мама, папа и брат. Хотелось биться головой о забронированную дверь, пока не выбьет всё серое вещество, которое толкнуло её тогда на отчаянный шаг.       «И вот тут в игру вступаете вы — люди, помещённые в криозаморозку… Мы обнаружили, что „ангелы“ не обращают на таких внимания, и понятно почему — человек в криосне по сути уже мёртв…»       Нажав на паузу, Кристина прервала полковника Рассела. Ей просто необходима передышка, нужно отвлечься. И нормально поесть, пока они стоят на очередной подземной парковке. Не то чтобы у неё был аппетит, но она чувствовала, что если не поест, то совсем обессилит и чёрт ещё знает, на какие поступки её потянет. Вокруг непроглядная темень манила на повторение самого тёмного поступка в жизни отчаявшегося носителя чумы двадцать первого века. Лишь пара ламп в салоне автомобиля скудно освещала не только задние сиденья, но и непроглядную тьму в её душе.       Погружённая в себя девушка механически следовала инструкциям на упаковке от сухого пайка. Вредная до ужаса пища, зато нажористая и готовить не нужно. А ещё Кристина понимала, что её угнетает тишина: двигатель машины заглушён, подзарядившиеся роботы сидят смирно, радио отсутствует, музыки нет… Только Вильгельм скулит, чувствуя, как погано на душе сейчас единственному человеку, которого он видел за последние месяцы.       Тёплая еда согревала. Даже такая химия сейчас — настоящая роскошь и пиршество для языка. И, немного успокоившись, Кристина смахнула слезу.       — Слушай, Джимми, — нарушила она ненавистное ей молчание, — если была война, то почему Гамбург сохранился таким… таким целым?       — Противник захватил Гамбург в числе первых городов, — послышался чёткий ответ. — Вооружённые силы Бундесвера не проводили здесь войсковых операций.       В его словах не было ни сожаления, ни ободрения. Никаких эмоций, только машинная твёрдость. И это успокаивало Кристину лучше всего — ей хотелось слушать и слушать Джимми, чтобы заряжаться его уверенностью. Или чтобы обмануться тем, что не одинока в бескрайнем мире.       — А полиция?       — Местные силы правопорядка были подавлены за полтора-два часа.       — Офигеть… В голове не укладывается, — помотала она этой самой непонимающей головой. — И всех людей просто перебили?       — Недостаточно объективных сведений.       Секундное молчание.       — И вот так везде? — Кристина затаила дыхание. — Даже в Москве?       — Недостаточно объективных сведений.       — Но нигде людей больше нет…       — Последний контакт с человеком был произведён…       — Да знаю я, знаю, — без всякой злобы она слегка пнула сиденье перед собой.       — …двадцать шестого июня две тысячи тридцать третьего года…       — Да-да-да… в 9:32.       — …в 9:32 вечера по североамериканскому восточному времени.       — Ну ты и зануда, никто тебе никогда не говорил? — Ответа не было, впрочем, Кристина его и не ждала, ведь и вопрос риторический. Но кое-что ей знать всё же хотелось. — Вот объясни мне, робоботаник, зачем мы куда-то едем, если, по твоим словам, везде одинаково паршиво? И наверняка эти пернатые куры повсюду летают… А Гамбург вроде не убит войной, цел. Тут наверняка можно вполне сносно жить. Так зачем нам на этот аэродром… Хон, да?       — В Аллеганах, Западная Виргиния, развёрнута подземная инфраструктура для долгосрочного проживания.       — Типа бункер?       — Корректно.       — И сколько мне там жить?..       — Неизвестно.       Кристина натужно вздохнула, подкармливая Вильгельма крекером. Тот радостно чавкал и не возмущался, что кормят не мясом.       — И ты будешь нянчиться со мной всё время?.. Всю жизнь?       — Задача: обеспечение физического здоровья выживших.       — Это, может быть, у тебя и неплохо получается. Но кто позаботится о моём психическом здоровье? А оно очень сильно влияет на физическое, знаешь ли. Я же не машина, как ты, а человек — я уже схожу с ума!..       — Принято.       — Да что у тебя там «принято»? Подумай своим котелком — я же последний представитель всего человечества! Велика бессмысленная честь! Так же бессмысленна, как я потеряла свою… — Кристина отмахнулась от воспоминаний, как от назойливой мухи. — Ты мне, по сути, предлагаешь жить ради непонятно чего. Одна… — Откинулась она на спинку и поглядывала в потолок, изучая всю вереницу проводов. — И каков в этом смысл?       — Приказ полковника Рассела.       — Это не смысл, Джимми. — Кристина измученно улыбнулась. — Вот я умру, а я умру в любом случае — я не здоровая, иначе меня бы здесь не было. Я ВИЧ-инфицированная. Да, таблеток в округе — хоть попой ешь, но у них срок годности конечный! Через сколько лет я перейду в стадию СПИДа? Пять? Семь? Ну, допустим, через девять-десять в лучшем случае, и если не словлю где-то по дороге туберкулёз или ещё какую гадость. Сколько я потом проживу? Год максимум — до первой простуды, даже безобидной. И что дальше? Что ты будешь делать? А? Построишь робоимперию? — Хоть девушка и улыбалась, поблёскивающие от слёз глаза выдавали её полностью. — Я сейчас не шучу, я излагаю факты. А факты состоят в том, Джимми, что есть я, что нет меня — ничего от этого не изменится. Человечество мертво! Всё, финита ля комедия. Даже будь хоть один мужик, любой… Хотя, по-моему, я и ребёнок вещи не совместимые — самой бы вылезти из пелёнок… Но да, я бы легла под первого встречного, и изобразили бы Адама и Еву, и молилась, чтоб детям не передался ВИЧ. Проку мало, ну а вдруг? Мистер Рассел, наверное, был бы доволен…       Давайте будем честны и правдивы. Как бы Кристина ни изображала трагедию, но в глубине души (очень глубоко, почти как в Марианской впадине) она надеялась на такой исход, и вовсе даже не из альтруистских побуждений. Просто при таком стечении обстоятельств у неё могло быть подобие настоящих отношений, которых не было в прошлой жизни. Кристина могла в этом не сознаваться и вполне даже верить в то, что говорила, но проверить, к сожалению для неё, так и не получится. А вот это она понимала прекрасно.       — Но нет же! — девушка всплеснула руками, завершая свою мысль. — Так, скажи мне, в чём смысл меня оберегать?!       Закончив, Кристина перевела дух — уже чувствовала, как мозгам не хватает кислорода после такой речи. А R17A2C молчал, не шелохнувшись. То ли пытался переварить тираду, то ли просто-напросто не обращал внимания на истерику. Девушка отчаянно надеялась, что всё же первый вариант и где-то глубоко под его бронёй центральный процессор нагрелся в попытке проанализировать всё ею сказанное. Да только для такого навороченного робота обсчёт происходил мучительно долго.       — Видишь, ответ на этот вопрос и был бы смыслом. Но ты не можешь ответить, потому что смысла во всём этом… во всём, что ты делаешь, и в твоей помощи мне — нет.       — Приказ полковника Рассела, — невозмутимо произнёс Джимми.       — И в чём он заключается, этот твой приказ?       — Всех выживших необходимо доставить в отель «Гринбрир».       — Всех выживших… и сколько таких ты нашёл? Целого одного? Очень смешно, — она скрестила руки.       — Было обнаружено двенадцать выживших в Лаборатории крионики при Институте биохимии и молекулярной биологии.       Кристину словно обухом по голове ударили, и её глаза зажглись искорками. А всё дело в том, что именно в этой лаборатории её и заморозили.       Она медленно пододвинулась поближе к Джимми и уже чуть не дышала тому в ухо. Ну, там, где у него могло быть ухо, будь он человеком.       — Двенадцать? — Кристина осторожно переспросила. — И что с ними стало?       — Кристофер Кларк, тридцать девять лет, — погиб при криорасконсервации. Натали Санчес, сорок три года, — погибла при криорасконсервации. Леокадия Моррено, тридцать два года, — погибла при криорасконсервации. Выявлена фатальная ошибка в заданных инструкциях. Решение проблемы не найдено. Принято решение не расконсервировать субъектов, находящихся в криозаморозке третьего поколения.       — Доктор Коссель говорил, что нас замораживают по криотехнологиям второго поколения…       — Корректно. Расконсервация субъектов, находящихся в криозаморозке второго поколения, строго лимитирована окончанием протекторных свойств. Николас Хардман, двадцать шесть лет, — погиб при криорасконсервации.       — Ник!.. — перед глазами Кристины всплыл образ разочарованного канадца, которому только-только отказали в свидании. Но в его взгляде всё ещё читалась решительность и надежда… Но им уже не сбыться, как и мечтам девушки самой пригласить его на свидание.       — Лафтия аль-Халиль, семнадцать лет, — погибла при криорасконсервации.       — Бедняжка Лафи…       — Выявлена незначительная ошибка. Сведения были расширены объективной информацией, методика расконсервации дополнена. Кристина Фокина, двадцать один год, — успешная криорасконсервация.       — Логично… — облегчённо выдохнула она, хотя и не понимала почему — незачем было беспокоиться из-за очевидного.       — Селестина Шатильон, тридцать четыре года, — успешная криорасконсервация.       — Стоп! — вскрикнула Кристина, вспомнив хмурую француженку из их группы. — Стоп, стоп, стоп. Ещё один человек, помимо меня?! Селестина?! Мадам Шатильон?!       — Корректно.       — Ты же говорил, что я одна осталась!       — Корректно.       — Не понимаю, или я туплю, или лыжи не едут. Так где она?       — Погибла во время нападения противника.       Кристина почувствовала, как у неё перехватило дыхание, поэтому она снова откинулась на сиденье и попыталась унять одышку. Но всё бесполезно, ибо в голове вертелся неприятный вывод. Оставалось наблюдать, как перед глазами индикаторы физического состояния владельца очков вырисовывали пируэты вверх-вниз, а цифры покоряли новые высоты.       — А все остальные? Те, которые остались в криозаморозке?       — Капсулы уничтожены во время нападения противника.       — А напали они из-за моего побега…       — Недостаточно объективных сведений.       — Но ты бы сказал «никак нет», если бы такой вариант не рассматривался! Разве не так?!       Джимми молчал, и Кристина догадалась, что попала в точку. Отчего инстинктивно схватилась руками одновременно и за горло, и за рот, ощущая, как её поздний ужин готовится устроить такой же дерзкий побег, как и она сама. Если она думала, что когда-то в жизни ей было погано, то сильно ошибалась. Ибо это омерзительное чувство выглядит не иначе, как вот так.       — Мамочки… — еле вымолвила с комком в горле. — Мамочки, мамочки… что я наделала… что же я наделала! Я же её убила… Я всех убила!       — Никак нет.       — Да! Мать твою, да, дурья твоя чугунка! Я же сбежала, так?!       — Корректно.       — Эти твои противники напали после моего побега, так?!       — Корректно.       — Они убили их всех, так?!       — Корректно.       — Значит, я убила!       — Никак нет.       — Косвенно — да!       На это Джимми ответить было нечего.       — Ну почему, твою налево, почему!.. Почему, почему, почему, когда я хочу что-то сделать, почему, когда я принимаю решение, всё идёт наперекосяк! Почему всё становится только хуже?! Какого хрена удача ко мне всегда поворачивается задницей! Я же и мухи в жизни не обидела, так почему?! — схватилась Кристина за голову и готова была ею долбануть по монитору. — Захотела спасти незнакомую девчонку от изнасилования — так на, получай иглой в плечо и букет на всю оставшуюся жизнь в подарок!       О том, что она попала в больницу чуть живая после многочисленных побоев, решила умолчать, как о совсем незначительном эпизоде в её жизни. Саму не изнасиловали — уже хорошо.       — Ну ладно, после поездки в Штаты думала, что всё не так плохо, жизнь на этом ведь не кончается! Вот, думаю, да — дно, да — депрессняк, да — говно, но с этим можно что-то делать и нужно как-то выбираться из дерьма! И не нахожу ничего лучшего, чем прыгнуть в койку с мальчиком, давно меня добивающимся… А что? У Димы шанс заразиться был мизер — три десятых процента! Я-то, идиотка безмозглая, думала, авось потом будет со мной, помогать, утешать… Ага, щаз, наивная чукотская дура! Тут постучали снизу: «На подачу!» — ещё один ВИЧ+, и нет бегающего за мной парня, зато появился ненавистник, ведь, м-мать его, от любви до ненависти один шаг! Хотела, называется, пожалеть и себя, и его! Но эпическая тупица не подумала, что шансы шансами, но первый секс да без презерватива несколько ухудшают эти самые шансы!.. — Она стукнула сиденье перед собой так, что противная искра боли пронеслась по всей руке. — А Дима… Дима тоже козёл, отомстил: всем раструбил. И всё, понеслась — все отвернулись, затравили, клейма негде было ставить. Итог: привет-привет, мои дорогие врачи, давно не виделись! Как дела? А я тут немножечко порезалась, чтобы вам в канун Нового года не было скучно! А, что? Зачем? Так я же трусиха, чтобы терпеть издевательства, но оказалась ещё бóльшим трусом, чтобы всё доделать до конца! Ирония судьбы, правда? Спасибо не растерявшимся папе и братцу.       Кристина понимала, что её исповедь вряд ли кого сможет тронуть, однако весь негатив, который скопился в ней, когда-то должен был выплеснуться. И этот момент настал.       — Но на этом ведь ничего не заканчивается! Сделала выводы и теперь всех предупреждаешь, с кем имеют дело, прежде, чем даже просто поцеловаться? Так сиди одна и залипай на котиков! Делаешь добро, чтобы тебя люди не сторонились? Соизволь тащить на шее дармоедов! Хочешь облегчить участь своих родителей и дождаться лучших времён? Ну да, дождалась — весь мир в руинах, все погибли, а я элементарно не смогла побыть с родными в последний момент! Отлично! Просто отлично! Я прямо чувствую своей задницей, как этот мир меня обожает! А я всё крепчаю да крепчаю!       Вильгельм нежно положил лапку ей на губы, мол, «хватит себя истязать». Но Кристина не смогла более сдерживаться — это уже было выше её сил. Она хотела быть сильнее обстоятельств, с улыбкой на лице и назло всем преодолеть проблемы на своём пути. Однажды у неё получилось… но сейчас ситуация рисовалась совсем безнадёжной.       — А знаешь что? К чёрту всё! — отчаявшаяся девушка отстегнула ремни безопасности. — Я должна была умереть ещё пять… не, какое там пять — уже все пятнадцать лет назад, когда решила погеройствовать! Именно с тех пор всё пошло наперекосяк! И всё это говно, похоже, — в отместку за то, что я пересидела в этом мире! Всё, с меня хватит!       И Кристина резко выскочила из броневика. По всему телу заломило от долгой поездки, но чувство свободы пересилило маленький физический дискомфорт. Позади послышалось, как что-то тяжёлое погналось следом. И пусть… Роботу не догнать беглянку, несмотря на весь обвес на ней. Так она думала, во всяком случае.       И кто у нас Кристина? Правильно — наивная.       Кровь ударяла в ушах, словно отбойный молоток, сердце стучало, как паровоз, глаза бегали за тоненьким лучом света от фонарика, закреплённого на шлеме, — одинокий человек в этом одиноком мире бежал сломя голову. Нёсся к выходу из подземного гаража, лишь бы наконец-то прекратить мучения, длящиеся не один год. А на этот раз преуспеть не составит труда — в отличие от старого мира, здесь найдётся тот, кто захочет доделать начатое до конца. И кто знает, может, ей ещё удастся пересечься в ином мире с родителями и попросить у них прощения…       — Эй, ублюдки, кушать подано! — выкрикнула девушка во всю глотку, как только выбежала наружу. — Свежая чикса десятилетней выдержки ждёт… аргх…       Не успела она закончить фразу, как её кто-то схватил сзади. В один миг в голове пролетело желание, чтобы это был тот самый серебряный «ангел», которого унизили при своих. Внутренний альтруизм и эгоизм сошлись в едином порыве, и Кристина всё ещё пыталась найти хоть какое-то применение себя во благо другим, пусть даже вот таким странным способом. Но ни с чем не сравнимый незабываемый запах, ударивший в нос от перчатки, не оставил сомнений: это был никто иной, как Джимми. На деле оказалось, что он бегает намного быстрее, чем его собратья и чем на то надеялась беглянка. Не раздумывая робот тут же потащил брыкающуюся злостную нарушительницу назад, игнорируя все её ругательства, звучащие как мычание.       В последний момент Кристина заметила, насколько же красив раскинувшийся ночной небосвод. Таких ярких звёзд, в которых легко угадывалась полоска Млечного Пути, она в жизни не видела. Секунда наслаждения — и снова перед взором полная темнота потолка подземной парковки.       Через минуту-другую Джимми аккуратно посадил успокоившуюся подопечную обратно на заднее сиденье, после чего хорошенько пристегнул и наглухо закрыл дверь. Наглухо — это заблокировал, а не хлопнул. Потом как ни в чём не бывало уселся на своё место, так и не проронив ни слова.       — Вот что меня бесит в тебе, — негодовала Кристина и вновь пинала по спинке сиденья Джимми, на этот раз со злостью и отчаянием, — ты даже не разозлишься, что я накосячила, что я поломала ваш идеальный план, что я всю твою работу отправила коту под хвост! Хотя бы одну нравоучительную фразу сказал, но нет! Всё пучком, всё окей!       — Данные действия небезопасны, необходимо воздержаться от них.       В ответ она со всей силы ударила ногой по спинке сиденья. Но робот не высказал более никаких предостережений. Она глубоко вздохнула, с пробежавшим по всему телу ознобом.       — Скажи мне, мой маленький Вилли, — девушка крепко обхватила своего единственного друга, после чего простонала надломленным голосом: — И ты мне скажи, Джимми… Скажите мне оба, как можно быть выше всего этого творящегося вокруг дерьма, если твой рост меньше ста шестидесяти?!       С этими словами Кристина не выдержала и просто по-девичьи заплакала. А на её несложный, казалось бы, вопрос ей никто не ответил. Один мог только жалобно поскуливать, пытаясь утешить двуногую, которая потеряла всякую надежду, цель и смысл. А второй… что с него взять? Он же просто робот. Поэтому девушка и не ждала никакого ответа, отдавая себе отчёт, что в этом мире теперь ответить на свои вопросы сможет только она сама.       — Ведь даже никто теперь тебе не скажет, что всё будет хорошо, — сквозь слёзы прошептала Кристина. — Пусть это и враньё, но всё равно…       И прижала она бордер-колли к себе сильнее. Ей хотелось сжаться в комочек, укутаться в плед и забыться. Забыть, как страшный сон, суровое настоящее и вернуться в своё такое простое прошлое — то, чем Кристина тогда заморачивалась, из нынешней её ситуации казалось незначительным. Настолько, что вновь хотелось окунуться в те мелкие проблемы, больше никогда не жалуясь. Увы, в прошлое не вернуться, прошлое не изменить. Теперь она может довольствоваться исключительно новым настоящим, новым миром. И быть в нём первопроходцем.       Вдруг к ней повернулся Джимми. Это было настолько неожиданно, что Кристина перестала плакать и застыла, глядя на его холодный взгляд.       — Всё будет хорошо, — проговорил он своим типичным безразличным голосом и вернулся в исходное положение.       Секундой позже послышалось недовольное ворчание пробуждённого шестицилиндрового мотора, эхом разнёсшееся по подземной парковке, словно рык могучего зверя. И вот уже бронеавтомобиль тронулся с места, чтобы выехать на тёмные улицы Гамбурга и добраться до следующей остановки. Свет в салоне выключился, а девушка всё молчала. Эмоции бурлили внутри неё, но она никак не могла подобрать что-то членораздельное, чтобы полностью выразить своё удивление. И не только его, но и ещё восхищение вроде бы обычным роботом. Поэтому Кристина попросту тихо засмеялась сквозь слёзы. На её лице отобразился винегрет из эмоций: радость, грусть, надежда, отчаяние и, конечно же, облегчение. Такое облегчение, что под бурчание семилитрового турбодизеля она мигом успокоилась и включила запись.       «…у нас есть козырь — это R17A2С. В этой модификации установлен новый набор оборудования и программного обеспечения, позволяющий лучше самообучаться и принимать решения, чем ранее. Это нельзя считать искусственным разумом, однако…»       Теперь она умиротворённо рассматривала проплывающий пейзаж. Лунный свет слегка рассеивал сумеречную завесу в городе. Озарялись не такие уж пустынные, к её удивлению, улицы: на них кипела ночная жизнь бывших домашних животных, которым приходилось делить свою территорию с наводнившими город дикими зверьми. И в этом угасающем мире они на своём броневике были словно призраки из прошлого.       «…во время этой войны было обнаружено, что если R17A2C не чистить память (что ранее делалось регулярно после возвращения с миссии, а сейчас это просто некому и некогда делать), то выявляются недокументированные возможности и функции…»       Единственное, что у Кристины осталось от старого, привычного ей мира, это, как ни странно, Джимми и окружающие его роботы. Именно то, против чего когда-то она выступала, участвуя в массовых акциях. Именно то, повсеместного распространения чего боялась. А теперь в творящемся вокруг хаосе это единственная зацепка за привычный ей мир. Благодаря чему она ещё окончательно не свихнулась, да и просто осталась жива. И вот тут в её голове щёлкнуло, потому что именно тяга к жизни помогла Кристине когда-то выкарабкаться. И это чувство ещё никуда не делось, несмотря на все сказанные слова и выплеснувшуюся истерику. Просто протяни руку…       «Мы решили ухватиться за эту возможность… разработали детальный план: что необходимо делать R17A2C в одиночку… как найти замороженных людей, как с ними обращаться, куда их отвезти…»       — Слушай, Джимми, — начала она то ли сонным голосом, то ли просто уставшим, — я знаю, это прозвучит глупо, но… но за всё сегодняшнее, за всё, что я наговорила, за то, что накричала… просто я бываю очень импульсивной, хотя стараюсь держать себя в узде и трезво мыслить. Короче, прости меня…       Девушка пододвинулась к нему поближе и положила руку ему на плечо — обычный такой жест для людей, который не нуждается в объяснении. Однако Джимми не человек — Кристина это понимала, но всё же ей хотелось выразить свои чувства, пусть даже они останутся непонятыми. Иногда важен не только результат, но и сам процесс.       — …и мне надо было сказать это раньше… За всем свалившимся на меня я не разглядела очень важное, а наверное, самое главное: ты меня спас… спас… Спасибо тебе…       Джимми не отреагировал, но Кристине это и не нужно было. Она всё равно почувствовала себя легче и откинулась на спинку сиденья, поджав к груди колени. Окончательно успокоившись, через мгновение и вовсе заснула, провалившись в сновидение, в котором её ожидал настоящий рай, ужатый в семейную квартиру в Москве, где мама пекла блины, отец читал книгу, а братец увлечённо играл в свеженький шутер.       «И если вы смотрите эту запись, хвала Богу, значит, у нас всё получилось! У Джимми всё получилось! А значит, у человечества ещё есть надежда…»