Человек, который не умел сдаваться

      …       - Ты как… успокоился? – ОМНИтул включился, как раз в тот момент, когда Саймон уже окончательно решил, что остался один. С тех пор, как ракета унесла к звездам Ковчег вместе с его последней надеждой на спасение, прошло наверное пара часов. А может быть пара дней, или месяцев… Саймон потерял счет времени. А ведь он и правда успокоился. Даже больше. Это было спокойствие иного рода, сродни медитации. Перед мысленным взором ясно проступил образ каменной статуэтки Будды, одной из тех, которые попадались ему на станции. Просто в какой-то момент пришло окончательное осознание, что НИКТО ему не поможет. И никто не спасет. Даже учитывая всё, что Саймон сделал для человечества. Потому, что нет и не было никакой справедливости. И именно это осознание парадоксально принесло спокойствие и придало сил.       Пусть никто ничего для спасения Саймона Джаррета делать не обязан. Но ведь есть ещё сам Саймон. И он пока жив. Если, конечно можно считать жизнью такую форму существования… Но с другой стороны – почему бы и нет? Перед Кэтрин надо было извиниться - в порыве гнева он, кажется, наговорил лишнего. Но в голову пришли другие слова, и они показались лучше извинений:       - Кэт, кажется, у меня есть план.       …       - Помнишь тот гель, который, мы использовали, для моего нового… скафандра? – спросил Саймон, пока они поднимались обратно на Омикрон. – Он был активирован каким-то специальным способом. Ты можешь это воспроизвести?       - Зачем? – голос Кэтрин звучал устало, - Пойми же, наконец, миссия выполнена, у человечества теперь есть шанс. Почему нельзя просто смириться, с тем, что нас это больше не касается?       - Не знаю. Просто не могу. Надо же делать хоть что-то! Кэт, пожалуйста, ну хотя бы подыграй мне! Мы ещё успеем тут сдохнуть.       - Обещаешь? – кажется, она улыбнулась.       - А то…       Это было очень сложно объяснить. Теперь в голове Саймона крутилась одна мысль – сдаваться уже поздно. Надо было ещё тогда, после аварии и гибели Эшли. Не цепляться за жизнь, не соглашаться на это чертово сканирование, а спокойно принять судьбу. А теперь уже поздно, надо идти до конца. Трудно сказать, когда к нему впервые пришла эта мысль – вместе с осознанием полного одиночества и обреченности после запуска Ковчега, или ещё раньше. Но что-то же заставило его пройти весь этот долгий страшный путь.       Так или иначе, на Омикроне полно трупов, скафандров и структурного геля. А энцефалочипы ещё оставались в телах на Фи, куда не добралась перегрузка, устроенная НИУ. И Саймон точно видел ещё несколько новых на складе. То ли на Лямбде то ли на Тэте. А ещё на Омикроне оставались сканы членов команды. Уж они-то должны знать, что делать.       …       Кэтрин ещё дулась на коллег за тот «несчастный случай». Саймону казалось, что только эта затаенная обида и дала уговорить её на такое преступление против человечности. Первым был Ван. У него остался цел собственный энцефалочип и полностью готов скан. Ух и пришлось же с ним повозиться! Но тут Кэтрин пришла мысль, поражающая жестокостью и действенностью одновременно - хорошенько отрепетировать «пробуждение» на компьютерной модели и только потом грузить скан в подготовленного «робота» по-настоящему. И дело пошло.       …       Интересно, что было бы, оставь Саймон в живых свою первую копию? Иногда он жалел о том импульсивном решении. Особенно в первые дни, когда рук на Омикроне катастрофически не хватало. В прочем, освободилось законное место для Рид. После зарядки аккумуляторов, конечно.       …       Саймону было неуютно – его окружали профессионалы, каждый делал свою работу, и только он один оказался сущим профаном во всей этой сложной машинерии. Приходилось работать на подхвате – подавать инструменты, лазить по станции в поисках каких-то очень нужных устройств смутно понятного назначения, работать грузчиком и лифтером на подъемнике... В общем делать хоть что-то, чтобы не чувствовать себя бесполезным.       Последние дни всё не клеилось: подъемник заклинило на глубине около трехсот метров. Костэр повредила скафандр и чуть не грохнулась в бездну, выбираясь вверх по тросам. Для ремонта МАКБЭД катастрофически не хватало запчастей. Кроме того, монстры перестали попадаться в электромагнитные ловушки, придуманные Воном – НИУ, видимо, просек, что прохождение сквозь неприметные рамки чревато мгновенным застыванием структурного геля. Теперь его жуткие порождения бродили кругами по лабиринтам коридоров, жалобно подвывая, но в рамки больше не совались. Вон подозревал, что НИУ готовит план по деактивации ловушек и призывал всех быть начеку.       Это была очень странная война – уничтожить противника в ней нельзя, ведь полное отключение НИУ поставило бы под удар само существование базы. Поэтому единственной возможно победой оставалось склонение врага на собственную сторону. Временами казалось, что не такой это и враг – цель-то у них одна, только очень уже разное её понимание. И это можно было использовать. С переменным успехом. Недавно Росс попытался перезагрузить ядро ИИ при помощи строго выверенной дозы активированного геля. И опять погиб. Что там произошло – никому не известно. Последняя копия Росса была, разумеется, снята до рокового похода, и ничего помнить не могла.       Рид как-то предложила оживить сразу по нескольку копий каждого члена экипажа. Про запас, так сказать. Но остальные эту идею не поддержали, сославшись на то, что «это уже слишком». Вообще критерий «слишком» или «не слишком» на станции стал чуть ли не основным. Хотя границы этого самого «лишка» точно обозначить никто не мог.       Саймон подозревал, что «слишком», это то, к чему человеческое сознание ещё не может приспособиться. И ключевое слово тут именно «ещё». Ибо это самое сознание оказалось удивительно гибкой штукой. Надо только найти к нему подход и не перегружать в один момент. И многие вещи начинают спокойно кочевать из «это слишком» в «почему бы и нет» а там, глядишь и «а как же иначе?»       Полеты по воздуху с одного континента на другой. Общение на расстоянии через маленькую коробочку. Куча друзей, большую часть которых ты ни разу не встречал воочию. Еда, сделанная из нефти. Жизнь на дне океана под громадными куполами. Чипы, засовываемые в мозг для того «чтобы подобрать наилучшие условия для работы». Регулярные воскрешения в биомеханических телах… Большая ли разница?       Или они просто все вместе постепенно сходят с ума. Хотя какая собственно разница? Можно ли назвать отклонение от нормы отклонением, если оно массовое? То есть охватывает 100% сообщества, состоящего из шести ходячих скафандров и одного философствующего ОМНИтула.              И ещё умерла Сарра. Точнее её оригинал. Эта смерть подкосила всех едва ли не сильнее, чем все перенесенные ужасы, включая собственное нежданное воскрешение. Она очень тяжело перенесла подъем на Омикрон, потеряла сознание во время выгрузки с подъемника и больше в него не пришла. У Кэтрин остался её свежий скан, сделанный перед самым подъемом. Теперь они с Райли колдовали в лаборатории, обещая сделать её новое тело прямо из старого. С минимальными внешними и внутренними доработками и полным сохранением не только человеческой личности но и пропорций тела. Это выглядело одновременно жутко и обнадеживающе. По крайней мере, для следующего поколения, так сказать.       Вечером небольшой экипаж собрался в столовой. Сидели прямо на полу – в углу валялись раскоряченные останки двух стульев, не выдержавших веса тяжелых глубоководных костюмов, которые по старой человеческой привычке вздумали на них взгромоздиться. Вот смеху тогда было…       Теперь никто не смеялся. Все были вымотаны. Морально, конечно – физические тела теперь доставляли куда меньше проблем. При наличии геля и некоторой изобретательности, удавалось восстановить даже оторванные конечности. Над столовой повисло тягостное молчание. Каждый житель этого странного нового мира снова зарылся в собственные попытки осознания себя и происходящего. Тяжелые, темные и бесполезные, как ручейки структурного геля, вытекающие из многочисленных брешей обшивки.       - Коллеги, можно минутку внимания? – раздался голос Кэтрин, - Скажи что-нибудь, - шепнула она Саймону в персональный коммуникатор шлема, - Ты же, в конце концов, заварил эту кашу.       Конечно, она лукавила. Кашу они заварили вместе, но деваться было уже некуда – ученые как один обернулись к нему.       - Всем привет, - Саймон растерялся. Последний раз он говорил на публику, произнося благодарственную речь на выпускном, и это был тот ещё провал… - Ещё несколько недель назад я был продавцом книжного магазина в Торонто. То есть не недель, конечно… Лет сто, если быть точнее. Забавно, правда… Но я не об этом.       Десяток объективов смотрели на него немигающими красными огоньками.       - Тогда у меня был дом, работа, приятели, относительно определённое будущее… - а ведь так и было. Как же трудно поверить, что это был не сон… - Что с тех пор изменилось? Да практически ничего, кроме того, что теперь я состою из трупа, скафандра и черной жижи, а мой лучший друг – говорящая коробка, считающая себя умнее других.       Кэтрин фыркнула из динамиков интеркома, по скафандрам пронесся хриплый смешок.       – Да, ещё об землю жахнула комета, а остатки человечества на дне океана терроризирует сбрендивший компьютер, и всё катится к чертям. И неизвестно сколько мы ещё протянем, и сможем ли приструнить НИУ, и имеет ли всё это хоть какой-то смысл… Но знаете, в чем я по-прежнему уверен?       Красные огоньки смотрели на него. Вроде бы с интересом. Различать эмоции по однообразным неподвижным стеклам шлемов чертовски трудно. Но он научится, все они обязательно научатся, нужно только время.       - В том, что я – ЧЕЛОВЕК!       А впереди была неизвестность. Наверняка, страдания, боль и смерть. В общем всё то, что сопровождало человечество на протяжении всей его истории.       И ещё очень много работы.