Сборник

— А чего она в «Танцах» вдруг? — спрашивает Мигель, на кресле отклоняясь так, чтобы взглядом дотянуться до противоположного края стола. Только что открывшая Новосибирск девушка в красном его не задевает совсем, а вот Егора почему-то прорывает на путевку в следующий этап. — Задор имеет право на существование. — Имеет, да, но вот он уже же просуществовал, — не сдается Мигель, пытаясь добиться здравого ответа. — Вот пусть посуществует и дальше. — А будет ли дальше этот задор? — А я не знаю, — Егор на другом конце стола широко улыбается и расслабленно жмет плечами. Он отведенным взглядом ставит точку и откидывается на спинку кресла в ожидании следующих претендентов на звание победителей последнего сезона. Последний сезон. У Мигеля мелькает улыбка на губах с того самого момента, когда в стенах павильонов, в переписках — рабочих и домашних, во всех уведомлениях и разговорах речь заходит о финальном пути программы. Последняя попытка для танцоров показать всей стране их возможности в известном проекте. Последний шанс хореографам трех команд устроить незабываемое шоу на сцене Главкино. Последний шанс работать так плотно и долго в этом сплоченном коллективе, объединяющем талант, творчество и безграничное желание выжимать результат. Если бы Мигель был питерским танцором, он бы обязательно исправлял «последний» на «крайний», широкой улыбкой намекая, что это не конец, ведь возможность работать с участниками и друзьями останется и после объявления победителя сезона. Но Мига не питерский, а сезон — последний, потому что как минимум идти рука об руку после проекта станет невозможно. Не в таком открытом виде, как они делают это сейчас. За эти семь лет пути до финала многое меняется. Меняются они сами, и Мигель все чаще замечает это с пугающей четкостью. Он не анализирует специально, но то и дело ловит себя на мысли, что пару лет назад было иначе: и перепалки за столом были более живыми, и образы судей отличались кардинальнее, да и самих судей было двое, если копать с самого начала проекта. Проект рос и менялся, подминая под себя старое деление надвое, в котором четко прослеживалось наивное разбиение команд по стилям судей. А теперь появились идеи, суть которых каждый из наставников вложил в команду и транслирует на всю страну, подписавшись командой мечты, кедами или чем бы ни было еще. Командная работа всех троих, прерываемая здравым духом соревнования. Мигель отчего-то уверен, что после финального декабрьского эпизода такой утопичной картины уже не сложится, а легкость, на которую они перешли в стенах залов, став большой семьей, не появится на новых проектах. Мигель много думает о тепле, разливающемся за грудой клеткой при взгляде на знакомую сцену и окружающих людей, и так и не избавляется за эти годы от привычки мельком смотреть на соседей по судейству во время кастингов. На не прекращающего шутить Светлого, на сперва холодную, а теперь уже расцветшую Таню, на практически десяток приглашенных гостей, но больше всего, конечно же, на самое дальнее кресло. Егор на другом конце стола всегда лучится добродушием и спокойствием, даже когда громко смеется, хмурится, скучает или с завидной неторопливостью разбирает участников, докапываясь до мелочей. Больше всего Егору идут приступы хорошего настроения, когда от одной верно выделенной эмоции танцора он без дополнений отправляет его на новый этап кастинга. Сегодня его цепляет задор, а Мигеля цепляет широкая улыбка и полное пренебрежение планом отсеивать тех, кого в любом случае отсеют классы и следующие этапы. Он будет скучать. Не только по кастингам, работе до ночи в залах и свете софитов на главной танцевальной сцене страны, но и по самому Егору. Мигель никогда не признается вслух, но после возвращения с перерыва на сезон Дружинин цепляет его как никогда прежде. Словно помолодев на глазах, он кажется новым как внешне, так и внутренне, строя команду по диктуемому сердцем плану. Мигель смотрит со стороны, улыбается до онемения щек, но первое время из комплиментов отвешивает лишь шутки по поводу бороды и явно улучшившейся формы, которую подчеркивает выбранная стилистами одежда. Мигель любит глазами, душой, сердцем в конце концов, а потом два года назад в один из вереницы осенних дней зовет Егора поболтать у себя в зале, расставляя все точки и вспенивая океан того, что было потеряно после сезона врознь. Между ними химия, но с высоты возраста она уже не так ярко считывается с экрана. После просмотра пары выпусков Мигель даже замечает с улыбкой, что либо монтажеры все режут, включая переглядывания через каждый номер, либо у них обоих просела эмоция, отвечающая за ненамеренную демонстрацию симпатии. Егор на это только смеется и справедливо говорит, что на концертах у него сердце болит за номера, а не за циничных критиков по столу. За эту пару лет они сплачиваются, работая бок о бок месяцами, а на межсезонье не разбегаются совсем уж далеко по городам. Стабильно видятся по несколько раз в месяц за редкими исключениями, но вспыхивают в полную силу лишь за работой осенью и в начале зимы. Если бы Мигель продолжал рассуждать глубже, то сказал, что третьей в их отношения вполне вписывается работа, но это знание и так маячит на подкорке, не требуя слов. И именно работа напоминает о рамках проекта, за финальным сезоном которого уже не будет так, как раньше. Мигель будет скучать и пока еще не имеет представления, что ждет его и всех остальных в следующем году, когда отгремит последний эпизод. Не знает состав своей будущей команды, победителя проекта, количество сил, которые уйдут на его репетиции. Не знает, будут ли эти несколько месяцев последними или все-таки всего лишь крайними на некоторое время для него и Егора. В Новосибирске он ловит взгляд теплых карих глаз через одно кресло от себя и улыбается. Задор имеет право на существование? Пусть задор посуществует еще немного.