5:11 — 9:53 31 октября, понедельник Чикаго, штат Иллинойс
За огромным окном в пол, занимавшим — заменявшим собой — одну стену крохотной квартиры, небо невнятно серело в преддверии рассвета. Где-то за частоколом высоток Чикаго на горизонте появлялись первые несмелые мазки солнечного света, их мягко-желтые блики отражались в стеклах погруженных в сонную темноту соседних зданий. Эвис сидела на кровати, свесив босые ноги на пол, и наблюдала, как снаружи начинался новый день. Остаток предыдущей недели оказался суматошным и занятым. Хоть по настоянию директора лаборатории Фрэнка Далтона она не планировала ничего — кроме возможного выхода на работу — на понедельник, остаток среды, четверг, пятницу и выходные ей пришлось расписать буквально по часам. Первым делом, едва покинув здание криминально-технической лаборатории, Эвис позвонила в Эфингем, директору Келлер и предупредила, что сможет дать ей окончательный ответ в пятницу не раньше семи часов вечера. На это сообщение Эбигейл Келлер с секунду молчала, затем проскрипела: — Нда? — и после ещё одной паузы осведомилась всё таким же непримиримым тоном: — Вы получили какое-то предложение, Эвис? Объяснившись с Келлер, она вернулась домой и поднялась к отцу. — Я остаюсь в Чикаго, пап, — сказала она, примостившись на краю кровати и обвивая его рукой. — Мне предложили работу, ещё не знаю: будет ли это лаборатория здесь, в городе, или я вернусь в Эфингем, но я буду в Иллинойсе. Я буду рядом. Дыхание Калума Кэйси сбилось, он едва заметно пошевелился и произнес невнятный набор звуков, которые должны были означать: — Ты не обязана это делать. Эвис ничего не ответила, и лишь молча поцеловала отца в щеку. Так она провела в его комнате остаток дня, и лишь вечером спустилась вниз, поужинала и совершила ещё один телефонный звонок. В четверг утром Эвис уселась перед компьютером, просмотрев заново все объявления о сдачи недвижимости, добавленные в закладки, созвонилась с риелтором, и уже в обед отправилась смотреть первую квартиру. Объехав вслед за агентом половину Чикаго и осмотрев до вечера три квартиры в дуплексах и триплексах в частном секторе, Эвис поднялась на восемнадцатый этаж многоквартирной новостройки в восьми кварталах от набережной озера. Она остановилась у панорамного окна с видом на небоскребы и поблескивающие в просветах между ними воды Мичигана, вполуха слушая риелтора. Квартира занимала смехотворную площадь 27 квадратных метров и являла собой одно цельное помещение неправильной формы. Сразу слева от входа располагалась тесная полностью оборудованная кухня, за небольшим островком с раковиной и каменной столешницей стоял диван, обозначавший начало гостиной зоны, под углом к окну стоял ещё один диван, обернутый лицом к необъятно большому — в масштабах жилища — телевизору с плоским экраном. От панорамного окна стена поворачивала под углом 45 градусов, и в углу — между своеобразной гостиной, крохотной ванной и прихожей — приютилась небольшая кровать, едва умещавшая на себе тесно прижавшихся друг к другу двоих людей. Ежемесячная плата за эту кладовку, оснащенную мебелью, составляла несправедливые 800 — верхняя черта бюджета Эвис на жилье — долларов, но в здании находились спортзал, два — открытый летний и огромный зимний, крытый — бассейна, прачечная, мастерская по ремонту обуви и одежды, химчистка, аптека и небольшой продуктовый магазинчик со своим отделом кулинарии. Также в плату входило парковочное место в подземном гараже и две ячейки в гараже для велосипедов. Комплекс из трех многоквартирных высоток находился под круглосуточной охраной, и каждая квартира была снабжена сигнализацией, подключение которой и функционирование оплачивались дополнительно за символическую сумму. Внизу каждого из зданий был круглосуточный консьерж, и там же работало почтовое отделение. — Я беру, — сказала Эвис Кэйси, прервав рассказ риелтора на середине. — Беру эту квартиру. Когда можно въезжать? Брови невысокой мулатки нахмурились, и она поджала губы. — Мисс Кэйси, мы посмотрели ещё не все варианты. Есть ещё две квартиры неподалеку, которые можно сегодня по… — Нет, я останусь здесь, — решительно возразила Эвис, снова оглядываясь на вечернюю панораму Чикаго, раскинувшуюся за панорамным окном. — Другие варианты не нужны. Вы сможете всё подготовить к завтрашнему дню? И вот она сидела, свесив ноги к полу, на кровати в углу между ванной, гостиной и коридором, и смотрела на раннее утро. За стеклом начинался понедельник, и Эвис Кэйси с удивительным ощущением нереальности происходящего думала о том, что она снова в Чикаго. Она вернулась домой, теперь она снова — после стольких попыток сбежать и вернуться — живет в родном городе. На голую спину опустилась рука, и теплые пальцы медленно скользнули вниз. Эвис вздрогнула от неожиданного прикосновения. — Детка, — прозвучал сонный голос, — ещё очень рано. Ложись спать. Кэйси оглянулась через плечо. Кристофер Ли Бёрк лежал на кровати, раскинув на подушках руки и не стесняясь своей наготы. В сумраке комнаты сложно было различить выражение его лица, а глаза — светло-голубые при дневном свете и густо-серые в искусственном освещении — казались глубоко-черными. Его пальцы невесомо касались кожи Эвис, провоцируя будоражащие мурашки по спине. Она повернулась, наклонилась и, коротко прижавшись к губам Бёрка, прошептала: — Не хочу спать. Спущусь вниз и потренируюсь. Составишь мне компанию? Кристофер Ли потянулся всем телом и протер ладонью лицо. — Я бы ещё поспал, крошка. Но если мне пора собираться, ты только скажи. — Нет, оставайся. Высыпись, чувствуй себя как дома. Там на столе лежит запасная связка ключей, так что можешь заниматься своими делами и затем вернуться. Я буду рада увидеть тебя после работы. Можем поужинать и продолжить. Она игриво приподняла бровь. Бёрк улыбнулся и привстал на локте. — Прости, Эйв, но такую роскошь я позволить себе не могу. Впрочем, ты можешь никуда не идти, и мы продолжим прямо сейчас. — Я хочу сосредоточиться на работе, — с сожалением оглядывая тело Бёрка, ответила Эвис. — Мне нужно прочистить мозги и подготовиться. — Ладно, малыш, — Крис пожал плечами и снова опустился на подушку. — Тогда я ещё немного поваляюсь, затем приготовлю нам завтрак и выйду вместе с тобой. Идет?***
Тренажерный зал на Южной Вабаш-авеню, который незатейливо назывался «Вабаш Авеню», был темным влажным помещением, пропитанным потом и порядком истрепанным ходом времени. Качалка, занимавшая невысокое старое здание под эстакадой метро, находилась в квартале от полицейского участка и пользовалась популярностью у патрульных и бойцов полицейских спецподразделений. Сюда редко забредал кто-то, если на его промокшей футболке не значилось «SWAT» или «Департамент полиции Чикаго». Гэвин Синклер любил это место, потому что в нём было уютно и атмосферно, здесь были все свои и все друг друга — по работе, общей компании или тренажерке — знали. Кроме того, качалка находилась на равном расстоянии от дома — десяток кварталов пешком в любую погоду и время суток — и от облюбованной полицейскими забегаловки в Чайна Тауне. В это заведение, как и в зал «Вабаш Авеню» не заходили посторонние, туда даже не рисковали потыкаться китайцы. Помещение круглосуточно было заполнено черной полицейской формой и жетонами, во время обеденного перерыва там было не протолкнуться, а вся улица вплотную была заставлена белыми длинными патрульными автомобилями. Эта расслабленная атмосфера, ограниченный круг всех своих привлекали Гэвина не только и не столько своим удобным расположением. Синклер скучал по работе патрульным или детективом. Он любил криминалистику и не жалел о своем выборе, но от щемящего чувства ностальгии избавиться не мог. Гэвин оставался полицейским, он сохранил при себе жетон и табельное оружие, за ним остались много прав детектива, но работа эксперта заметно отличалась от «земной». Ему почти не приходилось допрашивать свидетелей или подозреваемых, на месте преступления он был сосредоточен на собрании вещественных доказательств, а в лаборатории был поглощен научной работой. Ради всего этого Гэвин и прошел интенсивный курс подготовки, но с тоской вспоминал времена работы детективом, когда — вместо склониться над микроскопом или обложиться многотомными энциклопедиями — он работал «на земле»: искал мотивы, свидетелей и подозреваемых, проводил аресты, искал затаившихся преступников, передавал прокурору материалы обвинения. Причина, по которой спустя почти 10 лет службы полицейским — шесть лет патрульным и три года детективом — Гэвин вдруг повернул свою деятельность в совершенно другую сторону, была проста и четко сформулирована. Ещё в юридическом колледже и затем в полицейской академии ему стало понятно, что без кропотливого тяжелого труда ученых практически ни одно дело не может прийти к своему логическому завершению. Опыт подтвердил эти знания. Дела раскрывали не детективы, непосредственно ведущие расследования, и не прокуроры, остервенело бомбардирующие подозреваемых обвинениями. Все грабежи, нападения, нанесения увечий и убийства раскрывали незаметные простому обывателю человечки в белых халатах и синих куртках с коротким желтым словом на спине «Криминалист». Полученные от экспертов данные позволяли вывести дело из глухого угла, повернуть вектор расследования в совершенно неожиданном направлении, и безапелляционно засадить за решетку подозреваемого, не смотря на всё красноречие и искусность его адвоката. Поразмыслив над этим, однажды похожим холодным осенним днем детектив Гэвин Синклер посетил лекцию местного криминалиста в полицейской академии, посвященной значимости всех, даже мельчайших деталей, на месте преступления, и необходимости сохранения всех доказательств в целости до приезда отряда криминалистов. Фрэнк Далтон наводил примеры из работы лаборатории полицейского департамента города Чикаго, похожие дела из опыта подобных лабораторий в других штатах и странах. Показывал слайды с примерами тентов или палаток, разбитых вокруг места преступления, если то находилось на открытом воздухе, и погода могла испортить или уничтожить доказательства. Свой увлекательный доклад Далтон подкреплял примерами самых небольших вещдоков, решивших исход дела: крохотные, почти начисто стертые капли крови, едва заметные невооруженному глазу волоски, неразличимые без микроскопа пылинки; и самых масштабных: сошедший с рельсов грузовой вагон, подъемный кран, общественный бассейн, занимавший площадь футбольного поля и вмещавший в себя едва ли не половину всех вод озера Мичиган. Из той же лекции Синклер почерпнул, насколько разнообразна работа криминалистической лаборатории и насколько много узкопрофильных специалистов могут быть объединены в одну следственную группу. Вдохновившись всем услышанным, уже к зиме Гэвин Синклер подал прошение о прохождении обучения и переводе в лабораторию. А через неполных два года новехоньким — только из-за университетской парты — криминалистом прибыл в распоряжение Фрэнка Далтона, к тому времени уже получившего должность директора. Теперь в его послужном списке гордо значились 15 лет службы в полицейском департаменте, 5 из которых он трудился экспертом. Гэвин не жалел ни о решениях, ни о потерянных возможностях, ни о годах, потраченных на получение образования, ни о людях, с которыми из-за новых обязанностей пришлось разойтись. Но порой тосковал по своей фуражке полицейского и лихо выблескивающем жетоне на нагрудном кармане формы. Поглощенный этими размышлениями, Синклер провел взглядом патрульную машину, неторопливо повернувшую перед ним на светофоре, подтянул на плече спортивную сумку и ступил на переход. За 5 лет работы в лаборатории он не разочаровался в своем выборе, но порой становился в тупик, которых, казалось ему прежде, в работе экспертов встречалось немного. Дело об убийстве официантки застопорилось. Её тело нашли поздним вечером во вторник, и скоро истекала неделя с момента возбуждения уголовного дела по статье убийство с целью ограбления, но за пять дней следствие успело лишь потоптаться по собственным следам, не сдвинувшись вперед ни на дюйм. В пятницу вечером Фрэнк Далтон собрал небольшое совещание, в котором сообщил, что к следственной группе присоединится новый сотрудник и, возможно, поможет сдвинуть с места расследование. Гэвин воспринял эту новость с молчаливой слабой надеждой, что новая кровь и свежий мозг дадут какой-то результат. Неопределенность в этом убийстве затягивалась, а когда в таких делах за неделю или две не появлялось никаких зацепок, они очень быстро превращались в висяки, и со временем отправлялись в архив так и не раскрытыми. Эдакие молчаливые свидетельства несостоятельности полицейского департамента. Подобные дела, в которых значилось имя Синклера — как детектива или криминалиста, Гэвин жутко не любил. Он перестал принимать близко к сердцу человеческие трагедии ещё в начале своего пути; преступления, расследования и судебные решения были лишь строчками из его послужного списка, жертвы и убийцы были лишь одними из множества имен. И хорошая раскрываемость была для Гэвина лишь приятной цифрой и значительным довеском к его репутации, а вовсе не благородным наказанием зла за ущемление светлых сил — чем страдали многие начинающие полицейские. Но он находил убийц, а именно этого от него ждали родные и близкие жертвы и общественность. Мотивация была разной, но позитивный результат был одинаково удовлетворительным для всех.***
Фрэнк Далтон позвонил задолго до условленного срока — в пятницу утром и пригласил Эвис подъехать в лабораторию для оформления трудоустройства. Кэйси подписала все необходимые бумаги и получила пропуск, форму, именной шкафчик, распечатанный график дежурств на остаток октября и весь ноябрь, доступ к внутренней базе лаборатории и федеральной полицейской базе, почту на сервере лаборатории. Её машину осмотрели в полицейском гараже, зарегистрировали и оборудовали рацией, сиреной и мигалкой. Так, к обеду пятницы Эвис уже была полноценным сотрудником Криминально-технической лаборатории полицейского департамента города Чикаго, и, вернувшись домой, занялась запланированными телефонными и личными беседами. В первую очередь она позвонила риелтору и уточнила, сможет ли уже вечером въехать в квартиру. Затем вместе с Блэнид Канаван, сиделкой отца, за чашкой кофе с тостами обсудила их дальнейшее сотрудничество. Блэнид, незамужняя и не имеющая детей, с отстраненным спокойствием восприняла новость о том, что Эвис намерена так торопливо съехать, и заверила, что готова присматривать за Калумом Кэйси и впредь за ту же зарплату. Этот вопрос терзал Эвис сильнее прочих и, получив утвердительный ответ, она с облегчением выдохнула. Оставив Блэнид Канаван свой новый адрес и номер телефона в лаборатории, по которому с ней можно будет связаться, Эвис поднялась к отцу и сообщила ему то же самое: она получила работу, остается в Чикаго, но будет жить в небольшой квартирке в районе Голд Кост. Папа также воспринял эту информацию с пониманием. На душе Эвис стало ещё легче. Так, окрыленная успехами дня, она набрала номер, по которому вечером в среду ей не ответили. — Детка? — голос Кристофера Ли Бёрка в трубке звучал глухо и неразборчиво. — Эйв, крошка! Как дела? Что нового? — Привет! Хорошо, я дома. Новостей очень много, но все не срочно, — ей пришлось закрыть одно ухо рукой, и плотно прижать телефон, чтобы хоть как-то слышать Бёрка. — А ты как? Ты в Штатах? — Нет, малыш. Я в Хельсинки. Буду в Финляндии ещё несколько дней. Местонахождение Криса она решила оставить без комментариев. Он был неуловимым: сегодня в Штатах, завтра — в Европе или на Ближнем Востоке. Эвис имела весьма смутные представления о роде деятельности Кристофера Ли Бёрка, но вопросов не задавала. Они были не в тех отношениях, чтобы знать друг о друге всё и иметь определенные требования и обязанности. Впервые они встретились летом 2009 года на базе миротворческих сил НАТО в Афганистане. Несколько раз подряд оказавшись в одном отряде на патрулировании, они сдружились и между ними возникла некоторая связь. Они не афишировали свой контакт, ничего друг другу не обещали и вообще не обсуждали происходящее между ними. В какой-то момент им просто захотелось переспать, а затем такие моменты стали случаться с определенной периодичностью, но за пределами койки Эвис и Кристофер были просто хорошими знакомыми и сослуживцами. Так они патрулировали афгано-пакистанскую границу под началом полковника Шарпа до начала 2010 года. Тогда несколько отрядов с патрулирования передислоцировали, и перед ними была поставлена новая задача — участие в первой фазе наступательной операции «Моштарак». После нескольких дней ожесточенных боев Эвис, получившая незначительные ранения, подала прошение о переводе в запас. И полковник Джей Джей Шарп с некоторым сожалением и одновременным отцовским одобрением подмахнул подписью заявление. Кристофер Ли Бёрк ещё какое-то время воевал, но затем и сам покинул армию. Он возник в Чикаго, как раз когда Эвис, оправившись от войны и ран, поступала в университет. Бёрк задержался в Америке на удивительно продолжительный для себя период, — несколько месяцев кряду, — а затем подался в Африку. Четыре года — пока Эвис получала степень магистра по криминалистике и работала в лаборатории четвертого округа штата — они с Бёрком виделись крайне редко, не чаще двух-трех раз в год. Встречи назначались чаще всего на вечер или ночь, которую они без лишних разговоров проводили в постели, а затем утром, — всё так же ничего не обсуждая и ни о чем не спрашивая, — разъезжались по своим делам. Их связь стала прочнее, когда Эвис Кэйси вместе с миссией ООН попала в Африку. Кристофер Ли Бёрк нарезал круги вокруг Судана, заявляясь в Хартум то из Ливии, то из Сомали, то из Ирака. Вскользь он упоминал о том, что работает в частном охранном предприятии, и странная география его путешествий обусловлена именно этим. Но большего он не говорил, а Кэйси никогда не была любительницей или особым умельцем задавать вопросы. Так, последний раз они виделись в конце лета, почти два месяца назад, и Кристофер Ли Бёрк не был в курсе того, что Эвис прервала своё участие в миссии, вернулась в Чикаго и обосновалась. Кэйси несколько раз набирала номер, по которому Бёрк порой отвечал, но — Эвис вовсе не была удивлена — не смогла дозвониться ни из Судана, ни из Чикаго сразу по прибытию, ни в среду вечером. И вот только в пятницу Крис вышел на связь. Из Хельсинки. — А я в Чикаго, — сообщила Эвис. — В Чикаго?! — ошарашено переспросил Кристофер Ли Бёрк. — Ухты! ООН выпустили тебя из рабства и дали, наконец, отпуск? — Не совсем, — улыбнулась Кэйси в трубку. — Я же говорю: новостей очень много. Но разговор не телефонный. — Ну ладно, малыш. Не телефонный — то не телефонный. К следующей неделе я освобожусь, могу прилететь. Ты на сколько в Чикаго? Кэйси поколебалась с ответом и произнесла неопределенно: — На некоторое время. Они условились встретиться в середине следующей недели, но Бёрк позвонил утром в воскресенье из аэропорта в Нью-Йорке и сказал, что через пару часов будет в Иллинойсе. Эвис встретила его с самолета, и остаток дня и ночь они провели в компании друг друга в её полупустой квартире. А сейчас Кристофер Ли Бёрк нежился наверху в её постели, пока она занималась в пустом в столь ранний час тренажерном зале. Эвис никогда не утруждала себя мыслями о характере их связи. Бёрк просто возникал в определенные моменты её жизни, и она всегда рада была его видеть, и ей всегда было немного грустно с ним прощаться. Но не более того. Кристофер обладал отличительным качеством настоящего мужчины: он никогда не говорил попусту. Если он был занят, то был занят и недоступен для встреч или звонков. Но если назначал встречу, то всегда приезжал, прилагая неведомые Эвис усилия для того, чтобы освободить максимально возможное время для свидания с ней. Кристофер Ли Бёрк был необычайно непостоянным, но парадоксально надежным. Встречи с ним были приятными, разговоры увлекательными, а секс — качественным. В большем Кэйси не нуждалась. Она спрыгнула с беговой дорожки, и на смену гулкому эху её шагов пришла звонкая тишина пустого помещения. За окном уже было светло.***
Джеймс Фланнери нахмурился, разворачивая материалы дела, и отпил немного горького кофе из бумажного стаканчика. В пятницу вечером ему сообщили, что к следственной группе подключат нового эксперта. Детектив Фланнери был не очень рад этой новости. Все вещественные доказательства были проанализированы, и расследование уперлось в глухой угол не из-за недоработки лаборатории, а потому введение нового криминалиста казалось Джеймсу несвоевременным и не необходимым решением. Над убийством двадцатитрехлетней Келли Эллиот он работал в паре с экспертом Синклером. Гэвина Джеймс знал давно, они работали в одном отделе в полиции до того, как Синклер ударился в науку. Тот был толковым копом и неплохим криминалистом, и Джеймс не совсем понимал, зачем в лаборатории решили бросить кого-то ему на помощь. Это дело с официанткой с самого начала пошло не так. То, что они поначалу сочли за обычное убийство с целью ограбления, обернулось громким скандалом. Потому что студентка Келли Эллиот, подрабатывающая по вечерам в ресторане на набережной, оказалась дочерью четы Эллиотов — именитых крупных бизнесменов. И на полицию обвалились все СМИ города, наперегонки выдвигая на своих первых полосах версии одна невообразимее другой. К резонансному делу примешались и политика, и мафия, и бизнес, и семейные распри. Фланнери пролил несколько капель кофе на лацкан своего темного пиджака и чертыхнулся. Ему вовсе не улыбалось убить всё утро на то, чтобы ввести в курс дела лишнего сотрудника. Перечить своему начальству Фланнери не мог, и возразить директору лаборатории Далтону тоже был не в состоянии. Хотя структура полицейского департамента была устроена таким образом, что прямых наказов детективам Далтон отдавать не мог, Фланнери всё же был ниже по званию, и вынужден был подчиняться. Этот субординационный диссонанс злил Джеймса так же, как пятно на одежде и застопорившееся расследование. Метнув в ведро для бумаг скомканную салфетку, которой он старался затереть пролитый кофе, Джеймс Фланнери снова упер взгляд в папку. Тело Келли Эллиот было найдено во вторник, 25 октября, вечером. В 19:47 в службу 911 поступил звонок от мужчины, который сообщил, что гулял по набережной Мичигана с собакой, когда та наткнулась на что-то у самой кромки воды, подозрительно похожее на человека. К потенциальному утопленнику выслали карету скорой помощи и патрульный наряд, но парамедики констатировали смерть. Прибывшие в 21:19 криминалисты подтвердили вердикт и установили, что девушка была убита точным выстрелом в голову. При ней был найден распотрошенный бумажник. В нем не осталось наличных денег и кредиток, но сохранилось водительское удостоверение и несколько карт: абонементы, скидки, визитки. Содержимое сумки так же было выпотрошено грабителями. Не представлявшие особой ценности зеркальце, помада, комок наушников, растрепанная записная книжка валялись на мокром песке. Сама пустая сумочка была найдена в метре от тела. Мобильный телефон и другая техника, которая, возможно, имелась у Келли Эллиот с собой, исчезли. Первым делом были допрошены сотрудники ресторана «Каставэйс», в котором убитая трудилась официантом на половину ставки. Там сообщили, что вечер вторника был выходным для Келли, и никто не мог объяснить, почему не в свою смену она оказалась так близко к месту работы. Одновременно с этим были бегло допрошены скорбящие родители и брат. Последний сообщил, что должен был встретиться с Келли для ужина, но та не ответила на телефонный звонок. Девятнадцатилетний Дерек Эллиот не стал заявлять в полицию, поскольку решил, что сестра просто забыла о встрече или где-то задержалась. Его слова подтвердились на следующее утро. Выписка звонков по номеру Дерека Эллиота и по номеру убитой Келли — чей телефон был украден — подтверждали, что за сорок минут до обнаружения тела такой вызов был совершен и остался без ответа. Патологоанатом мог объяснить, почему Келли не ответила: даже если телефон всё ещё был при ней, Эллиот умерла двумя часами ранее — приблизительно в 17:00—17:30. Он подтвердил, что смерть наступила из-за выстрела впритык в голову. Джеймс Фланнери предполагал, что обстояло всё приблизительно так: девушку подстерегли на прогулке по набережной озера, приставили ей ко лбу пистолет, вымогая деньги, драгоценности и технику. И когда Келли Эллиот отказалась повиноваться, нажали на спусковой крючок. Смерть наступила мгновенно. И уже когда Келли упала замертво, её вещи торопливо перебрали, из ушей и шеи стянули золотые украшения, карманы опустошили. В течение нескольких дней полиция безуспешно пыталась установить, какие именно украшения были на убитой до нападения, и по приблизительным наброскам пытались отыскать краденые вещи в ломбардах. Отслеживание мобильного не давало никаких результатов, как и охота за сбытыми драгоценностями. В ломбардах, где к принимаемым вещам относились ответственно и скрупулезно, указанные вещи не появлялись. А торгаши с черного рынка на связь с полицией выходили неохотно и ничего конкретного сообщить не могли. Так, состоянием на утро понедельника — спустя шесть дней с совершения убийства — следствие находилось у той же отправной точки. Эксперты установили, что Келли Эллиот была застрелена из оружия.45 калибра. Предположительно, это был компактный Кольт Дефендер — одно из самых популярных оружий на современных легальном и черном рынках. Нахождение гильзы и определение оружия ничем следствию не помогали. Сам пистолет найден не был. Прежде по полицейской базе в связи с другими преступлениями не проходил. И на убитой, её одежде и вещах никаких следов — отпечатки, волоски — постороннего не обнаружили. Следы на песке и мусор поблизости так же делу никак не помогали. Полиция оказалась в тупике. Джеймс Фланнери захлопнул папку, одним большим глотком опустошил стаканчик из автомата, метнул его в урну и встал. Сверившись с наручными часами, он торопливо зашагал к выходу. Его ждали в лаборатории, чтобы снова перемалывать бесполезные данные по убийству, которое превращалось в очень болезненную занозу и грозилось по итогу оказаться висяком.***
Комната для совещаний — в которой была назначена встреча обновленной следственной группы, одна из многих подобных в здании лаборатории — находилась на третьем, административном, этаже и являла собой стеклянную коробку с овальным столом, проектором и белой доской. Гэвин Синклер ещё из коридора заметил фигуру внутри и удивленно вздернул бровь. Женщина, сидевшая на табурете перед доской, исписанной черным фломастером и обклеенной фотографиями и бумагами, показалась ему смутно знакомой. Она не была сотрудницей лаборатории, всех в этом здании Гэвин Синклер знал: некоторых довольно близко, других лишь шапочно. Но эту женщину здесь прежде не встречал. Он был удивлен. В пятницу Фрэнк Далтон сообщил ему о подключении нового криминалиста, а присутствующая в комнате к их числу, вероятно, не принадлежала. Значит, прислали ещё одного детектива, и Далтон ошибся. Либо она — из федералов. Дело приобрело очень шумный характер, излишне обсуждаемый в СМИ, и ФБР решило приставить своего следователя. Толкнув стеклянную дверь и увидев профиль женщины, Гэвин Синклер едва сдержался, чтобы не присвистнуть. — Это Вы та выскочка из лифта? — осведомился он. — С поясом наперевес? Она подняла голову, и в Синклера уперся твердый взгляд глаз неяркого болотного цвета. Губы выскочки растянулись в холодной улыбке. — Вероятно. А вы тот непримиримый офицер? — произнесла она, закрывая лежащую на коленях папку. — Вероятно, — парировал Гэвин, подходя к стулу. Он нес в руках два парующих стакана из автомата возле лифтов. Поставив их на стол, он снова посмотрел на женщину. — Хотите кофе? Не оглядываясь и уже опустив взгляд во вновь развернутое дело, она коротко ответила: — Нет, спасибо. Гэвин Синклер уперся в её спину взглядом. Водолазка невнятного серого цвета плотно обтягивала её тело. Острые плечи, по-армейски прямая спина, рукава тесно облегали аккуратный рельеф подтянутых сильных рук. Бывшая полицейская или военная, решил Гэвин. Совсем недавно покинувшая своё предыдущее место работы, судя по сохранившемуся физическому состоянию. — Вам нужна помощь? — снова заговорил Синклер. Когда под тонкой тканью водолазки зашевелились мышцы, и Эвис вполоборота повернулась к нему, Гэвин добавил: — Я имею в виду… Это Ваше первое дело? Вам нужно помочь как-то в этом всём, — он окинул взглядом доску со схемой расследования и понял, что задает вопрос напрасно, но продолжил: — разобраться? Губ женщины коснулась знакомая ехидная, кривая улыбка. — Спасибо, офицер Синклер. Но у меня уже достаточно опыта. Да и, кроме того, судя по тому, что меня подключили к расследованию, безрезультатно длящемуся уже неделю, помощь нужна Вам, а не мне. Гэвин плотно сжал губы, едва сдерживая яростное желание ответить так же хлестко. Он откинулся на спинку стула и, покосившись на наручные часы, оглянулся. Коридоры вокруг комнаты пустовали. Детектив Джеймс Фланнери опаздывал. — Вы наш новый криминалист? — Да, — не отрываясь от чтения. — На чем специализируетесь? — На многом. Синклер нахмурился. На прошлой неделе в лифте он вспылил на неё, и едва ли мог тогда найти причину. Он никогда — даже будучи патрульным, всегда одетым в форму — не относился так ревностно к своему офицерскому званию. Задерживая мелких хулиганов и карманников с опытом или опрашивая жертв и свидетелей преступлений, он практически никогда не исправлял их, если те обращались к нему, как к «мистеру», а не как к «офицеру». На службе ему приходилось знать многих полицейских, которые не прощали подобного акта призрачного неуважения. Гэвин не считал подобное преступлением, часто пропускал мимо ушей и не понимал поначалу, почему пропитался такой антипатией к женщине в лифте. Теперь же, рассматривая её спину и затылок, понимал, что действовал чисто интуитивно, но правильно. Она была большой занозой, эта как там её, и им с Фланнери крупно не повезло оказаться с ней в одной команде. — Как Вас, говорите, зовут? — Эвис Кэйси, — тихо и с нарастающей злобой ответила она. — Офицер Синклер, я с удовольствием поболтаю с Вами на отстраненные темы в любое другое удобное время. Но сейчас я могу сосредоточиться на этом? И она яростно ткнула фломастером в бумаги, которые держала на коленях. Гэвин молча поднял руки, оставляя её в молчании и покое, и она снова опустила взгляд в дело. Он отчаянно надеялся, что это какая-то временная замена или одноразовая внутренняя проверка, устроенная Далтоном, поскольку был уверен, что на постоянной основе с этой Эвис Кэйси сработаться не сможет. Когда спустя несколько минут из лифта вышел Джеймс Фланнери и торопливо зашагал в их сторону, Гэвин тихо с облегчением вздохнул. Встретив взгляд детектива через стеклянную стену, Синклер выразительно скосил глаза на Кэйси, и Фланнери с непониманием пожал плечами и округлил глаза. Словно невзначай склонив голову на руку, Гэвин прикрыл своё лицо от взгляда Эвис и скорчил детективу рожицу. Тот коротко растянул губы и кивнул. Сообщение было отправлено и получено. Дословно это означало: «Берегись, это просто дерьмо! — Понял!». Такой метод общения — молчаливый и практически непонятный для посторонних — был выработан в отделе убийств задолго до Синклера и Фланнери, но все ещё пользовался популярностью среди детективов, когда те делились мнениями о подозреваемых, свидетелях, прокурорах, судьях или адвокатах в их присутствии. Предупрежденный и вооруженный знанием Джеймс Фланнери вошел в кабинет со строгим лицом и, деловито протянув Кэйси руку, представился.***
Эти двое заняли оборонительную позицию, усевшись рядом за овальным столом, поздоровавшись пожатием руки и разделив между собой стаканы с кофе. Гэвин Синклер, криминалист, и Джеймс Фланнери, детектив, невзлюбили её, толком даже с ней не познакомившись, но Эвис Кэйси решила, что ей всё равно. В статусе новенькой она была не впервые, и работать в мужском коллективе, молчаливо и солидарно презирающем женщин, ей также доводилось. Армия, — в которой впервые за всю историю служило настолько много женщин, — была самым тяжелым испытанием на равноправность, каким бы нелепым это ни казалось. Война всё ещё считалась чисто мужским занятием, и Эвис Кэйси, как и многим другим девушкам, поначалу пришлось там нелегко. Не из-за опасности и трудности работы, а из-за ополчившихся против них мужчин. Подобное происходило и в корпусе морской пехоты, и в лаборатории четвертого округа штата Иллинойс, и в Судане, так что Эвис не придавала сложившейся ситуации большой трагичности. С кем-то ей суждено сработаться, а с кем-то — нет. В конечном итоге, они все здесь лишь работают, и именно это должны делать качественно, а дружить им необязательно. Впрочем, Кэйси не могла не признать, что существенно поспособствовала такой негативной настроенности этих двух против неё. Ещё на прошлой неделе она очевидно подначивала Гэвина Синклера, так упрямо упершегося в своё офицерское звание, что ей едва хватало сил сдержать хохот. Да и этим утром она не проявила ни капли дружелюбия к криминалисту, даже когда тот предпринял попытки ближе с ней познакомиться. Она повернулась к ним на табурете, закрыла папку с материалами дела и, отложив её на край стола, заговорила: — Я сейчас проговорю всё, что нам известно о деле и о ходе расследования, а вы меня исправите, если я что-то упущу или неверно пойму, ладно? Детектив едва заметно кивнул. Окаменевшее лицо криминалиста не изменилось в выражении, он не шевельнулся, пристально разглядывая Эвис, будто пытаясь просверлить её насквозь взглядом злых карих глаз. Она пожала плечами и повернула голову к доске, на которой в свойственной ей манере структурировала все материалы и отметила их сносками: своими дополнениями и вопросами. — Келли Эллиот — 1993 года рождения, студентка юридического факультета университета штата Иллинойс и официантка на половину ставки — была убита выстрелом в голову в промежутке между 17:00 и 17:30, 25 октября. В 19:47 её обнаружил некий Норман Иткинсон, который выгуливал на берегу озера Мичиган своего пса. Тело было обнаружено в трехсот метрах от места работы Келли Эллиот, ресторана «Каставэйс». У убитой были похищены украшения: пара золотых сережек, подвеска в виде цветка, инкрустированная бриллиантами; также были похищены мобильный телефон и лэптоп, а из кошелька исчезли наличные и две кредитные карты. Сами сумка и кошелек — вместе с несколькими абонементами, картами на скидку и визитками — были обнаружены в метре от тела. На вещах, одежде и самой Келли не обнаружено следов — отпечатков или образцов ДНК — убийцы; признаков драки, попыток сопротивления, изнасилования или недавней сексуальной активности не найдено. Выстрел был произведен в упор, на краях входного отверстия обожжена кожа и обнаружены следы пороха. Пуля прошла навылет через головной мозг, смерть наступила мгновенно. Предположительное орудие убийства — пистолет.45 калибра Кольт Дефендер — на месте преступления не найдено, но обнаружены гильза и обломок пули. Прежде по полицейской базе этот пистолет не проходил. Звука выстрела никто не слышал. Были произведены допросы сотрудников ресторана «Каставэйс», друзей и родных. Информации о возможном парне Келли Эллиот никто предоставить не смог, все утверждают, что последние полгода она была одинока. Бывший молодой человек был допрошен, но имеет твердое алиби. В день убийства находился за пределами штата Иллинойс, в контакт с Келли в последний раз вступал весной этого года. Следствие рассматривает произошедшее как убийство с целью ограбления. В этой связи безрезультатно отслеживали мобильный телефон, компьютер и кредитки, а по описанию похищенных украшений опрошены ломбарды и уличные торговцы. Состоянием на сейчас у нас нет ни одного определенного подозреваемого или даже примерного направления дальнейшего расследования. Она перевела дыхание и взглянула на мужчин. Те молча и внимательно её слушали, не переговариваясь или перемигиваясь, не отвлекаясь на кофе или собственные записные книжки. Это уже что-то, отметила Эвис. — Я о чем-то забыла? — спросила она, криминалист и детектив молча покачали головами. — Хорошо, — констатировала Кэйси и продолжила: — Из свидетельств коллег, друзей и семьи стала известной следующая информация. Во вторник Келли Эллиот не работала, её занятия в университете закончились в 16:00 и на 19:00 была назначена встреча со сводным братом, Дереком Эллиотом. Тот сообщил, что ждал её в указанном месте и дважды звонил сестре, но та не поднимала трубку, и он вернулся домой. Он сообщил родителям о том, что сестра на встречу не пришла, но это ни у кого не вызвало подозрений, поскольку по оценке семьи Келли была несколько ветреной и порой безответственной. У родителей и самого Дерека есть алиби. Во время совершения убийства все трое находились дома, это подтверждают экономка семьи Эллиот и подруга матери Келли, Джоанны Эллиот. Конфликтов у Келли ни с кем не было, ей не приходили угрозы, и она сама никому не угрожала. В университете она училась посредственно, но на работе отличалась ответственностью и крайней вежливостью с клиентами. Ни в каких партиях, спортивных секциях или клубах по интересам Келли Эллиот не состояла, не имела никаких ярко-выраженных политических или религиозных убеждений. Была относительно домашним человеком. Вечеринками или путешествиями не увлекалась. Богатство своей семьи от посторонних старалась скрывать. Практически все её друзья были удивлены тем, что Келли — наследница состоятельного семейства. Алкоголем и наркотиками убитая не увлекалась, не курила. Машину не водила. Проблем с законом не было, в полицию не обращалась, и подозреваемой или свидетелем ни по каким делам не проходила.***
Так вышло, что утро понедельника застало Джеймса Фланнери не в лучшем расположении духа. Ситуацию ухудшали повисшие на нем дела — в особенности убийство Келли Эллиот — и нецелесообразное введение в следственную группу нового криминалиста. Детектив Фланнери отправлялся в здание Криминально-технической лаборатории уже настроенный негативно по отношению и к самому новому сотруднику, и к предстоящему совещанию в целом. В дополнение картины ещё и Синклер сигнализировал ему о том, что второй криминалист — та ещё проблема. В итоге, Джеймс Фланнери сидел в комнате для совещаний и с возрастающим раздражением слушал Эвис Кэйси, авансом воспринимая её слова и действия скептически. Когда Кэйси закончила подводить итоги по уже проведенному следствию, и приступила к своим предложениям и предположениям, детектив выпрямился на стуле, отставив кофе, и напрягся. Дело экспертов — собирать и анализировать доказательства, дело детективов — соединять свои предположения, показания свидетелей, жертв и подозреваемых и результаты экспертизы воедино и, вооружившись эти внушительным довеском материалов, вести следствие. Эвис Кэйси намеревалась стереть эту границу четкого разделения труда. Фланнери нахмурился. — Дело квалифицировано, как убийство с целью ограбления, — деловито сообщила Эвис Кэйси, восседая на табурете рядом с белой доской, на которой структурировала все известные данные. Наверху доски по центру висело два снимка: увеличенное фото Келли Эллиот с водительского удостоверения и фотография её трупа. Налево от фото вела стрелка, под которой было написано «Убийство с целью ограбления», внизу имелся внушительный перечень всех собранных доказательств и полученных свидетельств, сокращенный для удобства. Возле нескольких из пунктов черным фломастером были выведены знаки вопроса или стрелки в сторону. По центру шел столбец «Убийство. Ограбление», и под ним имелся список из нескольких пунктов, в большинстве своем дублирующий первый столбик данных. Справа стрелка указывала на «Убийство». — Следствие велось только в этом направлении, — продолжала Эвис. — И по истечению шести безрезультатных дней предлагаю рассмотреть два других варианта, а само убийство с целью ограбления отнести в рейтинге предполагаемых мотивов на третье место. Фланнери заметил, как Гэвин Синклер немного подался на своём стуле вперед. Его лицо было напряженным, брови сведены на переносице, темные глаза недобро поблескивают в свете ярких ламп. Криминалисту, как и детективу, не очень нравилось происходящее. Джеймс снова повернул голову к Кэйси. — На второе место я предлагаю поставить предположение о том, что вечером вторника, 25 октября, было совершено два разных преступления, объединенные лишь жертвой. Первое преступление: Келли Эллиот была застрелена, и её тело было оставлено на месте совершения убийства. Второе: в промежутке между смертью, которая наступила в 17:00—17:30, и звонком в полицию в 19:47 тело было обнаружено неизвестным лицом, которое и совершило кражу указанного имущества. Такое рассмотрение дела я выношу как возможное, но маловероятное, — Эвис указала фломастером на знак вопроса, обведенный неровным овалом возле среднего столбца на доске. — Почему я предлагаю не считать такой вариант единственно правильным? Труп Келли Эллиот предположительно был найден в указанные временные рамки — в течение двух или более часов — бродягой или простым прохожим. Неустановленное лицо вытянуло из ушей серьги, неторопливо осмотрело убитую на предмет других драгоценностей: расстегнуло куртку и нашло под объемным шарфом, который с тела не снимали, дорогостоящую подвеску. Затем открыло сумку и вытряхнуло оттуда всё содержимое, неторопливо перебрав в кошельке все карты, вытянув из чехла лэптоп, а из кармана — мобильный телефон. Но на пальце осталось легко заметное, объемное кольцо. Почему? — Это безделушка! — вставил негромко и злобно Гэвин Синклер. Эвис посмотрела на него и кивнула. — Верно, безделушка. Это и подводит нас вплотную к последней версии, на которой я настаиваю, как единственной рабочей. Простое ограбление на улице легко доводиться до суда, поскольку карманники и бродяги или повадившиеся на легкую добычу прохожие поразительно обильно следят на месте преступления. Сама же Келли Эллиот и её вещи — стерильны на предмет отпечатков, ДНК или каких-либо других следов, указывающих на присутствие постороннего. Это раз. Кэйси подхватила с края стола папку, вытянула из неё снимок и прикрепила к доске крохотным магнитом под третьим столбцом, обозначенным «убийство». — Объемное и броское кольцо, обычная бижутерия, не могло остаться незамеченным. Либо вор был исключительно талантливым мастером ювелирных дел, и смог определить истинную стоимость украшения навскидку. Но проблема в том, что специализирующиеся на украшениях воры на легко отслеживаемую технику не особо падки, да и марать руки в убийстве ради сомнительной добычи попросту не станут. Это два. Три: бродяга или прохожий поторопились бы превратить украденное в наличные деньги, но если отследить украшения на черном рынке и в официальных ломбардах возможным практически не представляется, то мобильный телефон или компьютер сразу бы были обнаружены при первой попытке включения. А ведь именно это и сделали бы для проверки качества продаваемой техники. Следов того, что кольцо пытались снять, снимали, а затем — убедившись в его дешевизне — надели обратно, нет. Пальцы не пытались разжать, руку до приезда криминалистов не шевелили. На мокром песке остался бы четкий след. То есть кольца не трогали, его просто решили не брать. Почему? — Потому что оно — безделушка, — с возрастающей яростью в голосе повторил Гэвин Синклер. — Безделушка, — повторила Эвис, скривив губы в усмешке. — И это четыре. Человек, совершивший убийство, отлично знал Келли Эллиот. Он знал, что она постоянно носит подвеску, а потому без особых усилий отыскал её. И знал, что кольцо дорого лишь сердцу Келли, но особой ценности не представляет, а потому опрометчиво оставили его, даже не пытаясь стянуть с пальца. Эллиот была убита знакомым, он знал её, а она его — потому она и не сопротивлялась, не убегала и не кричала о помощи. Её убили и инсинуировали ограбление, забрав все стоящие чего-то вещи, а откровенно дешевые оставив. Поэтому техника за неделю нигде не засветилась: её просто не пытались продать или включить и использовать. Келли убили из-за того, что она знала или сделала, или грозилась сделать; из-за данных, которые имелись в её телефоне или компьютере, и потому их забрали и, вероятно, уничтожили, а украшения и деньги забрали в кучу, чтобы пустить следствие по неверному пути. И шесть дней мы именно туда и шли. Не заметив одной важной детали. Джеймс Фланнери вскинул брови, а Гэвин Синклер кашлянул и произнес: — Простите, что? Эвис Кэйси вытянула из папки ещё два высококачественных снимка. На них было изображение найденного на песке истрепанного блокнота. Фотографии она прикрепила под снимком кольца на пальце и ткнула в них фломастером. — Из ежедневника Келли Эллиот была вырвана страница. — Она могла вырвать её сама, — решительно возразил Синклер. — Могла. Но при ней — в сумке, карманах, руке, бумажнике — страницы нет. Лист не был пустым, так что она не могла выдернуть его просто для того, чтобы написать на нем что-то и передать другому лицу. — Почему? — Потому, — Эвис обвела фломастером верхнее фото блокнота. — Внизу страницы начинается предложение «Не забыть зайти в фо…». И слово прерывается. На следующей странице в блокноте записей нет. Кроме того, почти всю страницу занимает перечень лекций, семинаров и заданий, которые к ним нужно подготовить. От них в сторону — в направлении исчезнувшего листка — идут линии, предположительно стрелки, указывающие на связанные с этой темой данные. На исчезнувшем куске бумаги вполне вероятно могло быть нечто, являющееся либо мотивом убийства, либо способное указать на личность убийцы. Когда она договорила и вернула на стол папку и фломастер, в комнате воцарилась тишина. Джеймс Фланнери и Гэвин Синклер уставились взглядами в доску. Едва сдерживаемое раздражение на их лицах сменились задумчивостью.***
В какой-то момент мозг Гэвина Синклера, усиленно работающий над тем, как сдерживать свою злость, остановился, зашумел, почти физически ощутимо завибрировал и запустил шестеренки в обратном направлении. Он долго рассматривал вынесенную на доску информацию, а затем встал, обошел стол и, остановившись рядом с Эвис Кэйси, развернул материалы дела и так на несколько минут замер. Он и впрямь упустил это. Он упустил причины, по которым кто-то так легко и быстро определил истинную стоимость кольца, не проявив к нему никакого интереса; он упустил блокнот, посчитав его не принадлежащим к доказательствам; он упустил многое, непростительно многое. Эта чертова Кэйси, какой бы занозой в заднице ни казалась, внесла в дело ощутимые изменения. Они с Фланнери уперлись лбами в глухую стену, а эта Эвис просто открыла перед ними незапертую дверь, в сторону которой они даже не смотрели. Черт! Он захлопнул папку, повернулся к Кэйси и, присев на край стола и сложив на груди руки, недовольно осведомился: — Что Вы предлагаете? Она одарила его уничтожающей кривой улыбкой. — Первое, — из сжатого кулака она выпрямила указательный палец. — Постараться восстановить содержимое утерянной страницы. Второе, куда тщательнее допросить всех на предмет конфликтов, — старых и новых — в которые вступала убитая. Третье: установить, делала ли Келли Эллиот резервную версию своего жесткого диска и пользовалась ли онлайн-хранилищами данных, изучить эти данные. Четвертое: проверить все её социальные сети. Пятое: установить наличие алиби всего круга общения, выяснить, знает ли кто-то знакомого или друга Келли, которого мы не допрашивали. Шестое: собрать данные всех камер видео-наблюдения по пути Келли от университета до места убийства. Джеймс Фланнери, все ещё сидевший за столом, сделал несколько торопливых записей в свой блокнот. Гэвин Синклер оглянулся на него и поймал его сосредоточенный взгляд. На их лицах застыли одинаковые выражения — гремучая смесь несовместимых подозрительности, недоверия и недовольства. Они в известной степени оплошали. И если их первоначальные предположения всё же были верны, а Эвис Кэйси предлагала альтернативные, но не правильные варианты, они все равно делали что-то не так. Гэвин Синклер не знал, чего ему хотелось меньше: оказаться дураком, недоработавшим как детектив и как криминалист, не доведя правильно квалифицированное дело до суда, или ослом, упершимся в единственный мотив, ведущий в никуда. Но Синклеру совершенно определенно хотелось избавиться от высокомерной Эвис Кэйси. Нехотя согласившись с её ходом мыслей и предложенным ею дальнейшим направлением расследования, Гэвин не мог усидеть на месте, желая поскорее вернуться в лабораторию и заново изучить все доказательства, но теперь под другим углом, расставляя другие акценты. Такая возможность у него появилась спустя почти час. Начавшееся с небольшим опозданием совещание, где слово единолично держала выскочка Кэйси, продлилось чуть более сорока минут, и в 9:50 Гэвин Синклер и Джеймс Фланнери воспользовались своими пропусками, чтобы выйти за турникеты из здания лаборатории. Устроившись на углу здания, между лавочкой, урной и пустующей стоянкой для велосипедов, детектив и криминалист закурили. — Эта Кэйси, — заговорил первым Фланнери. — Что за одна? Синклер недовольно поджал губы. Она обставила его, как криминалиста, ткнув носом в халатно пропущенные улики, и как детектива. Но кого она обставила по-настоящему крупно, так это Джеймса Фланнери. Если Синклер и упустил что-то или истолковал неправильно, то лишь блокнот и наполовину пластмассовое кольцо. Кто основательно просел в грязь, то это детектив Фланнери. Он повернул следствие в одном — правильном или нет, они пока знать не могли — направлении, не рассматривая других вероятных сценариев. Это было работой детектива, а Джеймс лениво ограничился одним предположением. Но как бы ни действовал Фланнери, эта выскочка Кэйси сильно им обоим припекла. Она уделала их каждого по отдельности, и двоих вместе взятых. Синклер поймал себя на том, что его эмоции по отношению к новой криминалисту граничили с неконтролируемой ненавистью. — Понятия не имею, — ответил Гэвин, выпуская клубы сизого дыма через нос. — Второй раз в жизни вижу. — А в первый раз что произошло? — Та ничего, — Синклер поморщился. — Мы столкнулись в лифте в прошлую среду и перекинулись парой слов. Джеймс Фланнери удивленно вскинул брови. — Тогда я не пойму, чего ты против неё так взъелся. Толковая же баба. И, стрельнув окурком — Гэвин внимательно проследил за траекторией полета — в урну, детектив протянул ему руку. — Ладно, Гэйв, мне пора бежать. Если что-то с этой Кэйси найдете, ты знаешь мой номер. — Ага, — Синклер вяло сжал вокруг ладони Джеймса пальцы и отпустил. — Давай. Неспешно докуривая свою сигарету, Гэвин смотрел вслед удаляющемуся в сторону парковки детективу и думал. Сам он не знал, почему и впрямь так «взъелся» против выскочки Кэйси, но мысленно не мог перестать её так называть и не мог отделаться от неприятного настойчивого ощущения дискомфорта. Возвращаться в лабораторию к выскочке, возомнившей себя невесть кем, ему очень не хотелось. Гэвин поднял руку и покосился на часы. 9:53. Пора было завершать перерыв, и Синклер мысленно себя одернул: такое поведение, такое нелепое упрямство, необоснованное и беспочвенное, было чистой воды мальчишеством. Исключительно непрофессиональное поведение и суждения. Он быстрым шагом направился обратно в здание. Миновав турникеты и взбежав на второй этаж по лестнице, Гэвин Синклер отправился в лабораторию. Он намеревался снова изучить все собранные доказательства, не отталкиваясь от разрабатываемого мотива, а с нуля. В коридоре перед ним мелькнула высокая тонкая фигура в серой неприглядной водолазке. Эвис Кэйси выходила из баллистической лаборатории и пересекала пустынный перекресток коридоров с коробкой в руках. Проведя её спину взглядом, Гэвин почувствовал болезненное трение безотчетной неприязни и сжал зубы.