Моё я - ненавидит меня

      Это был конец ноября, когда сквозь холод пронизывающий до кончиков пальцев, между которых тлела только подпаленная сигарета, окутывая табачным дымом целиком голубоволосого парня, что сидел на той же скамейке, осматривая каждый сантиметр аллеи. В следующий раз он тут окажется уже весной. Потушив сигарету, Куроко направился обратно в свой кабинет, где ему предстояло ещё куча бумажной волокиты. Переходя через дорогу, Куроко невольно посмотрел в окно, в котором каждый раз на него смотрел гетерохромик, но в этот раз там никого не оказалось. Честно говоря, это даже немного расстроило Тецую, но зайти к нему, он никак не решался, предпочитая уйти в работу с головой.       Сидя в своем кабинете, где в очередной раз голубоволосый пытался найти нужное лечение, которое хоть немного сможет помочь Акаши-куну, попутно советуясь с рядом сидящем Шинтаро. — Мидорима-кун, попроси Момои-сан, чтобы изменила лечение, а то Акаши-кун жаловался, что не может уснуть, поэтому пусть добавит Нейролептики, — не отводя взгляда от монитора, произнес Тецуя, на что Мидорима, поднявшись со стула, направился на выход. Когда наступило время обеда, Куроко предпочел остаться в своем кабине, продолжая работу, пока за окном не начало смеркаться. Обратив внимания на время, голубоволосый поднявшись из-за стола, отодвинул занавески нежно-голубого цвета, давая себе отдохнуть от многочасовой работы, присаживаясь обратно. Прохладный, осенний вечер, когда солнце уже давно окрасило облака в нежно-розовый цвет, вот-вот собираясь зайти за горизонт, уступая место луне. В просторном, светлом кабинете, в котором навязчиво царил запах медицинских препаратов, к которому Куроко уже давно привык, уже особо его и не замечал, сидел в удобном кресле, как всегда в идеально выглаженном халате, повернутым спиной к рабочему месту, наблюдая за всей этой картиной за окном. Челка довольна отросла, надоедливо спадая на глаза, мешая в полной мере насладиться пейзажем за окном. В кабинете царила полная тишина и спокойствие, что казалось еще немного и Куроко вовсе заснет, если бы не громкие шаги за дверью, после которых Мидорима «влетел» в кабинет с грохотом открыв дверь на распашку. — Куроко, у меня нет времени тебе объяснять, но это связано с Акаши, — быстро проговорил Шинтаро, стоя у порога, по которому было видно, что тот ни на шутку чем-то встревожен, но лишь услышав знакомое имя, сон как рукой сняло, сменив его тревогой. Подскочив с кресла, не говоря ни слова, Куроко направился быстрым шагом за зеленоволосым, еле поспевая за ним, путаясь в собственных ногах, стараясь не сорваться на бег и не заработать новых синяков. Лишь за несколько секунд они преодолели целый этаж, ненавистные Куроко лестницы, из-за которых он не в первый раз уже получает синяки и ушибы, что так долго заживают. Наконец добравшись на нужный им этаж, и нужной им двести первой палаты, Куроко впал в ступор, был не в силах повернуть ручку двери, заметив это, Мидорима решился открыть вместо него. Щелчок и перед глазами открылась страшная картина: На полу лежал парень среди множество осколков битого стекла от прописанных ему лекарств, в собственной лужице из крови, повёрнутым лицом в пол. Его тонкие, почти женские запястья были в глубоких порезах, из которых не останавливаясь лилась кровь. Нельзя было терять ни секунды, только Куроко был не готов сделать и шагу. Ему было стыдно и больно, что он не уследил, не дал нужного лечения и так мало говорил с ним. Но самое ужасное, что он переступил черту и сблизился с ним. В голове была каша, а в ушах дикий звон, голубоволосый не слышал, что кричал ему Шинтаро, не то, что спрашивала Момои, слова лишь эхом доносились у него в голове. Но голубоволосый отчетливо видел как Сейджуро кладут на каталку, попутно перевязывая его запястья и быстро увозят из палаты. Последние, что Куроко смог прекрасно разглядеть, так это лицо аловолосого, которое так сильно хотелось забыть. Мокрые ресницы от слез, разбитая губа и еле видневшейся синяк на носу. Но самое ужасное, что бросило Куроко в ледяной пот, когда Акаши попытался приоткрыть глаза, то из-под ресниц было видно, что радужка одного глаза оказалась ярко-золотой. Такому ходу событий, к сожалению, Куроко был просто не готов.