Ad vitam

С Шинрой было покончено. После того, как Ходжо был обезврежен, они заглушили подачу энергии к пушке, предотвратили перегрузку реакторов и уничтожение Мидгара. Единственное, что оставалось сделать, это ликвидировать Сефирота, который сдерживал силы Планеты и препятствовал избавлению от космической катастрофы. А между тем до падения Метеора оставались считанные дни - если точнее, семь. Во всяком случае, так сказал Бугенхаген, прежде чем отбыть обратно в каньон Космо, в свою обсерваторию. Они собрались на мостике, чтобы договориться о дальнейших действиях, и тогда Клауд сказал кое-что неожиданное. - Мы должны понять, - произнес он с явным волнением, - за что мы сражаемся. Ради Планеты, ради будущего... да, разумеется. Но на самом-то деле мы сражаемся ради себя. Ради кого-то или чего-то дорогого и близкого. И я предлагаю всем нам сейчас разойтись, отправиться куда зовет сердце и заново обрести это важное в своей душе. Чтобы понять, ради чего действительно стоит драться насмерть. - А если мы не вернемся? - спросил Сид. - Но ведь все это добровольно, - пожал плечами Клауд. - Так с самого начала было и сейчас остается. Я решил, что буду драться, но я не могу требовать от вас того же, требовать сражаться просто так, без причины. Я хочу, чтобы вы были уверены в своем решении. И... я, конечно, буду рад, если вы вернетесь. * * * Вскоре после речи Клауда Винсент не говоря ни слова покинул корабль и ушел в глушь подальше от людей. Он знал, куда хочет отправиться, и знал, как, но не был уверен, что превращение пройдет без разрушений. Он даже не был уверен, что превращение вообще удастся. Но он должен был попытаться. Хаос не заставил себя долго ждать и явился по первому же зову. Контролировать его было намного сложнее, чем другие формы, и все же пока что Винсенту это удавалось. Он знал, что здорово рискует, и, возможно, в других обстоятельствах не решился бы на такую авантюру, но теперь, когда весь мир висел на волоске, оставалось либо играть по-крупному, либо вовсе покинуть игру - чего он делать не собирался. Крылья подняли его под облака и земля превратилась в игрушечный макет. Проплыло и осталось позади синее пятно океана, и вот уже где-то далеко внизу зазмеились пепельные хребты горы Нибель. Из их изгибов на него глянуло око тихого озера у водопада, и он начал спускаться. Пещера была все такой же - темное чрево в толще горы, пронизанное синими отблесками кристаллов, полное тоски и несбыточных надежд. Даже его багровый плащ почти утратил цвет в этом подземном доме. - Ты вернулся, - прозвучал голос Лукреции и кристаллы вспыхнули ярче. Винсент кивнул и устало опустился на камень. - Когда я сказал тебе, что Сефирот умер, - медленно начал он, - я сказал правду. Но не совсем... Она склонилась вперед, ловя каждое слово. - То, что от него осталось... - Винсент запнулся, но, к его удивлению, Лукреция продолжила его мысль: - Дженова. - Да. Осталась Дженова. Лукреция тихо заплакала. - Я виновата, - всхлипнула она. - Перед сыном, перед всем миром. И перед тобой. Ты не можешь меня любить. Ты должен был бы ненавидеть меня за то, что я сделала... Он глянул на нее с недоумением и сообщил: - Я никому ничего не должен. И ты мне тоже ничего не должна. Вряд ли у меня есть право упрекать тебя за то, что ради торжества науки ты согласилась спать с Ходжо, родить от него ребенка и превратить его в монстра. Хотя все это, конечно, не радовало. Он помолчал и добавил: - Впрочем, Ходжо я вчера убил, так что закроем эту тему. - Это был Хаос, да? - Да... Откуда ты знаешь? Она замялась. - Ты опять что-то скрываешь, - устало вздохнул Винсент. - А я, видимо, опять не в курсе происходящего. Ну что ж... вот что я тебе скажу. Не знаю, за что, по твоему мнению, я должен тебя ненавидеть, но знаю, что только мне решать, ненавидеть тебя или нет. Ты можешь наскрести в себе чуток смелости и рассказать, и дальше будет так как будет. Или ты можешь и дальше хранить свои тайны - и тогда не будет никак. - Как это - "никак"? - Вот как сейчас. Ты прячешься в этой пещере, как я прятался в подвале поместья, в гробу, куда меня запер Ходжо. Я мог бы выбраться оттуда, но не хотел. Предпочел остаться там. Считал себя монстром - что отчасти правда. И предателем, бросившим любимую страдать в одиночестве, - что тоже отчасти правда. Боялся, что по моей вине будут новые смерти. Хотел оставаться вдалеке от всякой жизни - и оставался, пока эта жизнь сама не пришла ко мне. И даже тогда я не сразу решился ответить на ее зов. - Но ты ответил... - И не жалею об этом. Хотя иногда бывает трудно. И страшно. - Я всегда надеялась, что ты сумеешь выжить. Что, может быть, однажды найдешь меня... Хотя и знала, что это почти невозможно, - она горько улыбнулась и пожала плечом. - А между тем я здесь. - Я боюсь, Винсент. Мне страшно и больно жить. Ты... ты так дорог мне, и я очень хочу, чтобы ты меня простил, но... - Простил за что? - Я не могу... не скажу. Ты не простишь. Будет еще хуже... - Да куда уж хуже-то. Оглянись, у нас ничего нет. Нам уже давно нечего терять. Если у нас что-то и осталось, так это все время мира, чтобы понять, как жить дальше. Он помолчал и с невеселым смешком добавил: - Если, конечно, в ближайшую неделю на нас не рухнет Метеор. - Недели мало, - вымолвила она жалобно. - Значит, в этой войне непременно нужно победить, - он выпрямился и встал с камня. Она сидела прислонившись спиной к колонне и смотрела на него снизу вверх с улыбкой. Винсент вгляделся в ее лицо, стараясь запомнить проступившее на нем новое хрупкое выражение надежды, и вдруг понял, что что-то не так. Лицо было будто бы прозрачным, иллюзорным. Какой-то неясный отблеск привлек его внимание и он перевел взгляд выше, на колонну. Внутри, в хрустальной толще светлели знакомые черты. - Как это может быть? - отшатнулся он. - Я здесь и я там, - ответила Лукреция. - Ты говоришь с проекцией. Винсент вспомнил появления и исчезновения Сефирота, которому вовсе не мешало то, что его настоящее тело вмерзло в лед северного кратера. - Но как это случилось? - он оглядел унизанную кристаллами пещеру. - Я не знаю... Я даже не знаю, много ли от меня осталось. Фрагменты информации, частицы... Наверное, настоящая я уже давно разрушилась и исчезла. - Или это то, во что тебе хочется верить, - он снова вгляделся в ее лицо, призрачное в свете кристаллов. - Если тебе нужно время, чтобы перестать бояться и суметь себя простить... что ж, оно у тебя будет. Я об этом позабочусь. Он отвернулся и двинулся к выходу. Вслед ему полетел еле слышный шепот: "Мне так жаль..." На это он только повел головой и ничего не ответив вышел наружу. Небо, уже привычно алое, переливалось далекими и близкими звездами, шуршал водопад и где-то по соседству кто-то назойливо фырчал и квакал. У Винсента возникло чувство, что он только что проснулся от тяжелого сна. Будто бы он не из пещеры вышел на открытый воздух, а вынырнул из прошлого в настоящее, и это настоящее было знакомым, уютным и даже, пожалуй, вдохновляющим. Пора было возвращаться к месту встречи, чтобы присоединиться к Клауду и остальным. Он уже начал собирать волю в кулак для нужной трансформации, как вдруг затрезвонило настырное средство связи, которым для удобства пользовались участники их маленькой экотеррористической организации. - Винни, Винни! - запищал в динамике знакомый голосок. - Юффи, - обреченно вздохнул он. - Тут такое дело, - затараторила ниндзя. - Мы с Кайт... ну то есть Ривом, ну ты понял, - помогаем эвакуировать Мидгар... Баррет, да не вопи ты так, разумеется, ты тоже помогаешь! Короче, Винс, дуй сюда! Ты же свои дела доделал? - Более-менее, - хмыкнул он. - Ты как раз вовремя. - Вовремя, ха! - фыркнула девчонка. - Да я который час до тебя дозвониться не могу! Он оглянулся на вход в пещеру и недоверчиво покрутил головой. Неужели прошло столько времени? По его ощущениям, их разговор занял от силы десять минут... Что ж, хорошо, что не неделю. - Винсент, ау! - орала Юффи, дребезжа динамиком. - Связь пропада... быстрее... тащи сю... свою за... нам еще Сефи... о...а...у....и...вать! Сигнал прервался, но последнюю фразу было несложно понять даже невзирая на помехи. Он ухмыльнулся и отключил передатчик. Хаос расправил острые крылья и поднял его в небо, озаренное багровыми отсветами Метеора. Впереди было сражение, была жизнь и было все время мира.