Размышление о блаженстве

У этой истории нет начала, конца, и даже середины — сплошная развязка, как впрочем и бывает в жизни. А вот встреча с Юнги произошла внезапно, когда казалось, ничего не может случиться. — Номер два, пожалуйста, теперь Ваша история, — это обращаются ко мне. Раньше номером два был некий Ким Намджун, но бедолага свёл счёты с жизнью. Теперь я за него. — Что тут скажешь? Вчера подумал, что вижу этот мир таким, каков он есть в действительности. Конечно же во мне нет ничего особенного — среднестатистический уровень индивидуальности. Ничем не выделяюсь… Я складываю яркий клочок бумаги, какие обычно бывают в пачках сигарет, я редко курю, а этот нашёл на входе в гей бар, других мест с хорошей выпивкой в округе нет, поэтому пропустил стаканчик соджу до сеанса. Серебристый фантик от Мальборо. Вглядываясь в серое лицо психиатра, я поправил чёлку, чуть взмахнув головой. Параллельно я думаю о том как выгляжу, сделав шоколадного цвета волосы черными, слежу за мягкостью тембра голоса. Многие знакомые считают мой нарциссизм следствием недостатка внимания в раннем детстве. Все они здорово ошибаются на этот счёт. А ведь эти сверкающие обёртки всюду разбросаны под ногами — присмотрись. — Во всяком случае принципиальных отличий не наблюдал, — продолжил говорить я, скручивая фантик и отбрасывая куда-то в сторону щелчком. — Но если бы меня попросили сказать кристальную правду, я бы выдал, что супер уникальный, только вот не сравнивал бы себя ни с кем. Да и не стал бы наверное вовсе отвечать — вдруг люди приняли бы меня за самовлюблённого придурка? В таком случае пришлось бы начать оправдываться, оспаривая мои же мысли. А кто бы промолчал? Наконец, я умопомрачительно прикрыл глаза и выдержал многозначительную паузу, смакуя прелесть сего момента, а доктор было хотел открыть уже желтозубый рот, но я его опередил: — Я заметил, когда речь заходит о нас самих мы либо принижаем себя, думая о людях плохо, либо возвышаем, ни черта не думая, — бесцеремонно продолжил вещать я со своего стула, — Сюда можно ещё засунуть тему о самооценке и личном мнении, знаю, я это учёл — орёл с обеих сторон: всё спорно и банально. А точнее — люди отзываются в основном негативно о себе и о других. Тогда зачем вся эта психология и прочая ересь? Обмануть себя? Дать надежду на утешение? Однако, в этом тоже есть свой смысл, но только если развитие в психологии замрёт, весь мир её изучит и будет вести себя согласно указаниям. Не знаю прав ли я, но, думаю, что прав. Видели? Опять же неоднозначность, оправдания, сомнения, недоверие, ложь. «К этому выводу я пришёл во время марафона: кокаин — экстази — кокаин — экстази — кокаин. Только вот этот же самый вывод преследует меня и в обычном состоянии.» — думаю про себя, такого врачу знать совершенно необязательно. — Неужели всё действительно так? Как глупо — такая тема обычно присуща хЕровым подросткам: много слов, куча переосмысленный, поиск философии там, где её нет. Хотя откуда мне взрослому человеку знать? Это не моя реальность. Вся моя реальность вывернута наизнанку и выпотрошена. Сейчас сидел бы дома: телевизор, кресло, пиво, Маркиз Де Сад, Уэлш, Достоевский. Теперь я всё это люблю не особо, потому что мне сразу вспоминается Юнги. Хотел бы я всё забыть. А началось всё, безусловно, не с него. Хотя, не появись он однажды, не было бы и всей этой истории. А быть может, не существовало бы уже и меня самого. Сейчас, когда я заново смог воссоздать свою жизнь, я это понимаю. Хочется обо всем забыть и не видеть перед глазами тех диких картин моего прошлого. — Вас это сильно беспокоит? — сделав над собой усилие, участливо интересуется док. С утра я принял самый сильный антипсихик, что в колоссальном масштабе улучшает состояние для восприятия окружающими, поэтому сегодня могу козырять даже средствами выразительности, более менее понятными другим: — Не шибко. Я даже рад, что проебал все на свете. Проебал гордость, уважение, тебя, друзей. Я очень любил суп с буковками, Балтийский чай*, но больше всех тебя. Я предал это всё, предал всех. Не прощай лучше, это лишнее. Ох, как круто я всё испортил… Мы испортили. Только мало кто знает, что буквенный суп пошёл горлом. Я стал одиночкой и вдобавок порядочным, можно сказать, человеком, только ты пошёл горлом тоже. Да, в этой каше буквы из супа не складываются во что-то приятное. — Вот бы перечитать что-нибудь из Паланика, скажем, вникнуть в мир другого. Жизнь человека напечатанного, выдуманного, додуманного — это нам интересно, это понять хочется. Дрянное положение тел, — последние слова пришлись врачу по вкусу и тот заёрзал в своём кресле, стягивая лицо в страхе улыбнуться. Свои мысли приходится мешать с мечтами, чтобы не закрыли в так называемую дурку. Свои диагнозы я знаю на столько, что могу их скрыть, но при этом так, чтобы посещать сеансы. С того момента как я попал сюда, из группы ушло порядком 10 человек, только этому особого значения не придал никто. Так вот, знался я раньше с мужчиной лет 45-и, мне назвался Сепой, для остальных номер 9. Так вот, он просто спросил меня, для чего же я посещаю сеансы? Ну, я так же просто ответил, чтобы говорить, и чтобы слушали. Тогда меня словно током дернуло от его слов: «значит лечиться не собираешься? Правильно, я тоже — хочу и не хочу, болен и не болен. Но так веселее, согласись? Как вспомню себя былого — становится хуёво. Уж лучше буду шизой.» — Не знаю с каких пор, слова этого мужчины стали моими собственными. Я вдруг решил, что это изначально моё мнение, — обронил я вслух, да и не страшно. «Дрянная и непонятная история» — читалось на пожелтевшем лице нашего глупого гуру. "Он ничего не знает", - подумал я, лишившись при этом серьёзной доли своего обаяния. Впрочем, история началась с мальчика. Его звали Джейк. Да, истоки шли точно от туда. Имя слишком простое, даже для корейского полукровки, хотя, оно ему подходило и даже очень. Как и почему Джейк появился в моей жизни я не знал, но, если верить Тэ, то вопрос в другом: почему я появился в жизни Джейка? Впервые мы встретились, когда мне было 15. Напротив кафе «Popeyes» рядом с уличной скамьёй. Сперва я никого не разглядел, не потому что уже был вечер, а, думаю, из-за желания этого пацана быть незамеченным: вся одежда тёмных цветов, возможно даже чёрная, — не помню, и маска, да, её-то я хорошо запомнил. Как не странно своей «невидимостью» он и привлёк моё внимание. Я замер в какой-то нерешительности. К Джейку подошёл неопрятный негр, озиравшийся по сторонам, пихнул пачку денег, взаимен получив спичечный коробок. Я всё видел, и негр, заметив это, направился ко мне. Хотел порезать горло — тупой сукин сын, но Джейк меня получается спас: «Он со мной, чо ты, бля, делаешь?!» — заорал мой маленький спаситель, и тот нервный пёс сразу отстал. Сейчас я счёл бы этот поступок благородным, тогда я не сказал ему даже элементарное «спасибо». Я никому не нужный и, не нуждающийся ни в ком. Озлобленный сиротка. Что может вызвать большее сочувствие? Только вот не стоит забывать, что сирота — это брошенный ребёнок, значит он не получал достаточно любви, следовательно проявлять её он также не может. Сирота — значит не было детства, следовательно нарушена психика. Ну, и кто захочет общаться с ненормальным? Так вот, мне не нужна была чья-то помощь, я не верил в её подлинность. В тот момент, когда холодное лезвие ножа коснулось кожи, мне не нужна была жизнь. «Плевать как я умру» — подумал я тогда, мне хотелось, чтобы он быстрее свалил нахуй с моих глаз: порезал уже или просто ушёл по своим делам — да, без разницы. — Ты ведь не стукач? — парень подошёл ко мне вплотную и спрашивал серьёзно, стянув чёрную маску к подбородку, в то время как я только и мог, что разглядывать его лицо. Потому что таких лиц мне видеть ещё не доводилось. Глядя на одно только его лицо, можно сказать — перед тобой малыш лет 10. У парнишки широкие брови — казалось именно они задавали контур верхней части его лица, а под ними лисьи глаза — раскосые, с едва ощутимыми чёрточками век, при этом глаза чересчур вдавленные для азиата; внешние уголки опущены книзу — ничего не знаю, всё равно они показались мне лисьими. Нос не так уж мал, но и не большой, скорей широкий. Губы тонкие, нижняя чуть пухлее верхней. — Хули уставился? — его возмущение скоро нарушило наш нездоровый симбиоз Просто очень необычное лицо, а ведь действительно, хули я уставился? — Чо? Никакой я не стукач, — прозвучало как-то, ну, совсем неубедительно. Вдруг едва заметное касание — что-то совершенно новое. Для меня оно ничего не значило. Для него, по большому счету, тоже. Мы пожали руки «Чимин — Джейк»