В городе дождь

Первая капля падает мне за шиворот. По спине пробегает зябкая дрожь. Лица одних попутчиков так же искажаются в удивлении и испуге, другие же недоуменно изучают небо, распахивая ладонь навстречу новым каплям. Если задрать сейчас голову - одна непременно плюхнется в глаз или хотя бы на лоб. И я задираю, как последний мазохист. Вдалеке, уровнях в сорока, шныряют в броуновском движении десятки метеоботов. Они утыканы портами и насадками, а снизу голубыми резиновыми животами выступают водяные резервуары. Сегодня они набиты туго. Эх, опять утренние метеорологи переврали. "Небольшие осадки в области северного полушария", говорите? У этих дружков вид многообещающий: жди ливня минут на сорок. Рядом слышатся чертыхания и щелчки раскрываемых зонтов. А я едва ли ускоряю шаг. Резкий шорох - не вижу, а скорее понимаю. Начался ливень. Вода обрушивается градом - и уже не останавливается. Тонкий воротник промокает мгновенно и жмется к шее ледяными объятиями. Люблю равеннский дождь. Пусть он холоден и резок, начинается всегда невовремя (метеорологи любят приврать и устроить, как они это называют, подарок природы) - мне нравится укрыться на остановке или в мелком магазинчике редкостей - и смотреть, как капли бегут по витринам и прозрачным крышам. В один из таких дней я даже наткнулся на прекрасно сохранившийся томик Шекспира. Правда, хозяин и спросил за него знатно - но за хорошие вещи денег не жалко. Так и вернулся в офис: промокший и счастливый, с новой книгой за пазухой. Ливень тогда задел даже страницы - но оттого книга лишь прибавила в цене. Как знать: может, это не ливень, а слезы фрейлины, горевавшей над поэмами на далекой Земле? Дождливая Равенна особенно прекрасна из окон офиса: с тридцатого яруса открывается прекрасный вид на мокрые крыши и блестящие потеками вереницы машин. Да, я по-настоящему полюбил дождь, лишь добравшись до Райского уголка. Здесь он и правда прекрасен: мелкие капли, орошающие многомиллионный город, сгущающиеся на голограмме неба тучи... особенно когда удается купить какой-нибудь свежей горячей бурды. А вот на Нижних такие ливни - настоящее бедствие. Вода не летит - она просто льется. Снизу не видно ни метеоботов, ни раскрывающих зонты прохожих - вода просто обрушивается каскадом, сбивая пыль с дорог и людей. Я однажды угодил под такой - вымок до нитки, и даже спрятаться было негде. Вода хлестала отовсюду, будто разом прохудился весь равеннский водопровод. В такие дни только дома сидеть, подоткнув все щели полотенцами, и ждать, пока сработают дренажные системы. А вдобавок ко всему вода размывает свалки и сохлые канализационные стоки - и те начинают смердеть до самой Границы. Трупная вонь дотягивалась даже до мастерской Фишеров, относившейся почти что к Райскому Уголку, и в дождливые ночи спать на чердаке - а именно там я жил - становилось невозможно. Казалось, будто я сплю во Вдовьих застенках, по соседству с добрым десятком объеденных Слизью трупов. Всего две границы, разделяющие Равенну на три уровня - но как разительны отличия. И я счастлив быть одним из тех, кто попробовал жизни на каждом, кому электрические заслоны и отряды Вдов не смогли помешать перейти обе Границы. В лифте Рик вертится без конца, толкая других пассажиров под колени. Он в восторге и от удаляющейся земли, и от блестящих кожаных поручней, и от визора на потолке. Попутчики смотрят на нас с неодобрением, а мне только и остается, что виновато улыбаться и изредка прижимать вихрастую макушку к себе, утихомиривая на пару секунд. Едва открываются двери - Рик вдруг отрывается от моего рукава исчезает среди чужих ног. Я вылетаю следом - несносный слуга уже прилип к инфостолбу, на котором пульсируют две темных тучи. "Уважаемые жители Верхних Уровней, во избежание неудобств убедительно просим иметь при себе зонт". - Скоро будет, будет! - восхищенно тарахтит служка, даже не заметив моего подзатыльника, и торопится выхватить черный зонт. Ну, наконец он хотя бы держится за то, что у меня в руках! От зонта-то он вряд ли отцепится раньше, чем разберется с замком. До смотровой площадки нам еще два подъема. Отсюда, с нулевого яруса Верхнего уровня, толком ничего не увидишь: опять те же стеклянные клетки до небес, разве что чуточку чище и помпезнее. Да и настоящее небо Равенны не слишком отличается от голографического - все та же глубокая синь, переходящая где-то позади в неприступный космический мрак. Но по мере того, как редеют здания, как мы поднимаемся все выше, небо не теряет четкости. Оно не бьется на пиксели и не дублирует само себя в паре квадратов. А еще - оно какое-то... выпуклое. Я думал сначала, что это оптический эффект энергетического купола, удерживающего атмосферу всей Равенны - но когда мы вышли на смотровую площадку, эти подозрения растаяли. Ветер внезапно взбрыкивает, и Рик весело фыркает, когда ему в лицо прилетает остроконечный, ярко-красный листок. И тут я вижу их: тучи. Огромная черная масса, наступающая на город. Под ней по земле тянется тень, словно длинная вуаль... Лишь через пару секунд я понимаю, что это - пелена дождя. Рик резво взбирается на поручни и вытягивает ручонки над пропастью. Ветер треплет ему свободные рукава и капюшон. - Как в воздуховоде! - сообщает он и заливисто смеется. И это правда. Ветер налегает все усерднее, и я уже сжимаю Рика поперек живота, чтобы тот не оступился, а заодно и сам цепляюсь за поручень. Мальчишка кричит что-то про зонт, но слова уносит прочь прежде, я их разбираю - и я просто хватаю его покрепче, чтоб тот не приведи Сила не вздумал его открыть. Мы, конечно, не разобьемся, даже если свалимся оттуда - но придется долго объяснять полиции, что мы не самоубийцы и в энергетический карман угодили потому, что нас, простите, унесла образцово-показательная буря. Верхом на зонтике. Туча нависает над нами громадной тушей. На крышу чуть впереди стеной льется вода, и мокрый след подбирается все ближе к нам. Рик восторженно пищит - наверняка не видел такого за свою свою жизнь, ни сознательную, ни стертую промывкой. Да что греха таить - и я не видел тоже! Подумать только, есть еще на свете вещи, способные удивить информатора Равенны, Тайсона Фишера. Первыми промокают волосы. Это не сравнить ни с какой первой каплей за шиворот - я от неожиданности охаю, не успевая даже дрогнуть толком, а сверху на нас льются все новые и новые толщи. Ветер косо швыряет капли в лицо. Рик жмется ко мне теплой спиной, и когда на нас душем хлещет вода - я почему то стараюсь согнуться, прикрывая его от струй. Это бесполезно, сам понимаю - льет на нас как из ведра, и даже хваленая Рикова куртка промокает в момент. Рик задорно смеется - и я смеюсь тоже. Все равно в грохоте струй нас не услышит ни одна живая душа. Хорошо, что на улице я не ношу очки - терпеть не могу оттирать стекла. Ветер задорно хлопает моим плащом, а от листьев, разбросанных по площадке, уже не осталось и следа - деревья, и без того плешивые, ободрало совсем. Уши отмерзают, пальцы коченеют - а я ржу, как идиот, вторя своему малолетнему служке. Но ветер потихоньку стихает, как и буря. Мир вновь светлеет - теперь над нами тянется лишь сероватый шлейф, и из этого шлейфа сыпется обычная морось, ничем не отличающаяся от мороси Райского уголка. Наконец приходит дождик, ради которого я взял зонт. Купол с щелчком раскрывается, но Рик вдруг, любопытно прищурившись, тычет пальцем куда-то в небо: - Господин информатор, смотрите! Полетел! Мелкие ручонки вцепляются в запястье, купол зонтика шатается - и на секунду, на границе между черным краем и небом, сверкающим радужными каплями, мелькает стальной хвост мокрого звездолета. Рик улыбается во все тридцать два, но дрожит, как цуцик. Пытаюсь обнять его и согреть - но с самого льет, как с мыши, угодившей в канаву. Кажется, после такого впечатления нам обоим полагается просушка, по литру кофе (точнее, кому-то кофе, кому-то - горячего шоколада) и по горсти лимонов.