***
Я притворил за собой дверь и громко выдохнул. Так, я спокоен, спокоен. Где эта тварь?! Никто не спешил дать ответ, так что я решил отправиться на поиски сам, крадясь по коридору не то что как сапер по минному полю — как сестра ночью к холодильнику. Вокруг была тишь да гладь: попугая не видать, не слыхать. Словно мне и так было мало стимулов развить детективную деятельность, в голову запорхнула мысль, что пернатого эмигранта надо до вечера вернуть в зоомагазин к Надьке — иначе придется платить. Вспомнив, что в кошельке у меня так же пусто, как и у этой курицы волнистой в черепушке, я разочарованно взвыл мартовским котом и решил позвать гаденыша: — Цыпа-цыпа-цыпа! Справа что-то зашуршало. Улыбнувшись, как голодный студент (которым и являюсь) пельменям, я резко толкнул дверь и ввалился внутрь: — Ага, попался! Когда на меня в ответ уставились две пары ошарашенных глаз, я почувствовал себя полным… Алешей. Потом опустил взгляд пониже и понял, что эти парни тут не просто так укрылись: они с рвением, достойным лучшего применения, продолжали недавний конкурс «Попади карандашиком в горлышко бутылки». Вот только делали они это с голыми задницами и явно неправильно… Но я решил не указывать им на эту небольшую оплошность — мало ли, вдруг еще наглядно показать заставят, как надо… От одной мысли, что меня могут засосать в бермудский треугольник, где тонут в сперме натуралы, я похолодел и решил последовать примеру той наглой птицы: слинять, пока клетка не захлопнулась. Со словами: — Ой, тут же никого нет! Послышалось, наверное… — я быстро выскользнул наружу и потер глаза. Развидеть, развидеть, развидеть! Да, подзывные слова сработали — птичку-то я нашел. Вот только не попугая, а петухов каких-то. Не то чтобы я плохо или предвзято относился к гомо сапиенсам, просто… Тут, не иначе как за мысленную нетолерантность, мне прямо в лоб прилетела расплата. Охнув, я даже покачнулся, но затем вспомнил, что я атеист, а значит, прилетевший в меня предмет должен быть материальным, и быстро начал озираться по сторонам. Ага! — Стой, скотина! Искомая птица несчастья снова бесстрашно прохлопала крыльями прямо у меня перед носом, чудом не задев, и разбудила первобытную жажду крови. Да, стоять она явно не хотела. Впрочем, в воздухе особо не постоишь… но это ее не оправдывает! Впрочем, рано или поздно и на моей улице бывает тупик с единственной дверью. Птица залетела туда, но прятаться было негде: комната была совершенно пустой. Я достал из кармана птичий корм, припасенный как раз на подобные случаи, насыпал его в ладонь и начал осторожно подкрадываться ближе. Раз кнут не сработает (еще бы, ведь чтоб наказать, сначала надо догнать), попробуем пряником. — Цыпа, смотри, у меня для тебя есть вкусняшка! Ну же, будь хорошей тушкой, шевели окорочками мне навстречу! Попугай склонил голову, подозрительно сузив глаз: он мне явно не поверил. Оскорбившись (это элитный корм, между прочим, да на эти деньги неделю жить можно!), я половину порции из ладони опрокинул в рот, чудом не подавившись шелухой, и заработал челюстями. — Видишь? Вкусно! — стараясь не морщиться, я жевал это, впервые молясь, чтобы не потерять на какой-нибудь твердой семечке все зубы. С усилием сглотнув, я криво улыбнулся: — Теперь твоя очередь. Но попугай жил совсем не по-пацанским понятиям: он внезапно вспорхнул с места и спикировал мне прямо на лицо, словно какой-то японский камикадзе из прошлого. Не успев даже ничего понять, я резко отшатнулся назад, ударился затылком о внезапно подкравшийся косяк и, наблюдая, как перед глазами пролетают размножившиеся пернатые, позорно капитулировал в обморок. Ненавижу попугаев.***
Просыпался я урывками. Сознание врубалось и вырубалось, как электрическая лампочка в присутствии сверхъестественного; перед глазами мелькала то авангардная картина, расписанная всеми цветами радуги, то «Черный квадрат» Малевича. Но ничто не вечно, вот и мой внутренний электрик решил-таки выйти из запоя на работу и шарахнул по нервам яркой вспышкой — я резко распахнул глаза. Солнце тут же накинулось на них, как на беспечного вампира. Простонав, я спешно зажмурился, попытался потереть глаза пальцами, но мое тело… Нет, я его чувствовал. Вот только как-то странно, совсем не так, как привык за свои восемнадцать лет: руки и ноги будто укоротились, в копчике ощущалось странное продолжение, все движения сопровождал шорох, словно перьев, губы онемели, язык распух… Мелькнула нервная мысль: а отходняк с этого корма похлеще, чем с бабушкиного забродившего компота, который дед разбавлял самогонкой. Теперь понятно, почему эти птицы такие дерганные. Так, ладно, пора подниматься. Открываем глазоньк… Что? Походу я еще и окосел: угол обзора стал намного шире, словно мне глаза на уши натянули. Дурное предчувствие наполнило меня, начиная переливаться за края, я поднес руку к глазам… И дальше последовала непечатная трескучая трель: вместо привычной голой руки у меня было крыло! Мать его, крыло с длинными голубыми перьями! И даже огромный клюв (!) не помешал мне наклониться и окончательно добить себя, увидев куриные лапы. После такого я шокированно упал на хвост, став первым попугаем, задумавшимся о смысле жизни. Да, блядь, я попугай. Попугай! Мама, запихни меня в скорлупу обратно… Вот почему некоторые вдруг просыпаются в теле эльфийского принца, а я — раскрашенной на Пасху курицей? Жизнь вообще несправедливая шлюха! Да я теперь не Попович, а Попка-дурак какой-то! За что меня сделали именно попугаем? Эти адские птицы вообще были созданы по принципу «от каждой птахи по какахе»: умишко голубиный, нрав петушиный, высокомерие павлинье. Еще б регенерацию как у феникса, и был бы полный боекомплект! Но логика еще не окончательно была задавлена катком шока: мысль, как я очутился в этом теле, настойчиво билась внутри пустого мозга размером с горошинку (а теперь он действительно такой!). И правда, как? Наверно, это глюки от удара головой. Или от употребления незнакомых растительных веществ — а ведь мама говорила, что нельзя всякую гадость в рот тянуть! Правда, она это говорила моему брату, когда узнала, что он гей… Тут в желудке запоздало скрутило от воспоминания о птичьем корме. Решив, что смерть от голода явно не поможет мне вернуть себе человеческий облик, я снова открыл глаза и поднялся. Осмотрелся вокруг. Заценил незнакомую растительность и шикарный вид на огромные грибы. То ли я какой-то попугай-колибри (хотя по виду вроде ара), то ли в мой тур с преображением бонусом шло перемещение в другой мир… Ладно, с проблемами будем разбираться по мере их доебания до меня. Не раньше. Иначе я стану первым попугаем, умершим от инфаркта. Так, где у них тут кормушки?***
Мама-мама-мама! Я тебе не аттракцион «Фото с птичкой за триста», отстань от меня! Неведомая хуйня сзади предвкушающе рыкнула и, судя по шуму, прибавила ходу. Я тоже ускорился, сам себе напоминая бегового пингвина. И почему у этого тела такие маленькие ножки? Бегать же совсем невозможно! И тут меня посетила мысль. От внезапного озарения я даже затормозил и чуть не хлопнул себя по лбу. У меня же есть крылья! И почему я тогда, как обычный смертный, все еще на этой грешной и голодной земле? Думать о том, что рожденный ползать не имеет понятия, как летать, я не стал. Тело у меня явно тренированное — чай, не первый день, как из гнезда выпорхнуло — так что само все знает. Надо только создать подходящие условия. Думаю, во-о-он тот обрыв как раз подойдет для стартапа. Решившись, я быстро поскакал к месту самоубиения — а учитывая мое невъебенное везение, тут попугаи могут вполне оказаться нелетающими птицами. Встав на краю, я пару раз подпрыгнул, хлопая крыльями для разминки, и осторожно наклонился. Я смотрел в бездну, бездна смотрела на меня, хрень сзади, судя по чешущемуся копчику, прожигала взглядом мои пернатые ягодицы. Выбрав из двух зол беззубое, я присел и, оттолкнувшись, как профессиональный пловец, нырнул вниз. Сгруппироваться в воздухе удалось с трудом: крылья норовили подхватить потоки ветра и вмазать меня в ближайшую скалу. А еще я падал значительно быстрее, чем ожидал: то ли гравитация здесь другая, то ли в этом виноваты мои стальные яйца. В любом случае, земля приближалась, я уже начал видеть крадущихся там хищников и офигевание в их глазах — видимо, доставка еды тут не распространена. Вот и я не буду начинать. Распахнуть крылья оказалось просто — сложнее было держать их прижатыми. Поймать потоки ветра тоже удалось быстро — они сами ластились под перья. А вот синхронизировать хвост с истеричным маханием крыльями оказалось сложнее: меня бросало из стороны в сторону, то и дело попадались на пути деревья, которые я огибал лишь чудом и великим матерным словом. Да, от стресса я внезапно обрел голос — впрочем, попугаи ведь и должны разговаривать, не так ли? В общем, кажется, на загадку «Не зверь, не птица, летит и матерится» я теперь знаю ответ. Хорошо, что моих птичьих родителей здесь нет, они бы были не очень довольны первым словом своего ребенка… Когда я (не с первой попытки) смог сесть на относительно безопасное дерево, кажется, уже стал из красно-желто-голубого просто седым. Лишь бы от стресса перья не выпали… Понадежнее вцепившись в кору ветки когтями, я прикрыл глаза, невольно засыпая. Тяжелый день. Ужасно тяжелый день, полный открытий: мало того, что попал в другой мир и другое тело, так еще, оказывается, я умею говорить, летать, и у меня на груди словно надета лента с надписью «Мистер гастрономический интерес» для всякой живности. Но пока еще меня не сожрали, а значит, жизнь налаживается. Оптимизм взбодрил меня, я горделиво выпрямился и захлопал крыльями, чудом не свалившись. Все, теперь настало мое время показать тут всем Кузькину мать! И бабушку! И прабабушку! Наверно, со стороны попугай, издающий злодейский смех, смотрелся устрашающе. По крайней мере, в эту ночь ко мне ни одна фауна не приближалась, да и флора свои сучьи сучья не тянула. Правильно, бойтесь меня, я раньше человеком был — а они всеядны. Про попугаев вообще молчу…***
— Кр-р-рых! — недовольный произношением, я запрокинул голову и издал глубокий клекот, прочищая горло. Потом попробовал снова: — Кр-р-рарых! Видимо, получилось оскорбительно, и помесь волка с дикобразом, что уже с час пускала на меня слюни под моим деревом и издавала эти звуки, раздраженно махнула хвостом и убежала. Ну и ладно, буду считать, что ученик превзошел своего учителя, и тот, не вынеся позора, решил убиться где-нибудь подальше отсюда. Недавно открытую возможность говорить я решил развивать и использовать себе на пользу. Сначала просто пытался проговаривать разные слова: было жутко неудобно, часто непонятно, да еще и больше трех слов за раз давалось с трудом. У меня даже часто проскальзывала мысль, что я какой-то умственно отсталый попугай. Поэтому я и решил разбавить репертуар различными угрожающими звуками местной фауны: надо же как-то слабой птичке уметь себя защищать в этом жестоком мире? Так, ладно, теперь надо проверить выученное на практике. Вон как раз из кустов торчит чья-то беззаботно оттопыренная мохнатая задница… Наметив цель, я спикировал радужным Бэтменом: тихо, точно, неся с собой пиздюли. Цель по-прежнему не шевелилась, только ее два хвоста нервно подрагивали: кажется, эта тварюга тоже кого-то караулит. Ничего, сейчас я ей покажу, почему нельзя оставлять тыл беззащитным рядом с мужчиной в самом расцвете лет. Шажок. Еще один. Тихонько, бочком-бочком… Достаточно. Я встал поудобнее, развел крылья в стороны, гордо выпятил зоб и: — Крар-р-рых! Учитель был бы мной доволен: тварь испуганно подпрыгнула и издала крик петуха, клюнутого в жопу петухом. Ну или попугаем — у нас клюв побольше будет… У нас?! Я помотал головой: еще не хватало мне смириться с нынешним телом! Но и дальше предаваться гордости за этих птиц расцветки ЛГБТ мне не дали. Приземлившись, тварь явно решила заменить убежавший ужин мной: развернулась, оскалила острые зубы в три ряда и зарычала. Но уже наученный я быстро вспорхнул с места; гузку обдало холодком от щелкнувших всего в нескольких сантиметрах челюстей, и я, целый и злорадно удовлетворенный, опустился на уже родную ветку. Гибрид, чью хищную сущность я сейчас морально поимел, прыгнул на дерево, но скатился вниз: зубов у него аж в три ряда, а вот когтей явно дефицит. Почувствовав собственную безнаказанность, я горделиво взъерошил перья: — Не сожр-р-решь ты попугая, это птичка непр-р-р-ростая! Дерево покачнулось от очередной попытки этого Маугли стать Тарзаном, но меня уже было не остановить: — Таких, как ты, собака др-р-раная, я по пять штук на завтрак съедаю! Тебе просто повезло, что уже поздно, а я после семи не ем — так что уходи подобру-поздор-р-рову! Тишину леса уже не в первый раз прорезал вой ущемленного в своих правах хищника. Так-то вам и надо! Попка хор-р-роший мальчик. Попка пр-р-росто кр-р-расавчик! Что, выкусили моих яичек р-расписных?***
Скукота. Именно это слово стало описывать мои будни после того, как я три дня старательно портил жизнь всем окружающим (а вот не надо было меня окружать!). Говорить-то я научился… но вот с кем мне здесь разговаривать? С собой? Я, может, и попугай, но у меня нет шизофрении! А поговорить отчаянно хотелось — я же потому и решил подрабатывать тамадой: люблю общаться с людьми. А вдруг тут нет разумных существ? И я так и проживу свои года, не сумев никому излить тревоги моей пернатой души? Я бы и дальше продолжал этими мыслями ввергать себя в анальные глубины депрессии, но тут вспомнил, что в таком состоянии попугаи выщипывают себе перья. А лысина мне уж точно не пойдет. Да и по ночам здесь прохладно. Решено. Пора выходить из зоны комфорта и отправляться на поиски разумных рас. Тем более тут еще куча хищников не спародированных, а учиться я люблю. Но проще было сказать, чем сделать. Взлетев сквозь плотно переплетенные кроны деревьев, я увидел лишь необъятный зеленый ковер: лес не имел конца, края и совести. И что за цивилизацию мне тут искать? Эльфов? Хм, в принципе, это тоже неплохой вариант… Впрочем, эльфы находиться отказывались — или я плохо искал. Если вообще можно назвать поисками полную сосредоточенность на взмахах крыльями и попытки поменьше смотреть вниз: иногда мозг напоминал о моем человеческом происхождении и начинал истерить, что я сейчас упаду. Так что я пролетел от силы часа два и, жутко устав, опустился вниз на очередную ветку. Но усталость не была оправданием для лени: не обращая внимания на разнокалиберных тварей, оперативно собравшихся внизу, я снова принялся тренировать свое красноречие. Теперь решил начать со скороговорок: — Попугая попугая… Тьфу! Попугая покупая, не пугайте попугая; покупайте попугая, попугая не пугая! После пятого повторения неблагодарные зрители решили вырваться из фан-зоны: подбадриваемая голодными рыками, рысь с волчьей головой в один прыжок оказалась на ветке прямо передо мной. Откуда такая прыгучесть? У нее лапы зайца, что ли? — Не пугая попугая, я сказал! — прокричал я и, подлетев, тюкнул ее по темечку. Потом поскорее, чтобы мне сдачи не отсыпали, захлопал крыльями и умостил свою наглую задницу на ветке повыше. Зае-волко-рысь повернулась следом, присела, напряглась всем телом, готовясь оттолкнуться… но лишь испуганно взвизгнула, когда ветка под ней хрустнула и обломилась. Я издал рваный щебет, похожий на издевательский смех: а вот нечего было ее своими когтями-ятаганами сжимать, как Отелло горло Дездемоны! Наблюдая за тем, как убегает в кусты эта толстозадая паркурщица, я возбужденно забегал туда-сюда вдоль ветки, злорадствуя: — Что, сожрать меня хотела, шапка меховая? Да я сам тебя сожру, а из остатков себе носочки сделаю, чтоб лапки не мерзли! После этого я выучил еще много разных звуков на разные обидные случаи жизни. Интересно, а умение материться на нескольких языках позволит мне считаться полиглотом?***
Спустя еще день я увидел нечто самое прекрасное за все мое тут пребывание. Я увидел дым. Тонкий серый столб тянулся в потемневшее небо, маня, как свет лампы — мотыльков. Почему я так обрадовался этому небокопчению? Так ведь дым — это явно цивилизация! Если только у той зверюги, которую я недавно помучил, не забомбило… Хотя тогда от подобных ей жертв мое предыдущее место обитания было бы выжжено дотла. Придя к такому выводу, я словно обрел второе дыхание: усталость как крылом сняло. Оставалось только надеяться, что я лечу не на шашлыки. Не, я весьма люблю это блюдо… но вряд ли со мной в таком облике кто-то решит поделиться мясом — скорее, самого замаринуют. Дым шел от небольшого костра в центре поляны. Если его и правда развели разумные существа, то в их разумности я весьма сомневаюсь — у них что, девять жизней? Или надеются, что здешние хищники поголовно страдают слепотой? Впрочем, раз столь вызывающих гостей леса до сих пор не съели, то это действительно так. Вокруг костра сидели… вроде люди. По крайней мере, вид имели вполне человеческий: ну там две руки, две ноги, одна голова, ходят не на четвереньках. А что один тип имел зеленый цвет, второй — удлиненные уши, а третий был полностью закутан в черную ткань — ничего страшного. Я и сам сейчас не эталон человечности. Зато четвертый был вполне нормальным. Все это я рассмотрел, облетая поляну по кругу: когда я решился поздороваться с новыми знакомыми и начал снижаться, так стукнулся о невидимую стену, что чуть клюв себе не сломал. Помянув в сердцах про себя наколдовавшего ее хреномага, я понял, почему они были столь безрассудно беззащитны. Сволочи. А как же я? Где тут дверной звонок? Куда стучать? Разобиженный на этих негостеприимных гуманоидов, я приветвился на ближайшее дерево. Вот только от усталости не сразу заметил, что эта ветка была кем-то занята. Так что, когда сзади раздалось угрожающее рычание, я понял, как себя чувствовала шуганутая мною тварь. Невольно скопировав ее взвизг, я оступился и упал вниз на траву, лишь чудом раскрыв крылья в последний момент — только это помогло мне мягко спланировать, а не распахать тут поле под пшеницу. Черная пантера (наконец-то хоть что-то привычное, а не результат диких экспериментов) тоже не желала заниматься земледелием, так что аккуратно приземлилась на четыре лапы, пригнулась и, хлестая себя хвостом по бокам, стала красться ко мне. — Помогите, насилуют! — испуганно закричал я первое пришедшее в голову, не в силах пошевелиться. Сзади тут же послышались чужие голоса: — Ты куда, Мард? — Кажется, Ярра рычала. Хочу посмотреть, что там случилось. Да-да, иди сюда быстрее, смотритель несчастный! Кошка уже была совсем близко, я видел свое испуганное отражение в ее глазах. Хм, а я симпатичная птичка, все самки точно мои… Так, сейчас не время для самолюбования! Повернув голову чуть вбок, чтобы не терять из виду голодного хищника, я зацепился взглядом за приближающуюся фигуру — ту четвертую, самую человечную на вид. — Слышь, ты, убер-р-ри животину! — нервно попросил я. Ну, не совсем попросил… Но вообще-то выгуливать таких больших домашних питомцев без намордников противозаконно! Кто мне теперь оплатит птичьего психолога? — Что? Кто здесь? — опешил мужчина и остановился. Мурка нависла надо мной, как над миской с «Вискасом». Ага, со вкусом попугайчины. — Я говорю, твоя киска в зоне риска, глухотупой! — закричал я и забил крыльями. Пусть я и умру, но перед этим набью пасть этой пантеры перьями, как подушку! Тут меня внезапно сжали пальцами с двух боков, зафиксировав крылья, и под печальным голодным взглядом кошки тот мужчина поднял меня и начал внимательно рассматривать. Я, как вежливый попугай, ответил ему тем же. Кстати, вблизи он оказался моложе, чем мне показалось вначале, теперь тянул лет так на двадцать семь. Как я и сказал раньше, внешне он и правда был вполне себе человеком: никаких длинных ушей; нос не пятачком — прямой, как извилины здешних хищников; глаза обычного карего цвета, без всяких неебически загадочных оттенков, правильно назвать которые под силу только Шерлоку Холмсу; и даже каштановые волосы не извивались змеями — хотя, может, это потому, что они были завязаны в тугой короткий хвост. Все, я разочарован. Для чего меня сюда вообще перемещали? Да я на таких же людей и у себя дома мог полюбоваться! Впрочем, этот человек, судя по тому, как он нахально меня облапывал, в отличие от земных особей таки обладал бессмертием. Когда он оттянул мне крыло в сторону и начал указательным пальцем щекотать пушок под ним, я не выдержал: — Не трогай меня там, зоофил несчастный, я еще несовершеннолетний! От удивления он даже остановился на середине движения: — Так это ты говорил? Но ты же птица! — Чик-чирик, епта, — огрызнулся я в ответ и щелкнул клювом рядом с его все еще доверчиво протянутым пальцем. Не попал, но пар немного спустил. А еще меня так вовремя посетила мысль: а вдруг тут птицы вообще не разговаривают, и меня теперь сдадут какому-нибудь колдуну на опыты? Но сначала они решили созвать совет. Пока они решали, кто я и в какое место меня прокляли, я рассматривал их. Тот наглый тип, который за свои шаловливые ручонки теперь обязан на мне жениться, звался Мардом. Гюльчатай, полностью замотанная (или замотанный?) во все черное, сидела в сторонке и молчала. Хотя я все время на нее косился и подсознательно ожидал, что она сейчас встанет и с криком: «Аллах бабах!» — устроит нам зажигательную вечеринку. Внушительный зеленый тип вблизи был еще внушительнее: кожаные ремешки совсем не скрывали его могучую волосатую грудь, которую каждый бодибилдер просто обязан был сфотографировать, распечатать и повесить себе на стену, чтобы знать, к чему стремиться. А вот имя у него было Эфлер. Вполне безобидное такое имя, не устрашающее: видимо, его мать не представляла, что нежный сыночек будет косплеить Халка, когда вырастет. Ну а последний тип оказался типичным эльфом с нетипичным коротким именем Зик. Впрочем, его так могли товарищи сократить: они ж не бессмертные, чтобы каждый раз, когда хотят обратиться к эльфу, разводить речь на три часа. Да и в бою наверняка неудобно. — Ты кто такой вообще? — от разглядываний меня отвлек голос Марда. Видимо, его назначили ответственным за переговоры с НЛО в моей роли. — Я — Попка, — величественно представился я, распушив для внушительности перья. — Да вижу, что не передок, — хохотнула на это эльфийская блондинка. Я повернул на него голову и сощурил глаза. Осторожнее, Петросян ушастый, будешь и дальше шутковать — хозяин не подарит тебе носок. — А может, съедим его? — пробасил орк Эфлер. — Мы уже три дня одними травами и грибами питаемся. Ах… эклер ты мой с зеленкой, желудок чешется? Так я с радостью почешу его тебе изнутри, защекочу до смерти, гоблин на анаболиках! — Успокойся, мы просто шутим, — видно, почувствовав накал страстей, примиряюще произнес Зик и улыбнулся. Теперь стало ясно, зачем в отряде эта шмакодявка. Стоит ему всего лишь улыбнуться — и все враги словят кайф похлеще, чем от раскуривания трубки мира. Вот и мое возмущение тоже сдулось, и пришлось поспешно отвести взгляд. Считайте, что я поверил. Вам очень повезло. — Главный вопрос не кто это, а что нам теперь с ним делать, — тут же разрушил всю романтику Мард. — А вдруг он специально за нами следил? Ага, аж из своего мира в это тело телепортнулся только чтоб за вашими посиделками у костра наблюдать, а потом устранять вас по одному, когда в кустики отлучаться будете! И вообще, нельзя быть таким подозрительным: для здоровья вредно. Моего. — А давайте птичку оставим — вдруг она яйца несет? — снова показал свою гастрономическую заинтересованность орк. Видит бог Идинах, я пытался сдержаться. — Сейчас как снесу одно. А потом развер-р-рнусь и втор-рое снесу, — мрачно произнес я. — Что? Вы это тоже слышали? — опешил Эфлер. — Нет, я ничего не слышал, — невозмутимо ответил я. И добавил с искренним участием: — А тебе что, уже звуки постор-ронние мер-р-рещатся? Под тихий смех друзей орк медленно побагровел, из зеленки приобретая окрас марганцовки, и угрожающе поднялся: — Ах ты… Но прослушать признание в том, что я великолепный, необычный и очень веселый, мне не дали ввалившиеся неопрятные карлики бандитского типа. Неужели мама не говорила им, что перебивать невежливо? И вообще, где она сама — разве можно оставлять детей в такое время гулять без присмотра? — Аррида, купол! — прокричал Мард, доставая из ножен меч. — Простите! — повинилась та самая Гюльчатай. Так значит, это женщина. А чего вся в черном балахоне? Неужели такая страшная? Так ночь на дворе, могла б и оголиться. Просвистевшая рядом стрела прервала мой внутренний монолог. Я захлопал крыльями, взлетая, и решил вообще отсюда смахаться: эта компания какая-то бракованная! Ну и ладно, первый блин комом, а я попугай молодой — еще найду себе другую. Успокоив так свою совесть (я совсем не дезертир, я просто в активном поиске!) я замахал конечностями активнее… чтобы шарахнуться о невидимый потолок купола сильнее. Вы что, блядь, издеваетесь?! Но тут какой-то гном снова возомнил себя эльфом и прервал очередным выстрелом мои истеричные метания вдоль границы. Повезло, что руки у него из жопы (и это как на Земле!). Ну все, ты меня разозлил. — Кр-р-ровью умоешься! — сложив крылья, я начал падать вниз, целя клювом в свое любимое место — темечко. Пусть даже у противника было оружие, мне не было страшно: все равно он с ним обращаться не умеет! И, к тому же, еще я всяких индивидов сосательного роста не боялся. Не важно, что мой рост сейчас и того меньше! Сбоку шарахнуло каким-то световым взрывом, явно магического происхождения; меня волной отбросило с намеченного курса, и это спасло полурослика от лоботомии клювом. Справа металлическим росчерком просвистел меч, высек искры, столкнувшись с топором, слева кому-то прилетело по котелку, гулом отдавшись у меня в черепушке, и я, немного испугавшись, поспешил набрать высоту. Ну нафиг, не спущусь туда больше — они и без меня неплохо справляются. И так чуть не оконфузился… Впрочем, кое-что я могу сделать и отсюда. Как сказал бы один мой знакомый голубь: если знаешь, что обосрешься, сделай это красиво. Так что получи, фашист, гранату! Анальный прицел немного подвел меня: я пометил не макушку коротышки, а плечо Эфлера. Ну, что тут скажешь — я не волшебник, я только учусь. Да и в него вообще сложно не попасть — не столько из-за телосложения, сколько из-за характера, ведь подобное стремится к подобному. Орк недоуменно посмотрел на свое плечо и тут же безошибочно определил источник подобной щедрости. Что-то мне не понравился взгляд, которым он меня наградил прежде, чем отвлечься на коварно подкравшегося гнома. Меня даже немного лизнула совесть. Эх, поверь, мой зеленый брат, я случайно. Но ты попробуй: вдруг это вкусно? А то ты такой голодный, что я просто не могу на это спокойно смотреть. Так, ладно, у меня все еще есть право на вторую попытку! Второй заход на бреющем полете прошел не в пример точнее — прямо в глазное яблочко. Пострадавший даже выронил короткий нож, с которым подкрадывался со спины к Марду, закричал, но проворно обернувшийся на шум человек быстро прервал его мучения. И это был последний враг. Так-то, мои неразумные друзья. Этот лес в безопасности, пока я ем. Довольный как гусь, спасший Рим, я опустился на землю, и ветка под моими лапами хрустнула. Все тут же обернулись, наставив на меня оружие. — Попка — хор-р-рошая птичка? — вопросительно произнес я, намекающе кивая на помеченного мной злодея. Мард коротко хмыкнул и спрятал меч. — Ну что, оставим птицу? Никто не был против. Только орк злобно буркнул, отвернувшись: — Сам за ним следить будешь. Надо же какие мы обидчивые. Ну подумаешь, какнул немножко — а он уже трагедию устраивает! И вообще — это к деньгам, должен мне спасибо сказать. Кстати, вон тому гному намного больше досталось — и ничего, молчит. Впрочем, ему потом и ножом в печень досталось… ладно, неважно. Мард приглашающе протянул руку, и я тяжело взгромоздился на нее. Ну что, в путь, мои холопы? Давайте, покажите мне здешние достопримечательности.***
Н-да, достопримечательностей тут было кот наплакал и слизнул. Ну вот почему обычных попаданцев отправляют в центр сражений и интриг, а меня в жопу мира? Ладно, согласен, сражающийся попугай выглядит так же странно, как попугай в короне, но отсюда вытекает первоначальный вопрос: какого кукуя меня сделали именно попугаем? Чтобы отвлечься от новой волны депрессии, я, сидя на луке седла, принялся комментировать все, что вижу. А то сегодня не разрабатывал свое горло, еще для полного счастья не хватало бы разучиться говорить. — Дер-рево, дер-р-рево, а тут что у нас? О, тоже дер-рево! Ярра на дереве, Ярра спрыгнула с дер-рева. Какое разнообр-р-разие! — Если не замолчишь — перья выщипаю, суп сварю! — не выдержал Эфлер всего через минуту моего монолога. Слабак. — Пасть пор-р-рву, мор-ргалы выклюю! — не остался в долгу я. Красноречие красноречием, но сарказм тоже тренировать нужно. Это второе мое сильное оружие. После гузки, разумеется. — Что? — А я думал, мы в ассоциации играем. Разве нет? — невинно поморгал я. — Прекратите! — вмешался в намечающуюся стычку Зик. — А я что, я ничего. Это ему мер-рещится всякое! — прикинулся пернатым валенком я. — Мард! Приструни своего питомца! — взревел орк. Тяжелый вздох позади валерианой пролился на мое маленькое сердечко. Как можно больше и чаще доставать начальника отряда — Марда — стало моей миссией номер один. Это ему за то, что тварь свою блохастую в нашу первую встречу не спешил от меня убрать, а я за это время столько страху натерпелся! Так что пусть теперь знает, что попугаи — мстительные существа. — Ну что опять произошло? — спросил он почему-то у меня, словно и не слышал всего разговора. И чего из меня опять виноватого хотят сделать? Я тут жертва! — Буду говорить только в присутствии своего ор-р-рнитолога, — насупился я. Вот так и живем.***
— Казанова, Казанова, зови меня так. Мне нр-р-равится слово, — совсем не тихо напевал я. А с чего мне стыдиться своего ангельского голоска? Если кому и стоит постыдиться — то тому пикап-мастеру, что сейчас беззаветно клеит девицу стандартными приемчиками. Сегодняшний день начался с того, что теперь уже мы наткнулись на отряд разбойников. Все закончилось быстро: они были сонные, я был сыт, короче, чистая (ну ладно, немного запятнанная) победа. Призовым фондом за нее стали пищевые запасы, немного денег и одна связанная девушка в палатке. Судя по тому, как на нее уставился Мард, даже симпатичная. Но не в моем вкусе — хотя меня в последнее время все больше яркие цвета привлекают. Вон и этого блеклого человека захотелось яркими фингалами расписать, как яйцо на Пасху, — ему явно пойдет. Ей наш главарь тоже понравился (ну еще бы, после разбойников он просто рыцарь в сверкающих доспехах: мало того, что спас, так еще и моется чаще, чем раз в год), и она вообще от него не отходила. Меня почему-то боялась, так что мне сразу было строго запрещено приближаться к «несчастной девушке» (и к Марду, соответственно). Вот на это я сильно обиделся. Я что, такой страшный? Самое обидное — глава ничего не имел против, а я-то думал, что мы друзья! Но кто друга на первую же юбку променяет? И тут меня посетила мысль: а может, у него на юбки фетиш? Так, надо бы при возможности попросить Арриду отщипнуть от своего плаща кусочек ткани и сшить мне из него платьице. Как раз черное — чтобы сразу потом можно было надеть на кое-чьи похороны. Как только мы остановились на ночной привал, я тут же показательно улетел на ветку подальше ото всех. И уже оттуда, чистя клювом перышки (увлекательное занятие, кстати), я исподтишка следил за этими голубками, мило воркующими на бревнышке: в данный момент Мард нежно взял трепетно вздыхающую девушку за подбородок и, приблизившись, произнес: — Мильда, твои глаза — как океан, в котором я тону. Я аж пухом подавился и чуть не упал с ветки к давно пускающей на меня слюни Ярре. Да это я сейчас утону в ваших ванильных соплях! Ты еще ее губы с розами сравни, ловелас доисторический! Словно дожидаясь моей мысленной подсказки, Мард тронул большим пальцем ее губы: — Твои уста — как два лепестка розы… Ну вот — а я о чем говорил? Так, что у нас дальше по плану за запчасть тела идет? Шея? Или он будет крутым мужиком и сразу перейдет к груди? Я весь обратился в слух и невольно перебрал лапами по ветке поближе к ним. — Я давно хотел спросить… — Мард! — внезапный окрик эльфа пролился на парочку, как помои на орущих под окном кошек: девица тут же резко отпрянула, а сам глава вскочил на ноги. — Подойди сюда, нам нужно обсудить, как двигаться дальше — Аррида сказала, что Зеленый мост разрушен! — Иду-иду, не ори только! — раздраженно отозвался Мард. И повернулся к Мильде: — Прошу прощения, я скоро вернусь. Наблюдая за его удаляющейся фигурой, я подавлял желание потренировать свои матерные запасы прямо сейчас. Ну… долголетия матери твоей, Зик! А нельзя было чуть позже сказать? Все равно ничего хуже с твоим мостом за эти пять секунд не произошло бы, а мне теперь страдай от любопытства! Сенсей наверняка сейчас собирался применить главный супер-прием пикаперского мастерства под названием «Дэвушка, вашей маме зять не нужэн?»! Но хоть нежности свои прекратили — знал бы, что такое подействует, сам бы этот мост взорвал. Да, попугаев-террористов мир вряд ли видел… А еще эта Мильда сейчас впервые осталась одна… Коварный план в голове созрел быстрее, чем вылупились сознательность и серьезность. Внутренне похихикивая, я легким шорохом спланировал позади своей жертвы и пару раз дернул клювом за подол платья, привлекая внимание. Она развернулась, нахмурила непонимающе брови, когда не увидела никого, потом посмотрела вниз… и закричала: — Изыди, одержимый! Не тронь меня! Меня чуть не снесло звуковой волной. Чего разоралась-то? Я что, похож на серую мышь, огромного паука или твое отражение по утрам? — Тиш-ше, дур-р-ра, я такой же человек, как и ты! — зашикал я на эту одержимую истеричкой и запрыгнул к ней на ноги. Мильда тут же напряженно замолкла. — Точнее, был им. И поэтому хочу предупр-редить: тебе лучше бежать, здесь ты в опасности! — продолжал отчаянно шептать я, стараясь не заржать. Итак, обстановка нагнетена, зритель замер, доверчиво ожидая наеба; финальный аккорд: — Он превр-р-ратил меня в попугая — превр-ратит и тебя! — Кто он? — непонимающе захлопала наивными глазами она. — Мард? — Да-да! — поддакнул я и, придвинувшись, начал вдохновенно наматывать ей итальянскую пасту на ушки: — Вон тот зеленый — это наш главар-р-рь. И он вечно голоден — поэтому всех путников Мард превр-ращает в птиц, чтобы утолить его голод и чтобы он не съел их самих! Думаешь, почему мы таким маленьким отрядом путешествуем? — Почему? — послушно повторила она, кажется, боясь даже пошевелиться. Надо же, какая впечатлительная. Впрочем, мне же лучше. — Потому, что нам давно никого не попадалось — и Эфлер каждый день по одному члену отряда съедал! Думали, сегодня очередь эльфа: помыли его, покормили как следует, травами натерли, последнее желание исполнили — лучше не спрашивай, что мне пришлось сделать… А тут ты подвер-р-рнулась! — Стой, а тебя почему не съели? — внезапно она наклонилась ко мне, подозрительно сощурив глаза. Я напрягся: неужели у нее таки есть ум — просто он прятался в ментальном шкафу чертогов разума, вот я его и не нашел? Но даже если в этих чертогах под ментальной кроватью прячутся еще признаки сознательности, меня все равно на такой мелочи не подловить. В конце концов, я же студент! А она — далеко не препод в период сессии. — Просто я первый образец. Неудачный — в слишком маленькую птичку превр-ратили, голод не утолить, а лишь раздр-разнить. Зеленый тогда так зол был, что сразу двоих наших съел. Один из них был мужем Арриды; она с тех пор вся в черном ходит, тр-р-раур соблюдает. Девица пораженно прижала руку ко рту. Акт окончен, занавес, маэстро готов поклониться и великодушно указать направление, в котором надо бежать… — Ахахах, ой, не могу! — благоговейную тишину внезапно нарушил мелодичный смех. Испуганно вспорхнув со своего насеста, я сел чуть поодаль и раздраженно уставился на тихо подкравшегося сзади Зика. Кажется, как и всем звездам, мне нужна охрана, чтобы всякие выступление не портили. Надеюсь, он не успел много услышать… Но надежда жестоко расчленялась прямо на моих глазах каждым последующим словом эльфа: — Да тебе надо сказочником выступать! Мард, ты обязан это услышать! Эфли, не подходи ко мне, я невкусный! — состроив испуганное выражение лица, Зик быстро отбежал от приблизившегося было орка. Так, а где… — Ну-ка, и что же ты такое сказал? — меня уже привычно схватили сзади и подняли вверх. Да чтоб у меня все в жизни находилось также быстро — даже не успел мысль додумать! — Повторишь на бис специально для меня? — Да не собираюсь я повтор-рять — я попугай, а не диктофон! — немного нервно огрызнулся я. Ну все, пиздарики на воздушном шарике… — Так что, это все неправда? — растерянно спросила Мильда, тем не менее не спеша бросаться Марду на шею, как делала это при каждом удобном случае. Может, моя смерть не будет напрасной? Напоследок пообещав взглядом научить меня готовить жареные куриные окорочка в походных условиях, Мард разжал хватку и медленно подошел к девушке. Я это наблюдал уже с бревна поодаль: пока дают свободу, надо брать, а то надают кое-чего другого и столько, что не унесу. Глава остановился на расстоянии вытянутой руки, но дотрагиваться до Мильды не спешил: — Конечно, моя милая, это все неправда, — спокойно сказал он. — Пойдем, уже пора спать ложиться. К сожалению, других палаток у нас нет, так что тебе придется спать в моей, но не беспокойся, я и на улице переночую… «И желательно под тем деревом, на котором ночую я», — посетила меня злорадная мысль. Но тут девица резко обняла его, да так, что Мард и сам охнул от неожиданности, и смущенно пробормотала ему в грудь: — Нет, господин Мард, прошу… вы можете остаться! Глава нежно поднял ее голову за подбородок и наклонился к губам. Я скривился и отвернулся. Тьфу. Словно смотрю дешевый романтический фильм, где в конце главные герои под мелодичную музыку сплетаются в позах из камасутры прямо на коне, пока скачут в закат. Кто-нибудь, переключите на футбол! А лучше на боулинг — тут две кегли сбить надо бы, они как раз рядышком стоят. Но, несмотря на все злые мысли, когда из палатки, где эта парочка скрылась, начал доноситься шорох одежды и тихий смех, у меня в груди что-то кольнуло. Почему я так на это отреагировал? Точнее, не так — почему я так к нему отношусь? Неужели это ревность? Я быстро замотал головой. Нет, не может быть — он же мужик! Может, это и ревность, но другая — потому, что считаю его своей собственностью, ведь, вообще-то, я его встретил раньше нее! Да я ему даже жизнь спас! Да что там жизнь — тот гном точно своим кинжалом ему половинки на половинки бы поделил, если бы я его не нейтрализовал! И какая-то девица не смеет сейчас трогать то, что принадлежит мне! Подобные мысли напугали даже меня самого. Я же ведь не был таким, пока не попал сюда… Да, а здешние попугаи какая-то помесь сорок и драконов: все их тянет на нечто блестящее и дорогое — а мой дорогой глава уж точно блестел. И дело не в частичной начищенной броне или золотой печатке на пальце — дело в том, как он улыбался в ответ на мои шалости. И так же наверняка он сейчас улыбается ей… Не, все, отставить пиздострадания — наверняка это все от недотраха! Пора, как взрослому и половозрелому попугаю, найти себе радужную самочку и снова лишиться девственности! Но лишь стоило мне попытаться представить этот процесс, как у меня безвольно скукожились все крохотные признаки мужественности. Бе-е-е, нет, не смогу, я же не зоофил! А вот при мысли о прикосновениях Марда у меня отвращения не возникало — неужели это и есть связь питомца с хозяином? Но вот сам питомец вряд ли разделяет мои чувства… Н-да, недаром говорят, что депрессия вредит здоровью: пока я предавался грустным мыслям, ко мне подкрались с целью явно это здоровье подпортить. Громкий окрик: — Попался! — и меня схватила чья-то большая лапа. Хотя почему чья-то? Шрек в отряде у нас один. Я мстительно впился клювом в большой палец — чуть рот себе не порвал, пока пытался раскрыть его на такую ширину. — Ай, он кусается! А если я теперь тоже стану попугаем?! Не надейся. Максимум — индюком. Мой индюк — а что, звучит. — А ты что думал? — совсем не сочувственно засмеялся Зик. — Гляди, а то Попка, как обещал, и правда тебе парочку яиц на ужин снесет. Да только выпустите, и я тут всех накормлю! Желающих даже с добавкой! — Да, кстати, я же птичками люблю питаться, — зловеще протянул орк. Я напряженно замер. — Так что, думаю, чтобы нашему ценному первому образцу ничего не угрожало, эту ночь ему лучше провести под дополнительной защитой — а то мне и эльф обломился, и девушка тоже. Аррида, вдовушка наша, наколдуй для пернатого надежные хоромы. — С радостью, — в пустом голосе в первый раз появились теплые нотки. Смех. Ее явно веселила эта ситуация. А вот мне было не смешно, когда меня запихивали в клетку из черных прутьев! — Свободу попугаям! Сво-бо-ду по-пу-га-ям! — закричал я и забился внутри. — Выпустите, у меня же клаустрофобия!!! — А может, не надо, а? — замялся Зик. — Что, птичку жалко? — хохотнул Эфлер и пихнул его шутя в плечо. — Не боись, ничего с ним за ночь не случится. Так даже надежнее: может спать спокойно, не боясь, что Ярра запрыгнет на его дерево. Я буду надеяться, что она ночью запрыгнет на тебя! Надо же, меня — свободного человека, добропорядочного гражданина! — упекли за решетку. Ничего, срок отсижу — и всех нагну. А тебе, зеленый, персонально татушку на черепушке клювом набью! Но больше всего меня расстроило не это предательство — пусть и жестоко, но сам напросился — мне не давало покоя другое: он не мог не слышать мои крики. Но не пришел. О, конечно, у него сейчас были дела поинтереснее — будь проклят мой слух и воображение, я вполне мог представить, что за дела, на какой стадии и в какой позе! Ну да, Мильда ему важнее — она ведь женщина, а я всего лишь птица. И со мной может быть только гей-зоофил. А самое ужасное: уши перьями заткнуть не получалось, тихие стоны проникали сквозь них и издевательски вертелись в мозгу приставучее шедевров русской попсы. Я словно снова оказался в общаге, где на соседней кровати вовсю проводили секс-марафоны (но чаще встречались спринтеры). Вот только на этого соседа отчего-то мне было не класть ни в переносном смысле, ни буквально. Потоптавшись внутри клетки, я показательно повернулся ко всем задом и спрятал голову под крыло. Уж лучше буду слушать свое сердце, которое сейчас билось так ровно и четко, словно забивало гвозди в гроб одного будущего покойника. Впрочем, а почему одного?