***
Я медленно покачивался в такт движениям лошади, вцепившись когтями в плечо Марда. И ничего не сильно — я просто боялся упасть! Пусть скажет спасибо, что я клювом ему в ухе дырок под пирсинг не наделал. Тем более, что настроение у меня было членовредительное. В прямом смысле и именно на эту область. — Ну и почему ты до сих пор дуешься? Неужели все еще ревнуешь? — внезапно прямо у меня над ухом раздался тихий насмешливый голос. — Кто бы говор-р-рил, — отбил подачу я и встряхнулся. Воздух был таким сырым и влажным, что я, наверно, весить стал раза в два больше из-за насквозь промокших перьев. Впрочем, это не мои проблемы: все же в том, чтобы сидеть на чужой шее, много плюсов. — Кто зубами скрипел, как дверь несмазанными петлями, когда мы Мильду в деревню возвращали прямо в объятия искавшего ее жениха? — Конечно, мне было обидно, — согласился Мард. — Вот так спасай девиц — а все лавры и прочие почести достаются другим. — Еще скажи, что ты пр-редыдущей ночью не стр-ребовал с нее эти самые «прочие почести»! Мард многозначительно промолчал. И при этом так лыбился, что тут и мысли читать не надо было, чтобы понять, о чем он думал. — И, конечно, я р-ревновал, — быстро произнес я, чтобы сбить его ментальную эрекцию на воспоминания, пока она в реальную не переросла. — Я и так тебя вынужден делить с кошкой блохастой, еще одна нам не нужна! — Глава только неопределенно хмыкнул. — Тем более она тебе не пара. — А кто мне пара? Ты? — беззлобно усмехнулся он. — Я что, похож на пирата? На пирата? Хм… Я представил, как мы выглядим со стороны. Нет, я, без сомнений, самый натуральный (хотя в свете последних своих мыслей уже в этом не уверен) попугай. А вот Мард походил, скорее, на интеллигентного разбойника: люлей отвесит направо и налево, но перед этим вежливо поздоровается, а после учтиво попрощается. Да еще в процессе справится, как у оппонента дела и не тревожит его что. А еще, кажется, не так уж он и переживал по поводу той девушки, как мне показывал. — А может, я на самом деле не попугай — а заколдованная пр-р-ринцесса! — проворчал я. Вот не надо мне лишний раз напоминать о моем пернатом положении! — И как же тебя расколдовать? — решил подыграть мне Мард. — А тут все стандар-ртно, — с готовностью ответил я. — Поцелуй меня, и будет тебе счастье: богатства, власть и жена-кр-р-расавица. — Нет, спасибо, что-то не хочется. Вдруг еще что-нибудь подхвачу? «Зараза к заразе не липнет», — мрачно подумал я. Но вслух кокетливо произнес, подражая голосу Мильды: — Скажу по секр-рету: после пр-р-ревращения я буду голенькая. И тут меня внезапно стащили с моего любимого насеста и притянули прямо к темно-зеленым губам-вареникам: — Уговорила, чертовка, — дрожащим голосом (надеюсь, от смеха, а не от возбуждения) пробасил орк и засосал губами мой клюв с громким чмоком. На несколько безумно долгих секунд мне показалось, что он таки решил отыграться за все и сейчас сожрет меня. Потом — что он просто решил меня так оригинально убить: его губы накрыли мне ноздри, и я стал задыхаться. Впервые мне не хватало воздуха от поцелуя. Тут я уже захлопал крыльями, пытаясь вырваться. Я от хищников ушел, от разбойников ушел, и я не хочу умирать во рту у извращенца!!! Глаза начал слепить свет в конце тоннеля… Но, глубоко вдохнув, я с радостью понял, что это все еще этот мир, и меня просто освободили из смертельного засоса. Шустро отлетев обратно к подозрительно вздрагивающему человеку на плечо — благо на короткие дистанции уже летать приноровился — я возмущенно заклекотал: — Я попугай, а не кошка, у меня нет девяти жизней! Тр-ренируйся целоваться на помидор-р-рах, как все нор-рмальные люди! Орк же смотрел на меня, как зритель, когда факир был пьян и фокус не удался: разочарованно и обиженно. — Обманщик! — воскликнул он, наконец, уверившись, что я не спешу оборачиваться неземной красоткой с несметными богатствами и двумя полцарствами пятого размера. Я раздраженно фыркнул, активно вытирая клюв о плащ Марда: — Нашел кому вер-рить — я же птица! И вообще, не смей пр-р-риближаться ко мне, зоофил, ты не в моем вкусе! Тут Мард снял меня со своего плеча, прижал к груди и вибрирующим от смеха голосом начал успокаивать: — Ну все, все, тише, злой орк тебя больше не обидит! А когда вдобавок к чарующему голосу он начал еще и гладить меня, активно почесывая перышки на шее, я вообще разомлел и невольно стал подставляться под его ласки. И этим сам себе напоминал мартовского… попугая: того и гляди заурчу. Впрочем, я и этот звук спародировать сумею… — Как умело ты находишь подход к бабам и птицам! — немного завистливо восхитился Эфлер. — А меня научишь? Я напрягся, а глава, не заметив, самодовольно хмыкнул, продолжая почесывать меня: — Не получится — это врожденное. Я просто от природы обладаю очарованием, перед которым никто не может усто… ЯТЬ!!! — внезапно вскрикнул он, а я злорадно сжал вцепившиеся ему в руку когти крепче. Сейчас я его самооценке перышки-то пообщипаю, чтоб не взлетала до небес! — Жопа, отпусти меня! — затребовал Мард сквозь нецензурное шипение от боли. Как он меня назвал?! — Я — Попка! — оскорбился я. Сам он… жопа. Разобидевшись, я вспорхнул с его рук на ближайшую ветку: — Все, прощай навек, бабник! И как я только мог позволить осквернить свои перья твоими прикосновениями? Теперь только смерть спасет меня от душевных мук и позора… Гуд бай, май лав, гуд бай! — под ошарашенное молчание зрителей театра одного самоубийцы я патетично прижал крыло ко лбу, наклонился и соскользнул с ветки. И что мне было ответом? Испуганные вскрики? Проклятия? Посыпание голов птичьим пометом? А вот хрен через член: — Все? Мы можем продолжить путь? — нетерпеливо поинтересовался Мард. Зик пихнул его в плечо — ну я другого и не ожидал; конечно, он всегда будет за меня: эльфы же любят животных. Наверняка поэтому он и дружит с этим самовлюбленным хорьком, зеленым кабаном и черной вороной. Не команда, а цирк-шапито на выезде! И вообще — где моя заслуженная минута почтительного молчания? Хамло! — И что, тебе меня даже не жалко? Неужели не испугался? — все еще кипя возмущением, спросил я. — Так у тебя ж крылья есть, — недоумевающе ответил мне Эфлер, пока глава молчал. — А если бы не раскрыл?! — резонно отбил я. И Мард, наконец, подал голос: — Понимаешь ли, голод не тетка… Я опешил: — Своих жрать надумал, дятел? Каннибал! В общем, слово за слово, укусы за обиду, обиду за укусы, мы устлали матами всю дорогу до пункта назначения — замка людо… птице… надеюсь, вегетарианца. А то знаю я их званые ужины и какое там на столах кладбище домашних животных.***
Внутри было как-то… тихо. Даже шорох моих перьев, когда я хлопнул крыльями, разминая их, эхом пролетел по коридору, словно стая летучих мышей. Ей-богу, не знал бы, что это я, оконфузился бы прямо на плечо несущего меня Зика — Мард все еще обижался, что я оскорбил его кобелиное обаяние. Тоже мне Казанова местного разлива. И ничего он не очарователен! И не умеет он находить ко всем подход! И вообще… хватит, а то я уже, кажется, оправдываюсь. — Эй, а зачем мы сюда пр-риехали? Какая у вас вообще миссия? — тихо поинтересовался я, нарушая молчание, пока мы поднимались по каменной лестнице. Да, лифт тут еще не придумали… Но как хорошо, что у меня есть носильщик! — Хм, ну, думаю, тебе можно рассказать, — немного поразмыслив, произнес эльф. Я согласно кивнул: да даже голубям доверяют важные тайны, когда поручают им доставить письмо. А если они читать умеют? Птицам доверять вообще нельзя, по себе знаю, но мне можно! — Наша задача: доставить Арриду к людскому королю. Назревает война с вампирами, а у нее есть ценные сведения относительно защиты их замка. Я невольно покосился на девушку, безмолвным дементором плывшую следом в своем привычном плаще. Так вот ты какой, агент ноль-ноль-семь. Бонд. Аррида Бонд. — Так значит, это замок людей? — Нет, оборотней, — отрицательно качнул головой Зик, и моя и так коматозная логика вяло дернулась и окончательно затихла. Что мы тут-то тогда забыли, если к людям надо? Словно увидев мое непонимание (хотя я не знаю, как можно что-то прочитать по попугайной морде, кроме желания обгадить весь мир), эльф пояснил за визит: — Просто единственный мост, по которому можно было бы относительно быстро попасть на людские земли, разрушен. Обходной путь займет много времени и будет куда опаснее — поэтому нам нужна помощь. Я хотел было спросить еще что-то, но тут Мард, не оборачиваясь, цыкнул на нас: — Тихо. Нас уже ждут. Так хозяева здесь? Я поразился их гостеприимству. Вот уж действительно чувствуйте себя как дома. Огромная дверь перед нами распахнулась, и я увидел просторный светлый зал, убранный совсем просто, без всяких излишков вроде стен из золота и пола, инкрустированного камнями так, что ходить по нему под силу только йогу. Но это также мало напоминало пещеру, которую я успел нафантазировать, лишь стоило узнать, что мы попали к оборотням. Сами оборотни, сидевшие внутри за крепким деревянным столом, тоже мало отличались от людей. Мужчина в центре вообще был похож на нашего физрука: крепкий, массивный, с густой курчавой черной бородой, которой позавидовали бы и гномы, если хоть они тут соответствуют известным мне стереотипам (лесные разбойники не в счет, настоящие гномы только под землей возятся). И пусть глаза у него были не голубые, а карие, их взгляд был точно как у физрука, когда кто-то говорил, что не может пробежать -дцать километров из-за болезни: недоверчивый, презрительный, клеймящий не то что маменькиным сынком — маменькиной дочкой. После такого вожака остальные на меня и тем более впечатления не произвели: рыжая женщина средних лет рядом, справа от нее такая же рыжая девочка лет десяти, а справа от главы — молодой парень, светловолосый и зеленоглазый, с хищными и резкими чертами лица. Короче, оборотни здесь тоже меня не впечатлили. Хотя, может, они такими и должны быть, а я просто голливудских фильмов насмотрелся? Эх, наш кинематограф жестко имеет даже иномирную реальность — что уж говорить о родной. Мард вышел вперед и коротко поклонился: — Удачной охоты вам и вашей стае, Идар Быстрый, — заученно выдал он приветствие. Физрук вежливо кивнул: — Не ожидал вас так скоро увидеть, Мардир. И в таком… составе, — взгляд мужчины остановился на Арриде. — Возникли непредвиденные обстоятельства, боюсь, нам теперь понадобится ваша помощь. — Хорошо, — Идар поджал губы, — идите за мной. Мард с женской версией Бонда вышли следом за вожаком оборотней, я хотел было полететь с ними… но Зик схватил меня за лапу и коротко качнул головой. А я что? Я птица понятливая, нельзя так нельзя. Потом подслушаю. Но мое движение не осталось незамеченным: белобрысый парень текуче поднялся с места и с нечеловеческой грацией направился ко мне. Я вдруг почувствовал себя воробьем, к которому подкрадывается кошка, и, кажется, понял, какая у него ипостась — вот просто задом почуял, он у меня после нападок самых разных хищников натренированный. Да у меня теперь аллергия на кошек: весь покрываюсь матом, и клюв чешется укусить за ж… хвост. — А кто это у нас тут такой упитанный? — ласково промурлыкал он, наворачивая вокруг нас с Зиком круги, словно акула. Эй, мамаша, у вас тут оборотень не кормленный, службы защиты животных на вас нет! И вообще, ничего я не упитанный! Это все пух! Хотя с тех пор, как мне подстрелили хвост, я и правда летаю мало, да и вкусняшками меня балуют чаще… Все, пора садиться на диету. — Хочу его себе, — не отрывая от меня уже не расчленяющего, а прожаривающего на медленном огне взгляда, бросил кошак. — Он будет услаждать мой слух песнями. — Я что, похож на канар-р-рейку?! — сдавленно возмутился я, подавляя желание прикрыться — такое внимание меня пугало похлеще утренних вылизываний Ярры. Зик тоже напрягся. — Не будешь петь — я тебя съем, — отрезал оборотень. И я еще восхищался их гостеприимством? Да где это видано, чтобы из гостей ужин готовили? Тут, видимо, для усиления моего желания заделаться певцом, парень облизнулся, показывая выдающиеся звериные клыки. Но вместо того, чтобы испугаться, я, наоборот, успокоился. Лучшее средство от фобий — гнев. Гнев — и башню как драконом снесло. Ах, блохастик ты мой саблезубый, песенок хочется? Сейчас так спою, что ты у меня попляшешь! Ухмыльнувшись своим мыслям, я проникновенно начал: — А я-а-а тако-о-ой голодны-ы-ый, как о-о-бор-р-ротень ночью-у-у, и все-е-е свои-и-и печали-и-и пошлю-у-у ему я-а-а в… — Достаточно! — оборвал мое выступление парень. Видно, я слишком красноречиво смотрел на его пункт доставки. Пф, было бы на что смотреть, у Марда луч… Забыли. — Уберите это чучело, чтоб я его не видел! И раздраженно чеканя шаг, пошел к двери. Могу спорить — был бы у него в этой ипостаси хвост, он бы раздраженно хлестал им бы себя по бокам, как все хищники после общения со мной. Да, умею я с потенциальными съедателями находить общий язык. Тут тишину разбил звонкий детский смех. — Мама, мама, а можно птичку оставить мне, раз Ликад не хочет? — просяще произнесла она, заговорщически улыбаясь мне. — Нет! — резко развернувшись, запротестовал кошак, которого эта новость застала прямо в дверях. — Да! — вторя ему, согласился я, закивав головой, и мы с потенциальным соседом скрестили взгляды. Хм, и на что играем в гляделки, блохастый? — Сайка, понимаешь ли, ей здесь не место… — начала было женщина. Видно, она не привыкла отказывать детям, но в данной ситуации всем угодить было нереально, вот и решила принять сторону первого высказавшегося. Мда, дело пахнет выселином — и Ликад, тоже почуяв это, торжествующе воззрился на меня. Херов тебе тачку и три «ха-ха» сверху, хвостатый — у меня тоже была младшая сестра, так что я знаю, чего хотят женщины. Смотри внимательно — трюк выполнен профессионалом: — Сайка кр-р-расавица, — прибегнул я к подлому приему, лукаво сощурив глаз. — Мама, хочу, — припечатала девочка. Женщина только вздохнула, сдаваясь. «Ты выиграл битву, а не войну», — протранслировал мне взглядом белобрысый, прежде чем раздраженно хлопнуть дверью. Нет. Я выиграл крышу над головой, еду в зобу и право портить тебе жизнь и дальше. И лучше бы тебе не злить меня, а то сейчас еще попрошусь поселиться у тебя в комнате. Думаю, ты, как меломан, оценишь мое славное пение по утрам. А ты буди-буди-буди, пока крутишь бигуди…***
Темная комната в подвале. Уже взмокший от продолжительных пыток я. И суровая мучительница напротив, что уже два часа пытается вывернуть меня наизнанку. Все началось два дня назад: тогда, после моей сладкой победы (да знал бы, чем это обернется, не дожидаясь возмущенных мявков белобрысого кошака сам бы первым улетел), Сайка отнесла меня к себе в комнату и сразу с детской прямотой спросила: — Ты человек? Я чуть папашей не стал — в прямом смысле яйцо чуть не снес. Как она поняла? Да даже я сам уже свыкся с птичьим телом и пернатым будущим, та жизнь на Земле уже казалась такой далекой, что я с трудом мог что-то вспомнить. И меня уже посещали нехорошие подозрения относительно памяти попугаев… Ну хоть не в рыбку превратили — и то спасибо. Не дав мне оклематься, она тут же произнесла следующую фразу, отправляя меня в замечтательный нокаут: — А хочешь снова им стать? Ну и, конечно, я, как последний лох, повелся. Поэтому вот уже два дня периодически сижу за решеткой в темнице сырой (просто только тут никто не мог нас подслушать, да и все оборотни здесь учатся контролировать превращения) и пытаюсь понять то, не знаю что, чтоб сделать так, не знаю как. У-у-у-у, словно опять в универе на паре по матанализу!!! — Да расслабься ты, и все само выйдет, — прокомментировала Сайка мои потуги. — Моему брату также говор-рили, когда к гор-ршку пр-р-риучали, — сдавленно отозвался я. — Но вот вышедший результат не благоухал розами! Она тихо рассмеялась, и мое возмущение сдулось. Солнечная девочка, на нее невозможно злиться. — Мама мне говорила, что после превращения вторая ипостась сидит в нашей голове. Так что просто поверь, что она есть, и выпусти наружу! — Вот только не надо тут меня пр-рограммир-р-ровать! — снова психанул я. — Можешь объяснить точнее, в какую позу мне загнуться и какие слова произнести? Я не хочу на себе пр-роводить опыты! — Это так не работает, — сурово покачала она головой. — Ты просто должен найти якорь, к которому привяжешь и своего человека, и своего попугая. Еще через полчаса безуспешных попыток она расстроенно села на койку и подтянула колени к груди: — Прости, плохой из меня учитель, — ее зеленые глаза наполнились слезами, и я почувствовал себя самым ужасным попугаем на всем черно-белом свете. Не выдержав, я сел ей на колени и крылом попытался вытереть мокрые дорожки. Разводят тут всякие сырость, а у меня пух набухает, и потом некоторые жирным обзывают. Улыбнувшись, малявка тут же сграбастала меня в охапку. Надеюсь, я не стану героем нового стихотворения «уронили Попку на пол, оторвали Попке лапу, крылья тоже оторвали и по клюву надавали». Но девочка просто гладила меня по перышкам, не пытаясь гадать на попугае, выдергивая их по одному: — Тут тебе лучше бы было пообщаться с драконами, — внезапно грустно произнесла она, — это они рождаются в драконьей ипостаси, а потом учатся превращаться в людей. А мы, оборотни, рождаемся людьми и просто учимся контролировать своих животных. Это совсем другое… Тут внезапно она вскинула голову, словно прислушиваясь, а потом вскочила и засобиралась: — Все, на сегодня хватит, а то меня уже мама ищет. Можешь потренироваться один: тебе обязательно надо перекинуться как можно быстрее, пока попугай не впитал твоего человека. Так что не ленись! — она назидательно, явно подражая взрослым, покачала указательным пальчиком. И убежала, а я остался сидеть на том же месте. Дожил, уже всякая мелочь пушистая жизни учит. Так, как она там говорила, внутри моей головы есть человек? Случаем, не тот, который, когда я бешу окружающих, бегает из одного полушария в другое с криками: «Бля-бля-бля, хоть бы не въебали!»?***
В общем, я и сам не понял, как это произошло. Рано утром я тихо залетел в комнату к Марду — уже день его не видел, они все решают с вожаком важные вопросы, другого способа встретиться вообще нет — и решил по-дружески ему помочь: разбудить. У меня в последнее время поразительно хорошо удается издавать пронзительный долгий клекот, просто наполняющий бодростью и желанием поймать будильник (проверено на белобрысом кошаке). Так вот, крался я, значит, по его телу, накрытому одеялом — лететь не рискнул, крылья громко хлопают. Добрался до груди, сел, только открыл клюв… и тут черт меня дернул посмотреть на лицо спящего главы. А на нем было такое умиротворение, что хоть иконы рисуй! Сонная нега разгладила складки на лбу; веки скрыли твердость взгляда, делая лицо моложе; вьющиеся волосы разметались по подушке, придавая главе такой трогательно-беззащитный вид, что у меня весь клекот застрял в горле. Эх, вот когда не надо — так я человек, слабак и эстетик. Одна спутанная прядь перечеркивала лицо, чуть колышась при дыхании, и нарушала идеальность картины, чего я, как настоящий перфекционист, просто не мог допустить: задержав дыхание, потянулся крылом смахнуть ее. Эх, были бы у меня сейчас руки… Как я уже сказал — и сам не понял, как это произошло. Просто тянулся крылом, затем секунда головокружительной тошноты — и коснулся уже рукой. От шока я замер, а мои глаза округлились, наверно, до размера гляделок Марда, который оторопело уставился на меня. Так вот ты какой, мой якорь. Привязал, называется, сущность на сучность. — Ты кто такой? — еле слышно просипел «якорь». Впрочем, когда на животе вместо килограммовой тушки и ста грамм перьев неожиданно оказывается туша под шестьдесят килограмм, говорить, наверно, тяжеловато. Но ответом ему была лишь моя расползающаяся по лицу улыбка. Получилось! Я человек! Снова человек!!! — Ср-р-работало!!! — счастливо прокричал я вслух, подпрыгивая от радости. А голос-то у меня остался птичьим… Ладно, сейчас это не важно! — Мар-р-рд, это я, Попка! — Да ты уже полноценная Жопень, — охнул глава. — Перестань прыгать! И вообще слезь, пока мне жердочку не сломал! — Ой, пр-р-рости, — повинился я, усаживаясь рядом. — И чего так распрыгался? — сев на кровати и потерев заспанные глаза, спросил Мард. Мои нервы снова окатило шипящее, словно пузырьки шампанского (и столь же пьянящее) чувство радости: — Ты не понимаешь — я же снова человек! Так долго был птицей, а теперь у меня снова есть руки, ноги и… — Стоящий от возбуждения член? — иронично закончил за меня Мард. Я машинально посмотрел вниз. И даже не знаю, что меня поразило больше: то, что у меня действительно встал (надеюсь, перевозбудился я от радости, а не от того, что рядом голый «якорь»…), или то, что на паху вместо волос у меня были нежно-голубые мягкие перышки. Это что, намек?! От внезапной мысли, что не только это от ипостаси осталось, я похолодел и скосил глаза на нос… Фух! Вроде обычный, не клювом. Но мягкие перышки у меня были вместо волос везде — тонкие, пуховые. С обреченностью я провел рукой по голове, собрал в горсть густые и длинные, до груди, волосы (которых у меня никогда не было! Я же вообще почти под ноль стригся!) и поднес к глазам: как и ожидалось, тут тоже был пух, только ярко-красный. Видно, я-таки опоздал с превращением, и мне теперь никогда не быть таким, как прежде… Я еле слышно шмыгнул носом. Все. Привет, депрессия, давно не виделись, давай устраивать заплыв в соплях. А самое печальное: эрекция так и не думала спадать, радуя болезненным ноющим (как и я сам сейчас) напряжением. — Попка?.. — тихо окликнул меня Мард и легко коснулся плеча. Я вздрогнул, выныривая из сопливого болота. — Пр-рости, я… мне надо уйти, и я с этим спр-равлюсь! — торопливо пробормотал я, быстро утерев слезы, и спустил ноги с кровати, собираясь встать. Но тут меня внезапно со спины обняли руки, притягивая к чужой обнаженной груди. Я настороженно замер. — Подожди, — прошептал мне куда-то в макушку глава. — Позволь мне помочь, а то у тебя так руки трусятся, что можешь себе оторвать кое-что. — Я сейчас тебе кое-что отор-р-рву! — выпалил я, едва только до меня дошел смысл его слов. Да и как не дошел бы, если этот говнюк сразу потянулся объяснять жестами вверх-вниз? В общем, что он пидорас, я понял еще после той ночи в клетке, когда он меня променял на бабу, но что он гей — только сейчас. — Блядь, извр-р-ращенец! — немного визгливо, срываясь, закричал я. — Педик! Отпусти меня! Вырываться сам я боялся: не до активных трепыханий, когда со столь ценным местом установлен плотный контакт. Но ответом мне был лишь тихий смешок: коварный террорист не спешил отпускать заложника, наоборот: накрыл мои яички расписные рукой, мягко перебирая их пальцами, а второй провел по головке члена, смачивая выступающей смазкой, и с нажимом умело заскользил по стволу. Хрипло дыша, я продолжал награждать каждое его движение матом, прося прекратить и призывая на его голову импотенцию, кастрацию и прочие греющие мне душу вещи, но, кажется, если бы он даже послушался и поднял руки вверх с моего члена, я бы материться все равно не перестал. Однако останавливаться на одном способе моей пытки Мард не стал: приник губами к шее, скользнул чуть ниже, отмечая короткими поцелуями каждый позвонок, отчего я уже бледнел, краснел, зеленел и просто мечтал снова превратиться в птицу; затем он прильнул к левой лопатке, оставляя такой крепкий засос, что я даже запереживал, не останется ли у меня там проплешина, если стану попугаем. Меня потом даже голуби засмеют! Новый засос — теперь на безумно чувствительной шее. Зубы внезапно крепко прикусили кожу, немного оттягивая, и я от неожиданности не смог больше сдерживать давно просящийся наружу стон: — Перестань! — тихо взмолился я, опуская голову вниз. Пуховое красное покрывало скользнуло по плечам и занавесило мое лицо. Стало немного легче: все же хорошо, что Мард не видит сейчас его выражения, совсем не сочетающегося с моими словами. Чуть более крепкое членопожатие — и я, протяжно простонав, кончил в накрывшую пульсирующую головку широкую ладонь. Удерживающие меня объятия тут же разжались: — Все, теперь можешь идти, — ровно произнес Мард, словно мы тут переговоры вели. Прямо слышу «Свободен. Следующий!». Снова вспыхнув (быстро, однако, кровь от головки к голове отлила), я возмущенно вскочил на ноги и отошел от кровати. — Да ты!.. Ты!.. — возмущение прорывалось одной и той же фразой, вариантов ее продолжения было слишком много, чтобы я в таком состоянии смог выбрать что-то одно. Глава спокойно смотрел за моим закипанием, а потом потянулся рукой ко рту. Да, той самой рукой. — Что ты делаешь? — подозрительно спросил я, тут же успокоившись. Он же не хочет… Мард облизнул языком губы и, все так же глядя на меня, начал вести им по ладони прямо к чашечке, где скопилась моя сперма. — Боже, убер-р-ри это! Не желая видеть продолжения, я закрыл глаза руками. Поэтому о дальнейшем развитии событий мог только догадываться: вроде послышался шорох простыни, значит, он вытер руку об нее. Ведь так?.. — И как тебя вообще угораздило перекинуться? Да еще и прямо на мне? Что скажешь в свое оправдание? — притворно сурово начал допрос Мард. Ну… у меня не было сейчас другого ответа, кроме: — Эм… Попка-дур-рак? Да, именно этого. Неуверенно улыбнувшись, я по птичьей привычке наклонил голову вбок, ожидая реакции на свои слова. — Вот надавать бы Попке по попке за такое, — вздохнул он, откидывая одеяло и указывая на свой пах. На его крепко стоящий член я уставился, как девственница в первую брачную ночь — оторопело, с по-прежнему глупой улыбкой, не понимая, откуда это взялось и что с этим делать. Вообще-то он сам тут виноват, нечего было за мой держаться — возбуждение, между прочим, передается тактильно! А я тут жертва! — Ладно, иди уж, жертва, — усмехнулся Мард. Я что, это вслух сказал? Вот всегда знал, что профессиональное словесное недержание меня когда-нибудь оконфузит! Но висящий на мне долг (даже такой специфический) не давал мне воспользоваться предложением. Мало ли, вдруг еще проценты на другое место набегут… — Мард, а… ты как? — кое-как выдавил я, расплывчато обводя его всего рукой. — Я? — переспросил он. — А я мужчина опытный. Да и служанки тут симпатичные, — хмыкнул он. — Я тебе дам служанок! — невольно вырвалось у меня, и я грозно уставил руки в боки. Наверняка из-за костюма Адама это выглядело не угрожающе, а смешно, но… Но пофиг. — Если ты дашь, то, конечно, я никуда не пойду, — согласно кивнул глава, растягиваясь на кровати и демонстрируя себя во всей красе. «Краса», словно ожидая моего немедленного долговозвращения, напряженно прижалась к загорелому животу, немного пачкая его смазкой и дрожа от нетерпения. Я с усилием отвел взгляд. — Ну, что ты решишь? — Ага, сейчас, разбежался-полетел, обгоняю диких уток, — угрюмо буркнул я. Н-да, к такому меня жизнь не готовила. Хотя после того, как я попал в этот мир, у меня идет сплошная импровизация и попытки не попасть в чей-то желудок. И мысль, что сейчас меня точно хотят не сожрать — а просто хотят, отчего-то не успокаивала. — Тогда я пошел, — Мард развел руками, словно говоря: «Ну, на нет существуют и другие дырки», — и поднялся с кровати. Меня захлестнули ревность, отчаяние, злость, и весь этот коктейль выплеснулся в короткое: — Да пошел ты! С таким душевным напутствием я подскочил ближе, толкнул его, охнувшего от неожиданности, на кровать и накрыл своим телом. Как подумаю об очередной ночи, когда опять придется выслушивать стоны или мысленно представлять его с другой, так в груди собирается ком и хочется нарушать закон и заповедь «не убий». Но под всей кипящей злостью была еще и другая мысль: а вдруг, если он уйдет, моя привязка соскочит? И я теперь уже навсегда останусь птицей? Движимый отчаянием от этих мыслей, я жадно приник к его губам, настойчиво раздвигая их языком. Мард тут же начал мне отвечать — медленнее, пытаясь умерить мой пыл, но я не хотел останавливаться: боялся передумать. С такими мыслями я оторвался от его рта, скользнул ниже, сев на его колени, и уставился на член. И что дальше? Нет, я, конечно, представление в общем имел — благо на последней свадьбе в деталях процесс показали — но что-то мне подсказывало, что в свой зад он не даст. А раз так… блин, ну почему я? Мысленно взвыв, я оседлал бедра молча наблюдающего за мной Марда, взял в руку его член и начал медленно опускаться. В голове мелькнула нелепая мысль, что я теперь и сам, как те парни на свадьбе, играю в «Попади карандашом в бутылочку». И когда я поджавшимися ягодицами практически ощущал эти горячие от прилившей крови неприятности, меня остановили руки, тесно обнявшие за таз, и тихий голос: — Тш-ш-ш, и куда ты без подготовки? — я растерянно посмотрел на главу — тот покачал головой. — Ох уж эти девственники-мазохисты! И себя, и меня травмировать хочешь? Я вспыхнул от этих слов, будто провинившийся мальчишка. Ох, я тебя сейчас как травмировал бы! И с левой, и с правой, и ногами добавил бы! — Да пошел на хуй! — снова повторил я, только теперь конкретнее указав направление. Мне и так не по себе — не каждый день я по чужим членам прыгаю — а он еще и издевается! Ну и пусть этот козел теперь скачет хоть к служанкам, хоть к слугам, мне вообще насрать! И пусть я даже снова стану птицей — тоже будет насрать, только теперь и буквально! Я хотел было встать (и совершенно случайно придавить коленом кобелиное место), как сам кобель ловко перевернул меня на спину и навис сверху. — Ладно, чудо в перьях, смотри и учись — один раз показываю, — он проник коленом между моими машинально сжавшимися ногами. — Раздвинь-ка ножки, моя принцесса. — Хуежки, блядь, я тебе не ребенок! — вскипел я и захотел его пнуть… но сам подставился — в прямом смысле: лишь стоило мне их чуть-чуть развести, как глава тут же проник между ними. Ласково огладив мои бедра, его руки опустились на мои ягодицы. — Говоришь, не ребенок — а попка мягкая, как у новорожденного… — хмыкнул Мард, ущипнув меня за правое полужопие. Я коротко взвизгнул от неожиданности и боли. — Да я и есть новорожденный — эта ипостась только сегодня на свет появилась! — прокричал я. И со злорадством закончил: — Так что ты теперь гей-зоофил-педофил! — Вот тебе счастье подвалило, правда? — усмехнулся глава, ничуть не обидевшись. Или же он просто так был сконцентрирован на копошении влажным пальцем в моей заднице, что ни о чем больше не мог думать. И я теперь тоже. А злиться, оказывается, опасно: я даже и не заметил, как он проник пальцем! Зато когда он добавил второй, я прочувствовал каждый его миллиметр. Все еще не утихающее возмущение охладила мысль: если от пальцев так больно, то, если б я сел сразу, без подготовки, на ту дубину, птичку в моем лице уже было б не жалко — жалеть было бы некого… Но едва я только начал привыкать к такому вторжению, едва только начал получать удовольствие, вдобавок поглаживая свой снова начавший твердеть член, как Мард вытащил свои пальцы и отстранил мои. Я еле слышно проскулил, желая вернуть всех на свои места, как почувствовал задом подрагивающий крупный стояк. Глава крепко ухватил меня за бедра (видно, чтоб не устроил тут догонялки с членами наперевес) и надавил головкой на заботливо разработанное колечко мышц. И правильно сделал, что придержал: едва только член немного проник внутрь, раздвигая края ануса, как от тянущей боли у меня мелькнула мысль перекинуться и смахаться. Но другая мысль, что меня тогда уж точно порвет на тысячу маленьких колибри, заставила остаться на месте и лишь сильнее вцепиться побелевшими пальцами в простынь. Да и Мард вряд ли бы был рад тому, что столь оригинальный камикадзе перед смертью его по-настоящему зоофилом сделал. Или же с оборотнями и так считается? «Да хоть вычитается!» — подумал я, когда он в каких-то пару быстрых толчков вогнал в меня член по самые яйца. Мне показалось, что из меня вышибли весь дух. Да после этого не то что ходить — наверняка летать буду враскоряку! — Потерпи… немного… — попросил меня Мард, видя, как я дергаюсь и морщусь. Впрочем, единственным, кому это самое терпение нужно, был он сам. У него было такое лицо, будто еще чуть-чуть — и он сорвется на такой темп, что дятлы позавидуют умению столь быстро долбить. Но мои опасения были напрасными: приподнявшись на локтях, Мард уменьшил соприкосновение наших тел лишь до одной точки, позволив мне наблюдать за тем, как входит и выходит из меня толстый ствол. Размеры, конечно, устрашали — но это было скорее страшно возбуждающе, развратно, сладко; тянущая боль от крайнего напряжения мышц уже воспринималась по-другому, обостряя ласки. Я взглянул прямо в карие глаза, позволяя, наконец, увидеть свое лицо, наверняка искаженное сладостными муками. Да и сам Мард сейчас выглядел совсем не спокойно: расфокусированный, еще больше потемневший взгляд, мокрый лоб, закушенная губа… К такому виду меня жизнь тоже не готовила: я сильнее обнял ногами его бедра, еще больше раскрываясь под ним и нахально извиваясь. Я уже не стонал, как когда он мне водил вверх-вниз своей рукой помощи — я теперь кричал в голос, подмахивая навстречу яростным толчкам по мере своих возможностей, и замолкал только когда член доставал до неведомых анальных глубин, где была скрыта точка наслаждения — дыхание перехватывало. Смесь боли и наслаждения словно била током, не хватало кислорода, очень хотелось прикоснуться к собственному члену, но не было сил пошевелиться. Я сейчас не задумывался ни о том, что сейчас трахаюсь с мужчиной, хотя раньше, в той далекой жизни, и подумать о таком не мог, ни о том, что последствия столь бурного первого секса скорее всего заставят после меня страдать не только душевно, но и физически; вообще, мне хотелось только больше, грубее, быстрее и глубже, о чем я незамедлительно и сообщил: — Быстр-р-рее! — А где… волшебное слово? — в перерыве между толчками поинтересовался Мард. — Абр-ра-кадабр-р-ра, быстр-рее! — психанул я, прикусывая от отчаяния собственную ладонь. Он усмехнулся: — Да, а я уж наивно думал… что без своего клюва ты не такой… дерзкий будешь. — А ты бы пр-редпочел, чтобы он у меня сейчас был? — с сарказмом бросил я. — Больной ублю… Ах! — в следующую секунду от резкого проникающего движения я восторженно взвыл и обильно кончил, обессиленно разметавшись под ускорившимся Мардом. Вскоре я почувствовал, что член внутри напрягся, в последний момент глава вытащил его из меня с громким хлюпанием и излился на многострадальную простынь. Сам же рухнул на меня, выбивая вместе с воздухом протяжное «Бля!», и, не без моей посильной помощи локтями, перекатился вбок. — Ясно теперь, как на самом деле расколдовывать принцесс, — тихо рассмеялся он. — Да уж, — нервно хохотнул я. — Только Зеленому не говор-р-ри, а то мало ли… Начав более-менее чувствовать свое тело, я вытянул затекшие ноги, нестерпимо болящие в области таза. Болело, в общем-то, везде. И горло, сорванное криками и стонами, и прикушенная ладонь, а про зад и вовсе нужно было скорбно промолчать. А еще очень хотелось умереть от стыда. Не знаю даже, как теперь все объяснять остальным. И захочет ли сам Мард афишировать нашу связь? Вдруг здесь это не принято? Мда уж, все крепки зад… ним умом. А что делать, если нас заметят? Тут словно сам закон подлости подслушал мои мысли — в дверь постучали. Не успев даже подумать (впрочем, как всегда) я немыслимым движением соскочил с кровати, в два прыжка добрался до балкона и сиганул вниз. Мысль, что я могу не успеть или просто не суметь обернуться, даже не посетила меня, но и так все обошлось: снова головокружение, и потоки ветра ловят уже не отчаянно машущие руки, а сильные крылья. Грузно взмахивая, я ухнул в кусты. В идеале бы сейчас надо к Сайке, похвастаться… Но сначала мне бы еще зеркало найти — надо проверить, не стал ли я плешивым…***
— Попка, ты куда? — наблюдая за новоиспеченным любовником, внезапно шуганувшимся непонятно чего, как оборотень — серебряного ошейника, Мард испуганно кинулся за ним и с опаской перегнулся через перила на балконе, опасаясь увидеть куриную отбивную… но увидел радужное пятно, мелькнувшее в кусты. — Вернись, это просто завтрак принесли! — давясь облегченным смехом, прокричал он вслед. Вот же ж… чудо в перьях. Но не он один в этот день стал свидетелем полета пьяного воробья, протаранившего кусты: лежавший в полудреме на толстой ветке золотистый кот с поразительно разумными зелеными глазами смог со своего места в первом ряду пронаблюдать за метаморфозой во всех подробностях (и выражениях лица). Скользнув вниз, кот приземлился уже человеком. Ликад задумчиво улыбнулся: так это чучело — оборотень? Интересно…