Внезапные открытия

Гаррус Вакариан, несмотря на свое турианское происхождение, кое-что понимал в психологии, человеческой – в частности. Приходилось. Особенно после того, как длительное время провел на «Нормандии» под началом Шепард. Поэтому и знал, что тяжелее всего людям бывает тогда, когда придуманный ими образ не сходился с реальностью – и тогда они чувствовали себя обманутыми. Типичный случай – Кайден. Не то что бы Гаррус его не понимал – в конце концов, они оба переживали смерть Джейн, - но бывший следователь СБЦ слишком часто встречал подобные ситуации в своих делах. Да и сам сталкивался в отношениях со своей семьей, когда понял, что Солана больше не та маленькая девочка, которая, падая на коленки, заливается слезами, а отец… ситуация с отцом оказалась гораздо сложнее, чем это виделась в детстве. Слишком разные. Про мать и её болезнь даже говорить не стоило – это слишком болезненно даже сейчас. И самое страшное то, что меняются не только сами окружающие, но и ты сам: незаметно, день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем – и вот, спустя два года, Гаррус Вакариан оглядывался назад на того юнца, который вырвался из СБЦ под крыло Спектра – и понимал, что от того несколько наивного максималиста почти ничего не осталось. Смерть Шепард ударила слишком резко – впрочем, как и любая другая смерть, - и что-то пошатнула внутри. Наверное, его веру в героев и в то, что их ведет сама судьба: ведь сколько раз «старуха с косой» (как называют её люди) скользила рядом: бок о бок с Нормандией и за их плечами во время охоты за Сареном? Эшли Уильямс погибла, да, но если говорить правду до конца, то по-хорошему от их боевого отряда уже давно никого не должно было остаться. И, тем не менее, Гаррус Вакариан по-прежнему «коптил небо» на этом свете. Чем не доказательство? И тут ему говорят – кто-то третий, по телевидению! – что Шепард мертва. Он застыл посреди коридора и уже забыл, куда и зачем шел, да и это стало не важно. Всё стало неважно. В голове всплывали глупые вещи, например, то, что он так и не прикоснулся к волосам девушки, или что больше не услышит её шагов за своей спиной. Или не увидит её затылок, пока их небольшой отряд будет направляться на следующее задание. Ничего из этого не будет – самое страшное открытие для двадцатисемилетнего турианца, у которого вся жизнь, по сути, ещё впереди. Возможно, он даже доживет до старости – но зачем? Он мог вернуться в СБЦ, пойти в Спектры, но это ничего бы не изменило: Гаррус просто снова оказался бы на цепи у Совета, который плевать хотел на правду и справедливость. Эти сволочи с радостью свалили всю вину на Сарена и гетов, а потом отправили Шепард в систему Терминус на поиски мифических гетов. Прямо навстречу смерти. И этого Гаррус не мог им простить. Поэтому, потратив пару месяцев на сборы, бывший сбцшник и так-и-не-состоявшийся-кандидит-в-спектры в одном лице отправился на Омегу, находившуюся – подумайте, какое совпадение! – в системе Терминус. «Что ж, - решил он тогда. – Если справедливости не существует, то я сам стану этой долбанной справедливостью!» … и устроил по Шепард такую кровавую тризну среди бандитов и преступников, что ей позавидовали бы все существовавшие в прошлом герои. Его имя было отброшено назад – а люди быстро дали ему новое, Архангел. Понятие из человеческой культуры – и это слово грело душу турианца: в этом слове был голос Джейн и её смех. И каждый убитый негодяй становился не только ещё одним вырванным сорняком, но и данью умершей девушке: пусть Джейн и погибла, пусть её тело и сгинуло без следа в бескрайнем космосе, но её дело будет жить. И эта галактика станет немного, пускай всего на полтона, но светлее. Вакариан ошибался. Серьезно ошибался. Космос оставался всё таким же темным и беспросветным, что и раньше: это турианец понял, когда из-за Сидониса погибла вся команда Гарруса. Сколько ни бросай дров, огонь никогда не будет сыт. Сколько ни истребляй подонков всех мастей и рас, на их место придут новые. И, когда Архангела зажали со всех сторон банды Омеги, единственное, о чем жалел турианский бунтарь, так это о том, что загробный мир людей и турианцев отличаются. Он не надеялся выжить – и, тем не менее, сопротивлялся до последнего. То ли на него так действовала мысль, что и после смерти он не встретится с Джейн, то ли просто он сам не до конца верил, что Шепард действительно умерла. И Гаррус надеялся, что дело все-таки во втором. Потому что когда он увидел её на Омеге, то бесцветные коридоры станции вдруг стали ярче, взрывы и рикошет от пуль – громче, а в груди вновь стало тепло. Ему было плевать, что врагам не видно ни конца, ни краю. Ему было плевать, что у людей за её плечами на одежде нашивки Цербера. Ему было плевать, что он два года считал её мертвой. Духи, лишь бы она оставалась живой! … да, он понимал Кайдена, но в отличие от него Гаррус всегда видел тонкие запястья Джейн и хрупкую шею, которую слишком легко свернуть просто из-за неудачного кувырка. Да, Шепард могла выделывать кульбиты на мако, уворачиваясь от молотильщика. Да, девушка провернула множество таких боевых операций, в которых спасовали бы другие. Но она была и по-своему беззащитной. Сейчас – так особенно. По документам Джейн было тридцать один. По факту – максимум год или два. Биологически – двадцать девять. Последнее – так особенно забавно: в каком-то смысле они стали ровесниками, и, общаясь с ней вновь, Гаррус остро ощущал этот временной парадокс. Джейн Шепард не казалось ему больше старшей, впрочем, как и он ей – младшим. Это было странно. Во многом потому, что в представлении Вакариана она была именно такой: чуть-чуть, но дальше, чем хотелось бы, пускай они и стали друзьями во время путешествия на Нормандии. А ещё Шепард была растеряна, хотя и старалась держаться. Иногда Гаррус ловил её на взглядах, когда девушка пыталась найти того, молодого и наивного, юнца, которого она встретила на Цитадели. Сначала это его раздражало: ему не хотелось вспоминать такого себя, а потом он увидел, как Джейн невольно вздрагивает, когда смотрит на себя в отражении. И понял, что дело вовсе не в том, что прежний Гаррус был нужен больше, чем в чем-то новая, побитая жизнью (во многих смыслах) рожа, которая сейчас находилась на Нормандии-2. Просто мир вокруг Шепард всё ещё был тем, двухлетней давности. Ей на самом деле двадцать девять. И ей дико страшно. Мир вокруг неё слишком сильно изменился, пускай Джейн и не было всего два года. Но и для него, и для неё это было «целых» два года, которые для неё промелькнули как миг, а для него – протянулись вечностью. Поэтому Гаррус мог понять Кайдена, но не простить.