Наказан

Утром ко мне приехал Игорь, и мы вдвоем отправились по указанному адресу. Это оказался элитный закрытый поселок. О нашем прибытии охрана была предупреждена. Петляя по улочкам поселка, где стоимость домов превышала мыслимые пределы, я уже зауважал этого Грега. Дом поражал своим совершенством. Я молчал, не давая моей самоуверенности окончательно расползтись по швам, Игорь тоже сопел рядом, осознавая важность момента. Кованые ворота распахнулись, как по волшебству, и из сада выбежал малыш, запрыгивая ко мне на руки. Следом вышла она, а за ней высокий и красивый парень омега. — Доброе утро. Грег, познакомься, это — отец Радмира Владимир, это Игорь Борисович, — удивленно — наш последний заказчик. А это Грег, мой лучший друг и начальник по совместительству. — Вежливым тоном она представила нас друг другу. Я облегченно выдохнул, и радостно протянул и потряс руку нового знакомого. Игорь же засопел интенсивнее, то ли, принюхиваясь, то ли у него случилось кислородное голодание при виде такой красоты. Мы загрузились в две машины, и отправились за город. С уверенностью могу назвать этот день самым счастливым за последние несколько лет. Они были рядом, и оказывается мне большего и не надо. У нас даже складывались дискуссии на четверых, иногда разбавляемые малышом-почемучкой. Сегодня я снова услышал ее смех, и увидел, как освещает лицо улыбка. В ее общение с Грегом я понял, что они очень близки, и связывает их что-то очень крепкое и большое. Парень смотрел на меня очень внимательно, наблюдая, выискивая во мне что-то, известное только ему. У него был острый живой ум, что добавляло его внешней привлекательности и запаху сотню балов. — Почему ты ее выгнал? Ведь любишь до сих пор, — спросил он меня, когда мы остались вдвоем на несколько минут. — Наверное, это моя незрелость. Был уверен, что так идеально, как было у нас, не бывает. Все боялся чего-то, и когда возникло подозрение, я пошел у него на поводу. Я не верил, что она со мной потому, что любит. Хотя сам не ожидал от себя, что полюблю так сильно. Не верил, что может быть так легко и просто и на всю жизнь. Грег грустно улыбнулся. Он уловил мою мысль. — Что будешь делать дальше? — Любить ее. И не терять надежды, что когда-нибудь простит. Мы замолчали, каждый думая о своем. — Зайди ко мне в офис, я покажу тебе кое-что. Я кивнул. Мы с Радькой отлично и продуктивно провели день, вертолеты прошли испытание, и в следующий раз мы уже вознамерились приделать к ним мини видео- и фотокамеры, чтобы попытаться снимать с высоты. Потом мы вместе играли в волейбол. В игре мы с ней случайно сталкивались и задевали друг друга. — Прекрати меня лапать, — хмуря брови прошипела она мне на ухо. А что я-то? Не специально же, это игра, она контактная. К вечеру все устали, Радька уснул, я воспользовался ситуацией, и быстренько отнес его в свою машину. Ей ничего не оставалось, как устроится рядом с ним. Игорь, отсалютовав мне, поскакал за Грегом. *** Вот так между нами возникло относительное перемирие. Я приезжал к ним уже и среди недели вечерами, и даже иногда сам забирал Радьку из сада. Часто между нами возникали словесные перепалки, мы не ругались, а скорее перебрасывались остротами. Еще она иногда интересовалась моим мнением, или просила о каких-то незначительных мелочах. Я перестал быть пустым местом, тотальное игнорирование закончилось, и я был несказанно рад этому. С одной стороны я думал, что она смирилась с моим присутствием в их жизни, и ей стало окончательно плевать на меня, с другой мне казалось все с точностью до наоборот. Где-то впереди забрезжило прощение, а значит и совместное будущее. Поэтому вел я себя с ней с осторожностью сапера. В офис к Грегу я попал через неделю после нашего разговора. Он встретил меня в своем кабинете. После традиционных приветствий он выложил на стол папку, и подтолкнул ее ко мне. — Я скажу, когда ты можешь ее открыть. Думаю, тебе нужно это увидеть. И понять, как много ты упустил. Пять лет назад я проводил свою фото выставку. Часто приходили студенты из местной академии художеств. Я обратил на нее внимание, потому что видел не первый раз, она приходила не смотреть мои работы, а поесть. На фуршетном столе стояли бутерброды с закусками и канапе. — Эти его слова были хуже удара по лицу, больно стало просто физически. Она голодала, пока я спивался и трахался. — Я разглядывал ее как диковинную птицу, — продолжил Грег. — С такой яркой неформальной внешностью, в потертой одежде, голодная. Я тогда думал, что такие как она не заводят потомства, что они глупы и легкомысленны. Сейчас же, я счастлив, что в тот день решил познакомится с ней ближе. Она открыла для меня этот мир заново. Своей любовью к тебе, а потом и к сыну. В папке весь период нашего знакомства. Открывай. После такой вступительной речи я несмело открыл обложку. С первой страницы на меня смотрела она. Такую я ее выбросил. Совсем юная. Пестрые волосы были темными у корней. Косметики не было, а во взгляде замерла тоска. Она смотрела прямо в объектив, и от этого казалось, что прямо в глаза. Меня охватило дежавю. Я помню этот взгляд. По коже поползли мурашки, а внутри все обожгла вина. Я уже не захотел смотреть дальше, но малодушничать при Греге было стыдно. На следующей странице она была другая, фото было сделано на улице, она гуляла, совсем маленький животик был прикрыт легкой курткой. Она улыбалась, и я улыбнулся в ответ. Фотограф он талантливый, картинка давала ощущение присутствия. От следующей фотки у меня перехватило дыхание. Почти раздета, в тонкой белой тунике, сползшей с одного плеча. Она сидела на белом гипсовом кубе, слегка расставив стройные ноги, склонив голову на бок и глядя вниз. Руки ее касались живота, уже большого. Она была прекрасна, сексуальна. Перевернув страницу. Я смотрел уже на них с Грегом. Они смеялись. Видимо фотографировал инструктор. Это был спортивный зал, вокруг были другие беременные омеги. Они делали упражнение вдвоем, она облокотилась спиной на него, а он придерживал ее за руки. Живот был огромным. А дальше она уже была с новорожденным на руках. На голове была медицинская шапка, из под которой выбились и прилипли к вспотевшему лбу волосы. Малыш был завернут в пеленки, личико его было крошечным и сморщенным. Ее глаза были усталыми, а лицо светилось радостью и любовью. Фотографии сменяли друг друга, на них Радька круглел, рос, взрослел. Она становилась еще красивее, материнство сделало ее красоту почти идеальной. Я ехал к себе, и меня охватило отчаяние. Этот альбом, он отобрал у меня иллюзию на прощение. Да, я хотел бы ее вернуть, хотел бы заново быть любимым ей. Но не это ли проявление моего эгоизма? Я не заслуживал ее. Много, слишком много времени было потеряно, слишком много я пропустил. Я был нужен ей когда она была так уязвима. Меня не было рядом в самый тяжелый момент ее жизни. Она справилась. Так зачем я ей теперь? Я вдруг представил себя на ее месте, простил бы я сам себя? Нет. Определенно нет.