Наказан

Дальше дни мелькали пред глазами бессмысленной чередой. Мне было плохо. Казалось, мой организм отказывался принять информацию о том, что все закончилось ничем. Да, я останусь отцом своему сыну, но буду присутствовать в их жизни лишь однобоко. Как она сказала однажды? "Оплодотворил яйцеклетку"? Действительно так, и не поспоришь. Сопротивляться, и отгонять от себя реальность я могу сколько угодно, но что с того? Тешить себя бессмысленными надеждами? А если в ее жизни наконец-то появится человек, с которым она захочет разделить жизнь? А он появится, рано или поздно. Долго и болезненно переваривая то, что не в силах изменить, я принял решение успокоиться и отпустить ситуацию. Надо что-то менять, и это что то — отношение к ней. Пора перестать думать о том, как ей угодить, а просто жить. Хуже уже не будет. Руководствуясь этими мыслями я позвонил Грегу, и начал запланированные перемены. Раз она не хочет переезжать ко мне, значит надо создать ей достойные условия. Я ей задолжал. Грег сказал, что сам займется проектом ее комнаты. Я настоял на материальных расходах. Представляя негативную реакцию мы решили ее нейтрализовать, а когда она обнаружит изменения, уже никуда не денется. В итоге сговорились, что они с Грегом уедут на острова, а я прослежу за ходом работ, и закуплю мебель. Все оказалось не так сложно. Конечно, ее на себя взял Грег, расписал красоту океана, убедил, что ехать нужно прямо сейчас. Он подробно мне все показал, и объяснил, дал в подручные парнишку дизайнера. Они улетели на две недели. Запасные ключи я спер предварительно. Также я предупредил Игоря о свободном посещении на работе. Все получилось отлично. Находиться в ее комнате, вдыхать ее запах, бережно укладывать ее вещи — все это доставляло мне какое-то особое удовольствие, казалось, я прикасаюсь к ней самой. На чертежах Грег разделил все на зоны: спальную, рабочую и для отдыха. Когда комнату освободили, мы с дизайнером закупили нужные стройматериалы. Видимо, Грег был достойным руководителем, рабочие понимали нас с полуслова. Два дня на освобождение комнаты. Сам ремонт занял три дня. Дальше предстоял выбор подходящей мебели и установка. Но и с этим мне помог мальчишка-дизайнер. Когда мы выбирали кровать меня тянуло к огромным высоким монстрам со стойками, балдахинами и вычурной лепниной на спинке. Мое воображение рисовало как на огромном матрасе среди вороха простыней движутся два тела. Угадав направление моих мыслей дизайнер розовел, и хихикал в кулачок отвернувшись. Пару раз между нами даже возникал спор, я настаивал на одном, он убеждал меня в другом, и в итоге быстро найдя компромисс,мы продолжали. Управились мы за 10 дней. Рабочие ушли, дизайнер больше не названивал мне каждый час, но я все равно приходил туда каждый вечер и оставался ночевать на новой кровати. Грег скинул мне сообщением номер рейса, и я в положенный срок уже топтался в аэропорту. Было волнительно, как при первом свидании. Радька запрыгнул на меня с разбега с радостным воплем. Кажется, он стал легче в весе, и смуглее в два раза. Малыш тут же принялся рассказывать какие сувениры привез для меня. Лия мне улыбалась. Ровный загар и отдохнувший внешний вид сделали черты лица экзотичными. У меня перехватывало дыхание, и я на эмоциях чуть не притянул ее к себе обнять. Вовремя спохватившись я мимоходом поприветствовал Грега, и переключил внимание на сына и чемоданы. С их присутствием в машине стало как то шумно и весело, они о чем-то переговаривались, смеялись, сыпали вопросами. Радька аж подпрыгивал, рассказывая мне о поездке. А мне стало спокойно. Они рядом. В квартиру отправились все вместе, я вызвался нести чемоданы. Грег сказал, что что-то забыл в этих же чемоданах. Мы поднялись. Она открыла дверь своим ключом, вошла в прихожую. Радька просочился мимо, на ходу снимая обувь, и ныряя в детскую. В свою комнату она вошла что-то говоря, но так и не закончив фразу затихла. Мы с Грегом затаив дыхание глазели друг на друга. Через минуту она вышла. — Ну, и что вы замерли? Быстро признавайтесь кто из вас? — Она стояла у дверей комнаты грозно глядя на нас. — Он. — Он! Синхронно, не сговариваясь, мы с Грегом ткнули пальцем друг в друга. Выглядели мы, видимо, комично потому, что она рассмеялась. — Эх, вы, конспираторы. Даже сердиться на вас не получается. Ну, хвастайтесь, чем порадуете? — Мы втроем вошли в комнату. Грег светился, как медный пятак, оглядываясь вокруг. Я же, расправив плечи, так и остался у двери. К нам присоединился Радька, он восхищенно вздыхал и удивлялся переменам. *** Меня беспокоило только то, что я до сих пор не определился с родителями и малышом. Им надо бы сообщить о прибавлении в семье. Как они воспримут новость было все равно, но и не говорить было как-то неправильно. К родителям я не ездил давно, лишь иногда звонил, справлялся о здоровье. После того как я узнал о Радьке мне почему-то было не комфортно с ними. Знаю, сам ее выгнал, и искать виноватых глупо, но если бы они не были настроены против нее, если бы остудили мой пыл тогда, а не подсунули другого. Когда жизнь с мужем не заладилась, они приходили меня воспитывать и пытались заставить вести себя хорошо. Я не понимал чего от меня все хотят, казалось, что где-то в центре грудной клетки дыра размером с кулак, а ее прикрыли красивой рубашкой и дорогим пиджаком, и надо делать вид, что ее нет, а зачем не объяснили. Теперь надо рассказать им о Радьке, но делиться с ними своим сокровищем я не хочу. И не знаю, сколько я еще тянул бы, но ситуация разрешилась сама собой. Был конец лета, над городом завис зной. Мы с Радькой оба выходных проводили в аквапарке. Иногда с нами ездила Лия. Это было настоящим испытанием для моего истерзанного мастурбацией либидо. Из-за неудовлетворенности я стал уже рычать на нее, она лишь окидывала меня привычным презрительным взглядом. Из парка мы возвращались поздним вечером. В один из таких вечеров по дороге к дому у меня зазвонил телефон. Радька спал на заднем сидении, его голова лежала у нее на коленях. Чтобы не разбудить его я быстро принял звонок, даже не посмотрев от кого он. На том конце я услышал взволнованный голос матери, которая говорила о том, что у отца сердечный приступ, и они находятся в больнице. По спине пробежала стая мурашек, будто кто-то невидимый холодной и липкой лягушачьей лапкой провел между лопаток. Я сказал матери что еду. Припарковался, чтобы подумать что делать. — Мой отец в больнице с сердечным приступом, — сказал я тихо. Повисла небольшая пауза, а потом она спросила: — Так почему же мы стоим? Нам… ой, тебе надо быть там. Давай мы быстро пересядем в такси. А ты езжай. — Нет. Может, позвоним кому-нибудь чтобы вас отвезли? — Не говори глупостей, я вызываю такси, — шикнула она на меня. Весь разговор происходил громким шепотом, но малыш все же проснулся. — Позвони когда доедете, — сказал я, захлопывая дверь такси, и машинально фиксируя в памяти номер машины. Состояние отца было стабильно тяжелым. Он был в палате интенсивной терапии. А мама в коридоре, бледная и какая-то испуганная. Я присел рядом с ней на диван и обнял за плечи. Мне стало стыдно за то, что забросил их совсем, не приезжал. Какими бы они не были, они родители, со своей железобетонной уверенностью и знанием, о том, что лучше для их ребенка. Я вдруг подумал о том, что Радька тоже будет взрослым, и как мне сохранить здравомыслие и не наделать таких же ошибок как они? Она позвонила следующим утром спросить о состоянии отца. Спросила, чем может помочь. Я был разбит муками совести из-за того, что отец даже Радмира не видел и, возможно, не увидит. Разговор у нас получался короткий, она спрашивала, а я только угукал в ответ. Шло время, и отцу становилось лучше, его перевели в обычную палату. Каждый день я приезжал к нему и радовался, что все-таки успел. На выходных состоялся разговор о том, что пора показать Радьку родителям. Она согласилась. Теперь я искал подходящий повод. Его подкинула мама, когда начала возмущаться из-за того, что я совсем их не навещаю, и именно поэтому я похудел, но хоть не пью и не попадаю на полосы газет. Я ответил что некогда, что у меня вроде как семья образовалась и ребенок есть. Она, видимо, подумала, что ребенок не мой, и даже сказали что рады за меня. Тут я рассказал им все. Отец хмуро молчал. Мама задумчиво и как-то печально смотрела в окно. Через несколько дней они пригласили нас втроем на ужин.