"At the edge of magic"

***

Часом ранее.        — Миссис Гранде, я дома! — громкий восклик отбился о стены дома и разнес мои слова в каждый уголок первого этажа, так что я более чем уверена, что моя дорогая мама все прекрасно услышала и уже торопилась на встречу своей дочери, которую так сильно ждала. Жизнерадостная обстановка била ключом вокруг всего, к чему бы я только не прикасалась или не одаряла воистину лучистым взглядом, ведь повод для столь прекрасного настроения был по настоящему веский и самый прекрасный из всех мне только известных. Не солгу если скажу, что была в какой-то мере разочарована некой пренебрежительной или, даже, бесчувственной реакцией моих друзей на безусловно, я бы сказала, тупейший поступок с моей стороны, ведь, все-таки, решение держать от них в тайне мое, не будем скрывать, ужасающее состояние, было без каких-либо тайн направлено на облегчение их, и без того мелькающих перед ними, проблем, и, также, было направлено на избавление их разумов от волнений и переживаний, которых я просто не заслуживаю. Почему Лиз и Зейн довольно-таки просто согласились простить меня? Почему при входе в кафе меня не встретили оглушающие крики и вопли? Почему они были в какой-то мере расслаблены? Что происходит? И почему мрачные мысли снова заползают в мой мозг, как черви? Кто его знает, хотя это же я, а я не умею долго наслаждаться подарками судьбы и Бога. Таков уж мой порок и натура. Но, довольно о моих пороках, иначе ваши головы взорвутся пока я успею перечислить только одну сотую всего списка. Как уже все поняли, хорошего настроения слегка, так скажем, поубавилось, но ничего! Я знаю, мама мне поможет, она всегда это делает. Стоило упоминание об этой женщине засверкать в моих упоминаниях, как скоро она сама засверкала в моих глазах. Ведь эти добрые глаза, немного покрытые морщинками от широкой улыбки на губах, как никогда прежде так не сияли чем-то неутолимым, безграничным счастьем, что так невольно откинуло меня в воспоминания о прежних, таких, уже теперь, далеких временах ничего не предвещавших скорый разлом и медленное образования вечной бездны затянувшей нас всех, виновных и невинных. И снова в начинавшийся клубок мрачных мыслей, как спаситель — телепат ворвалась мама. — Моя девочка пришла, ma chérie! *(см. сноску) — такой теплый и родной голос затронул ту самую, самую чувственную струну души, струну, которую только она может затронуть, отчего меня погрузило в ощущение чистого воздуха какого-нибудь отдаленного городка, покрытого сплошь зелеными лугами и полями, под открытым и ясным небом. Я так затосковала по тем местам, где есть только я, мама и естество в лице прекрасных полей. Как же я хочу туда. Искренне. По-детски. Только сейчас я осознала, как мои друзья расчувствовали меня и растрогали каждый сантиметр моей маны. Видите, философии во мне предостаточно. Ровным счетом, как и гнева. Но сейчас не о нем. — Мам, опять ты разбрасываешься иностранными фразочками? Я думала, мы уже прошли этот этап твоего кризиса среднего возраста. — я не могла отказать себе в подколе насчет возраста мамы. Уж простите, но мне можно. Дело в том, что года два назад, мама очень любила показать себя образованной, и выбрала инструментом помощи меня, но в силу, уже моей, необразованности мне приходилось тупить при очень и очень важных людях, тогда моя натура была максималистской, как и у большинства подростков, и в отместку я начала подшучивать над маминым возрастом, конечно же, в присутствии не менее важных и влиятельных личностей, в итоге, благодаря моей продвинутости, как никак, ребенок 21 века, я побеждала, хоть и понятно, что дорогая мамочка делала это все без злого умысла, и в самом конце мы договорились, что на людях отныне такого не будет. Ну, а мне что? Я и так была горда собой, чего еще можно хотеть. Исчадие ада, правда? Я знаю. — Я всегда знала, что воспитала мегеру. — произнесла Джоан с самой доброжелательной улыбкой, что только есть на свете, но голос ее совершенно точно был направлен на то, чтобы я сдалась, и я тут же одарила ее такой же улыбкой, взамен, и решила отступить. Тут же руки самого близкого человека обвили мои плечи и притянули к себе для крепких и родных объятий. Ответ не заставил себя ждать и я сделала то же самое. — Все, пошли пить чай. — такому приказу я и не могла воспротивиться. Аромат жасминового чая с корицей (мое личное пожелание) обволакивал кухню, как теплое и легкое облако. Я бы даже хотела, чтобы каждая часть гарнитуры впитала и пропахла насквозь этим запахом, честно. Красивая фарфоровая кружка стояла на белоснежной кухонной тумбой наполненная столь прекрасным напитком, что простое название ''чай'' было бы таким обыденным и даже, каким-то, оскорбительным. Сейчас все вообще кажется другим. Совершенно. Не имеющим никакого настоящего смысла, лишенное злости и укоренившегося надоедства, негатива. Как будто отдельный остров, где-то посреди Тихого океана, где тебя в самом наилучшем случае выдернет из собственных раздумий нечасто маячивший на горизонте корабль, или какая-нибудь яхточка кучки отсталых мажорчиков, которые ошибочно считают, что заслужили все это. Какое-то странное, нездоровое спокойствие, главенствует надо мной, будто я напичкана пропофолом с верху и донизу. Вот с какими мыслями я рассматриваю рисунок на фарфоре, почти с детским любопытством, что как-то странно для привычной меня, но так не чуждой мне сейчас. Из руки в руку очень аккуратно плывет сие изделие искусства и пальцы очень бережно ведут непонятные узоры в произвольном порядке, может, именно здесь я нахожу такое нужное и долгожданное спокойствие? — Ты какая-то очень спокойная и жизнелюбивая сегодня. Как ребенок.- последние слова сами собой вырвали у мамы печальную улыбку любой матери, осознающей, что детские годы ее чада на исходе или вовсе уже где-то позади, на что я подхватила эту же самую печальную улыбку. А, ведь, и правда, грустно. Детство позади. Далеко. Лучшее время, которое со мной когда-либо было. Было. Опустошенные резким осознанием такой истины, стекляшки, вместо глаз, опустились безэмоциональным взглядом в столешницу. Мысли водопадом лились одна за одной, из-за чего я забыла настоящую цель за которой я шла. Поговорить с мамой. Сейчас. Самое подходящее время. Хотя, мне что-то подсказывает, что нет. Неподходящее. Но, если ждать того момента, то можно и не дождаться, да? Люди сами создают подходящие моменты, так что я беру в руки и превращаю в реальность эту истину. — Слушай. — мой неуверенный голос коснулся ушей мамы. — Может, нужно чуть больше отдыхать? Быть дома? Не пропадать столько на работе, в конце концов. Скоро мы и совсем забудем, как выглядим, друг для друга. — роняя последние фразы, я поднимаю чашку чая. Легкие дувки касаются поверхности душистой жидкости, разнося запах и автоматически вдыхая его, будто находя то самое успокоение. То самое. Которое для меня самая драгоценная вещь — мой философский камень. На такую резкую смену разговора мама ответила мне растерянным и полным некого предательства взглядом. В самую душу. Ай. Больно. Та в отрицании помотала головой и в расстроенных чувствах (или оскорбленных), опустила ее вниз. Но, так же внезапно, мама заметно почерствела, ее глаза глядели как-то высокомерно и это прожигало во мне самую что ни на есть дыру. Я не хочу включать самозащиту, не против нее. Не сейчас, нет. Не в тот момент, когда все так хорошо и когда хочется предаться самозабвенному счастью, не в тот момент, когда что-то во мне, глубоко, позволило наконец отпустить накопленную злость и раздраженность, которую, как мне казалось, я буду чувствовать до конца дней своих, беспрерывно. Все мое тело напряглось, когда я поняла, что сейчас последует ответ и я прекрасно осознаю, что ничего хорошего не будет. — Мне кажется, я ясно дала понять, что больше это обсуждать бессмысленно. — глаза Джоан были закрыты, но я, буквально, могу видеть как из них брызжет нарастающая злость, а ее губы так и начинают выплевывать раздраженные предложения. Нет, без самозащиты не обойтись. Но что я такого сказала? Я всего лишь хочу, чтобы она больше времени отдыхала и была со мной. Это было грубо? Или, черт возьми, оскорбительно. Тут я уже не собираюсь себя сдерживать. — А что я сказала не так? — сама от себя того не ожидая, почти прокричала я. — Я просто хочу чтобы ты поняла: мы — не бедствуем, ты зарабатываешь сотни тысяч в месяц, если не больше, семья — не многодетная, зачем так впахивать? — и тут я резко поняла, что выразилось на моем лице, которое с некой болезненностью и отвращением оглядели силуэт матери с ног до головы. — Или ты.. Не хочешь быть дома... И видеть меня..? — да, я попала в самую точку, в самую истину. Но нежелание знать ответ взыграло во мне, я подняла руку в качестве просьбы остановить последующие объяснения, ведь если бы я была не права, то ее не остановило никакое препятствие с моей стороны. Довольно всего этого. Все разбилось. Все разбилось так же быстро, как я и предполагала. Выпустив из себя смешок обиды и досады, я просто, спокойно, без лишних эмоций, зашагала по лестнице в единственное верное убежище для меня — моя комната. Как бы странно не звучало, но только ее стены могут меня выслушать и понять, и... принять. Попытки успокоиться создают иллюзию самовнушения. Пусть будет так. Даже если все вокруг самовнушение, я все равно жажду найти то место, где я почувствую защиту и покой. Где я буду знать, что никто не посягнет на мои чувства. Они мои. Почему я всегда ими делюсь? Зачем вообще это нужно? Для кого??? Господи, какой же это ужасный и прекрасный день одновременно. *ma chérie! - моя дорогая!