— Я не понял, что за слёзы?
Рик нахмуренно разъезжал вдоль неровной шеренги из детей, только что вступивших на лёд в пятый раз. Парочка из них, уже не скрывая, сопливили рукава, не выдержав тяжёлой нагрузки и психологического давления, остальные, хоть и были частично сломлены хотя бы тем, что не стали звёздами с первого же, казалось, достойного проката, держались скупо, ненавистным взглядом пытаясь прожечь Рика. А тот только наслаждался, когда очередной юнец превращался в сгусток злости и агрессии.
— Ладно, свободны. Идите порыдайте папкам в плечо.
С радостными возгласами дети засеменили к выходу, где их уже ждала целая толпа родни. В первый день особо заинтересованные родители порывались пролезть на трибуны, проследить, чтобы их любимого сыночка никто не обижал, а он вёл себя хорошо, но Рик тут же их слал. Далеко и на два часа.
Идея тренера выпустить накопившуюся энергию таким образом была просто гениальной. Среди малолеток, пышущих от натуги и злости на наставника, Рик чувствовал себя, как никогда, живым, а главное — нужным. Его, может, и обвинили бы в жестокости, но обвинять было некому, потому как сам мистер Климент был жёстче настолько, что Рик на его фоне виделся бы с нимбом и парой светленьких крылышек за спиной. Только дети этого пока не знали. Их с первого занятия опекал Рик, нанятый скорее с целью подготовить и закалить молодежь перед реальным адом, когда после особо интенсивных тренировок вырубает прямо в машине, стоит голове коснуться сидения, а хуже, когда наоборот — из-за очередной ссадины на ползадницы каждая поездка становится испытанием, а уроки — невозможными. Поэтому нужно было сразу отсеять тех, кто может подвести команду, тех, кто забьёт на всё, не выдержав очередного падения. И, к огромному разочарованию, с каждым разом список пополнялся фамилиями.
В череде разочарований, криков и слёз тренировки с подростками были отдушиной, свежим, весенним воздухом. Четырнадцатилетние хоккеисты. Уже не просто дети с клюшками. Они, конечно, отличались первое время здоровской заносчивостью, но потом, когда поняли, что Рика им не одолеть, Рика, который начал заниматься почти в их возрасте, в отличие от тех, кто с детства гонял по льду, сразу присмирели и стали впитывать всё, что получалось. Как губки. Любое слово, замечание и даже какую-то технику.
— А тормозит он всё равно отвратно, — сокрушался мистер Климент после тренировки, подставляя Рика под всеобщий гогот, — может, хоть научите.
Радостный тем, что может вновь чему-то учиться, он даже не обижался. Да и как можно было обижаться на того, кто принял его грязную душу? Принял. Ещё и утешил за четвёртой кружкой липового чая. Как это было больно — вскрывать гноящиеся раны, вновь срывать заросшие порезы и царапины, чтобы выпустить саднящий гной, не дающий ткани затянуться и вновь встать целой, правда, в шрамах. Каждое слово про Адана — неглубокий рубец на сердце. Про любовь — стыдливый укол в живот. Хуже всего оказалось питать надежды на счастье, с жалким видом убеждать и себя, и тренера, что оно может получиться. А на резонный вопрос: «Принесёт ли это всем спокойствие?» — упрямо молчать. Тренер тоже молчал. Весь рассказ старался не отвлекать, не сбивать исповедь своими уточнениями и советами, а вот после выдал всё, что считал нужным, не щадя чувств и каких-то там иллюзий.
— Ты уже определись. Либо любишь, либо нет. Либо причиняешь боль всем, но живёшь счастливо, либо причиняешь боль только себе и ему. Тут других выходов нет, как ни крутись. А в сомнениях вообще загоняешь и себя, и его, и семью.
Рик согласно кивал и прятал взгляд в собственных руках. Сказанное он понимал и сам, но в глубине души очень не хотел признавать, что своими сомнениями делает всем ещё хуже, чем любовью. А равнодушие к Адану было той огромной красной кнопкой, которую стоило нажать лишь в самом конце, когда уже просто нет сил для вдоха. После этого разговора Рик решил, что самым правильным и для него, и для Адана будет поговорить напрямую, попытаться выложить все свои чувства напоказ, даже самые неприятные.
Нужно было только дождаться встречи.
Вернулся Адан на шестой день. Ночью, когда Лин и Рик смотрели футбольный матч, заскрежетал замок, потом гулко хлопнула закрывшаяся дверь, и спустя несколько мгновений, пару скрипов пола и тихих шагов в гостиной появился усталый бледный Адан. От него за несколько метров несло течными омегами, сам он, безучастно махнув рукой, притаился в самом углу дивана, подтянув коленки к груди, всем своим видом показывая, как тяжело прошла эта неделя.
— Пойду к Маю, — кивнул Силино и вручил пульт Рику. Вручил и нескрываемую возможность помириться с Аданом.
Когда в гостиной повисла тишина, изредка прерываемая вскриками комментатора и болельщиков, Рик вновь почувствовал себя тем юнцом, что не мог связать и пары слов, когда дело касалось Адана. Страшно. Страшно было начать, вновь сказать что-то не то, что-то обидное и разрушительное. И он молчал, нервно сглатывая подкатывающий к горлу ком. Напряжение с каждой секундой росло, матч становился фоном, заглушаемый стуком сердца, пока Рик не заметил, что на него смотрят, устроив голову на руках. Смотрят и чего-то ждут.
— Адан, — тихо позвал Рик, помня, что тот, кто рискует, остаётся в выигрыше, — иди ко мне.
Приветственно раскрытые объятия со стороны, должно быть, выглядели очень смешно, но Рик даже не улыбался, а серьёзно ждал какой-либо реакции, действия со стороны Адана. Хотя бы отказа, но ясного и чёткого. И готов был ждать хоть всю ночь, когда случилось неожиданное.
За несколько секунд обдумав предложение, Адан зашевелился, опустил ноги на пол, носками прошуршав по ворсистому ковру, и поднялся, чтобы всего через пару шагов опуститься в нескольких миллиметрах от Рика, прижаться к горячему телу и уткнуться лбом в шею. Так же, как и девять лет назад, когда в жизни случалось что-то мерзкое и обидное, когда Адан боялся до дрожи в коленках и сводящего живота. И вот сейчас стало смешно, вся нервозность испарилась вслед за страхом, потому что они оба остались всё теми же. Ничуть не повзрослели, не стали самостоятельнее или серьёзнее. Всё также искали поддержку друг в друге. Просто было сложно вновь договориться с гордостью и прошлыми сожалениями.
— Что случилось? — прошептал Рик поверх рыжей макушки. Чужой запах, конечно, раздражал и колыхал что-то альфовское внутри, но нельзя было позволить таким мелочам испортить ситуацию.
— Устал, — Адан пожал плечами и ещё сильнее вжался в Рика, — мне пришлось быть с ними… ну… понимаешь?
Ещё в тот раз Рик всё прекрасно понял, просто надеялся, что домыслы не оправдаются и найдется более, что ли, адекватная причина.
— То есть ты с ними спал? С обоими?
— Нет!
Громкий вскрик заставил Рика вздрогнуть, вновь вопросительно уставиться в серые глаза и получить несильный подзатыльник.
— За что?! — недовольно буркнул он. — Ты же сам сказал!
— Не превращай моих друзей и меня в каких-то извращенцев. Я был с ними, потому что у них аллергия на подавители. А ты, эгоистичная и извращенская сволочь, — Адан поднялся, упёршись руками в колено Рика, — хоть представляешь, как проходит омежья течка?
Представлять-то представлял, но, как и все альфы на себе не испытывал, однако видел, как болезненно выглядят Май и Крис после течки, вернее, выглядели, пока не стали проводить её с мужьями. Дэнис и Льюис, если вспомнить, что им ещё меньше, чем Адану, спутниками не располагали, но оставалось непонятным, почему именно Адан был с ними.
— А где Мик? Разве им не было бы комфортнее с папой?
Устало выдохнув, Адан приподнялся, уставился в стену и хмыкнул, словно Рик спросил что-то настолько очевидное и неприятное.
— Помнишь, когда дядя Дези умер, Мик несколько месяцев пролежал в больнице?
Рик кивнул.
— У него обнаружили лейкемию. Я узнал это уже пару лет назад и тогда же мы начали общаться с ребятами. Так что там сейчас такая ситуация, что надо заботиться о самом Мике.
Новости звучали сплошным кошмаром. В голове были свежи воспоминания похорон Дези и того, как рыдали Джулио и Мик, как близнецы отказывались разговаривать первый месяц, не давая папе даже дотронуться до себя, как впервые их удалось развеселить, заставить улыбнуться лишь старой записью, где Дези убегал от Мика с большим бутербродом, который почти полностью состоял из того, что есть нельзя. Те дни были тяжёлыми для всех, что уж говорить об Адане, едва влившимся в семью.
— И как он? Вылечился?
— Врачи дают год, — прошептал Адан, утыкаясь в шею Рика. Судорожные выдохи выдавали его состояние. — Но мы пытаемся протянуть этот год ещё на десять.
Ужасно. Мерзкое чувство беспомощности скребло в груди, резало кромку горла и сворачивало внутренности. Почему неприятности накатывают одна за другой? Всё было таким радужным несколько лет назад! Рик был тут, Дези был жив, а Мик здоров! А теперь… Нет прошлых взаимных чувств, нет друзей и желания сломя голову бежать домой к Маю, Крису и Адану, ведь их прошлых уже нет. Между ними теперь пролегала огромная пропасть непонимания и недосказанности, целая куча событий, прошедших без участия и ведома Рика, и преодолевать её нужно было в кратчайшие сроки.
— Я правда столько пропустил? — Рик выдохнул и взглянул на пожухшего Адана. — Неужели и правда столько?
— Больше, чем ты можешь представить.
— А… а между нами? Есть эти пропуски?
Прикусив губу до чёрного камешка — первого пирсинга, что сделал Адан, он расстроенно пробурчал:
— Слишком много.
Это не стало сюрпризом, скорее очередной каплей едкой кислоты на сердце, защемившей в груди и подкинувшей очередную тьму гадких мыслей о том, как всё дерьмово складывается. Но не будь Рик собой, если бы не знал, что из любой, даже самой безнадежной, ситуации, когда на руках у хрупкого омеги без образования оказываются трое детей, можно выкарабкаться. Сейчас же хватало и любви, и желания, да и это ведь его Адан, изученный до каждой веснушки и родинки на пояснице. Его и ничей больше.
— Мы можем их восполнить? Хотя бы уменьшить, вновь стать друг другу не чужими? — с надеждой спросил Рик, следя за нахмуренными рыжими бровями. — Я хочу узнать всё то, что не знаю или попросту забыл.
Несколько минут Адан думал, проходя зубами по кромке нижней губы, покрасневшей от постоянного истязания, хмурился, вычисляя что-то, как и все математики, пока, наконец, его лоб не разгладился, а он сам не кивнул.
— Я хочу, чтобы ты вновь стал частью моей жизни. Но с условием, что ты примешь Фрэнсиса как ещё одну часть. Важную для меня, понимаешь?
До боли и напрягшихся желваков на скулах сжав зубы, Рик скупо согласился. Одно неправильное слово, и пропасть между ним и Аданом станет слишком большой, чтобы её можно было преодолеть.
Ночью Рику не спалось. Он прокручивал в голове вечер, объятия, пытался уловить в воздухе запах Адана, которого не существовало в природе, вновь и вновь морщился от омежьей сладости, так, видно, и не смывшейся, и вдалбливал себе в голову правила, которые ни в коем случае нельзя нарушать. Слишком много «нельзя», чтобы расслабиться и вновь по-детски веселиться, слишком много «раньше», чтобы идти вперёд, не цепляясь за прошлое. Просроченные продукты выбрасывают без какой-либо жалости и церемоний, так и просроченные чувства, ныне ни к месту и ни к времени, стоило выбросить как можно дальше и попытаться двинуться вперёд. Даже маленькими шажками, даже на несколько сантиметров.
Только это было непросто.
Ладони до сих пор горели, чувствуя прохладную кожу и хрупкое тело, прижавшееся так крепко и любовно; колючие камни пирсинга на тонкой шее, прямо возле вздрагивающего адамова яблока и синеватой венки; щекочущие подбородок волоски, раздражающие и желанные. Всё тело покрывалось мурашками от мнимого образа, при этом горя, а в голове разбирались все барьеры и ограничения, что приходилось строить каждое утро заново. Глупые и слащавые рассказы про истинных, что так популярны у омег в подростковом периоде, теперь не казались настолько смешными. Когда любишь до помутнения в рассудке и мыслей, забитых только им, несмотря на все невзгоды и запреты, ничего уже не кажется смешным. Жаль, что здесь не отмазаться природой.
— Спокойной ночи, — звонкий голосок Мая из-за двери заставил Рика вздрогнуть и испуганно, словно все свои мысли он высказывал вслух, сжаться.
— И вам с Лином.
Тихие шаги удалились по коридору, и Рик облегченно выдохнул. Усмехнувшись с того, как реагирует, и вспомнив, как прятал первое порно под матрасом, он, наконец, привёл себя в чувство и заставил хоть на время выкинуть из головы все эти проблемы и поспать, тем более завтра Адан обещал отвести Рика в свой будущий институт и познакомить со своими друзьями. Нужно было обязательно произвести хорошее впечатление, а не спившегося спортсмена с огромными мешками под глазами и печалью в душе.
***
Вылизанный до скрипа, надушенный до вони Рик радостно шёл позади Адана и рассматривал учебные корпуса, разбросанные по большой территории, как брызги красок по листу. Институт Адан выбрал себе не из простых, вернее, институт выбрал Адана, выигравшего олимпиаду страны по математике ещё два года назад и пославшего все математические гимназии в пешее эротическое со своими предложениями. Он своё дело сделал — выиграл и доказал себе, что гордость Мая и Лина не беспочвенны. После этого Адан успокоился, перестал днями и ночами пропадать в книгах и стал жить для себя. Начиная с пирсинга и причёски, заканчивая рваными джинсами. Собственноручно.
— Ты придурок или как? — недовольно причитал Адан, смущенно оглядываясь. — Да ты как на свадьбу вырядился! И воняешь! Сильно!
— Не воняю, а пахну, — Рик, улыбаясь, приобнял его за плечи и махнул рукой, дразняще подталкивая запах к Адану, — а что, может, какой-нибудь омежка от моего вида потечет и тут же потребует жениться на нем… Конечно, перед такими мускулами…
— Вот же павлин!
Цокнув, Адан ущипнул Рика за бок, чтобы тот отстал, и вновь быстро зашагал на несколько шагов впереди, усиленно делая вид, что они незнакомы.
— Братик, — истошно завопил Рик, когда мимо них проходила большая компания старшекурсников всех полов. Те разом переглянулись, — не беги так, а то опять упадёшь и будешь плакать!
Прокатилась неловкая волна смешков, а Адан, покраснев до кончиков ушей, развернулся, показал Рику средний палец и громко матом послал. А после живенько убежал вперёд, максимально быстро теряясь среди бесконечных аллеек и зданий.
— Я же пошутил…
Тихо и угрюмо протянутая фраза была услышана только самим Риком, оставшимся одним прямо посреди незнакомого института.
Математического корпуса тут не существовало вообще. Как бы Рик не искал, попадались химические лаборатории, НИИ, даже огород обнаружился, но не Адан, подливавший масла в огонь едкими сообщениями на мобильник.
— Найду — убью, — шипел он в трубку и упрямо продолжал искать, чтобы хоть часть плана выполнить.
Когда силы подходили к концу, а время намекало, что он почти час вот так вот бесцельно шатается, на соседней дорожке показался щупленький мужчина с шахматной доской наперевес. Для Рика почему-то символ всех математиков.
— Простите! — громкий окрик грубоватым басом заставил шахматиста немного ускорить шаг, прежде чем он увидел, что к нему прямо по газону бежит какой-то парень. — А где здесь математики обитают?
— Математики? — оценивающим взглядом пробежав по накачанной фигуре Рика, мужчина хмыкнул. — А зачем они вам?
— Брат у меня там.
Видя недоверие в глазах, Рик устало выдохнул и почесал затылок, пытаясь придумать, как убедить этого шахматиста, что он не из тех тупых спортсменов-качков, калечащих умных ребят ради собственного самоутверждения. Но, видно, мыслительный процесс выдал на его лице настолько печальное выражение, что мужчина сдался.
— В главном корпусе на третьем этаже. Вон то трехэтажное здание с арками.
— Спасибо!
Довольный, что всё-таки нашёл дорогу, Рик понёсся туда прямо через газоны, наплевав, что простым смертным по ним ходить нельзя.
Мирно пьющий чаёк Адан не успел даже пискнуть, когда пыхтящий и раскрасневшийся от злости Рик закинул его на плечо и молча вынес из небольшого кабинета, где в полном шоке остались сидеть двое альф, чуть не вылившие от удивления горячий чай себе на штаны.
Опустив Адана на пол уже в коридоре и прижав к стене, Рик навис над ним сверху и с улыбкой, свойственной всем маньякам, спросил:
— Как мне тебя наказать, сволочь ты хитрожопая?
— Братик?! — наигранно удивился Адан. — Как ты можешь такое говорить! А вдруг я заплачу!
На последнем слове его голос предательски дрогнул, и Адан, не имея больше сил сдерживаться, в открытую заржал. А Рик… а Рик просто был рад слышать эти звонкие переливы, проникающие в каждую клеточку тела бодрящей энергией.
Прижавшись лбом к рыжей макушке, Рик уперся руками в плечи и просяще прошептал:
— Не бросай меня больше вот так, пожалуйста.
Смех Адана резко затих, а он сам, вздрогнув, как от судороги, замер. Казалось, что Рик дышит за них двоих и что вся жизнь сосредоточилась именно в нём.
— Адан? — Рик, отпрянув, попытался заглянуть ему в глаза, но тут же получил довольно резкий толчок в грудь, и Адан, не поднимая головы, пошёл в сторону кабинета.
— Нас ждут.
Его голос звучал так же спокойно и равнодушно, как и всегда; движения были плавными и ровными — ничего, объясняющего такую реакцию.
Только кончики ушей алели распустившимися маками.
Смутился. То ли фразе, то ли действиям, но смутился. И опять подвёл Рика к тому моменту, когда чаша весов усиленно косится не в ту сторону. Это же надо быть таким милым! Но о милостях потом, после того как эти самые милости познакомят со своими друзьями, на вид — типичными альфами восемнадцати лет.
— Кевин.
— Мэт.
— Приятно познакомиться, — Рик пожал им руки и улыбнулся, — а я Рик. Не то дядя, не то брат Адана.
— Мы же решили, что брат, — проворчал Адан, — дядя из тебя слишком уж хреновый.
Хмыкнув, Рик пожал плечами.
— Да и брат тоже.
Мэт и Кевин, переглянувшись, улыбнулись. Им непривычно было видеть вот такого нахохлившегося Адана, да ещё и с Риком, как квочка, хлопочущим вокруг. Чуть ли на чай подуть не предлагал.
— Рик, — Кевин достал стопку карт, — а не хочешь с нами на желание?
Не видя подвоха, Рик кивнул. Парнем он был, конечно, не тупым, но логики, которая могла подсказать, что играть с чемпионами олимпиад чревато, не хватало.
***
Небольшой кабинет, в котором их квартет организовал чаепитие, оказался аспирантской. Молодой омега с кипой бумаг забежал лишь однажды, поздоровался, дружелюбно потрепал своего брата Мэта по волосам и убежал опять на очередную конференцию решать вопросы мироздания, не меньше. Рику здесь нравилось: заставленные книжными шкафами стены, большое окно, уставленное пёстрыми фиалками, аквариум с бойким петушком и мягкий цветастый диван явно не из этого века — всё создавало уютную домашнюю атмосферу, которую лишь закреплял горячий мятный чай.
В этом оплоте спокойствия и тишины кукареканье Рика раздавалось в третий раз. Первые два прошли без такого звукового эффекта — Рик кричал в окно, — однако в третий раз, пытаясь уместить свои габариты под столом, он выдал максимум на что способен, что с соседних кабинетов посыпались замечания и недовольные профессора, а Адан, забившись на диване в истерике, покрылся испариной и не мог внятно говорить пару минут.
— Я отыграюсь! — уверенно прошептал Рик, вылезая из-под столешницы. — Раздавайте!
И так каждый раз, пока все звериные крики, нелепые просьбы к уважаемым профессорам и сложные акробатические этюды не кончились и осталось два желания, которые следовало загадать и исполнить.
— Адан, одно твоё, — распорядился Мэт, записывающий результаты битв, — а второе — Кевина, он выиграл больше, чем я.
— А я вообще не выиграл… — пробурчал обиженный Рик, — как утешительный приз требую одно желание себе!
— Обойдешься.
— Ну, Адан!
— Ты проиграл, тебе и расплачиваться.
Рик всё это время чувствовал себя замечательно, несмотря на всякие мелкие неприятности, коими он видел петушиный крик и прочие желания детворы. Адан, сидящей возле него постоянно смеялся, прижимался плечом, да и в общем вёл себя дружелюбно и доброжелательно, что ситуация со смущением казалась выдумкой. Радовало, что во время игры ребята дружно сливали ему информацию об Адане, да и сам он болтал почти без умолку, пересказывая то моменты из жизни, то услышанные в школе шутки. Красота и только!
— Ребят, а можно я желание заберу домой?
Неожиданный вопрос Адана заставил Рика оторвать голову от кружевной скатерти и вопросительно приподнять брови, но на него лишь махнули рукой, мол, не мешай, без тебя разберемся, а Мэт и Кевин, переглянувшись, разрешили.
Зачем Адану желание?
Напряжением в голове повис вопрос, разбавляя яркие краски чёрным, скрадывающим все цвета. Не прикажет же он разлюбить или, что ещё хуже, разрешить Адану заводить семью с Фрэнсисом…
— Эй! — острый тычок в плечо вернул Рика в аспирантскую, где ребята, сговорившись, уже приняли решение по поводу последнего желания: — Распевайся давай, птичка. Пойдем выступать на публике!
