And everybody wants to know what I got going on below, And everybody wants to see, that they'll never get out of me. I get what I want and I'm gonna get mine! Halestorm – Gonna Get Mine
Следующий день Гермиона провела с мистером Грейнджером, потому что уже через день он собирался улетать в отпуск. Они вместе прогулялись по родному городку, обмениваясь недавними новостями. Было ветрено и промозгло, но Гермионе нравилась эта прогулка. Словно часть прежнего возвращалась к ней, словно не всё изменилось. Хотя потерю памяти Гермионе ни папа, ни мама не простили, мистер Грейнджер был всё же более снисходителен, и понимал необходимость такого шага, так что и сейчас отношения у них были довольно тёплыми. Оба старались не поднимать неудобных тем, они словно бы старались снова узнать друг друга после долгого года, так сильно изменившего обоих. Мистер Грейнджер рассказал о собственных планах пройти очередные курсы, затем с интересом выслушал рассказ Гермионы о Заповеднике, её новых товарищах и идеях реформации - кое-что даже оценил весьма высоко и дал несколько советов. На улице было слякотно, влажный холодный воздух неприятно забирался за отвороты пальто, так что Гермиона, предварительно спросив разрешения, наложила на обоих лёгкие согревающие чары. Они медленно шли вдоль тихих улочек, иногда здороваясь и обмениваясь поздравлениями со знакомыми. Мистер Грейнджер вёл взрослую дочь под локоть, накрывая своей ладонью её руку, словно демонстрировал всем желающим. Гермионе это, вообще, нравилось. — Когда ты была маленькая, ты никогда не просила купить собаку или кота, — напомнил он. — Потом у нас появился Живоглот. А теперь ты и вовсе переключилась на драконов. Ждать ли мне ещё чего-то в этом духе? Гермиона рассмеялась и покачала головой. — Да нет, пап, я, в основном, занимаюсь бумажками. К драконам я стараюсь близко не подходить, только если с кем-то из драконологов, — она на пару секунд задумалась, не сказала ли лишнего, но одёрнула себя - папа и так в курсе, что такое дракон, и понимает опасность, скрывать действительность нет смысла. — Но вот изучать их довольно интересно, даже если с расстояния. Их кожа и чешуя очень прочны, а кровь используется во многих лечебных зельях. Возможно, мы правда организуем колледж, мне бы хотелось пройти там пару курсов. — Я-то думал, ты хочешь стать этим вашим Премьер-Министром, — в голосе отца Гермиона слышала и ностальгическую улыбку, и горечь. — Во всяком случае, я никогда бы не подумал, что ты окажешься в Румынии и что в Румынии водятся драконы. А вампиры там есть? — Нет, это местная легенда. Гермиона почувствовала покусывания совести и смутилась. С тех пор, как она уехала в Хогвартс, она довольно заметно стала отдаляться от родителей, и даже не потому что попала в совершенно новый непонятный им мир, а потому что не могла, не смела рассказать им обо всём, что с ней происходило. Услышь они про Пушка и квест по спасению философского камня, непременно забрали бы её из школы, и это был бы верный выбор. Но Гермиона этого не хотела. Она не хотела оставить своих мальчиков, не хотела верить в то, что это не единичный случай, затем не хотела бросить борьбу за правое дело... Гермиона хотела быть кем-то выдающимся, хотела перевернуть мир, и у неё были для этого не только мозги, но ещё и два лучших друга, один из которых с рождения должен был сражаться со злом. И она ввязалась в войну. Действительно, когда она в последний раз говорила откровенно с родителями? Наверное, как раз тогда, когда думала о карьере в Министерстве. А потом всё пошло кубарем, тьма надвигалась на магическую Британию, на саму Гермиону, а потом война пережевала её и выплюнула. Родители, по прежнему, половины не знали. Наверное, решение сорваться к чёрту на рога в Румынию казалось блажью - родители подозревали, что война, о которой она так расплывчато говорила, оставила на ней отпечаток своей лапы, но не подозревали, какой. — Я тоже об этом никогда не думала, — честно сказала Гермиона. — У меня были совсем другие планы, но сейчас я не жалею, правда. По крайней мере, у меня есть шанс найти своё место, даже если это не то, о чём я когда-то мечтала. То, что я делаю, так же важно, как сохранение и изучение Антарктики. И мне нравится в Заповеднике. Мистер Грейнджер сильнее сжал её ладонь и улыбнулся. Улыбка вышла немного печальная, от уголков глаз протянулись морщинки, складки у рта обозначились резче, но вот шоколадные глаза остались тёплыми. — Я тебе верю, дорогая. Моя жизнь совсем другая, да и годы мои не те, что твои. Я доверяю тебе выбор твоего жизненного пути, ты уже показала себя способной принимать важные решения и знаешь, что делаешь. Опять укол вины. Отец не хотел напоминать, он не имел в виду конкретно это, но стирание памяти родителям и вступление в настоящую войну - самый важный пример того, что Гермиона, правда, способна была сделать выбор и не пожалеть о нём. Ей приятно было, что отец доверяет ей. Не всё одобряет, но доверяет. — Спасибо. — Твой друг присоединится к нам за ужином? Мистер Грейнджер ничего не ответил на благодарность, меняя тему. На улице постепенно становилось всё темнее, и они пошли медленнее, чтобы не поскользнуться на промёрзшем тротуаре. Гермиона не знала, о ком именно спрашивал папа, но сердце выстучало одно имя впереди других. После вопроса она почувствовала, что смущается под взглядом отца и отвела лицо. Мгновенно перед глазами вспыхнули воспоминания вчерашнего знакомства мистера Грейнджера и Чарли. Ей казалось, что всё прошло хорошо, но откуда ей было знать наверняка? Это её первый подобный опыт. Да и отношения с родителями в целом сильно переменились. По её вине. — Рон в больнице с Лавандой, а Гарри что-то говорил о делах в Лондоне. — Я имею в виду Чарли. Вот теперь краска совсем бросилась Гермионе в лицо, и она чуть склонила голову, надеясь, что волосы спрячут её смущение, но на ней была шапка, и манёвр обречён был на провал. — Он со своей семьёй, — Гермиона сглотнула, чтобы голос не звучал так пискляво. — Но, если ты не против, он хотел проводить тебя завтра. Можно аппарировать, и тогда тебе не придётся тратить полтора часа на дорогу. Мистер Грейнджер… Рассмеялся. Гермиона удивлённо и недоверчиво посмотрела на отца, пытаясь понять, чем так рассмешила его. — Что я такого сказала? — Ничего, — мистер Грейнджер рассмеялся снова, — но твоё лицо, дорогая, это что-то. Гермиона шмыгнула носом и посмотрела на отца чуть укоризненно, но на него это не подействовало. Ну и ладно. Они уже поднимались на крыльцо дома. Солнце давно село и зажигались уличные огни, отражаясь в украшениях на венке, который висел на двери. Гермиона потянулась было к карману, но вспомнила, что ключа там нет. Она отвыкла брать его с собой, словно отвыкла от этого дома. — Так ты… Не возражаешь? — решила уточнить девушка. — Против чего я могу возражать? — хмыкнул отец, пропуская её в прихожую и принимаясь раздеваться. — Я согласен апа… В общем, я согласен на это ваше перемещение. По его весёлому взгляду ясно было, что он отлично понял, о чём спрашивала его дочь, но хотел подразнить. Вот всегда с ним так. Они прошли на кухню, и Гермиона взялась за приготовление чая. Мистер Грейнджер сел за стол, вытягивая ноги и откидываясь на спинку мягкого стула. — Я спрашивала про Чарли, — Гермиона не поворачивалась, — ты ведь не против? Она не могла бы сказать, зачем спрашивает. Как будто, если отец запретит ей даже подходить к Чарли на километр, она послушается и, сложив ручки, сядет в уголке. Но не спросить не могла, её так мало связывало с родителями теперь, что она хваталась за любую ниточку. И ей хотелось, чтобы отец, который всегда был для неё авторитетом, отнёсся к Чарли с симпатией, какой тот и заслуживает. Потому что Чарли стал одной из важнейших частей её существа, он сказал, что любит её. Не принять Чарли и её с ним отношения значило бы не принять саму Гермиону. К тому же, именно так поступают почтительные дочери - спрашивают у родителей благословения. Так ведь? Мистер Грейнджер долго молчал. Гермиона бросила на него косой взгляд из-за плеча, но по лицу ничего прочитать не смогла. Может быть, папа просто не хотел об этом говорить? Он не видел свою дочь Мерлин знает сколько времени, а с Чарли вообще познакомился вчера. Хотя потом Гермиона рассказала довольно много - почти всё, касающееся её новой жизни в Заповеднике так или иначе тянуло рассказы и о Чарли тоже. Этого было достаточно для первичных выводов, разве нет? По крайней мере для вывода о том, что Гермиона одержима, точно. Чайник вскипел, и девушка залила кипятком заварку, выставила на стол чашки и сладости - совсем немного, мистер Грейнджер всё же был строгим стоматологом, но ведь сейчас Рождество. — Ты большая девочка, — отец заговорил только тогда, когда она села рядом за стол, — и вполне можешь выбирать свою дорогу. Но по тому, что ты мне говорила, и по тому, что я сам вчера увидел, ты свой выбор сделала. Гермиона покраснела до самых мизинцев на ногах. Она не могла понять, упрёк это или насмешка, поэтому спряталась за чашкой, делая осторожный глоток. — Он ведь тебе нравится? — Я его люблю, — тихо ответила Гермиона. Откровенность показалась ей лучшей политикой, уж эту долю честности отец заслужил. — И вчера он сказал, что любит меня. “Так же, как ты любил маму, — чуть не сказала она. — Так же, как любишь её до сих пор.” Было странно сидеть вот так в опустевшем доме и откровенничать с отцом. Но именно мистер Грейнджер всегда и во всём поддерживал Гермиону, ему она доверяла свои переживания о своих странностях и неудачах. Ей казалось важным открыть ему своё сердце сейчас. Чтобы он понял и принял. Чтобы у них снова была связь. Мистер Грейнджер тепло улыбнулся и подвинул себе вазочку со сладостями, выбирая самое безопасное для зубов печенье. — Тогда какие вопросы, Гермиона? Он показался мне приятным молодым человеком, весьма серьёзным. Разве что волосы длинноваты. Гермиона хмыкнула. Она видела фотографии и знала, что почтенный мистер Грейнджер не всегда был таким уж почтенным, а успел хорошо нагуляться и накататься на гоночных мотоциклах. — Он тебе понравился? — настаивала Гермиона. Мистер Грейнджер задумчиво прожевал кусочек печенья и запил его чаем. С лёгкой улыбкой посмотрел на дочь. Та напряжённо ожидала ответа, шутка про волосы не слишком её отвлекла. — Кажется, я могу ему тебя доверить. Тугой комок в груди у Гермионы распался, обнажая безудержное счастье. Облегчение накрыло её с головой, и горячая благодарность едва не разорвала рёбра. Она просияла и пожала ладонь отца. — Спасибо. Это для меня важно. Это правда было важно, чтобы родители, особенно папа, приняли её новую жизнь. И человека, который направил её в эту новую жизнь, с которым она была так прекрасно счастлива. — И для меня тоже, — серьёзно сказал отец. — Всё в твоей жизни для меня важно, дорогая. Прямо за окном ярче разгорался уличный фонарь, а Гермионе казалось, что это свет надежды. Надежды на возвращение всего хорошего, что было у неё когда-то давно, до Волдеморта и его Пожирателей, всего, что сделало её такой, какая она сейчас. Папа принял её новую. Он, наверное, поймёт и простит её прегрешения. И мама тоже, она тоже должна понять. Они не могут просто потерять друг друга, ведь они семья.***
Гермиона прислонилась к косяку, держа в руках чашку чая и наблюдая за отцом. Без миссис Грейнджер сборы ему не давались, но он упорно продолжал паковать вещи, отчётливо видя, что рубашки лежат не так плотно и удачно, как раньше. — Давай помогу, — в третий, наверное, раз предложила Гермиона. — Я почти закончил, — откликнулся мистер Грейнджер. Гермиона не стала спорить, а с удовольствием отпила чай - чёрный, с бергамотом, их с папой любимый - и на пару секунд прикрыла глаза. Ночью она несколько часов лежала без сна и смотрела в потолок. Дышала полной грудью, чувствовала знакомые запахи собственной комнаты: запах кондиционера для белья, которым всегда пользовалась мама, запах книг, запах собственного тела и шампуня... И всё же нос не находил такого нужного тёплого тяжёлого запаха, и, хотя мозгом Гермиона понимала, что Чарли здесь не может пахнуть по объективным причинам, каждый вздох вызывал беспокойство и раздражение, а затем и новый вздох - глубокий, в надежде вернуть привычное ощущение. Бесполезно. А тёплое пуховое одеяло было совсем не похоже на тонкое одеяло в Заповеднике, и рядом не было горячего бока Чарли, не было его тяжёлой руки и вечного вопроса “где ты тут?”, после которого он сгребал её в объятия, как плюшевого мишку. Насколько странно оказаться в родном доме и чувствовать себя потерянной без мужчины, с которым вместе всего несколько месяцев? Мистер Грейнджер, наконец, закрыл крышку чемодана, застегнул и повесил замочек. Довольно осмотрел дело рук своих и сверился со списком необходимых вещей на тумбочке. — Вот и всё. Теперь переоденусь и совсем готов, — улыбнулся он дочери. Гермиона ответила на улыбку, но сказать ничего не успела - с первого этажа раздался звонок. Мистер Грейнджер усмехнулся и махнул на дочь рукой. — Иди, встречай, я подойду позже. Гермиона мгновенно исчезла в коридоре и быстро миновала лестницу. Оставив чашку в кухне, она бросила мимолётный взгляд на себя в зеркало в прихожей: выглядела она вполне пристойно. Мельком глянув в глазок, Гермиона дёрнула на себя дверь. — Привет, — улыбнулся Уизли. Чарли шагнул внутрь, и Гермиона, толкнув дверь, почти упала ему на грудь, обвивая руками и утыкаясь в шею. Ей сразу стало тепло и уютно, и окружающий воздух перестал быть стерильным. Она почувствовала прикосновение его щеки к волосам, и это почему-то вызывало облегчение. Определённо, она зависимая. Но её это устраивало. — Привет, — она подняла лицо, встречая взгляд голубых глаз и рассматривая улыбку, которой так не хватало… Целый один день. — Папа собирается, скоро спустится. От поцелуя у Гермионы перехватило дыхание и дрогнули колени. Недавний разговор с папой, кажется, окончательно утвердил её в выборе. Она зарылась пальцами в рыжие волосы, совсем не казавшиеся ей слишком длинными, и привстала на носочки, чтобы оказаться ближе. Поцелуй к её сожалению не затянулся, Чарли отстранился, и Гермиона отступила, позволяя ему снять пальто, а потом повела в гостиную. К этому времени мистер Грейнджер уже спускался вниз, весело приветствуя гостя. — Чарли, рад тебя видеть. — Здравствуйте, мистер Грейнджер. Они пожали друг другу руки, а Гермиона ретировалась на кухню за подносом с чаем. В груди плясали солнечные лучи, на лице блуждала улыбка. Гермиона не могла бы самой себе внятно объяснить, что с ней происходит и почему присутствие Чарли так на неё влияет - у неё было мало опыта в таких вопросах, а книгам по понятным причинам она доверять не могла. Любовные романы грешили преувеличениями и излишней экзальтированностью героинь. Хотя, что и говорить, Гермиона и сама сейчас была весьма экзальтирована. Возможно, даже слишком. Главное, чтобы никто не заметил.***
Проводив мистера Грейнджера, они отправились прогуляться. Гермиона захандрила, и Чарли, почувствовав это, аппарировал их в центр, на набережную. Он рассказал последние новости из Норы, расшевелив Гермиону рассказом о том, в какой священный трепет была повергнута Флёр, узнавшая, что она станет крёстной малыша Альберта, и какую бурную деятельность по подготовке к крестинам она развела, что Билл насилу успокоил её резонным напоминанием о том, что это состоится не завтра и даже не через неделю, в конце концов, Лаванда с сыном всё ещё оставались в госпитале. Чарли и Гермиона взяли кофе и устроились на скамейке, глядя на волнующиеся воды Темзы. Здесь было тихо и спокойно, редкие прохожие степенно кивали встречным головами, что-то обсуждая и любуясь пейзажами. — Я люблю Лондон, — сказала Гермиона. — Раньше мы с родителями часто здесь бывали, а когда я стала старше, то уезжала сюда сама и много гуляла. Чарли молчал, внимательно слушая её, и Гермиона, чуть подумав, решила высказать сразу всё, что успела надумать за это короткое пребывание в Британии. Хотелось расставить все точки над i, в том числе и для самой себя. Если она в чём и была уверена, так в том, что Чарли в любом случае отнесётся с пониманием. — Я больше не чувствую себя здесь как дома. Ни в Лондоне, ни дома, извини за тавтологию. Всё мне знакомо и дорого, но это больше не мой дом, не моё место, понимаешь? Гермиона повернулась к Чарли, и тот кивнул, едва видно улыбаясь. Он откинул ей с плеча волосы, коснувшись щеки, и Гермиона прикрыла глаза, наслаждаясь простой лаской, которая значила для неё гораздо больше любых слов, какие ей мог бы сказать кто-то другой. — Ты нашла своё новое место? Гермиона кивнула. Возможно, то место, что она считала теперь своим, не будет таким вечно - в конце концов, её жизнь не в первый раз закладывает оглушительный вираж и кардинально меняется. Но сейчас она ощущала себя счастливой и знала, где она нужна. И она знала, что Чарли это тоже знает. Они выкинули стаканчики и продолжили прогулку. Гермиона указывала на кое-какие из достопримечательностей, рассказывая о них. Чарли, выросший в полностью магической семье, не так хорошо знал магловскую историю. Или, по крайней мере, со снисходительностью относился к Гермиониной тяге к просветительству. Они снова остановились только напротив Тауэра, облокотившись на ограду набережной. — До сих пор не понимаю, как можно использовать одно и то же место как тюрьму и резиденцию одновременно, — вздохнула она. — Представляешь, будущий король или королева проводили здесь ночь перед коронацией, и здесь же обезглавливали врагов короны. Регулярно. — Не представляю, — фыркнул Чарли. — Но кто их разберёт, откуда берутся традиции? — он коснулся её ладони и нахмурился. — Замёрзла? Гермиона, которая наивно решила, что перчатки ей сегодня не понадобятся, задумалась, глядя на свои замершие покрасневшие руки. Если ей и было холодно, то она, похоже, перестала это чувствовать. — Ты же меня согреешь? — улыбнулась она. Чарли рассмеялся, потом посмотрел на Гермиону ещё раз и хитро улыбнулся. — Всегда к твоим услугам. Он взял обе её руки в свои и потянул в карманы своего пальто. Гермиона с готовностью придвинулась ближе, обнимая его, с удовольствием вдыхая его запах и устраивая действительно озябшие ладони в карманах. Правда, в одном из них что-то было. Гермиона не собиралась лазать по чужим карманам, по крайней мере она не собиралась их исследовать, но Чарли накрыл её ладонь своей, заставляя взять в руки этот предмет - насколько могла судить Гермиона, коробку. — Посмотришь? — тихо предложил Чарли. — Подарок? — улыбнулась Гермиона. Она чуть помедлила, потом потянула руку из кармана и выудила, действительно, маленькую коробочку. Классическую красную коробку, обтянутую тканью, которая знакома каждой девушке. Гермиона замерла. Потом, не поднимая глаз на Чарли, как во сне, открыла коробку и нашла внутри именно то, что искала. Сердце дрогнуло и забилось с утроенной скоростью. Следом за первым желанием упасть в обморок родилось желание визжать. Гермиона прикусила губу, но не смогла задавить в себе истерического восторга, улыбаясь так, что, казалось, щёки сейчас треснут. — Твой отец дал добро, — улыбнулся Чарли, когда она подняла на него сияющие глаза. — Всё вполне серьёзно. И когда только успел? — Спроси меня, — потребовала Гермиона. Чарли рассмеялся, как показалось Гермионе с облегчением, и, склонившись ниже, так, что она чувствовала его дыхание и могла коснуться его поцелуем, заглянул ей в глаза, неуловимо становясь серьёзнее. — Гермиона Джин Грейнджер, — тут он бессовестно остановился, и Гермиона пихнула его в плечо, требуя продолжения. — Выходи за меня замуж? Гермионе захотелось пищать, как пищала Джинни, когда встретила их в коридоре Мунго. Но она заставила себя принять как можно более задумчивое выражение. Не помогло, потому что Чарли хмыкнул и втянул её в поцелуй, и так зная её ответ. Гермиона быстро надела сама себе кольцо на палец и обхватила Чарли за шею, притягивая ближе, успокоенно вздыхая, чувствуя, что всё внутри наполняется чем-то лёгким и сверкающим. — У нас будет три сына? — с улыбкой спросил Чарли, отстраняясь. — Ну пожалуйста. Гермиона рассмеялась, свободно и абсолютно счастливо. Сейчас она могла бы обещать ему Луну с неба. И, честно говоря, отправилась бы её добывать. — Да. Но они будут счастливыми людьми. — Разумеется, — выдохнул Чарли ей в губы.